Суккуб на аутсорсе

Копить внутри себя отрицательные эмоции Джеффри было не свойственно. Его, конечно, приучали, как и остальных детей, к послушанию, гранитному спокойствию и философской невозмутимости; впрочем, некоторые доброхоты-родственники делились историями, как один из дядюшек так долго копил в себе гнев, что в буквальном смысле взорвался и вызвал пожар, чем стоическому воспитанию не помогали. С детства Джеффри на собственном опыте усвоил, как важно вовремя выпускать пар, так как делать это приходилось регулярно: на его нервах то и дело пытались сыграть фокстрот, и чаще всего этим занимался один и тот же беспардонный кузен. Номер Кабры он набрал полуосознанно, по наитию — взвинченный беспрецедентной наглостью Арти, он остро нуждался в собеседнике, дабы от души позлословить и выплеснуть вместе с изрядной порцией яда хотя бы часть распирающих его злости и разочарования. Острая на язык коллега казалась идеальной кандидатурой. — Слушай, — как-то недобро рыкнула в трубку та, едва Джеффри договорил. — Давай завтра, а? У нас тут пицца, мороженое, плед и сериал. Я очень не хочу посылать тебя, э-э, исследовать средоточие сладострастия, ты там сам дорогу поищи, ладно? Скорости, с которой она повесила трубку, не дав ответить, могли позавидовать олимпийские спринтеры. Несколько долгих секунд Джеффри по инерции продолжал шагать, сжимая телефон в руке и хватая ртом воздух, не в силах выразить возмущение таким предательским ударом. Затем порыв ветра поднял с земли и бросил ему в лицо горсть пыли, и он остановился, чтобы сморгнуть резь в глазах; добрых полминуты потребовалось для осознания, что вокруг царит штиль, а ветер кружит только вокруг него, им самим бессознательно вызванный. Негодуя и отплевываясь, он добежал до Эджбридж-хауса и уселся прямо на ступеньки перед входом, подметая дредами выщербленный бетон. Возмущению не было предела: Кабра, противозаконно везучая нахалка, которой, в отличие от Джеффри, посчастливилось заиметь нормальную соседку, не пожелала даже пару минут своего драгоценного вечера потратить на банальное сочувствие. И сериал, и все остальное вполне могли бы подождать — а вот Джеффри до завтра ждать не мог. Некоторое время он пыхтел, поднимая вокруг себя порывы ветра и ругаясь сквозь зубы, а затем вновь вытащил телефон. Серьезные проблемы требовали радикальных решений, и разум подсказывал, что такую невзгоду, как пакостный кузен, следовало выкорчевывать с корнем — а сделать это мог только тот, кто впустил Арти в жизнь Джеффри и кто точно знал, сколько этот гад еще намерен топтаться своими каблуками по его нервам. — Алло? — голос бабушки Нэнси, как обычно, лучился радостью. — Здравствуй, дорогуша! У тебя все в порядке? Дома ничего не случилось? — Привет, — старательно сохраняя спокойствие, пробормотал Джеффи. — Нет, все… «Очень плохо и у меня, и дома», — уже рвалось с языка, но бабуля, как часто бывало, сама решила, какой длины должен быть ответ. — Вот и славно! Потому что мне сегодня ну очень некогда, милый, я в галерее у Стэнли и Бенджи на открытии выставки. Абсолютно очаровательная выставка цифрового искусства в дополненной реальности! Я не ожидала, что мальчики меня пригласят, но боже мой, какой приятный сюрприз, какая организация! Все мои дорогие друзья здесь… Джеффри отодвинул телефон подальше от уха, чтобы скрипом зубов не прерывать поименное перечисление всей снобствующей богемы, в компании которой развлекалась бабуля. Вставить в ее репортаж хоть слово о зловредном Арти и его выходках не удавалось совершенно. Более того — в какой-то момент Джеффри показалось, что стоит ему обронить это имя, как радостная Нэнси придумает себе трогательную братскую дружбу и начнет зазывать их вдвоем на свои выставки и вечера, а от отказов расстраиваться и показательно хандрить. Оттого он, торопливо попрощавшись, повесил трубку, а следом и голову — от бессилия и разочарования. Позвонить родителям, чтобы уже они вызнали у бабушки об Арти, виделось ему вполне логичным вариантом. Отец, в отличие от Джеффри, обладал на редкость искусно подвешенным языком и мог бы при желании даже помирить англичан с ирландцами; от неизбежного перемирия их отделяло только то, что в риэлторской сфере отцу платили больше. Но справиться со светским красноречием бабули ему точно не составило бы труда — и потому Джеффри, в очередной раз выдохнув, набрал его номер. После первых трех длинных гудков он полуосознанно начал считать; после шестого стал нервно постукивать пальцами по коленке и ногой по ступеньке; после десятого выругался и скорее отсоединился, чтобы не нарваться по закону подлости на внезапный ответ и нотацию. С минуту он раздумывал, звонить ли еще раз или отправить письмо, но родители отозвались сами — правда, лучше бы они этого не делали. Телефон мигнул сообщением, внутри которого обнаружилось фото с высокими бокалами шампанского на фоне живописного, как из туристического буклета, заката на море. Идиллическую картину не сопровождало ни слова, она говорила сама за себя, намекая, что доброму сыну лучше не портить любимым родителям отдых своими низменными проблемами. В последнем отчаянном порыве найти в списке контактов хоть кого-то понимающего Джеффри занес палец над номером тети Яэль, которая порой единственная из всех многочисленных родственников хотя бы выслушивала, но вдруг особенно остро осознал, что в двадцать шесть лет жаловаться ей уже было бы стыдно. Да и вообще она, скорее всего, укатила вместе с дядей Чарли в Тунис или Алжир раскапывать какую-нибудь зачарованную гробницу очередного чернокнижника — а в подземельях телефон мог и не ловить сеть. Все вокруг были заняты чем-то интересным в приятных компаниях, с неожиданной досадой заключил он. Даже мерзкий Арти вместе со Стиви и его неожиданной любовью к мелкому рогатому скоту… Кабра бы за такое нетолерантное высказывание врезала бы ему папкой с бумагами по голове, но сейчас, после предательского демарша к пледу и пицце, ее мнение значения не имело. Арти и Стиви меж тем миловались сейчас на скамеечке в каком-нибудь уютном углу парка или вовсе отправились заниматься кое-чем поинтереснее — например, реализовывать план Джеффри на вечер и ночь, полные жаркой любви, только без участия него самого. Он, всеми брошенный, забытый, потерянный, как крохотная зачарованная песчинка на дне Лужи, сидел на неудобной бетонной ступеньке в самом сердце огромного мегаполиса, и жизнь его в очередной раз не имела смысла. Уже столько раз Джеффри убеждал себя, что в упаднических настроениях нет никакого продуктивного начала. Сидеть на месте и упиваться обидой — самое бесполезное занятие, изобретенное человечеством, повторял он мысленно после особенно неудачных свиданий, ведь в мире оставалось еще много миллионов свободных юношей и девушек, и если стараться лучше, то вполне возможно среди них отыскать свое счастье. Просто этому не суждено было случиться сегодня, и Стиви оказался не тем самым. Но обида разъедала еще больнее оттого, что Джеффри уже будто начал что-то чувствовать к нему — даже в отрыве от всех этих томных взглядов и намеков таких интересных парней ему еще не встречалось. Все в Стиви интриговало и разжигало любопытство, от замысловатых увлечений до таинственной генетики… Но нет, с горькой решимостью одернул себя Джеффри, нельзя было увлекаться парнем, который с такой пугающей легкостью слился с почти идеального свидания — и значит, вряд ли захочет повторить. И ведь с ним еще предстояло работать, а с Арти вообще обитать на одной территории... При одной только мысли о новых витках позиционной войны, уже развернутой в доме, у Джеффри скрутило живот и сами собой зашевелились волосы. Ну уж нет, решил он, вскочив на велосипед и устремившись к вокзалу. Не в его правилах было сдаваться так легко. Не только у Арти в запасе имелся богатый опыт подколок, обидных шуточек и откровенных оскорблений; опыт Джеффри в боевых разрушительных действиях их предыдущей войны исчислялся годами, и, продай он так и не написанные мемуары в Голливуд, там с легкостью бы сняли еще полдюжины фильмов из серии «Один дома». Если он тряхнет стариной и хорошенько постарается, Арти съедет уже к концу недели. По пути в Хемел настроение Джеффри немного улучшилось; дорогу до дома он одолел быстрее обычного и в порыве дерзости приветственно помахал темному окну спальни кузена средним пальцем. Фантастические проекты в голове пока не складывались в однозначный план, но за ним дело не стояло. Быстрее ветра он пролетел через Лужу — только несколько брызг попало на штанины — и, оставив велосипед под пологом невидимости у террасных перил, уже привычно прошел за дом, к спасительному окну. Дергать дверь не имело смысла: вряд ли гадкий Арти успел бы вернуться из Лондона раньше, а ключа он так и не выдал, хотя бессовестно дразнил им в парке. Уже за домом, однако, оказалось, что Арти сумел ответить на дерзкий жест гораздо более хитрой фигурой, и для этого ему даже не требовалось ночевать дома. Окно, как заметил полный безмолвного негодования Джеффри, было закрыто изнутри — так плотно и аккуратно, что подобраться снаружи не было никакой возможности. Он мог бы, конечно, попытаться, но рисковать собственной шеей, сломанной после полета на землю с высоты второго этажа, не хотелось. Разбить его не представлялось возможным: после памятного урагана в зимнем саду все стекла в доме зачаровывал лично дядюшка Чарли, а отменить его магию мог только он сам — и то не всегда. Ведомый внезапным озарением, Джеффри пробрался через одичавшие, ощетинившиеся колючками заросли боярышника и терновника ко входу, ведущему с заднего двора в зимний сад, но кузен, рогатая сволочь, явно постарался не оставить ни единой лазейки: эта дверь также была заперта. Как и дверь в подвал, и ворота давно пустующего гаража — все, абсолютно все пути под родную крышу оказались отрезаны. Даже окна в башенках, куда можно было осторожно подняться по засохшим виноградным лозам, чтобы залезть в мансарду, были закрыты; взломать окно у себя в спальне Джеффри мог бы, высадив слабенькую раму, но для этого требовался ломик, который, разумеется, лежал среди инструментов в гараже. Небольшая вероятность, что зловредный Арти оставил ключ возле двери, под ковриком или цветочным горшком, растаяла как дым, стоило только Джеффри выбраться к парадному входу и тщательно обшарить все подозрительные места. Особняк, как настоящая крепость или подводная лодка с наглухо задраенными шлюзами, не собирался впускать его. Кипя от ярости, Джеффри обошел дом еще раз. Сейчас он с наслаждением взял бы Арти за голову и вскрыл замок одним из его острых рогов. Ничего не оставалось, как вернуться на вокзал и ночным поездом укатить обратно в Лондон, чтобы заночевать на работе; правда, этот маневр символизировал бы полное и бесповоротное поражение. Еще раз оглядев торец и тыльную сторону дома, Джеффри выдохнул: окно кухни, видневшееся через стекла и заросли зимнего сада, было чуть приоткрыто. Он злорадно усмехнулся и потер ладони, не собираясь прощать кузену эту брешь в обороне. Окна в саду были, как и все прочие, зачарованы на прочность; но даже самым талантливым магам, таким как дядюшка, не всегда удавалось учесть все нюансы. Металлические рамы, воздвигнутые задолго до рождения Джеффри, не стали менять даже после его урагана, так что некоторые стекла по сей день держались лишь в узких, в полсантиметра, латунных пазах. Их никто не думал зачаровывать, а магия, наложенная на стекло, на них не действовала — это знал даже Джеффри, пускай и проспал в своем полуколледже половину лекций по теории магии. Оттого, не тратя более ни минуты на рефлексию, он размял руки и полез через кусты. Возле ближнего к нему угла зимнего сада боярышник уходил в рост длинными тощими ветками, которые у самой земли давали проход к узкой бетонной полоске фундамента, окружавшей стены. Стекла здесь, в нижнем ряду, были чуть больше метра в высоту и ширину — в такой проем Джеффри мог пролезть, не прилагая излишних усилий. Нижний паз он сумел разогнуть, медленно, миллиметр за миллиметром, еще три растворились в воздухе и осели где-нибудь слоем металла. Но идея, как ни странно, сработала: стекло от легкого толчка упало внутрь и, упруго подскочив, замерло. Джеффри влез в образовавшийся проход и уже вскоре, преодолев захламленный сад и протиснувшись в приоткрытое окно, стоял на кухне, вытирая со лба пот краем своего же тюрбана. На столешнице позади него остались четкие грязные отпечатки ботинок; черта с два он собирался их убирать. Кухня буквально сияла чистотой. С безупречно отполированной плитки пола можно было есть без всяких тарелок; поверхности сверкали, как в дорогой рекламе моющих средств; курган из грязной посуды в раковине, а также его близнец на столе рядом, исчезли без следа; место немытых кастрюль на плите заняли выскобленные, как новенькие, с умопомрачительно пахнущей снедью внутри. Даже при бабуле Нэнси здесь не царил такой порядок — впрочем, и теперь ему оставалось жить недолго. Арти должен был заплатить за испорченный вечер, и Джеффри не собирался спускать ему с рук ни украденного кавалера, ни унижения со взломом. Разглядывая кухню, он прошел по ней, оставляя следы грязи и мелкий мусор, подцепленный на полу зимнего сада. Приоткрыл крышку одной из кастрюль и подавился слюной и обидой — там покоилась в пряном соусе говядина по-бургундски, по виду и запаху точно такая же, как готовила когда-то бабуля Нэнси. Коварство кузена не имело предела: он наверняка знал, как Джеффри любил ее стряпню, и приготовил то же самое, чтобы раздразнить его. Но сейчас они с говядиной остались наедине, и никто не мешал попробовать; чтоб отдать ей должное, он даже достал ложку побольше. И вовсе не его вина была в том, что соус густыми кляксами закапал на плиту, стол, ручку духовки и пол, просто Арти не стоило класть на самое видное место ложку для спагетти с мерным отверстием посередине. Духовка, как оказалось, тоже не пустовала. Внутри дожидался крупный, аппетитный на вид пирог, укрытый карамельной корочкой и невыносимо приятно пахнущий вишневой начинкой. Джеффри был не из тех, кто смог устоять бы; кусок из середины он вычерпнул себе все той же ложкой для пасты. Крошки и утопающие в сиропе ягоды попадали на пол, и часть их, пристав к ботинкам, потащилась по кухонному полу — что же, раз Арти так любил уборку, подтереть такую мелочь для него не составило бы труда. После тщательной инспекции холодильника Джеффри заключил, что коробочку со сливками кузен не закрыл очень зря: одно неловкое движение — и содержимое ее потекло с верхней полки холодильника до самой овощной корзины, пачкая все подряд непристойно-белыми каплями. При виде этой картины в груди Джеффри разлилось давно забытое, но такое сладостное чувство удовлетворения от мелкой мести гадкому кузену. Совсем как в детстве, когда, повинуясь ему, чернила в тетрадях Арти становились невидимыми и домашняя работа исчезала, будто ее и не было. Раздумывая, что бы ему хотелось на ужин, Джеффри надкусил ломоть сыра — остаток, как приличный человек, положил на место, — разобрал гроздь бананов, выбирая самый лучший, и, почистив все до единого, вернул в отсек для фруктов. Ничего не выбрав, захлопнул холодильник с такой силой, что с полки для соусов в дверце что-то выпало и наверняка разлилось. К себе в спальню он поднимался с еще одним куском пирога, говядиной, политой соусом, и одним из помилованных бананов, чувствуя, что так обстоятельно не ужинал лет этак пять. Он даже почти не оставил после себя существенного беспорядка — разворошенный ящик со столовым серебром, крошки с потеками и случайно просыпанная на пол сухая паста из шкафчика, куда он лазал за специями, в счет не шли. Если бы Джеффри был по-настоящему зол, он не оставил бы от кухни камня на камне. После нескольких минут размышлений, однако, он заключил, что время ужина еще не настало. Война уже началась, а значит, оборона от врага была важнее низменных плотских устремлений. Потому, оставив еду у себя, Джеффри первым делом отыскал ключ от собственной спальни, а затем спустился в подвал, где в мастерской при гараже раздобыл веревку, ломик и смазочное масло. Окно, чтобы не пришлось выламывать, он отпер, а веревку привязал так, чтобы в случае нужды удалось сманить ее вниз простейшими чарами; замок тщательно смазал, а ломик на всякий случай — какой именно, придумать пока не удалось, но Джеффри доверился интуиции — положил на подоконник с намерением завтра спрятать в кустах снаружи. Только после того, как часть провизии перекочевала в спальню из кладовок и кухни, он успокоился и со всеми удобствами уселся на кровати, чтобы в процессе ужина обдумать, что делать дальше. Неутихающее негодование подстрекало переходить в наступление; Джеффри мог бы, к примеру, зачаровать на кухне кран, чтобы вместо воды из него шли мыльные пузыри, или спрятать подальше в лесу кастрюли, которые Арти так любовно надраивал, или покрыть все коридоры и лестницы тонким, незаметным слоем льда, чтобы гадкий кузен постоянно поскальзывался на своих каблуках. Логика же говорила, что все идеи, приходящие ему в голову, нанесли бы ущерб дому, а не самому Арти. Выходило, что вопрос, как же выкурить вредителя, не разрушив собственное жилье, еще требовал тщательной проработки, однако после сытного ужина голова не работала совершенно. Пообещав себе обдумать это утром — а также принять душ, куда прямо сейчас идти не хотелось совершенно, — Джеффри разделся и залез под одеяло. Руки сами по давней привычке потянулись к смартфону, и «Тиндер» открылся будто бы сам собой. Он лениво пролистал десяток анкет из тех, кого либо еще не встречал, либо успел забыть, затем еще дюжину — и поймал себя на осознании, что тянется смахнуть вправо только похожих на Стиви парней. На выхваченных мельком фотографиях они выглядели вполне привлекательными; но вот незадача — стоило всмотреться внимательнее, как все, один за другим, чем-то да отталкивали. Один, с сияющим от макияжа лицом, казался до приторного манерным; другой явно приуменьшил собственный возраст; у третьего за плечами поблескивали слюдяные крылья фэйри, а с этим претенциозным и пафосным народцем Джеффри старался на просторах сети не пересекаться. Четвертый, пятый, десятый — всем парням, которых еще пару дней назад он завалил бы клишированными фразочками для флирта, теперь чего-то недоставало. Нельзя было сказать, что Джеффри на него запал — с ним такое случалось сравнительно редко, но ощущения влюбленности он знал хорошо; просто-напросто у него всего за один вечер до небывалых прежде высот выросла планка запросов к партнеру. Он почти завязал отношения с парнем гораздо более «высокого класса», чем те, кого обычно звал на свидания, и соглашаться на меньшее теперь не хотел. Все его прошлые несостоявшиеся кавалеры откровенно недотягивали; взять хотя бы того нелепого чувака в чулках, с которым Джеффри так и не переспал в прошлое воскресенье — его лицо уже стерлось из памяти, но по общему впечатлению он казался на фоне Стиви неуклюжим, неловким, несексуальным и в целом каким-то убогим. Переведя взгляд с экрана телефона на фаллический барельеф на потолке, Джеффри досадливо вздохнул. Судьба сделала ему такой прекрасный подарок, но не успел он даже развязать бант на коробке, как ее увели прямо из-под носа. И сделали это не обстоятельства непреодолимой силы, как на прошлых свиданиях, не ураганы, полицейские облавы, провалившиеся полы под кроватью или дождь из саранчи во время поцелуя. Теперь у обстоятельств имелись конкретные лицо и имя — а это значило, что Джеффри мог с ними бороться. Следующее утро встретило его уже знакомым бодрящим лязгом посуды на кухне, отчего настроение в считанные секунды перетекло из спокойного в боевое. Чутье подсказывало, что Арти оценил оставленный накануне натюрморт на кухне — значит, на первом этаже ждал очередной виток скандала. Недолго думая, Джеффри махнул рукой на приличия — в конце концов, лазать в окна стало уже делом привычным — и спустился во двор по веревке прямо из спальни. Кузен мог беситься в гордом одиночестве, а ему душевные силы еще были нужны: впереди ждал рабочий день в компании наглецов, эгоистов и пересмешников. — Он увел у меня Стиви! — вместо приветствия выпалил он в лицо Кабре слова, которые всю дорогу до Лондона крутил в голове. — Прямо со свидания! Я почти поцеловал его, понимаешь?! А он врезал мне прямо по спине!.. Кабра, которая, по-детски болтая ногами, сидела прямо на краю лабораторного стола рядом с закипающим чайником, с интересом взглянула на него, склонив голову вбок. — Стиви врезал тебе? — благодушным смешком, который сопровождал эти слова, можно было бы отравить насекомых-вредителей в целом небольшом графстве. — Может, он не хотел целоваться? — Не Стиви! — он подавился воздухом от возмущения и с такой силой рухнул на свой стул, что тот мучительно заскрипел. — Артур! Подошел и!.. Все шло так хорошо, у меня почти получилось, я уже собирался позвать его к... Ну, к нему... — И что ты сделал? — Что?.. — Что ты сделал, когда Артур тебе врезал, пока ты целовал Стиви? — медленно, по слогам, как недалекому ребенку, пояснила Кабра. — Ты укусил Стиви, и он убежал? Поцарапал нос о его очки, и он испугался крови? — Да нет же! — Джеффри возмущенно всплеснул руками от переживаний, захлестнувших его даже сильнее, чем накануне вечером. — Он ушел! С Арти! Под ручку! — Вот просто так взял и ушел со свидания под ручку с незнакомым парнем? — уточнила она своим любимым тоном сомневающегося полицейского. — Да! К скептичному тону прибавился не менее скептичный взгляд из-под полога кудрей. Кабра будто нарочно отказывалась понимать, каких масштабов драму пережил Джеффри — и по ее вине в том числе. Не она ли подначивала пригласить Стиви на свидание? — Ты что-то недоговариваешь, — заключила она вместо сочувствия и, вальяжно покачивая бедрами, пробралась на свое место с кружкой чая в руках. — Что ты натворил? — Ничего! Я жертва в этой истории, понимаешь? — вспылил Джеффри. — Я сказал, что у нас свидание, думал, он поймет и свалит по своим делам, а он начал блеять, что надо нас сфотографировать, чтобы мы могли показать детям... И еще какой-то бред. Взял Стиви за локоть и увел, как козу! — И Стиви просто так с ним пошел? — Да! — от возмущения у Джеффри сел голос, и он закашлялся. — Он сказал что-то вроде... Что его фотографировали в ванной, в крови, в песке... Не помню точно. — Так. Кажется, кое-кто вчера простудился и теперь бредит… — Кабра отставила кружку и потянулась к нему со знакомым жестом, с каким обычно угрожала стукнуть, но вместо этого нацелилась ладонью на его лоб. — У тебя жар? — Нет у меня жара! — увернулся Джеффри. — Я здоров! — Погоди, не горячись, — она успокаивающе похлопала его по руке и отъехала обратно к себе вместе со стулом. — Слушай, я, конечно, работаю тут только два года, а не шесть, как ты, но я точно могу сказать, что Стиви — самое логичное и последовательное существо во всем этом здании. Не в его стиле нести чушь про стремные фотографии и сбегать с первым встречным. А вот насчет тебя… Сдается мне, ты сделал что-нибудь позорное, а теперь не хочешь рассказывать. Ну? Что ты натворил? — Я… Я… — Джеффри, кипя праведным возмущением, шлепнул ладонью по столу, и из-под ближайшей стопки бумаг в панике выскочил, улепетывая, мелкий таракан. — Я просто хотел поцеловать Стиви! — И он сбежал? — прежним недоверчивым голосом уточнила Кабра. — Может, ты не почистил зубы? А чесночную тунику из музея ты точно не жевал за ланчем? Или он увидел вблизи твои дреды и испугался? Ты давно мыл голову? — Кабра! — он практически взвизгнул, от гнева не в состоянии сохранить достойный голос. Она должна была поддержать его, посочувствовать, а весь свой сарказм истратить на гадкого Арти, но промахнулась, как пьяная змея, и вцепилась ядовитыми клыками в и так пострадавшего Джеффри. — И вообще, откуда там взялся твой кузен? — словно прочитав его мысли, спросила она. — Ты ведь не сказал даже мне, куда вы пойдете. Он-то откуда узнал? — Я не знаю! — рявкнул он в ответ. — Может, следил за мной, чтобы нагадить! Ну конечно, он же всю жизнь так делал... Шквал из малоприятных воспоминаний из детства накрыл его с головой, и он, торопясь, проглатывая слова и запинаясь, щедро выплеснул их на невозмутимую, словно волнорез, Кабру. Как Арти, стащив у дядюшки Чарли угольный порошок для дактилоскопии, подсыпал его к Джеффри в еду и говорил, что это смертельно опасная черная плесень и что наколдовал ее сам Джеффри. Как забрался в мансарду и подвесил за окном спальни Джеффри дырявую жестяную банку, из которой любой, даже слабый ветерок извлекал инфернальные, навевающие кошмары звуки. Как подкинул вырезки из порножурналов в тетрадь, которую нужно было назавтра сдавать на проверку самому строгому, пуританской морали преподавателю… — Даже сейчас! — выдохнул он. — Он приехал и первое, что сделал — это сменил замок! Я теперь должен влезать в собственный дом через окно второго этажа, как вор! А вчера он даже это окно закрыл! Но все, понимаешь, все, что он делал до сих пор, можно было вытерпеть, а теперь!.. Он увел у меня парня прямо со свидания, понимаешь?! И не просто парня! А нашего Стиви! В которого я почти влюблен! Древнегреческая маска стоического терпения, которую Кабра изображала уже добрых пять минут, наконец треснула — сперва улыбкой, а затем настоящим и почти издевательским хохотом. — Я ненавижу его, — отвернувшись от нее, Джеффри обиженно поджал губы. — И его размалеванную рожу, и рот этот жабий... И рога в блестках... — Стой, он что, еще и фавн? — на долю секунды показалось, что Кабра прервала смех ради короткого удивления — как будто на календаре все еще царил восемнадцатый век и кто-то до сих пор поражался чужим рогам, копытам и крыльям. Джеффри испытал еще более острый укол обиды: даже не знакомых с Арти людей больше интересовала его внешность, чем гадкие поступки. — Ну… на четверть, — нехотя пояснил он. — Его отец, дядя Джонатан, на восьмую часть упырь, на четверть водяной и наполовину алкион, а мама Арти по матери фавн, а по отцу не помню... Может, фэйри. — Обалдеть! У него, получается, и рога, и копыта, и перья, и чешуя, а еще он серый и спит в гробу? — Кабра заинтересовалась так живо, словно в результате столь сложного скрещивания непременно должен был получиться японский карликовый грифон. — А фотографии есть? — Да нет там ничего интересного, обычный рогатый придурок, — отмахнулся Джеффри и, наткнувшись на требовательный взгляд, недовольно добавил: — Посмотри у меня в фейсбуке, Артур Гаттон. Кабра бодро застучала по клавиатуре, и на несколько секунд Джеффри поверил, что сумел отвлечь ее и мог теперь погрузиться в жалость к себе, неприязнь к Арти и планы, как выпроводить его из дома. Но не успел он собраться с мыслями, как его отвлек очередной оклик: — А как так случилось, что у вас такая смешанная семья? Сперва Джеффри промолчал, решая, насколько сильно он обижен на Кабру и хочет ли делиться с ней таким личным. Гордость позволила ему сопротивляться добрых полминуты; никто, однако, раньше не спрашивал его о семье и тем более не делал этого с видимым интересом. Это оказалось неожиданно лестно, и он вновь развернулся к Кабре. — Это все прадедушка Йен — начал он, не удержавшись от вздоха. — У него такое хобби — он интересуется межвидовыми браками... Ну, в том самом смысле. Ему тут же живо представился прадед — во всей красе, педантичный, сухощавый, в неизменном аккуратном черном костюме с иголочки, — который стоял за шторами в гостевой спальне и, ехидно хихикая, подглядывал в щелочку за очередным межвидовым браком. Картинка оказалась такой живой при всем неправдоподобии, что Джеффри передернулся. — То есть, в смысле, он как бы селекционер-теоретик, интересуется, что получится, если кого-нибудь скрестить, — торопливо поправил он сам себя. — Прадед тоже наполовину упырь и наполовину человек, он мне по крови не родственник, но он женился на моей двоюродной прабабушке Лэсли, водяной из нашего клана. Ну, откуда я тоже происхожу. Дядя Чарли вообще женился на пэри с Ближнего Востока. У прадеда Йена и прабабушки Лесли есть дочь, бабуля Нэнси, и она вышла замуж за алкиона. Их сын, дядя Джонатан, женился четыре раза, и все его жены были разных видов, вроде даже морская русалка была... По-моему, в нашем роду только моя прабабушка Донна ради разнообразия вышла замуж за человека. И папа тоже маму нашел среди людей. — То есть ты не просто маг-стихийник, у тебя еще и предки водяные и всякая прочая родня? Круто! — к удивлению Джеффри, в голосе Кабры появилось восхищение. — Нет, кроме шуток, это правда очень круто и прогрессивно! Я всеми руками «за» и все такое. Некоторые до сих пор не одобряют межвидовые браки, а вы, получается, уже несколько поколений так делаете… Вы ультралевые либералы? — Мы… — он замялся. — Ну, дядя Джонатан был хиппи из приличной семьи, потому любил всех и на некоторых даже женился. У прадеда Йена место в палате Лордов. А больше никто не участвует в политике… — Обалдеть, — повторила Кабра, блестя глазами. — Почему ты раньше о них не говорил? — Никто не спрашивал, — смутился Джеффри, отвернувшись, чтобы скрыть невольную улыбку. Он не рассказал на самом деле и половины примечательных родственных связей своего многочисленного семейства. Сложно было вкратце и логично изложить, что дядя Чарли на самом деле приходился родным братом жене прадеда Йена и прабабушке самого Джеффри, Донне; правда, называть прадедом и его не поворачивался язык — ему, практикующему некроманту, в сто с лишним лет не давали больше тридцати. Не удавалось уложить в короткий монолог и то, что бабушка Джеффри приходилась дальней родственницей тете Яэль, жене дяди Чарли и ее брату, и именно от нее, как говорили, сам Джеффри унаследовал свои бедуинские черты. Что подозрительная его схожесть с дядей Равидом, братом тети Яэль, много лет назад единственный раз заставила папу усомниться в маме и выложить круглую сумму за анализ ДНК, несмотря даже на то, что за полтора года до рождения Джеффри дядя Равид уехал преподавать на Ближний Восток. О том, что у дяди Джонатана было в сумме трое детей, все разного пола и биологического вида, но не все родные, тоже пришлось бы рассказывать еще целых полчаса. Впрочем, если Кабре в самом деле было интересно… — Ничего себе! Ты не говорил, что твой кузен такой красавчик! — прервал его размышления кокетливый голос Кабры. — По тебе и не скажешь… Настроение, только что балансировавшее на локальном максимуме, стремительно покатилось вниз — проклятый Арти и здесь, сам того не зная, сумел подгадить. В приступе бессильно злости Джеффри схватил со стола ближайший листок бумаги, скомкал и кинул в бессовестно хихикающую девушку — которая, к еще большему его негодованию, легко увернулась. — Эй! Я что, виновата, что он такой хорошенький? — она развернула монитор, и Джеффри хмуро уставился в него. Ну разумеется, в сеть Арти выкладывал только самые лучшие фотографии — с удачного ракурса, в самых стильных нарядах, грамотно подсвеченные и изрядно подредактированные. Томный юноша на экране в самом деле напоминал сексуальную звезду глэм-рока, а не противную рогатую креветку полутора метров в прыжке. — А знаешь, теперь я понимаю Стиви, — оценивающе цокнула языком Кабра. — Он поступил логично. Я бы тоже сбежала от тебя к Арти. — Потому что ты это пугало не видела живьем! — вспылил Джеффри, комкая в руках следующий бумажный снаряд. — Ты посмотри, какие шикарные волосы! — ловко пригнувшись, с хохотом воскликнула она. — Он хотя бы моет голову чаще раза в год!.. Когда ближайшие листки под рукой закончились, а за следующей стопкой тянуться стало лень, Джеффри сердито откинулся на спинку стула, искоса посматривая в монитор. Отчасти он, к своему неудовольствию, даже соглашался: не таким уж и страшным казался повзрослевший Арти. Он был некрасивым, но как-то по-особенному, отчего взгляд цеплялся за него, а мозг, привыкнув, начинал находить в нем какое-то странное очарование. А если он надевал чулки в крупную сетку и микроскопические шорты, то реагировать, и весьма живо, начинали и другие части тела, сосредоточенные преимущественно ниже пояса. Он недовольно одернул себя. Арти, какой бы порнозвездой он ни представал на фотографиях и в фантазиях, в жизни болезненно уязвил и оскорбил — и потому все так же оставался врагом номер один. О своем решении показать Кабре, где лежат фотографии, Джеффри пожалел практически сразу, но каждая минута из последующего получаса загоняла его все глубже и глубже в хандру: впечатлительная девушка всерьез променяла своих обожаемых грифонов на это тщедушное создание. То и дело она поворачивала монитор, чтобы показать очередной приукрашенный портрет, и отвешивала какой-нибудь новый комплимент «колдовским черным глазам», «пикантным родинкам», «идеальным бедрам». С каждой новой фразой Джеффри все сильнее укреплялся в мысли, что первым делом должен разыскать альбом с самыми позорными подростковыми фотографиями Арти. Старшее поколение считало их смешными и умилительными и точно сохранило — и теперь настала пора отсканировать их и выложить в сеть. И на каждой отметить гадкого кузена… — Доброе утро! — раздалось от дверей, и в кабинет заглянул, прижимая к груди бумажный пакет, Стиви. — Хотите лимонных тарталеток? От внезапного предложения Джеффри с возмущением подпрыгнул на месте: этот наглец еще посмел принести в бюро любимую выпечку гадкого Арти и с невинным видом всех угощать. Вряд ли такое вышло случайно. — Джеффри точно не хочет, — хихикнула Кабра, а сама потянулась к пакету. — Он сегодня такой кислый, что еще немного — и у него будет изжога. Я возьму его пирожные. Стиви с вопросительным взглядом развернулся к Джеффри, но тот, сложив руки на груди, демонстративно покачал головой и уткнулся в монитор, по которому плавала абстрактная разноцветная заставка-медуза. — Могу ли я поинтересоваться, как твои дела? — Стиви, все еще с пакетом в руках, подошел к его столу и внимательно уставился на Джеффри, но тот только поджал губы и ближе подъехал на стуле к компьютеру, задев ногой зашуршавшие пакеты под столом. Он и не подозревал, какая обида на Стиви затаилась в груди, чтобы в нужный момент вылиться в предсказанную изжогу. — По поводу вчерашнего вечера… Джеффри дернул носом. Этот ветреный сучок еще и имел совесть что-то говорить о вчерашнем? — Прошу прощения за навязчивость, — наконец Стиви, уловив его мимические сигналы, отступил, оставив на столе перед ним картонный стакан с кофе. — Если будут искать, я отлучился к Океру. Искать его, конечно же, никто не собирался — девяносто процентов времени БОЛОТО не нужно было ровным счетом никому, а те редкие посетители, что все-таки заглядывали к ним, и так знали, что Стиви имеет манеру прохлаждаться в архиве в компании своего друга-кентавра. Минуту спустя Кабра, сменив веселье на заговорщицкое любопытство, подобралась ближе к Джеффри, и на стол перед ним легло пирожное на картонной салфетке. — По крайней мере, — сказала она, — выглядит он слишком уныло для того, у кого вчера был секс. — Поверить не могу, — пропустив ее слова мимо ушей, сокрушенно выдохнул Джеффри. — Этот гад украл у меня Стиви! Прямо со свидания… — Да ладно тебе... Стой. Украл? Ты сказал «украл»? — Кабра отъехала к своему столу и, свернув окно с фотографией целующего зеркало поганца Арти, открыла один за другим три файла с описью артефактов. — Я почти поцеловал его, — тоскливо сообщил еще раз Джеффри, пытаясь привлечь ее внимание. — Коробка! — перебила его Кабра. — Она ворует! — Почти попробовал на вкус его губы… — Крадет вещи! — Такие мягкие, нежные… — Это коробка-вор! Джеффри, ты гений! — Кабра, подскочив на месте, хлопнула ладонью по столу. — Чего?.. — он вынырнул из омута с концентрированной хандрой и поднял глаза. — Я говорю, подвинься, мы засунули ее к тебе под стол, — не дожидаясь ответа, девушка нырнула под столешницу и зашуршала рядом с его ногами, приглушенно, но бодро ругаясь. Полминуты спустя она выбралась оттуда, держа в руках помятую серую коробку из-под кроссовок. Джеффри непонимающе нахмурился, но кивнул, смирившись с тем, что его проблемы менее важны, чем старый невостребованный артефакт. Эту коробку привезли им чуть меньше года назад из кампуса одного из беркширских колледжей — какого именно, он не помнил и помнить не желал. Комендант уверял, что нашел ее на подпольной студенческой вечеринке, полную бутылок дешевого вина и виски; как только он взял ее в руки, чтобы конфисковать, и подумал о наказании особо отличившихся шалопаев, пронесших в общежитие алкоголь, из коробки вырос пучок свежих, только что нарубленных ивовых розог. Пара экспериментов показала, что коробка материализовала самое нужное для того, кто брал ее в руки. Чтобы не соблазнять студентов наличием в колледже такого артефакта, комендант лично принес ее в Бюро, никаких документов не оставил и сказал, что забирать не собирается, потому она проходила по описям как бесхозная. Что делать с коробкой, они думали не слишком долго. В первый же день, когда ее взяла в руки Кабра, внутри материализовался наполовину скуренный косяк; в течение следующей недели они обзавелись также ампулой с сильнодействующим рецептурным седативным и свинцовой банкой, внутри которой, судя по этикетке, хранился радиоактивный образец урановой руды. Что именно загадывала Кабра в тот или иной раз, Джеффри боялся даже предположить; он рад был бы спросить, но не успел — следующие несколько дней все Бюро потратило на выволочки от отдела техники безопасности. Отмазать их от расформирования мадам Кадри помогло только чудо, а коробку во избежание новых проблем забросили к другим невостребованным штуковинам, даже не попытавшись отследить отпечаток магии. — Я еще тогда подумала, что эта штука не создает вещи из ничего, а где-то тырит, — торжествующим голосом сказала Кабра, нежно погладив коробку по крышке. — А тут ты со своим нытьем, что у тебя украли парня, и я вспомнила про нее, понимаешь? Твой кузен… Предположим, что он правда хотел тебе нагадить, хотя как такой красавчик может гадить?.. — Она заметила, как Джеффри сердито засопел, и хихикнула, довольная подначкой. — Короче, из всех вариантов вреда он выбрал самый простой. И я подумала: а что, если коробка не просто крадет какую-то абстрактную вещь, а переносит ближайшую подходящую? Без скидки на уместность. — И как это проверить? — вяло поинтересовался Джеффри и после недолгих раздумий все же взял в руки кофе, оставленный для него Стиви. — Поднять полицейские сводки по Беркширу? Будешь искать, где год назад крали выпивку? — Еще чего, — фыркнула Кабра. — Я не Окер, чтобы рыть архивы. Мы все-таки ученые, да? Один простой эксперимент. Я хочу… Она сжала коробку в руках и закрыла глаза. Джеффри склонил голову, наблюдая за ней, поднес стакан ко рту, но вместо картонного края схватил губами воздух. Он пораженно моргнул, глядя на свою опустевшую ладонь; Кабра ткнула его локтем в бок, и он увидел, что так и не отпитый кофе стоял на дне коробки. — Ты права, — кивнул он и даже коротко поаплодировал. — Теперь будешь ее деактивировать? — Нет, зачем? Буду закреплять результат контрольным опытом, — ответила она. — Ты не мог бы встать? Из опасения, что она собиралась загадать офисный стул и проверить, который исчезнет, его или ее, Джеффри послушно поднялся. — Ай, черт! — Кабра разжала руки, и коробка вместе с содержимым полетела вниз, прямо ему на ногу одним из острых углов. — У тебя там что, гантели в карманах?! — Чего?.. — Джеффри подпрыгнул, шипя от короткой резкой боли в ступне, и лишь тогда заметил, что любимых широких штанов на нем больше не было — они вместе со всем содержимым карманов, аккуратно сложенные, заполняли упавшую коробку. Похоже, линза Доллонда, которую он так и не вытащил, попала в угол — потому тот и перевесил. — Ты с ума сошла? А если бы я там был голый? — Я надеюсь, вы не ставите опыты над доспехами… — голос Стиви, появившегося в дверях, оборвался в тот же момент, когда Джеффри развернулся к нему, чтобы поделиться своим гневом. — Ох. Его глаза скользнули от лица Джеффри ниже, и привычно нейтральный взгляд вдруг затуманился, а на бледных щеках появился заметный румянец. — Мы ставим опыты надо мной, — бросил Джеффри и торопливо выхватил из коробки штаны. Как будто вчерашней неловкости ему не хватило, мироздание подкинуло еще один повод злиться и краснеть. Хотелось поскорее одеться обратно, сесть за компьютер и до конца дня не видеть этой странной, загадочной улыбки Стиви. «Какого черта», — мысленно возмутился он вдруг и демонстративно переступил с ноги на ногу, привычно отклонившись чуть назад. Несостоявшийся кавалер должен был во всей красе узреть, какую крупную рыбу упустил вчера, когда променял его на колючую мелюзгу. Раз Стиви уже оценил, какой калибр уплыл из его рук, стоило закрепить результат — и потому Джеффри, скинув ботинки, театрально наклонился, чтобы сунуть ноги в штанины, и продолжил одеваться нарочито медленно. Возмущение, клокочущее внутри, красоваться никак не мешало — как, впрочем, и ужимки Кабры, которая морщила нос и махала руками так, словно коробка материализовала ей дорогой сыр, уже ферментированный в чьем-то желудке. Искоса глядя, как беззастенчиво пялится на него Стиви, как румянится, словно школьница, и безуспешно прячет улыбку за собственным картонным стаканом, Джеффри понял вдруг, что злиться на него бессмысленно. С таким же успехом он мог бы сердиться, что его не хочет Кабра — чужие предпочтения были еще одним обстоятельством непреодолимой силы. — Что? — спросил он пару минут спустя, уже сев на место, когда Стиви так и не прекратил сверлить его взглядом, словно ожидая чего-то. — Я хотел спросить, куда ты вчера убежал, — объяснил тот, приблизившись и опершись бедром на его стол. Теперь он смотрел сверху вниз, все еще сжимая стакан маленькими, белыми, практически девичьими руками, и Джеффри поймал себя на том, что одновременно и злится, и умиляется. — Домой, — коротко ответил он, хмурясь. — Я полагаю, ты был немного обескуражен, — Стиви вновь улыбнулся, и снизу вверх его лицо показалось каким-то покровительственно-снисходительным. — Но я могу понять. Все действительно получилось как-то… немного непоследовательно. — Чего?! — Джеффри возмущенно вскочил на ноги. Отговорка, что он в порядке, испарилась с языка. — Непоследовательно?! Нет, это не так называется! Ты вообще понимаешь, как это с моей стороны выглядело? У нас все было хорошо, мы почти!.. Почти!.. А потом этот Арти! Он всегда все портит! Приперся на мое свидание с парнем, который мне действительно понравился, в которого я, может быть, даже влюблен! И все испортил! Он только и делает, что рушит все, что я пытаюсь создать! Превращает мою жизнь в сплошной пиздец! Он замолчал, переводя дух, и смерил самым гневным взглядом терпеливо молчащего Стиви. Тот вопросительно приподнял брови и, не дождавшись продолжения, начал говорить сам. — У меня есть два замечания к твоему в целом справедливому высказыванию, — его голос был достаточно деликатным, чтобы Джеффри не сразу заметил скрытое возражение. — Во-первых, к твоим словам, что я тебе понравился и что ты, возможно, влюблен. Это немного идет вразрез с фактом, что я сидел прямо напротив тебя последние шесть лет и все это время совершенно тебе не нравился. Поверь, в противном случае я бы заметил. — Это не так, — перебил Джеффри. — Ты всегда мне нравился... — Ты до сих пор почти ничего обо мне не знаешь, — Стиви покачал головой, и его голос стал еще мягче, словно он пытался не спорить, а успокаивать. — Неправда… — Хорошо, — он склонил голову. — Подскажи, сколько ложек сахара я добавляю в кофе? Джеффри, оторопев от неожиданного вопроса, взглянул на стакан в его руке. — Э-э, две? — Я никогда не пью кофе, — Стиви развел руками. — Предпочитаю травяной чай. И второе. По совпадающим деталям в твоем и его рассказах я составил следующую картину. Вы не ладили в детстве, но он приехал к тебе в это воскресенье, сделал уборку, починил дверь, готовит для тебя и пытается заботиться. Не уверен, что эти действия укладываются в концепцию, как ты выразился, сплошного пиздеца. — Это он сказал? — забывшись от раздражения, Джеффри сжал кулаки так, что заболели костяшки. — Ну конечно! — Это сказал ты. Он сказал, что подозревает у тебя депрессию. — У меня нет депрессии! — выпалил он. — Я просто такой по жизни! Мысленно махнув рукой на Стиви, с загадочным видом уставившегося в свой стакан, на незримо присутствующего рядом Арти, который научился маскировать свои издевательства за заботой, Джеффри плюхнулся в кресло и обхватил себя руками. И только теперь до его слуха донесся негромкий, но очень знакомый хруст сбоку. Он повернул голову и открыл рот от удивления и возмущения: Кабра, устроив коробку-воровку на коленях, зачерпнула из нее пригоршню попкорна и закинула в рот. Заметив его взгляд, она равнодушно повела плечом и медленно вздохнула. — Почему вы, парни, вечно все усложняете, — попкорн явно затруднял ее речь — не столько наличием во рту, сколько необходимостью отвлечься от поедания. — Все же так просто. Стиви, Джеффри хочет тебе засадить, но боится, что ты запал на его кузена и не захочешь с ним трахаться. Если ты предоставишь ему доступ в тыл, он успокоится. — В самом деле? — Стиви снова оперся о стол Джеффри и улыбнулся необычайно для себя игриво. — В таком случае это совершенно не проблема. — Да?.. — Джеффри моргнул, потряс головой, не в силах поверить в услышанное, и поднял на него взгляд. — Правда? Вместо ответа Стиви неожиданно протянул к нему руку, невесомо и ласково погладил по щеке, а затем столь же бесшумно удалился к себе в кусты и таинственно там зашуршал. Джеффри застыл, словно под чарами, переполненный искренним и всепоглощающим восторгом; похоже, на этот раз фортуна была к нему благосклоннее обычного. Несколько долгих минут они просидели в тишине, которую нарушал лишь хруст попкорна; наконец Кабра с сожалением отставила коробку, кинула на Джеффри короткий взгляд и негромко предложила: — А если вы замутите тройничок с твоим красавчиком-кузеном, то заодно решите семейный конфликт. — Ну уж нет! — слишком громко выкрикнул Джеффри под ее громкий хохот и неожиданно одобрительный смешок из кустов. Он скорее срезал бы дреды, чем согласился на такое… Или даже признался самому себе, что эта идея весьма и весьма его взволновала. Стадия отрицания собственных непристойных желаний продлилась до конца рабочего дня, но все же домой Джеффри ехал в приподнятом настроении, следя лишь за тем, чтобы приподнятость его не слишком выделялась на штанах и не привлекала к себе внимание прохожих. Его не бесила перспектива еще одну ночь провести с Арти под одной крышей и не расстраивало даже то, что предстоящие военные действия он так и не продумал; обещание Стиви, каким бы расплывчатым оно ни казалось, освещало хмурый вечерний небосвод огромной сверкающей радугой. В очередной раз пролетев к дому через Лужу, он заметил, что входная дверь распахнута, но решил не терзать себя мыслями, ловушка ли это. Не в манере Арти было так резко менять свое поведение, потому Джеффри, воспользовавшись шансом, шмыгнул внутрь, в кои-то веки ощущая себя цивилизованным человеком и хозяином жилища. Интуиция не подвела: похоже, кузен просто проветривал, возможно, даже демонстративно, а не готовил очередную каверзу. Он уже привычно гремел чем-то на кухне, правда, не так громко и злобно, как обычно, словно вселившийся в него демонический шеф-повар временно покинул пристанище и уехал на съемки. Не желая ни ссориться, ни общаться по-иному, Джеффри как можно тише прокрался к лестнице и поспешно поднялся к себе. Уже в спальне взгляд на спущенные, но не снятые еще штаны привел его в локальный экзистенциальный кризис, виной которому стало одолевающее всю натуру сомнение, принять ли душ или такие тривиальности могут подождать до лучших времен. Прежний Джеффри махнул бы рукой, поужинал чем-нибудь, посмотрел кино или что-то пооткровеннее, после чего лег бы спать с мыслью, что мылся утром и повторит то же самое завтра; Джеффри нынешний, согретый предвкушением любовного единения, замер в замешательстве. Стиви не сказал, когда именно они встретятся для самого приятного из занятий — и в каком-то смысле это означало, что надо было всегда оставаться начеку, чистым, свежим и готовым к свиданию. Даже ночью, убедил он себя, невольно воображая, как по зову внезапного сообщения на телефоне сбегает через окно, чтобы предаться страсти на мягкой траве под полной луной. Да и Кабра была права: дреды он не стирал уже довольно давно. Правда, сохли они обычно полдня, так что эту процедуру следовало отложить до выходных. Из душа он вышел расслабленный и блаженствующий, лениво размышляя о том, как обещание любви, даже в самом примитивном, плотском проявлении, облагораживает. Он даже повязал на талии полотенце, как интеллигентный человек, хотя у себя дома мог безбоязненно вернуться в спальню нагишом. Похоже, впереди ждали другие радикальные перемены вроде ужинов с ножом и вилкой и начищенных ботинок, и все только ради того, чтобы произвести впечатление на объект интереса, хотя пока для этого вполне хватило начитанности. — Блядь! — вырвалось у него, едва он переступил порог спальни. — Сам такой, — проскрипел в ответ Арти и, повертев задницей, только удобнее устроился на кровати. Двери определенно стоило запирать постоянно, промелькнула в голове короткая мысль, которую затем тотчас же смыло новой волной праведного ослепляющего гнева. Эта сволочь, эта рогатая гадина посмела ввалиться в святая святых, в его комнату, в своем порнушном наряде с дурацкой расшитой стразами маечкой и короткими шортами, с блестящими рогами и помадой… И даже чулки и туфли, наглец такой, забыл надеть и теперь сверкал голыми подбритыми ногами. — Ты! Ты… — Джеффри подавился воздухом и шагнул вперед, придерживая слетающее полотенце. — Как ты… — Тише! — Арти торопливо выставил перед собой руки. — Не ори. Я пришел с миром. Вот, — он вытащил откуда-то из-за спины белую тряпку, в которой не без труда узнавалось некогда желтовато-серое кухонное полотенце. — И вот, — он торопливо поднялся и подхватил на руки стоявший рядом с ним поднос. Джеффри подавился вновь, на этот раз слюной. На подносе, еще горячий, исходящий паром, лежал на тарелке пирог с начинкой из курицы, грибов, шпината и сливок — самый лучший, который только могла породить на свет английская кулинарная фантазия. Такого подлого, бесстыжего подкупа ожидать было никак нельзя; а за шоколадный кекс и большую чашку чая, выставленные перед несчастным голодным человеком, и вовсе стоило бить плетьми. Что задумал Арти, понять не удавалось — аппетитный ужин туманил разум и мешал стратегическому планированию. — Сядь, пожалуйста, — тот переставил поднос на стол и приглашающе развел руками. — Это чтобы тебя задобрить и закрыть тебе рот. Потому что мне нужно кое-что до тебя донести. От неожиданности Джеффри подчинился и, как был, прямо в полотенце сел, недоверчиво глядя то на еду, то на кузена. — Не бойся, не отравлено, — успокоил тот. — Я попробовал. — Какого хрена? — он покосился на небольшую аккуратную выемку с краю пирога и на выпачканную в сливочном соусе ложку, и его вновь прорвало: — Какого хрена ты лезешь в мою комнату? — Ешь быстрее, пока не остыло, — требовательно посмотрел на него Арти. — Я пришел просто поговорить. — Ты без спроса залез на мою территорию! — выкрикнул Джеффри, грозно взмахнув ложкой. — И уже не в первый раз! — Жри уже! — тот замахнулся в ответ полотенцем. — Ты совсем тут одичал один, лягушонок?! С тобой невозможно даже заговорить без воплей бешеной макаки! Еще и лианы на тыкве своей отрастил, настоящий Маугли!.. — Да ты!.. — он приподнялся. — Да ты знаешь, куда я тебе сейчас этот пирог засуну? — Тихо, тихо! — Арти опять выставил ладони в защитном жесте и продолжил почти жалобно: — Какого хрена?.. Я еще не успел тебе ничего сделать, а ты... — Чего-о?! — с бряцанием отбросив ложку на поднос, Джеффри подлетел к кровати и схватил кузена за плечи. — Ты! Ты сутки назад украл у меня Стиви! Увел прямо со свидания! — Я пришел извиниться! — каркнул тот, распахнув круглые черные глаза. — Что, не понравился? — Джеффри навис над ним, трясясь от ярости. — Решил оформить возврат? Огромных усилий стоило ему не придушить кузена на месте. Слова того казались еще одной ядовитой насмешкой — после долгих лет непримиримых войн, когда самые злые, самые острые издевки Арти приберегал для тех моментов, когда он пытался наладить личную жизнь. Этот фронт они открыли, когда Джеффри исполнилось тринадцать — тогда на школьной вечеринке в честь Хэллоуина он впервые в жизни поцеловался с девчонкой, а уже через пару минут та упала в обморок, из которого ее вывели только приехавшие врачи. Арти, узнав об инциденте, несколько месяцев при каждом удобном случае разглагольствовал, что Джеффри унаследовал у кого-то из предков ядовитое дыхание, что перед свиданиями нужно чистить зубы, что дамы испокон веков падали в обморок, чтобы не общаться с неприятными кавалерами — его фантазия не иссякала, и он умудрялся не повториться ни разу. Поток издевательств прекратился, лишь когда Джеффри заколдовал всю его косметику, чтобы та пахла тухлыми яйцами; новую партию, купленную взамен выброшенной, он украсил ароматом аммиака, а третью попросту сделал горькой. Арти не обладал ни каплей магии и не мог отменить чары сам, а идти к родственникам ему не позволяла гордость — и потому тот раунд Джеффри выиграл, пусть и не без моральных потерь. С годами, однако, кузен находил все новые поводы и способы измываться. Он бесшумно подкрадывался сзади, когда Джеффри с кем-то переписывался, и начинал в лицах зачитывать вслух — и чем больше было свидетелей его выступления, тем сильнее он старался и тем активнее сочинял от себя. А затем и вовсе покусился на самое ценное: начал дразнить за то, что обычно считалось достоинством, габаритами которого принято было гордиться. Это началось незадолго до семнадцатилетия Джеффри, когда его организм в расцвете пубертата живо реагировал физиологическим восторгом на любую антропоморфную фигуру, хотя бы отдаленно попадающую в общепринятые стандарты привлекательности. В особенности его волновала Тина, сестра Арти по матери, симпатичная и бойкая двадцатипятилетняя фавна; именно за ней подглядывал Джеффри, когда злосчастный кузен застал его и, то ли поразившись, то ли позавидовав, окрестил его достоинство зенитным орудием. Эта тема стала надолго его любимой, и поднимал ее Арти при любой удобной возможности. «Эй, Джеффри Джеймс Третий, — скрипел он, появившись в коридоре, когда Джеффри утром выходил из спальни. — Война давно окончена, куда ты собрался с боеголовкой? Пришла пора разоружаться!» «Эй, Джеффри, ты там держишь себя в руках? — ржал он через двери в ванную, стоило только задержаться там дольше обычного. — Только крепче держи! Не расстреляй сам себя шальными пулями!» На ядовитый вопрос, не желает ли Арти протянуть руку помощи, тот хохотал только сильнее и отвечал: «Прости, но у меня нет лицензии на ношение оружия!» Апогеем издевок стала семейная поездка в Озерный край следующим летом. Арти, который в те годы считал себя уже слишком взрослым, чтобы болтаться с младшими кузенами, приехал в компании своих фриков-дружков, большей частью фэйри и фавнов, и несколько дней не появлялся без этой импровизированной свиты. Подколки про необычную оснастку Джеффри они выучили раньше, чем имена всех членов семьи, и охотно повторяли их, как только рядом не оказывалось старших. «Эй, Джефф, как охрана пустила тебя сюда с зенитным орудием? — летело в спину Джеффри, когда он, раздевшись, шел в озеро купаться. — С зенитной установкой! Расчехленной!» «Пусть Джеффри таскает стулья, он более устойчив! — слышал он на пикнике. — Потому что у всех остальных по две опоры, а у него…» «У тебя никогда не будет секса! — выговаривали ему, стоило невольно заглядеться на чьи-нибудь голые ноги. — Потому что смертную казнь сажанием на кол отменили в шестнадцатом веке!» «Нет-нет, все будет, — фальшиво улыбаясь, возражал Арти. — Знаете, как он будут называть свою любовницу? Кебаб!» В то время Джеффри смущался от каждой язвительной фразы, стыдился и обижался, но придумать достойный отпор не успевал — обидчики пропадали из вида быстрее. Оставлять их безнаказанными не хотелось тоже — и он в то лето всецело положился на силы природы. Если он был достаточно зол, стоило лишь небольшого труда поднять на озере, где купался Арти с дружками, волны, которые сносили их на мель и не давали вернуться на глубину. То, что при этом вода смывала и уносила в самые дальние омуты одежду, разложенную на берегу, было приятным бонусом. Вызывать ветер, который не давал ставить палатки, зажигать сигареты и пить из пластиковых стаканчиков, тоже удавалось практически всегда. Арти, естественно, подозревал Джеффри, но, к величайшему удовольствию, не мог ничего доказать; каждая маленькая и крупная месть стоила даже длинной и скучной нотации от дяди Чарли. Странное дело: теперь, десять лет спустя, угрожающе нависнув над взволнованным, с распахнутыми влажными глазами кузеном, он припомнил все эти остроты, но не ощутил прежней обиды. В каком-то смысле они показались даже забавными, и более того, за каждую из них он отплатил сполна. Да и Арти, щуплый, как подросток, мелкий, едва достающий рожками ему до плеча, не представлял угрозы, только молчал и смотрел почти жалобно. Ощутив, как вслед за возмущением пришла неловкость, Джеффри отпустил его, и тот, все так же не говоря ни слова, сел на кровать и бросил опасливый и немного даже виноватый взгляд. С полминуты Джеффри сверлил его глазами, пытаясь выразить все еще булькающую внутри злость, а затем, выдохшись, сел на стул и взялся за ложку. В конце концов, готовил кузен достаточно вкусно, чтобы принять этот ужин как оливковую ветвь; а как наводить запах тухлых яиц на косметику, Джеффри помнил до сих пор. — Ну? — буркнул он, ополовинив пирог меньше чем за минуту. — Я не крал твоего парня, — негромко ответил тот, обхватив себя руками. — Он же не предмет, это во-первых. Во-вторых, я как раз поэтому и хотел извиниться и все объяснить. — Чего тут объяснять, — перебил, не переставая жевать, Джеффри. — Ты его увидел, влюбился и съехал с катушек, да? Я угадал? — Нет! — возмущенно возразил Арти. — То есть… Да, но не совсем! Просто выслушай меня, ладно? Он дождался кивка и продолжил: — Ты знаешь его дольше чем я, так? Вчера вечером он резко поменялся, верно? Он ведь так себя обычно не ведет? — Да. Нет. Может быть, — качая головой, ответил Джеффри. Естественно, он не ожидал от взрослого, флегматичного и рассудительного коллеги поведения влюбленной школьницы; однако слова Стиви «Ты совсем меня не знаешь» ввергали в сомнения. — Меня ты знаешь еще дольше. Скажи, я обычно веду себя так, как вчера? Ты хоть раз слышал, чтобы я заикался? — Ну… — он сощурился, пытаясь припомнить. В каких-то фрагментах из детства, возможно, такое было — но Арти в те разы был напуган до одури, а накануне просто стоял в парке, напомаженный и нарядный, как обычно. А обычно он вправду за словом в карман не лез. — Ну допустим. И что? — И вот что интересно, лягушонок, — Арти подсел чуть ближе и задумчиво свел брови. — Как только ты ушел, мы оба как будто протрезвели. Раз — все. Стоим, смотрим друг на друга и не понимаем, какого лысого гоблина вообще происходит и что мы там делаем вдвоем. Зато стало понятно, что тут что-то не так. Мы сели на скамейку, чтобы поговорить, выяснить, что случилось и что делать дальше. Стиви сразу заподозрил, что мы попали под какие-то чары. Он очень смышленый, кстати. Я только потом понял, как все некрасиво вышло… — А я подумал, что ты фавн, он нимфа, потому вы и… — не договорив, Джеффри грустно хмыкнул и неопределенно повертел ложкой в воздухе. — Лягушонок, — Арти взглянул на него так выразительно, что ему даже не пришлось договаривать «Ты идиот». — Парней-нимф не бывает. Да и из меня такой же фавн, как из тебя водяной… Но я не о том. Я просто хотел объяснить одно: мы с тобой два взрослых человека, и я не собираюсь продолжать общение по шаблону, который был актуален в твои шесть и мои двенадцать лет. Да, мы не обязаны быть лучшими друзьями, но поверь, увести парня со свидания? Я бы так никогда не поступил. Джеффри даже заслушался его речью. Губы сами собой растянулись в улыбке, а на сердце потеплело от того, что еще не все потеряно в душе этого рогатого гада… — Даже с таким придурком, как ты, — закончил тот, напомнив, что рогатым гадом он так и остался. Ответное ругательство уже рвалось с языка, но Джеффри усилием воли промолчал и вместо этого придвинул к себе тарелку с кексом и чай. В отличие от Арти, он мог еще и вести себя по-взрослому. Хотя бы иногда. — Ладно, — разорвал он тишину немного погодя. — Я знаю, как прервать этот замкнутый круг. И даже расскажу тебе, что это были за чары. Но ты должен поклясться, что никогда, вообще никогда в жизни не будешь использовать эту информацию против меня. — Окей, не буду. Ну? — Арти выпрямился, подобрался и с живым интересом уставился на него. — В общем… — Джеффри опустил голову, мазнув выбившимися из узла на макушке дредами по опустевшей тарелке. — Меня кто-то проклял. На языке стало горько, и он сглотнул. Впервые за долгие годы он высказал вслух терзающую мысль, всего лишь рабочую гипотезу, основанную на цепи повторяющихся событий, в которую так не хотелось верить. В том, что гипотеза в самом деле правдива, он боялся признаваться даже самому себе, но теперь она практически на глазах обретала плоть, и оттого на душе становилось все тяжелее. — Прости, но я пока не уловил связь, — нахмурился Арти. — Как проклял? Кто? Когда? — Не знаю, — Джеффри растерянно пожал плечами, дергая край полотенца. — Но точно давно. Потому что это длится уже лет десять. — Что длится? — Моя проблема. Собственный стул показался неудобным и жестким, совершенно не подходящим для откровенных признаний, да и смотреть в глаза Арти совсем не хотелось. Джеффри сел рядом с ним на кровать и поднял взгляд на пошлую лозу на потолке. — Как только я пытаюсь к кому-то притронуться, — начал он, подбирая слова. — Чтобы, ну… Понятно, в каких целях… — Каких? — недоуменно уточнил Арти. — Интимных, — с неожиданной для самого себя злостью процедил Джеффри, краснея. — Тут же случается что-нибудь, чтобы помешать мне. Что-то внешнее. Мебель ломается, врываются люди, соседи сверху устраивают потоп, что угодно, и никогда не угадаешь, что именно. Если я иду на свидание, оно обязательно закончится фарсом. Если я хочу с кем-то потрахаться, случается катастрофа. Я уже привык, конечно, и стараюсь смеяться над неудачами, но мне все равно обидно, понимаешь? Вот и вчера… Правда, обычно выходит смешнее. — Он сцепил руки в замок и вздохнул. — Один чувак из «Тиндера» назвал меня амбассадором закона Мёрфи. Я не стал говорить ему, что я не по жизни такой невезучий, а только в постели. Какое-то время Арти не отвечал — будто завис, услышав признание, и только хлопал глазами от недоумения и шока. Наконец он прочистил горло и повернулся к Джеффри и участливо заглянул в лицо. — Лягушонок, послушай, — его голос сочился откровенным скепсисом. — Я знаю, что ты всегда был очень впечатлительным. Но что-то мне подсказывает, что в этот раз ты кое-что напутал. Это не проклятие. Это… Как бы так сказать... Неудачливость? Тебе не хватает харизмы? Ты выбираешь не тех партнеров? — Да иди ты в зад! — рявкнул Джеффри, от негодования подскочив на месте. — Я специалист по проклятиям! Дипломированный! Я знаю, о чем говорю! Если не веришь, я завтра же найду кого-нибудь и покажу тебе живьем! — Зачем искать? — подумав, уточнил Арти, и в его глазах загорелся нехороший огонек. — Можно же прямо так… В следующее мгновение, не дав возразить и полусловом, он резко дернул полотенце Джеффри на себя; еще миг — и его ладонь накрыла то самое «зенитное орудие», над которым он потешался в прошлом. — Смотри, лягушонок, я дрочу тебе, и ничего не… На первом этаже грохнуло. В единый миг оттуда раздался нестройный многоголосый хор падающей посуды, в котором не без труда различались лязг столового серебра, гул кастрюль и жалобные фальцетные стоны бьющегося фарфора. — Какого?.. — Арти отдернул руку, и его глаза расширились от восторга и ужаса, но через секунду он уже пришел в себя. — Это может быть совпадение. Я просто слишком нагрузил сушилку для посуды, и она оборвалась. Ничего страшного… Он вновь потянулся к Джеффри, но тот перехватил его руку, несмотря на внутренний душевный протест и уже подросший и окрепший интерес. — Стой! Ты с ума сошел? Забыл, что мы родня? — Идиот, — фыркнул Арти. — Мы родня в четвертом колене, во мне твоей крови меньше, чем упыриной! Мы даже жениться можем по закону, не то что трахаться… — С этими словами он вырвал запястье из хватки Джеффри и с коварной улыбкой, готовый опровергать любые гипотезы, продолжил начатое. — Может, не надо… — слабо запротестовал Джеффри, хотя сердце уже забилось чаще, а по коже побежали приятные мурашки. — Арти… Его слабый невольный стон смешался с другим, таким же негромким, но ясно слышным в тишине дома. Он резко вскинул голову на звук и увидел, как висящая на противоположной стене картина с горами и озером, всю его жизнь висевшая ровно и незыблемо, медленно покосилась. — Вот черт, — неясно было, что преобладало в голосе Арти — недоверие, восторг или азарт. — Так. А если… — Давай без если, — заныл Джеффри, когда одним легким толчком в плечо неугомонный кузен повалил его на кровать. — Нам еще тут жить… — Не бойся, я нежный, — коварно хмыкнул тот и легким движением провел самыми кончиками пальцев по его плечам и груди. — Видишь, ничего страшного не произойдет… — Он пощекотал левую руку Джеффри от плеча до нежного места на сгибе локтя, заставив извиваться и хихикать. — Если я потрогаю тебя здесь… — его пальцы переместились к правой руке. — И здесь… — Он навис над Джеффри и провел по груди и животу, рисуя спираль, расходящуюся все шире и шире. Заведенный, испуганный и взволнованный, Джеффри замер, боясь даже отбиваться. Слишком точно Арти с каждым прикосновением находил какую-то чувствительную точку, которая под его пальцами загоралась огнем — а может, это давняя нехватка любви делала так, что любая точка на теле становилась чувствительной. Он не сразу заметил, как Арти оседлал его, окончательно откинув в стороны края полотенца, и медленно, мучительно и приятно качнулся, притираясь к самому нежному потрясающе гладкими и горячими бедрами, неубедительно прикрытыми только тонкой полоской шорт посередине. — Не надо, — прошептал дрожащим голосом Джеффри, и тот, коснувшись его губ пальцем, поднял голову и прислушался. Ничего не происходило; тишина казалась такой густой, что даже звуки снаружи дома не проникали через нее. — Видишь, — торжествующе выдохнул Арти прямо в губы Джеффри, и тот тихо, бессильно заскулил, разгоряченный откровенными прикосновениями, дрожащий, бессильный перед коварным кузеном и собственными желаниями. — Сейчас я сниму с себя одежду, а с тебя — проклятие… Он медленно качнул задницей, затем еще и еще, недвусмысленно полируя готовую к бою зенитку Джеффри своими шортами. Тот застонал в голос, вскинув бедра навстречу следующему движению, и сжал пальцами покрывало. За шумом крови в ушах и жарким дыханием Джеффри едва-едва разобрал тихий сухой треск с потолка и не сразу отреагировал на него. Стоило ему открыть глаза и взглянуть наверх, как один из гипсовых фаллосов, очевидно, перезревший и слишком долго провисевший на лозе, сорвался с места и баллистической ракетой полетел вниз, целясь аккурат в выставленный зад Арти. — Осторожно… — начал он, но ракета оказалась сверхзвуковой и не дала договорить. — Блядь! — взвизгнул Арти и замер, поднявшись на коленях. — Что это сейчас было? — Тройничок, я полагаю, — глухо пробормотал Джеффри, медленно моргая. — Вот поэтому я и не вожу никого домой. — То есть, — нервно хмыкнул Арти, — если я сейчас тебя засосу, на нас завалится карниз? — Нет, карниз уже был, — невесело усмехнулся он. — Неприятности обычно не повторяются. Но я бы не стал проверять. А то, не знаю… — Он кинул взгляд на окно с лежащим на нем ломиком. — Порыв ветра разобьет стекло, сдует эту штуковину и уронит на нас. — Что, и такое бывало? — Арти вскинул бровь. — В том и дело, что такого не было раньше, так что может произойти в будущем. Я вообще удивляюсь, что до сих пор никто не покалечился… То есть не покалечился сильно, — поправил он себя, вспомнив девушку с вывихнутой челюстью. — Охренеть, лягушонок, — Арти слез с его бедер и лег рядом. — Вот это ты неудачник... — Спасибо за поддержку, — вздохнул он, поморщившись. — У меня столько вопросов... — Я представляю. — Слушай. В нашей семье больше магов, чем в каком-нибудь колдовском институте, — Арти вскинул руку в воздух и повертел запястьем. — Почему ты к ним не пошел, а, специалист по проклятиям? Думаешь, тот же дядя Чарли не помог бы? — Понимаешь, в чем дело, — Джеффри приподнялся на локтях, — дядя Чарли умеет видеть чары. Если бы он увидел, что на мне проклятие, он бы обязательно что-то с этим сделал. Раз он не видит, это даже ему не под силу! — Вот это ты попал… — Арти тоже приподнялся и повернулся к нему. — Но знаешь что? Мы найдем способ все исправить! — Если ты считаешь, что я еще не изучил всю доступную информацию про пояса верности и чары невинности, то… — О, я не сомневаюсь! — перебил тот, улыбаясь все шире. — Но уверен, что ты как пострадавшая сторона мог что-то упустить. Дай мне листок и карандаш! Махнув рукой на стол, где под подносом с грязной посудой лежали письменные принадлежности, Джеффри поднялся и полез в комод на чистым бельем, а затем забрался обратно на постель. Его обуревали слишком сильные сомнения: Арти всерьез полагал, что они, выпускник затрапезной школы третьей ступени и бросивший университет недоучка без магических способностей, могли снять проклятие, которое не распознал и не обезвредил один из самых сильных некромантов Соединенного Королевства. Идея эта казалась… опиумным бредом, мягко говоря. И все же… Буквально накануне Джеффри сумел обойти чары, которые этот самый некромант накладывал на зимний сад. Даже Стиви уверял, что стопроцентной вероятности не существовало — и магии это также касалось. Слабо, но все же ободренный, он до конца вечера выслушивал Арти, который, преисполнившись энтузиазма, по-козлиному скакал по комнате с карандашом в руках и составлял список условий, которые нужно проверить. — С какой скоростью наступает твой побочный эффект, — перечислял он. — Какие именно действия активируют проклятие. Насколько сильно оно может навредить физически. Будет ли влиять на проклятие, если думать не о сексе, а об Англии?.. — У меня сейчас взорвется голова, — сообщил Джеффри спустя какое-то продолжительное время, когда Арти исписал уже два листа и протоптал по периметру комнаты явную тропу. — Я не тупой, конечно, но и не умник, как Стиви. Давай ты будешь грузить меня вопросами как-нибудь потом? — Давай, — неожиданно покладисто согласился тот. Каких-то пару минут спустя Арти, пожелав ему спокойной ночи, удалился вместе со кипой бумаг — систематизировать и размышлять, как пояснил он перед уходом. Джеффри кивнул ему, соображая медленно и вяло; его голова была уже занята другой проблемой — так и не отстрелявшуюся зенитку нужно было теперь разоружать вручную. В этот вечер он не мог заснуть дольше обычного. Его переполняла странная, непривычная смесь чувств: сомнение, досада, слабая надежда и неожиданная благодарность к тому, благодарить кого он не собирался ни разу за всю свою жизнь. Он уже почти заснул, когда его выдернул из дремы осторожный и тихий стук в дверь. — Эй, лягушонок! — не дождавшись ответа, Арти просунул в дверь голову. — Ты спишь? — Уже нет... — он широко зевнул и заморгал. — Что ты хотел? — Я подумал... — Арти вошел и прислонился к косяку, с неожиданной неуверенностью постукивая пальцами по стене. — Ты сказал про десять лет. У тебя никого не было десять лет назад. Выходит... Ты... Как бы... Девственник? — Иди в задницу, чудище, — Джеффри повернулся на бок и обреченно уткнулся лицом в подушку. — Охренеть, — донесся до него потрясенный полушепот. — Вот это да... Охренеть… Какой пиздец… Короче. Завтра мы пойдем во двор, чтоб ничего не рухнуло, встанем подальше от деревьев, и я тебе отсосу.