Ветер, рождённый взмахом топора

Му Цин был голоден до боли в желудке, и пускай вкус еды его сейчас не особо заботил, но рис точно забыли посолить. Иначе почему он на вкус как бумага, а привычный тёплый и суховатый запах пропал, став таким пустым и неинтересным, словно в пиале уголь? Порция стремительно уменьшалась, а осознание того, что это его последний завтрак в месте, в котором он прожил всю свою жизнь, впивалось и разрасталось. Здесь не было места семейной и домашней привязанности, скорее, это была въевшаяся и вынужденная привычка. Лишённый своего места и постоянной еды, он определённо не мог назвать себя счастливым, но Му Цин даже и не задумывался, что может стать хуже. Впереди сплошная туманная неизвестность: больше не будет ни вонючего сырого погреба, ни строгой госпожи У, ни холодного презрения, жизнь наполнится новыми запахами. Была только маленькая деталь, портящая всё. Весь его мир ограничивался приютом и редкими посещениями рынка, все знания были из книг, большинство из которых были детскими. Му Цин был абсолютно не готов к жизни вне своего привычного погреба. Получив свободу, о которой он и не мечтал, юноша осознал, что его заполнил хлёсткий, словно потоки ветра, страх. Чуньхуа, ожидавшая, когда он закончит, заметила, что пиала опустела, но Му Цин замер, смотря в никуда пустым взглядом, сидя с идеально прямой спиной и сжимая руки в кулаки. Она плохо понимала и знала его, столько прожили бок о бок, но так и остались чужими людьми, ничего кроме места жительства их не связывало, и косвенно она была в этом виновата. Только Чуньхуа считала, что чувство вины глупо и неуместно: разве что-то бы изменилось от её жертвенности ради бесполезного и пустого блага? Добрыми намерениями вымощена дорога в ад — так ей сказала жизнь, когда она попыталась защитить мать от пьяного вдрызг отца, а её лицо было навсегда изуродованно и испорчено. Так или иначе, она бы попала в приют, но после него у неё мог быть хотя бы крохотный шанс на удачное замужество, однако теперь ничто хорошее её точно не ждёт. Она была убеждена в этом так же, как и в том, что цвет волос Му Цина похож на пыльное серебро. Чуньхуа хоть и пыталась всеми силами смириться с тем, что её ждёт после, но даже в публичный дом ей дорога была закрыта. Она очень надеялась, что госпожа У позволит ей остаться в качестве помощницы. Девушка всегда была слабой и миниатюрной, кроме изящного стана ей нечем было похвастаться, но разве полевые работы терпят таких? Ей, скорее, нужно было родиться дочерью знатного чиновника и купаться в шелках. Неизвестно, произошла ли ошибка или это карма, но сейчас она сидит в старом, ветхом, болотного цвета ханьфу, продуваемым ветром, а волосы её убраны в два пучка, и на голове нет желанной тяжести заколок, на ней ни единого украшения и ни грамма пудры. Она щёлкает у него перед глазами и вскакивает, нетерпеливо потянув его за рукав и не дожидаясь, пока его удивлённый взгляд обретёт осознанность. Даже сквозь слои одежды и несмотря на яркое солнце, у него побежали мурашки от хладности ладоней девушки, словно не человеческая рука коснулась его плеча, а сама Повелительница снегов и льда. Его передёрнуло, но девушка, поглощённая путём в лес и своими трепещущими мыслями, не заметила это. Чуньхуа постоянно забывала о своих ледяных прикосновениях, хотя получала множество визгливых возмущений и тихих вздрагиваний, но как-то не вписывалось в её голову, что она холодная, как глыба льда. Пройдя чуть дальше в лес, они поменялись местами: теперь Му Цин уверенно шёл вперёд, а Чуньхуа плелась сзади. Он был максимально сосредоточен, поэтому стоило ей слегка тронуть его за рукав, как он испуганно дёрнулся. — Почему ты такой дёрганный? — услышав молчание в ответ, она сменила тему. — А впрочем, неважно. Лучше расскажи, как это происходит? Типа ты как собака? Ему стоило больших усилий не закатить глаза и грубо не выругнуться, он лишь поджал губы и шумно выдохнул, демонстрируя своё раздражение: — Ты думаешь, я знаю, как это происходит у собак? Видишь у меня что-то от шкуры псины? — не услышав в ответ выпада, он всё же решил ответить на вопрос, ему и самому хотелось поделиться. — Это происходит само собой. Я не имею над этим никакого контроля. Почти у каждой вещи есть особый запах. Все запахи, которые ощущаете вы, я чувствую глубже и сильнее. А у людей, у каждого здесь свой запах. Хорошие запахи ещё ни разу не повторялись, а вот на рынке куча людей с омерзительным зловонием, даже те, которые повторяются, имеют разную глубину. Потупив немного взгляд и замолчав, она всё же подняла взгляд, её щеки зарделись, а губы слегка вытянулись в трубочку: — Братец Цин, а как пахну я? Услышав непривычно тихий голосок, он с интересом обернулся и приподнял уголки губ от увиденного: ещё никогда он не видел её такой смущённой. — Твой запах меняется, чаще всего ты пахнешь крапивой, иногда мятой. Она возмущённо закудахтала и надулась, словно в этом виноват Му Цин. — Крапивой? Но она же не пахнет, да и обжигает ужасно, а мяту я вообще терпеть не могу. Меня выворачивает от запаха этого отвратного растения. Му Цин с хмурой строгостью посмотрел на её насупившееся и недовольное лицо. Кажется, она была действительно раздосадована, но это не задевало ничего в его душе. Его вывело из себя то, с каким пренебрежением она относится к своему аромату, а ведь он был действительно особенный и редкий, такого сочетания он ещё не встречал. Другие пускай и пахли недурно, но их запахи были скучными и серыми. Двое юношей, которых они искали сейчас, относились как раз к таковым. До чего же просты и утомительны запахи полыни и земли, но Му Цина забавляло то, насколько они подходили друг другу, их запахи ароматы словно созданы друг для друга, и они действительно, словно ножка и шляпка гриба, везде и всегда были вместе. — Не говори так, — безэмоционально произнёс он, — ты должна ценить собственный аромат. Он уникален. Большинство людей, в основном взрослые, воняют самыми гнилостными и отвратительными запахами. Их много, в толпе иногда находиться невозможно, меня начинает мутить. Му Цин заметил, как удивлённо у неё раскрылись глаза и приоткрылся рот, словно она приоткрыла завесу тайны или увидела что-то пугающее перед собой, на мгновение в её глазах промелькнула вспышка печали, но он уже не заметил её. У Му Цина внутри что-то опасно дрогнуло, когда он снова услышал стихший голос и скользящую в нём печаль. — А-Цин, ты… — Чего? — Ничего, забудь. Сколько нам ещё идти? Не могли же они так далеко зайти, они же не такие глупые. Сделав вид, что не заметил, как она резка сменила тему, Му Цин сделал ей большое одолжение, но всё же внутри всё так и чесалось от любопытства, ему безумно хотелось узнать, что такого хотела ему сказать Чуньхуа, но также он был слегка напуган. Ему привычнее слушать крики и упрёки или просто пустую болтовню, серьёзные разговоры пугали и настораживали. Он думал, что ему совершенно нечего терять, но тревожное чувство отказывалось покидать его, сев на плечо и обхватив за шею. Но за всю свою жизнь он лучше всех овладел искусством игнорирования, ему словно казалось, что все чувства исчезали, но на самом деле они лишь оседали внутри, срастаясь. Некоторые, как мох, не имели корней и вскоре действительно забывались, но остальные прорастали деревьями, медленно разрушая ровную поверхность. Всё было в трещинах и ямах, поростало и увеличивалось с каждым годом. Му Цин совершенно не замечал этого, он предпочитал думать как можно меньше, но он не был властным императором для себя. — Не ной, сколько нужно, столько пройдём, — оставалось совсем немного, и Му Цин подумал, что всё же они кретины, ибо заблудились в трёх соснах, действительно нелепо. Чуньхуа раздумывала над тем, как они будут прощаться. Она никак не могла понять своё отношение к нему и что творится между ними. Она определённо чувствовала хрустально тонкую привязанность к нему, но её поведение часто противоречило тому, что она чувствовала, хоть причины и были достаточно ясны и важны, но это нисколько не распутывало внутренний парадокс. За всё время они не успели достаточно породниться. Чем дальше они шли, тем яснее она осознавала, что до слёз не хочет отпускать его, если бы только не этот его необычный нос, всё бы могло быть иначе. Она вдруг поняла, что смогла бы найти и возможность принятия Му Цена другими, и всё бы было замечательно, они бы смогли прожить вполне счастливо и мирно ещё несколько лет. Потом, по достижении совершеннолетия, заработали бы вместе в доме у госпожи У, поднакопив, отправились бы в свободное плавание. Они бы могли иметь такую крепкую и чистую дружбу — всегда и везде вместе. Чуньхуа смогла бы научить его искренне улыбаться, показать, что такое дружба и семья, он бы смог стать счастливым. Почему же всё так выходит? Если бы только не его секрет, всё было бы возможно исправить, но, как только госпожа У узнает об этом, она либо продаст его, либо сделает что похуже: в ней вызывает алую ненависть всё, что связанно с чем-то, что выше её понимания. Му Цин сложил руки на груди, поджал губы и шумно вздохнул, пытаясь обратить на себя внимание, но Чуньхуа впала в глубокую задумчивость, кожа лица побледнела, блеск газ заметно потух. Она перестала походить на себя и выглядела так, словно в погребе несколько суток без намёка даже на рисинку просидел не Му Цин, а Чуньхуа. Неожиданно он удивился сам себе: его кольнуло беспокойство за неё, но, казалось бы, зачем ему о ней тревожиться, они никто друг для друга, их знакомыми с натяжкой можно назвать. Они друг для друга непонятны так же, как заяц и ёж. Ему надоело ждать пробуждение Чуньхуа, словно бутона цветка, ожидавшего рассветных солнечных лучей. — Чуньхуа! Эй, ты слышишь меня? Чунь-хуа, — набрав воздуха в лёгкие, он окрикнул её, и только тогда она вышла из ступора и уставилась на него рыбьим взглядом. — Неужели госпожа Чуньхуа соизволила обратить на меня своё внимание? Ладно, слушай внимательно. Я не хочу с ними пересекаться, поэтому тебе нужно будет пройти по этой же тропинке до развилки, а там свернуть в сторону болота, они на его высохшей части. Ты помнишь дорогу? — Да… Помню. — Хорошо, — он кивнул, — думаю, на этом наши пути расходятся. Спасибо. Му Цин развернулся спиной к Чуньхуа и побрёл в противоположную сторону, но в этот момент почувствовал прикосновение гладкой кожи, заполнивший всё вокруг свежий и отрезвляющий запах мяты и отчаянную хватку на руке, слишком сильную для такой миниатюрной девчушки. На секунду ему даже показалось, что его запястье обхватили верёвкой, крепкой, но нежной, словно она из шёлка. Он удивлённо и с лёгким возмущением развернулся, всё это было и так невыносимо трудно, а она вздумала усложнить. Но всё его возмущение пропало, стоило было увидеть лицо Чуньхуа. Брови её подрагивали и изогнулись волной, её взгляд был полон отчаянного волнения и сияющей звёздным светом надежды, губы слегка приоткрылись, словно она безудержно рвётся что-то сказать, но не может. Она зажмурилась до морщинок и резко открыла глаза, схватив двумя руками его кулак, чуть поддалась вперёд и прерывисто заговорила: — Братец Му… Ты… Когда ты… Заживёшь нормально… Возвращайся за мной… Пожалуйста. Пообещай, что придёшь ко мне и мы вместе уйдём. И прости меня, пожалуйста, я сожалею о том, что не пыталась даже толком ничего сделать. В его голове набатом бился миллион вопросов, а чувства, которые он и так плохо понимал, слой за слоем накладывались друг на друга и смешивались, словно переваренный рис, превращаясь в клейкую кашу. Чуньхуа действительно думала о нём, её волновали его чувства, она сожалела, казалось, ещё немного, и она разревётся. Она смотрела на него таким чистым и верным взглядом, что казалось, что в них простирается бесконечная синева небес. Он не знал, что должен ответить на такое, не был готов. Отшутиться или проигнорировать такое он не мог, впервые он почувствовал себя настолько значимым и живым, а не дохлой и вонючей рыбой. Он отвёл взгляд, избегая столкновения с такой яркой и живой Чуньхуа, но, несмотря на это, она заметила, что руку он не выдернул, а его привычная выправка, которая появилась сама собой, неожиданно распалась, и плечи опустились. — Твоё поведение и решение более чем ясны для меня, но спасибо, что волнуешься, — он выдохнул. — Как бы я желал пообещать тебе такое, но я не могу разбрасываться словами, это единственное, что принадлежит мне, и этим не стоит разбрасываться. Не знаю, что меня ждёт после того, как выйду из леса, может произойти что угодно. Шанс, что мне повезёт и я действительно проживу хотя бы год со своими знаниями и умениями, ничтожен. Ты и сама прекрасно понимаешь, что, возможно, через месяц я просто начну загибаться от голода. — Нет, нет, нет, нет, этого не произойдёт! — она затрясла головой. — Там не только еда, но и деньги! Ты легко приспособишься, я уверена! Неважно даже, что ты не можешь смочь или не захотеть, пожалуйста, просто… Просто пообещай мне! Это же совсем не сложно. Мне будет спокойнее, я смогу мечтать о путешествиях, в которые мы могли бы отправиться, или о том, как весело нам было бы жить вне всяких бесконечных правил и страхов, только тогда я смогу думать о свободе. Мне плевать, сможешь ты сдержать слово или нет, но подари мне хотя бы призрачную надежду. — Хорошо, — он присел и, протянув руки, скрестил их мизинцы, — я обещаю, что вернусь за тобой, чтобы мы смогли стать настоящими друзьями. — Спасибо, А–Цин, — она весело рассмеялась и расплылась в нежной детской улыбке. — Не благодари меня… Сестрица! — Ты мне поверил, это стоит того! Я желаю тебе лёгкой дороги и жизни, а главное, чтобы ты больше не был одинок, как был здесь, — она потянулась и крепко обняла его, роняя слёзы в складки ханьфу. Му Цин опешил, почувствовав, как руки обхватили его спину, у него возникло острое желание отпрянуть, но руки были такие хрупкими и тонкими, что напоминали молодое деревце, а объятия — тёплыми и солнечными. Это было так дико и непривычно для него, словно его кинули в водоём с ледяной водой. Му Цин не любил прикосновения к себе по одной простой причине: он всегда ожидал грубости и жестокости, остальное было чуждо и не вписывалось в его жизнь. Такая нежность была чужой в его жизни, он не мог полностью довериться так быстро, но всё же с каждой песчинкой времени этот жесть пленил его всё больше. Он слегка вздрогнул и неуверенно сомкнул руки на спине Чуньхуа. — Зная теперь, что ты меня ждёшь, я уже больше не так одинок. — Иди, — разрывая затянувшееся обьятие, прошептала она, — нам пора расходиться, на время наши пути расходятся, но мы ещё обязательно увидимся! Му Цин приподнял уголки губ, полностью развеяв свою холодную ауру, к которой привыкла Чуньхуа, стоило ей показать свои искренние тёплые дружеские чувства, как он так изменился, словно ожидал этого. Прежде чем развернуться, он окинул её взглядом напоследок, запоминая каждую деталь, пытаясь сохранить её образ в голове на долгое время. Му Цин проговорил лишь одно, но этого было более чем достаточно. — До встречи, — девушка ответила ему тем же, и, блеснув в лучах солнца, он развернулся и пошёл прочь из леса. Дорога действительно предстояла долгой, Му Цин был плох в знании местных земель. Он был убеждён лишь в одном: в городе нельзя оставаться ни в коем случае. Госпожа У наверняка вскоре начнёт его искать. Императорская полиция точно не станет участвовать в таком деле, а значит, она обратится либо к двоюродному брату Пей Мину, который занимается торговлей людьми, а их поиски — это одно из главных его умений. Лучше всего остановиться в деревне, о которой даже Небожители не знают или игнорируют её существование, но для её поиска всё равно придётся заглянуть в город и купить карту. Вот только была одна небольшая загвоздка, которая заставила его остановиться. Му Цин часто попадал в самые пугающие и отвратные ситуации именно из-за своих тёмно-серых волос, были люди, которые и просто с интересом смотрели, но большинство хватало их, предлагало продать или вообще называло его дьявольским отродьем. Какое-то время плащ будет спасать, но что, если он неожиданно слетит из-за порыва ветра или ему придётся драться? Му Цин видел только два способа жить с ненавистными крысиными волосами. Первый и наименее приятный: выдрать их к чертям. Второй, чуть получше и надёжный до первого дождя: вымазать их в угле и саже. Здесь тоже куча недостатков, начиная с того, что легко пачкаешь всё вокруг, и заканчивая грязью на голове, но разве у него был выбор? Он спускался по склону, густая зелень осталась позади, и вместе с ней всё, что ещё несколько часов было настоящим, стало прошлым. Оглядываясь по сторонам, он заметил первые появившееся дома, люди здесь были крайне бедны, поэтому их дома были скромны, многие нуждались в срочном ремонте: если придёт сезон дождей и ураганов, то их домишки и дня не продержатся. Так казалось Му Цину, но откуда ему было знать, сколько уже на самом деле пережили эти нелепые здания и что, даже скрипя, словно плача под бешеные порывы ветра, они простоят ещё не меньше. С первыми намёками на город он почувствовал и новые яркие ароматы. Запахи свежего сена, тёплой печи, мятного чая и рисовой каши, поспевающих ягод, молока и шерсти смешивались с людскими разговорами, криками, смехом детей и лаем собак. Добыча сажи была первостепенной задачей. Красть её было сложно и опасно, ибо пришлось бы проникнуть в чей-то дом, а это слишком рискованно и не стоит затраченных сил. Поэтому, приблизившись к миловидной девушке, которая располагала к себе дружелюбной улыбкой, он обратился с просьбой. Она вызвала у девушки удивление и недоумение, которые та даже не пыталась скрыть, но с недоверием поколебавшись, она всё же отдала ему мешок сажи. Просьба выходила за рамки, в которых жила девушка, но и отказать у неё не было весомой причины. Возможно, она бы не отреагировала столь бурно, если бы Му Цин не напугал её. Большая часть лица скрыта тенью капюшона, голос — холодный, как горная река, и хмурый. Ей показалось, что если он скажет ещё хоть слово, то солнце утонет во мраке туч на несколько месяцев, поэтому она была рада отвязаться от него. Му Цин же никак не мог понять, получилось ли у него быть достаточно вежливым и выглядеть достойно. Вроде девушка без лишних вопросов отдала ему мешок, но её подрагивающая нервная улыбка шла наперекор его ожиданиям. Она резко протянула ему мешок, словно хотела поскорее от него избавиться и, если бы могла, просто бы его кинула, стараясь не пересекаться с ним ни взглядом, ни случайным касанием. Он привык к подобной реакции людей на него, но всё же за стенами места, которое язык не поворачивался назвать «домом», он втайне надеялся, что будет принят и его не будут шугаться. Он станет своим и будет равным другим. Думал, стоит выйти за пределы тюрьмы — и всё наладится. Здесь мир взрослых и разумных, глупые шутки и издевательства неуместны. В книгах часто встречались благородные и достойные герои, Му Цин принимал за истину сказки и были, забывая, что сам он вовсе не божественный воин и не благословлённый Небожителями смертный, а лишь самый обыкновенный человек. Некому было разъяснить ему, что люди часто хуже любых демонов и духов. Му Цину настолько хотелось сбежать, изменить себя и всё своё прошлое, полностью утонуть в приключениях, что он перестал замечать вонь людских душ. Волосы были тщательно и внимательно покрашены, но натяжная поверхность водоёма всё же не была зеркалом, поэтому на всякий случай он прикрыл часть хвоста плащом и направился по единственной широкой дороге в город для покупки или изучения карты в книжной лавке. Он толком и не имел представления, где именно она должна быть — всё же город не был маленьким, а спрашивать кого-то он не решался. Людей было непривычно много, большинство, словно стая рыб в реке, передвигалось в спешке, сталкиваясь плечами и ругаясь. Повсюду царил гомон, крики и смех смешались в единую полифоничную вакханалию. Казалось, что весь народ Великой Лянь слился в единый поток в одно и то же время. Му Цин растерянно озирался по сторонам, потерявшись в толпе. Он, словно листок, носимый на ветру, затерялся в разноцветном потоке водопада одежд, постоянно врезаясь в кого-то и наступая на ноги. Кто-то толкал его, и он, стараясь не упасть в ноги, хватался за чужие руки и рукава. Тысяча незнакомых запахов единой стеной опрокинулась на него. Отвратные и гниющие смешались с лёгкими и воздушными, образуя ужасную вонь, затуманивающую сознание. От такого разнообразия и резкости его чувства мгновенно потерялись, глаза и нос защипало, грудную клетку сдавило невидимыми тисками, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Толпа продолжала перекидывать его мячом из одних рук в другие. От накатившего страха и резкой паники сил совсем не осталось, тело заломило как после судороги, а ноги начали медленно подкашиваться, словно от удара под колени. Му Цин не был готов к такой смерти: быть растоптанным и задавленным толпой в первый же день. Фантомные искры боли уже возникли на кончиках пальцев, но, опустившись на колени, он вдруг ощутил не новый страх и тревогу, а облегчение прохлады. Прежде чем окончательно утонуть в потоке, он резко распахнул глаза — стойкий, сильный и манящий аромат выделялся и не терялся в пурге запахов. Му Цину на секунду показалось, что он видит перед собой буйно цветущие, белоснежные, словно первый снег, лилии с тонкими и изящными нитями запаха кашемира. Он заполнил вокруг всё, растворив в себе остальное, дурманил и опьянял, дарил эйфорию и невиданное ныне ощущение элегантности. Му Цин увяз в нежном шёлке лилий и совершенно не заметил крепкой хватки на плече, которая одним движением вытянула его из толпы. Он никак не мог прийти в себя и вернуться в реальность из этого ласкового ощущения комфорта, он словно попал в объятия и старательно игнорировал первые секунды осознанности, пытаясь ухватиться за эфемерные ощущения, но настойчивые потряхивания не прекращались, и хоть они были мягкими и вежливыми, но всё же достаточно навязчивыми. Му Цин приподнял голову и увидел перед собой юношу примерно его возраста, сидевшего перед ним на корточках. Его тёмно-коричневые, практически чёрные волосы раздувал ветер, черты лица, несмотря на возраст, были мужественны и сияли благородством, а аромат, исходивший от него, подходил ему как никому другому. Му Цин сам не заметил, когда схватил его рукав, поэтому в испуге отдёрнул руку. Хоть одеяния выглядели просто, но качество ткани и тонкая вышивка ручной работы говорили сами за себя. Ему совершенно не за что было извиняться, он и не считал, что должен, ибо он не просил ему помогать, но, зная, как могут обращаться к таким как он знатные люди просто за то, что они дышат рядом, он наклонил голову и, делая ударение на каждом слово и стараясь звучать как можно вежливее, проговорил: — Молодой господин, прошу прощения за своё неучтивое поведение и неосмотрительность. Он косо и хмуро посмотрел на затылок, но его выражение лица быстро изменилось, и лёгкая улыбка заиграла на бледных губах. — Господин, вам не за что извиняться, и звучите вы совершенно неискренне и холодно. Даже если бы камень возле ваших ног заговорил, то в его речах было бы больше слышно чувство вины, чем в вашем голосе. Му Цин оторопел от такой прямолинейности и явной насмешки над собой, ему резко захотелось разогнуться и запустить тот самый камень в эту наглую ухмылку перед собой, стерев её в кровь, но вместо этого он лишь плавно, подобно раскрывающимся под солнцем лепесткам цветов, поднялся и блеснул вежливой улыбкой, от которой, казалось, веяло морозным дымком. Всё же он был удивлён тем, что человек перед ним не только обратился к нему как к равному, но и, несмотря на усмешку, был достаточно вежлив. Но безэмоциональность Му Цина никуда не делась, даже бы если он хотел вести себя иначе, то попросту не смог бы. Взгляд ледяного господина, стоило ему поднять глаза, блеснул как разрезающее воздух лезвие меча в солнечный и погожий день. Молодой господин заинтересованно замер, ему захотелось подразнить юношу перед собой, но тот без всякого стеснения и смущения упёрто и прямо смотрел ему в глаза, прожигая его взглядом. — Вы в порядке? Все же вас чуть не затоптала толпа. Очевидно, вы редко бываете в городе в разгар дня. Му Цину показалось, что тот хочет его задеть и покрасоваться своими знаниями, ему захотелось как можно скорее сбежать от этого человека. Больше всех его раздражили лгуны, но любители рисоваться и самоутверждаться — не меньше. Полностью проигнорировав речь своего собеседника и протянутую руку, он задал лишь один вопрос: — Не знаете ли вы случаем, где книжная лавка? — он поспешно отряхивал свои одеяния, но всё же пятна уже остались на одежде. Наблюдая за его потугами и смущением, он тихо усмехнулся: — Отчего же не знаю, одна из таких как раз принадлежит моему отцу. Могу вас проводить, но прежде пригласить к себе и помочь с одеждой, кажется, вы не располагаете возможностью. Господин, вы же не из этих краёв, позвольте вам показать и рассказать. Му Цину показалось, что он сейчас задохнётся от негодования. Этот напыщенный индюк мало того, что кичился своим положением, но и откровенно насмехался над ним и его невежеством. Острое желание выплеснуть весь свой гнев кололо внутри и пыталось вырваться наружу. Но Му Цин не был дураком: человек перед ним не только богат, но и явно не лишён статуса, даже трое слуг рядом с ним выглядели куда благоприятнее, чем им полагалось. Они зорко следили за каждым лёгким движением и одаривали его холодными и злыми взглядами, напоминая тех, с кем он был с самых пелёнок. Переведя взгляд на странного богача, он только теперь смог заметить, что в его глазах плескалось летнее тепло и щенячья игривость. Му Цин удивлённо замер, пристально посмотрев на него, но его безразличие на лице ни на цунь не изменилось. — Благодарю за предложение, — он поклонился, — но вынужден отказать, так как дело моё не терпит отлагательств. Не хочу оставаться в долгу у незнакомца. — Простите, простите, моя вина, — искренне защебетал он, — привык, что моё имя здесь всем известно. Я Фэн Синь, сын губернатора Фэн Яна. Му Цин, слегка наклонившись, сделал вид, что продолжает смахивать гразь, на самом же деле он уже не выдерживал этого, и ему до чесотки хотелось закатить глаза. Этот жест не укрылся от взора Фэн Синя, и он загадочно улыбнулся. Слуги же не могли взять в толк, что их больше удивляет: странное и непривычно разбалованное поведение их господина или нахальность человека, к которому проявляется такое любопытство и внимание. — Моё имя Му Цин, прошу, просто укажите мне дорогу, — уже без заученных вежливых фраз сказал он прямо и холодно, показывая всем видом, что общество губернаторского сына ему не нужно. Разве мог Фэн Синь так быстро отпустить этого человека, который вызывал в нём столько живого интереса и любопытства. Он старался не лезть в чужие дела, но ему так хотелось сблизиться, подойти как можно ближе и снять древесную кору, в которой он спрятался. Впервые ему так нестерпимо и искренне захотелось с кем-то сблизиться, узнать и изучить. Му Цин казался ему годовалым и диким котом, который прячется под домами и в кронах деревьев, шипит и показывает когти, но не нападает. С такими котами всегда сложно поладить, но если сумеешь наладить доверие, то этот хвост будет следовать за тобой по пятам. Он улыбнулся и подошёл к Му Цину, встав с ним плечом к плечу, наблюдая за тем, как у него дернулись брови, и звенящим голосом сказал: — Ну же, господин Му, как я могу вас здесь бросить? Я настаиваю на прогулке до лавки. Он демонстративно развернулся, и Фэн Синь смог разглядеть его профиль, поражаясь тому, насколько он красив, и недоумевая, зачем он так старательно прячет его под накидкой. — Раз вы настаиваете, то я соглашусь, — не лукавя ответил Му Цин, ибо теперь он точно не знал, как ему отвертеться от назойливого общества Фэн Синя. Однако мимолетно он поймал себя на ощущении приятного тепла, исходившего от собеседника, да и всё же он был рад остаться в куполе этого аромата ещё немного.