Курим и молчим

Игоря внизу не было. И машины его не было. Уехал, наверное, ну и хорошо, достал совсем. Володя на каких-то последних резервах перетаскал запасы наверх, отдал пару банок Павлу Анатольевичу, который и правда растрогался, вспомнив свою тётушку с такими же огурцами, закрыл машину и поднялся наконец наверх. Уже в лифте он отписал Семёнову, что только полчаса назад освободился, и получил решение не выходить завтра на работу и не отгонять машину. А потом завалился наконец домой, закрывая дверь и прижимаясь спиной к стене. Кухня теперь напоминала филиал деревенского погреба. — Не захотел доктор нас колоть, — усмехнулся Максим. — А мог бы. Знаешь, у меня такое ощущение, что он в том числе благодаря Игорю уже все понял, но принять это не готов. Вот и говорит, что мы друзья, а Игорь выдумывает. Да и ладно, нам же проще. Но Игорь!.. Ебаться, говорит, нам не терпится. Да он реально нарцисс, какое ебаться, ты после всех этих приключений еле на ногах стоишь. — Да идиот он, — выдохнул Володя, обнимая Макса. — Его на почве дефицита внимания клинит, доктор правильно сказал. Это я уже в процессе понял, что ему все равно, какая реакция, лишь бы не игнор. Он вздохнул, зажмурившись. — Весь настрой мне на лестнице сбил, сука. Я соскучился. Но у меня не было сил просто нервничать уже, я устал после дороги… Ты как? Все в порядке? — О, — вспомнил Максим, — с этим Игорем забыл совсем. К тебе приходила какая-то Лида. Брюнетка такая, больше не рассмотрел в глазок, мы через дверь разговаривали. Но вроде сказала, что вы вместе работаете. Велела передать, что она приходила, вот, передаю. — Боже, Лида? А ей-то что надо? — устало выдохнул Володя. — Если она вместе со мной работает, то я балерина. На Лиду сегодня моих мозгов не хватит, честно. Слушай, давай поедим чего-нибудь, тебе вон целую машину еды передали. А потом поговорим, а то мозги кипят, но я ел у твоей мамы перед дорогой только. Она там какие-то пирожки положила ещё и варенье… — Володя наконец отпустил Макса. — Я в душ сначала. Охота смыть сегодняшний вечер нахрен с этим Игорем вместе. Посмотри, что там с едой, а? Володя реально потащился в душ. Было непонятно, что Лиде надо? Хотя она звонила вчера, он не взял. Мысли так кипят, что хрен отдохнёшь, усталость, все навалилось одновременно. Хоть Макс выглядел лучше, что радовало. Вывалившись из душа, Володя кое-как оделся и пошел на кухню, потому что есть реально хотелось. Что ещё делать в час ночи? Конечно, загружать продукты в холодильник! А часть ещё и в морозилку, потому что обидно будет, если пропадет. Пирожки отправились в микроволновку; Володя порылся в сумке, нашел чай с мелиссой и кинул его в заварник. И почувствовал, как он реально вымотался за сегодня. До ужаса просто. Отчаянно. — Володь, — позвал его Макс, — ты чего в холодильник-то полез? Пирожки — да, но мы их потом законсервируем. Иди лучше посмотри, какой я парадный ужин сообразил. Ужин и вправду получился очень парадный: из припасов Максовой мамы только такой и выходит обычно. Отварная картошка с укропом, домашняя буженина, соленые помидоры и огурцы (их было столько, что пара банок для Павла Анатольевича погоды не сделала), варенье клюквенное и малиновое… Вот только чай Макс забыл заварить, но с этим успешно справился Володя. — Свечей и розовых лепестков, увы, нет, — шутливо развел руками Макс, — а вот все, что есть, прошу откушать! И заржал с каким-то облегчением. — Потому что я тупой, — выдохнул Володя, снова обнимая Макса. — Обойдемся без свечей и лепестков, спасибо. Было реально приятно, что кто-то позаботился о нем, просто взял и позаботился, а ещё ждал и вообще… А ещё вспомнилось, как Макс Игорю дал по морде, как там говорят, «заступился», только это была драка не ради драки, а потому что Макса достали. И Володю тоже достали. И вот сейчас вместо того, чтобы пойти есть, они стояли и обнимались. Но это было необходимо. Володя разлил чай по чашкам и всё-таки сел на диван, утягивая к себе Макса. А то так немудрено и от голода ебнуться еще. — Ты сам-то днём хоть что-то ел? — уточнил он у Макса. — А то я так слинял и ничего не подумал на этот счёт… Боже, твоя мама, мне казалось, решила собрать все, что было можно, обрадовавшись, что я на машине приехал. Душевная она у тебя. — Она очень обрадовалась, что ты меня приютил, если я верно понимаю ситуацию. Ну как же, раз денег с меня ты не берешь, то надо хотя бы вот эти… дары природы передать, — он кивнул на стол. — Мама очень уважает тех, кто помогает ее сыну. Но она такая… легковерная иногда. Она это за собой знает и нередко включает излишнюю подозрительность, вот как с тобой. А Маньку небось уже за дочку держит, это уж точно. Ну как же! Невеста! Но знаешь, Володь, — Макс уставился в чашку с чаем, — если бы ты ей сказал — «Ирина Ивановна, я, конечно, начальник и такое все, но в реальности у нас с вашим сыном любовь и все такое» — она бы, наверное, тебя еще больше полюбила. Мне так хочется думать, по крайней мере. Назвала бы сыночком и все такое. Может быть, сразу не вкурила бы, как это и почему, а когда разобралась… Она такая у меня. Не во всех областях просвещенная, но душевная, это верно. И посмотрел на Володю: — Так противно иногда, когда собственной маме ты не можешь рассказать, что у тебя в жизни и в сердце творится. Ну да ничего. Наверное, в принципе мамам не обо всем нужно знать про своих детей. А твои родители… знают про тебя? — Не всё, — дёрнул плечом Володя, поставив чашку. Голод унялся, теперь он пил чай с вареньем. — Они и не интересуются особо. Спрашивают иногда, почему не женат, а так в общем-то и всё. Я ж не сугубо по парням, Макс. Девушки тоже были, если мы в общении совпадали, но это… было нечасто. Он забрался на диван с ногами и продолжил. — Родители не здесь живут, и это… даже хорошо. Мне так проще. Им, наверное, тоже. Я не знаю… Но я бы не хотел им рассказывать про свою личную жизнь, просто потому что я знаю — не поймут. Он вздохнул и глянул на Макса. — Спроси меня что-нибудь? Мне надо структурировать эту кашу в голове. Ещё что-нибудь… — Хорошо, — улыбнулся Макс. — Расскажи, что ты чувствовал, когда меня увидел? — Смятение? Удивление? Непонимание? Я поймал твой взгляд и подумал — какие красивые глаза, понимающие, но этот человек меня не поймет, он уже не понял, что мне не нужна его девушка. А потом я всю дорогу ждал драки, можно сказать, ее добивался, а ее все не было. Я намеренно тебя провоцировал, а ты все не провоцировался. И тогда я ушел в удивлении. Много курил, много думал. Смотрел на рассвет, думал, что я ничего не понимаю. Снова ждал драки, а ее снова все не было. В общем, до меня только на дороге дошло, что мне отозвалось в твоих глазах. Отчаяние. Как у меня. И я решил, что мне хочется узнать, почему у тебя оно. Ты не выглядел как счастливый жених. Ну, а дальше ты и так помнишь. Он вздохнул, допив чай, и глянул на Макса. — Слушай, пойдем в комнату? Спина устала, лечь хочу, прямо очень. Там и поговорим дальше, если не против. — Совершенно не против. А можем и спать лечь, если ты окончательно заебался. А всякие разные подробности обсудим завтра. Ты как хочешь? В комнате был полумрак, постель уже разобрана, поэтому Макс устроился с краешку и улыбнулся: — Заползай. Я сам сполоснулся перед твоим приездом, поэтому да, не самая разумная идея была бы мне на улицу выскакивать. И… ты прав, Володь. У меня тогда тоже было такое… отчаяние. Никак я не мог понять, почему до сих пор никого не встретил. А потом на тебя посмотрел и понял: вот и встретил. Щас морду ему набью!.. Смех вышел довольно грустным, с горькой ноткой. — И знаешь, действительно у нас глаза с тобой одинаковые. Это интересно. — Очень, — отозвался Володя, прижимаясь к нему. — Я ещё подумал, что мне кажется. Потом смотрю, нет, не кажется, — он поймал Макса за руку и прижался губами. — Я поговорить хочу. Если б я мог заснуть и отключиться, так нет же, не получится. А тут ещё козел этот нервы выматывал, и не лень же ему ждать было. — Он закрыл глаза, вздыхая. — И Лида ещё. Она мне звонила вчера, но я не ответил, после статьи-то. Совсем не хотелось… До него тут дошло, что Макс не знает, что за Лида, и это ему самому понятно, а тому нет. Он даже сел на постели от этого, потому что понимание оказалось довольно болезненным, на фоне усталости, не иначе. — Лида — это невеста Матвея и племянница главреда. В общем… — он запнулся, понимая, что надо бы сказать дальше, но… блядь, почему ему до сих пор так сложно то? — Она к тебе приставала? — в лоб спросил Макс. — За это тебя сместили с культурных новостей на социальные? — Она моя бывшая, — прямо сказал Володя. — И она ушла от меня к Матвею год назад. Ну и рубрику забрала тоже, потому что на спортивные мероприятия ей было ходить скучно. Он выдохнул, понимая, как дико это звучит. И ещё хуже ощущается. — Откуда ты знаешь, что меня сместили? — внезапно спросил он. — А, хотя, это, наверное, очевидно… — А я когда тебя увидел, подумал: что за хлыщ такой приехал? Ну вот никак ты не вязался со всеми этими полями-огородами и прочими социальными событиями. Тебе бы, подумал я, про рок-группы писать… а у меня еще билеты были как раз, и Манька сказала — лучше бы на Стаса Михайлова взял, и… и понравился ты мне… а я, как дурак… Он вздохнул. — Ну черт с ней, бывшая и бывшая. У меня вон настоящая есть, она же тоже никому тут не мешает. Кстати, я спросить хотел… но сейчас про Лиду: Володь? А ты до сих пор… к ней тянешься? — Сложно тянуться к тому, кто вроде ушел, но иногда приходит, когда что-то надо, а потом делает вид, что тебя нет, — Володя усмехнулся. — Вы идете по одному коридору, а она делает вид, что тебя нет. Я не знаю, что тебе сказать, Макс. Мне было больно, мне было дико больно, и это, наверное, единственное, что я чувствовал этот год. Больно, потому что с Лидой все завязалось на общении. Взаимном, как мне казалось. Но потом ей стало скучно. Если бы мы поговорили нормально, я не знаю… — Он махнул рукой. — Она просто поставила меня перед фактом. После дня рождения. Вот буквально. День рождения со мной провела, а наутро сказала: «Я ухожу. Мне с тобой скучно, ты должен был сам понять, что-то не так». Что я должен был… Ну, а через пару дней мне сказали, что меня переводят. Дикая смесь какая-то. Она достаточно хорошо меня изучила, чтобы манипулировать, первые несколько месяцев я ещё на что-то надеялся… А потом… Потом стало просто больно, без надежды. Как будто… Я не знаю даже. Как будто я, лично я сам не интересен никому и никогда не был интересен. Дикое чувство. На работе пару месяцев шепотом разговаривали, типа жалость, а потом сделали вид, что ничего не произошло. Я иногда пишу статьи в культурную колонку, когда Семёнов прибегает, самому противно от своей слабости, другой бы послал уже, но я культуру люблю. А тут ещё и платят. С Матвеем вообще нейтралитет, он не в курсе, что произошло, как я понял. Ему вообще не особо дело есть до чего-то. А мне дико было. Потому я и с Игорем связался. Дыру заткнуть. Ну и не помогло это… — Володя закрыл глаза, чувствуя, что не может больше ничего говорить. Но и молчать он тоже не мог. Лида не маячила в его жизни три месяца. И тут объявилась. И он не знал, что по этому поводу чувствует, кроме все той же самой боли. — Максим, — позвал он. — Скажи что-нибудь?.. — Я думаю, Володь, — честно признался Макс. — Потому что мне сейчас внезапно стало очень паршиво. Я думаю: почему, почему меня не задел этот Игорь, почему меня не смущает, что у меня самого есть невеста? А наличие Лиды очень сильно задело? И знаешь… Наверное, я понял. Игорь — ну он такой же, как мы. Ну… в смысле, что он не женщина. Моя невеста — тоже по большому счету не женщина, а просто ширма. Меня как к женщине к ней не тянет. А Лиду… Лиду ты любил. Женщину любил, понимаешь? И вот… Как бы это сказать? Всегда остаётся вероятность, что легитимные правильные отношения победят неправильные. Может быть, ты захочешь детей. Может быть, ты захочешь перестать прятаться от коллег. Но… Может быть, не зря ты все время приговаривал — как девчонка. Прости, я чушь несу, наверное. Это все таблетки, от них голова дурная. Володя резко повернулся к нему. Даже в темноте он чувствовал, что на него смотрят. И смотрел в ответ. — Я хотел детей. И жениться хотел. Не потому что она женщина и это правильно. А потому что у меня была иллюзия, что меня понимают. Иллюзия доверия была. И когда я понял, что это была лишь иллюзия — это было самое больное. По факту, Игорь и то честнее, я хотя бы знал, что он мной пользуется. Я влюбляюсь не в пол, Макс. В людей. И да, я ее любил, врать не буду, тем больнее мне было. А про девчонку… Знаешь, это другое. Совсем другое. Наше личное. Но что уж тут, — он принялся вылезать из постели. — Не надо было мне это говорить все… Извини… В детстве Макс читал всякие книжки, где было написано, что у кого-то из героев «словно земля ушла из под ног». Он все не мог понять, как это? И вот сейчас наконец понял. — Не надо, Володь, — сказал он ровным голосом. — Ты ложись, тебе отдохнуть надо. Я в рабочей комнате на диванчике посплю. А завтра уже буду думать, где перекантоваться. Спасибо, что документы привез. Если, конечно, ты… не передумаешь меня на работу брать. Или… я не передумаю. Прости, что я в это полез. Не мое это собачье дело. Он встал и ушёл в кухню, и там уставился в темноту за окном. Хотелось уйти прямо сейчас. И больше никогда не возвращаться. Володя закурил. Закурил прямо у открытого балкона, потом бросил, затушил все нахер. Молчать надо было, молчать, не вываливать ему все на голову, причем здесь он-то, к твоим проблемам. На душе было отчаянно паршиво, он закурил снова, но понял, что не может. Не может, пока Макс торчит там у него на кухне. И поперся туда, потому что невозможно было уже. — Максим… — позвал он. Прикоснуться бы, так оттолкнет ещё. Непонимание, общее тотальное непонимание. Нужно было что-то сказать, нужно было подобрать слова, но их упорно не хватало. Совсем-совсем отчаянно не хватало. — Не надо уходить… — все-таки выдохнул он, и это все, что сейчас получилось. — Знаешь, Володь, — негромко сказал Макс, — был у меня в армии друг. Любил он девушку, и она его любила. Как он дембельнулся — в ЗАГС пошли, заявление подали. А потом кто-то умный им возьми да скажи: сейчас, мол, модно перед регистрацией брака медицинское обследование проходить. Они и прошли. И выяснилось, что девушка не может детей иметь. Друг мой тогда сказал: а я все равно на ней женюсь, люблю и точка. Поженились. Года три так прожили, а потом он переживать начал. Отцовская реализация зачесалась у него. Вожжа под хвост попала. К тому же все вокруг так и лезли — а чегой-то деточек у вас нет? Тьфу. Ну, в общем… подал он на развод и ушел к другой. Она ему буквально через полгода родила: то есть он еще до развода любимой жене своей изменил. Ну да ладно. В общем, у него новая семья, а она… Он переглотнул, плечи дрогнули: — От рака сгорела. Одна. Я ездил, помогал, маманя уж подумала, что я сам на ней жениться хочу… а я и предлагал, кстати. А она ни в какую: люблю его, говорит, и все. А он в своей новой семье, трое спиногры… кхм… трое детей у него, рад до усрачки… в общем, доволен очень. А ее через полгода не стало. Врачи говорили — так бывает, поздно заметили, а мне до сих пор кажется — ушла она, потому что хотела. Он еще раз дрогнул всем телом и обхватил себя руками. — Сто лет я эту историю не вспоминал, а сейчас вдруг… всплыло. Странно, да? Извини, я не знаю, зачем я это тебе рассказываю, но… Он резко обернулся и сказал: — Страшно мне. Володь. Когда я там… на сеновал тебя звал, и думать не думал, что… привяжусь так. Отдаться тебе мечтал… как девчонка, ага, ты вот говорил вчера — перебирайся ко мне. Вещи вон мои привез. А как дальше жить и знать, что на бомбе сидишь? Что в любую минуту может появиться баба… женщина, и все закончится? Только потому, что тебе детей захочется, и пойду я на три веселых буковки, просто по определению. Или ты будешь жить и мучиться, тоже нафиг это надо. Прости… я правда не знаю, что сейчас делать. Но прогноз у меня, с учетом наличия этой Лиды… очень неутешительный. — Да с чего ты, блядь, решил, что я тебя пошлю куда-то, а! — не выдержал Володя, чувствуя, что он больше не может молчать, не может слушать это все, что ему ещё и приписывается, не может. — При чем тут дети? При чем тут, мать ее, Лида? Если б я хотел с ней что-то дальше иметь, я б сейчас уже давно ей звонил, как только ты мне про нее сказал, не находишь? Я бы вообще никуда не ехал, если б не хотел, чтобы у нас что-то было! С чего ты решил, что я сразу переключусь, как только «кто-то более подходящий замаячит на горизонте»? Тебе на меня не плевать, я это чувствую, так и мне на тебя тоже! Макс! Не в женщинах дело и в детях, понимаешь! Да услышь хоть ты меня, блядь, я не могу больше кричать в пустоту! Он закрыл глаза ладонью, прижимая, до цветных кругов, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и он просто позорно заревет от всего этого нахрен… Было больно. Было очень больно, решения никак не находилось, не находилось… а потом нашлось. Макс даже сам удивился: что, все так просто? Наверное, да. Он обернулся. Посмотрел на сжавшегося Володю. Шагнул к нему. Взял его за плечи. И сказал: — Посмотри на меня. А потом взял его лицо в ладони с обеих сторон — и поцеловал. Не резко, не сильно, не прикусывая — решительно и нежно, прижимая к себе, поглаживая по спине, глотая его дыхание. У самого горло перехватывало, но он целовал и целовал, а потом прервался, хватанув воздуха ртом, и выдохнул: — Володька. Я не знаю, что я буду делать, если тебе приспичит стать отцом, но обещай, что ты мне никогда не будешь врать. И я тебе не буду. Потому что самое страшное для меня в отношениях — это когда партнеры друг другу врут. Любую проблему можно решить, если говорить о ней. Через страх, через боль, через сомнения — но говорить. Потому что доверяете друг другу. Вот если ты сможешь так… давай рискнем. Секунды казались Володе долгими, пока его вдруг не коснулись горячими руками, так что он даже вздрогнул от неожиданности. Больших усилий стоило убрать ладонь и глянуть на Макса. А потом едва не задохнуться своим же воздухом, когда его поцеловали. Он даже не сразу нашелся ответить, чувствуя, что у него действительно потекли слезы, а Макс его чувствует и целует. — Я тебе и не врал, — тихо ответил Володя, когда его отпустили. — Почему ты не думаешь, что мне тоже страшно, что ты куда-то уйдёшь? Что тебе тоже чего-то захочется, чего не смогу тебе дать я? Почему, Макс? Я не могу врать тебе, иначе бы я промолчал сегодня, и все бы было нормально… — Он усмехнулся, чувствуя, что ревёт, но продолжил. — Мы не можем дать друг другу гарантий, официальных, законных, кроме собственных чувств и отношений. Но это не значит, что все ненастоящее, слышишь? — Володя поймал его за руку, переплел пальцы. — Обещаю тебе. И мне реально нужно знать, что мы можем обсудить все возникающие вопросы, потому что догадываться, что что-то не так… я просто не выдержу. — Ты прав, Володь, — кивнул Макс. — Я сам не понимаю, что меня так растаращило. Да, в самом деле: а если мне приспичит стать отцом? Да у меня еще и возможность была! Чуть не женился! Прости, — он обнял Володю, прижал к себе. И постоял так. А потом сказал: — Пойдем обратно в кровать? Или как? И да, кстати о жене и детях, я спросить-то хотел: ты что-то говорил о том, что моя невеста с тобой сюда ехать собиралась? — Собиралась. Она даже с чемоданом пришла и заявила «я с вами поеду!» — Володя обнял его в ответ, вытирая лицо о собственный локоть. — Я спросил ее, где она будет жить. Она заявила, что с тобой. И тогда я спросил, что скажет ее родня, если узнает, что она поехала в город жить в квартире с двумя мужиками. И на этом она заистерила на тему «а что если он себе там кого-то найдет?» А потом пожаловалась, что «выходить то замуж больше не за кого, все придурки». А потом начала спрашивать, есть ли у меня жена. Ну в общем, в город хочет девочка. И замуж. Мне было сложно, честно, но я сохранил невозмутимый вид, сказав, что сюда она не поедет. Пока замуж не выйдет точно. А потом твоя маменька пришла и ее шугнула, чтобы она ко мне не приставала. Он чуть-чуть помолчал и добавил, чувствуя, что он внезапно замёрз: — Пойдем в кровать, да, а то как-то вообще что-то… — Пошли, — кивнул Макс. — Но Маня! Ну, Маня! Деловая колбаса, блин. Вот я бы ее с Игорем познакомил, такая бы была реакция! Он засмеялся, потому что внезапно пришло облегчение. И ощущение, что все вернулось. А еще он почувствовал острое желание именно сегодня… кхм, но нет, ну вот только этого сейчас не хватало. — А можем и познакомить, — отозвался Володя. — Может, она от тебя отвяжется. А он от меня. Они вернулись в постель, он перед этим закрыл балкон, который так и бросил, когда ушел за Максом на кухню. Было холодно, пришлось забираться под одеяло, а там уже прижаться друг к другу. — Какие же мы с тобой долбаки, Володь, — улыбнулся Макс, когда они уже забрались в кровать. — Ну ты ладно, ты с устатку, а я по болезни. Не очень хорошо себя чувствовал днем, если честно. Наверное, волновался. Спать пробовал, не вышло. Так и прослонялся весь день. И этот, блин, козел! Реально всю романтику сбил. А потом в воспоминания ударились. Он зарылся пальцами Володе в волосы: — Ты же не мог мне всего этого не сказать. Именно потому, что не врал. А меня этим… страхом растаращило. Ох, дурной я, Володь, что делать. Выздоравливать надо.