Брак поневоле

Лань Ванцзи раскрыл двери цзинши перед своим молодым супругом, пропуская того внутрь. Когда Вэй Усянь оказался в помещении, то сразу же окинул его оценивающим взглядом, ведь, как он понял, ему здесь предстояло жить. Первым делом тёмный заклинатель обратил внимание на кровать. Она показалась ему симпатичной. Большая, по всей видимости, мягкая. Ладно, пусть от навязанного ему брака будет хоть какая-то польза – есть возможность спать в человеческих условиях. Усянь обернулся на стоящего позади супруга и сощурился, видя, как тот оставил свой меч в стороне и уже принялся развязывать верёвочки своего свадебного ханьфу. – Спасибо, что проводил. Свободен! – язвительно бросил Старейшина Илин. – Иди к себе, я устал, я буду спать. – Это и мой дом тоже. – с абсолютно невозмутимым выражением на вечно каменном лице ответил Ханьгуан-Цзюнь. – Не понял сейчас! Снежинка, ты что, со мной ещё в одних покоях спать будешь? Не-не, дорогой, к такому меня жизнь не готовила! Не собираюсь я делить ни ложе, ни дом с другим, абсолютно чужим мне мужиком. Иди отсюда! Нет отдельного жилья – спи на коврике у двери, разрешаю, так и быть. Но я сразу скажу, чтобы тебе и не думалось: сожительствовать с мужиками не собираюсь, и не надейся, а тот факт, что я омега, никак тому не поспособствует, уяснил? А теперь вали! – Но я твой супруг… – кажется, этот гусуланьский петух начинал злиться, хотя выдержка у него была железобетонной. – Ты своё супружество себе можешь знаешь куда засунуть? Не стану я с тобой союзничать, да и всё тут. Убирайся! Сколько раз говорить?... Ай, нет, отпусти! Вэй Ина больно схватили за запястья и сжали стальной хваткой. Лань Ванцзи всегда отличался благовоспитанностью и добропорядочностью, но поведение его молодого супруга переходило всякие границы дозволенного. В большинстве кланов, да и среди простых жителей деревень, имелся обычай: омега – существо, не имеющее право на собственную жизнь. Они были рабами. Рабочей силой, да и только. Их могли обменять, продавать, проиграть, можно было убивать и никакой закон не вставал на защиту несчастных. Омега – раб. Они нужны лишь для того, чтобы чуть ли не каждый год-полтора рожать детей своему супругу, которого более подходяще можно было бы называть хозяином, а то и целому семейству. Да, в некоторых семьях заводился только один омега и все альфы, что живут в доме, попросту пускали их по кругу. Вот, к примеру, есть у одного отца пять сыновей альф, приглянётся родителю какой-нибудь омега, ну он его и выкупит для них, чтоб тот наследников наплодил, да и богатство из дома не ушло, если дети вдруг женятся. У кого-то было всё по Божьим законам. Муж и жена, так сказать. Одному альфе — одного омегу. Но и тут второй не имел никаких прав. Если бы супруг вдруг убил омегу, опять же, никто б его не покарал за это. Так же альфа имел право развестись, если его вторая половинка не может произвести на свет кого-то, кроме себе подобных. Омеги не были в почёте. Также они были нужны, чтобы следить за хозяйством, да и только. Мужу ноги омывать, удовлетворять по первому требованию. А ещё их били. Очень сильно били практически всегда. За малейшую провинность. Даже если мужу не понравится взгляд, если он вдруг не увидит в нём любви или недостаточно нежности, то и за это можно было отхватить по самые уши. В Гусу Лань такого не было издавна по одной простой причине: омеги рождались в роду главы клана. Дед Лань Сичэня и Лань Ванцзи, отец Цинхэн-Цзюня и Лань Цижэня был единственным наследником рода, да к тому же, омегой. Он не мог править орденом, поэтому его выдали замуж за альфу, однако, как какой-то полукровка, хоть он и благородный альфа, может кошмарить Первого человека клана? Вот и довелось, что в этом месте омег начали чтить. Да и сынок Лань Цижэнь… Дети в этом семействе были холеными и любимыми, поэтому сыночка омежку никто не стал выдавать замуж насильно. И не зря. Потому что своим холостяцким положением он вон скольких альф вокруг делал счастливыми, не счесть! А так что? Тух бы там с одним. Лань Цижэнь же прослыл главной блядью всея Гусу Лань, который, если ты ему, конечно, не друг и не родственник, а другом его можно стать даже просто за имение привлекательной, в его понимании, внешности, даст в жопу раз за чисто символическую плату. К примеру, с ним можно было рассчитаться парой папирос. Правда, куревом он брал по молодости, по глупости. Сейчас же, с годами, переосмыслил всю свою жизнь. В один момент местный лекарь напугал Цижэня раком лёгких, а раков он боялся после случая на речке. Весёлый и задорный Лань Цижэнь отправился купаться тёплым летним деньком в компании Цзян Фэнмяня. Плавали они, по всем законам неприличия, голышом. И, собственно, нарвался на неприятности гусуланьский старейшина. Укусил его рак за…нос. Да сильно так укусил, чуть самое важное не оттяпал. – Отпусти меня! – зарычал Усянь в лицо Лань Ванцзи. – Отпусти, отпусти. Отпусти! Я не дамся тебе, я не хочу! Не смей меня принуждать! Тёмного заклинателя уже начали подпихивать к опасно близко стоящей кровати. Нет, неужели его первый в жизни секс будет насильным? Неужели этот Лань Пидарлань вот так просто его завалит тут и отдерёт как девку не тяжёлого ума и поведения? А ведь они уже и упёрлись в кровать. Стоит ещё немного поднажать и… Супруги свалились на мягкую перину. Вэй Усянь шумно выдохнул, словно при падении из него вышибло весь дух. Ну, всё, пиши пропало. Сейчас его продырявят и… Да что он, слабак какой или чего с ним? Старейшина Илин не привык сдаваться без боя и даже в бою всегда держал марку, пытался оправдать имя, данное ему строптивым народом, через одного грамотным. Не стоит пускать слишком много воды. Если коротко, то Лань Ванцзи, по итогу, вместо жаркой первой брачной ночи с течным омегой, которого назвать таковым можно было не из-за физиологического процесса, а из-за ярого желания, получил по ебалу собственным же ботинком, когда, завалив супруга в койку, попытался стянуть с него нижние штаны. А ещё его такой отборной руганью окатили, что у заклинателя уши завяли, и он добровольно ушёл спать на коврик перед дверью цзинши.