Суккуб на аутсорсе

Дом номер сто семьдесят три по Фелден-лэйн мучила бессонница. Он тихо, но безостановочно поскрипывал полами и лестничными ступенями, шуршал, цокал стрелками часов и вздыхал; стоило ему замолкнуть хоть на пару минут, как ветер горстями подбрасывал в стекла крупные дождевые капли, и дом просыпался вновь. Возможно, так случалось в каждую дождливую ночь, но Джеффри неоткуда это было узнать. Прежде он засыпал легко и не открывал глаз до первых трелей будильника; прежде, впрочем, ему никогда не звонили из полиции и не подозревали в убийствах. Нет, этот детектив Халиль, конечно, не сказал ничего напрямую; но любой человек с воображением побогаче, чем у малька глубоководной русалки, прекрасно понимал, что скрывается за лаконичной фразой «можете быть связаны». Пугало даже не это. Один труп — тот же парнишка на квадроцикле, с которым они так некстати вступили в перебранку, — мог быть совпадением. Серия убийств… Джеффри передернулся и до подбородка натянул совершенно не желающий согревать плед. В животе холодело от одной мысли, что он все-таки мог, сам того не зная, недобрым словом отправить на тот свет еще больше случайных знакомых. Его стихийная, не всегда управляемая магия еще в детстве творила беды, теперь же могла эволюционировать и вредить людям. От неожиданной догадки ему стало плохо. Ран, тот первый и единственный парень, с которым не сработало проклятие… А в самом ли деле не сработало? Вдруг оно, мутировав хитрым образом, совсем как защитные чары на окнах, подействовало не сразу? Ведь всякий раз оно обретало новый эффект — правда, прежде, насколько Джеффри было известно, никого не убивало. Он повернулся на бок, зарылся лицом в подушки и попытался дышать ровно, но только сильнее ощутил, как колотится сердце. Весь вечер он старательно гнал от себя мысли о том, что — очень вероятно — натворил, сам того не зная; теперь же, наедине с собой и звуками неспящего дома, не мог выдворить их из головы. Перед внутренним взором встала воображаемая заметка о том, что где-нибудь в фойе «Приюта океаниды» нашли труп красивого парня с жемчужными бусами на шее. Следом за ней Джеффри невольно представил другие странички, посвященные смертям несостоявшихся кандидатов в любовники, о которых он забывал сразу же после неудачных свиданий — что, если… Он зажмурился изо всех сил. Нет, такого не могло произойти. В конце концов, тот же Майки был жив, и Арти, и Стиви… «А других ты просто не проверял», — тревожно шепнул внутренний голос, и по выбившимся из дредов волосам надо лбом пробежал холодок — словно легчайший сквозняк. Джеффри не глядя вытянул руку к прикроватному столику, пытаясь нащупать телефон; не сумев схватить, приоткрыл глаза и вздрогнул: у дверей висела в воздухе, слабо колеблясь, призрачная белая фигура. — Тысяча и еще семь сотен звезд воспылали этой ночью над очагом моего супруга и скоро потухли, как грязные лампады с выгоревшим горьким маслом. И все от уныния, что исходит из этой нечесаной головы, — недовольно проговорила она голосом тети Яэль. — Слишком долго ты не спишь и слишком шумно тревожишься, о беспокойный отпрыск. В этом доме есть только одно злокозненное существо, кому я желаю такой участи, да будет его отдых нарушен скрипом всех постелей. Что за беда гонит от тебя сон? — Я… думал, — выдавил Джеффри, так и не дотянувшись до телефона. — Мое сердце ликует оттого, что ты наконец постиг это достойное деяние, — лица тети Яэль не было видно, но в голосе послышалась усмешка. — Но мудрецы совершают его, пока солнце пребывает над головами. Сейчас время покоя или телесных радостей. Что за мысли захватили твою голову и почему тебе не вернуться к ним завтра? Джеффри поморщил нос. Ему очень хотелось ответить прямо, поделиться страхами, спросить совета — излить душу, в конце концов; с другой стороны, в глазах тети Яэль он до сих пор не перелинял из глупого мальчишки, неспособного справиться с чарами, в разумного взрослого. Собственные страхи показались ему слишком инфантильными, и от обиды на самого себя он поежился. Занавески на окнах всколыхнулись от поднявшегося ветра. — Говори прямо, жертва собственной скрытности, ибо если ты вверг себя в беду, то бремя спасения падет на мои плечи, — одним взглядом остановив сквозняк, тетя Яэль прошла к постели. Струящееся белое платье, которое Джеффри принял за саван призрака, ластилось к ее ногам, и ступала она совершенно бесшумно. — Что ты успел натворить на сей раз? — Я не знаю, — Джеффри потупился под требовательным напряженным взглядом, совсем как в детстве, а затем выпалил, не в состоянии себя удержать: — Тетушка, ты думаешь, я мог бы кого-то убить? На мгновение ему показалось, что глаза тети Яэль в темноте блеснули чуть ярче; на ее лице, однако, не дрогнул ни мускул. — Убить, о безмозглое дитя, может любое существо, которое когда-либо ступало по этой земле, — наставительно сообщила она, сложив руки на груди. — Сколько раз солнце всходило над миром и исчезало во мраке, столько есть способов оборвать жизнь до срока — острым кинжалом, тайным ядом, черным колдовством… — Таким голосом и тоном иные люди рассказывали сказки на ночь. Может, даже хорошо, что у тети Яэль не было детей, иррационально подумал Джеффри — они бы точно выросли или маньяками, или заиками. Некстати вспомнились все еще висящие где-то в глубинах сети фото мумифицированного извращенца Джерри с песком в дыхательных путях. — А словом? — перебил он, когда список перевалил за полдюжины, стараясь не думать, сколько из перечисленных способов тетушка попробовала сама. — Может такое быть, что ты пожелаешь человеку вреда, случайно, не со зла, а потом он умирает? — О пытливый юный ум, не обремененный тяжестью знаний, — самые уголки рта тети Яэль приподнялись в улыбке. — Я не стану говорить тебе ни слов утешения, ни слов обвинения, ибо все они влетят в одно из твоих ушей и вылетят из другого, и лишь немногие запутаются ненадолго в твоих косах. Позволь мне вместо этого поведать тебе одну историю, что случилась далеко отсюда, в землях, где когда-то появились на свет твоя тетя и ее драгоценный брат. Сядь удобнее и внимай, дабы мне не пришлось повторять дважды. Джеффри послушно поерзал на месте. Кажется, тетя Яэль в самом деле решила рассказать ему сказку; даже в детстве и даже от родителей ему такое перепадало крайне редко. — Было это давно, а может, совсем недавно, — ее голос стал напевным, а вокруг головы, играя с волосами, закружил ветерок — но не холодный сквозняк, какой получался из раза в раз у Джеффри, а теплый, как будто весенний. — В далекой стране, окропленной кровью и обожженной огнем, жил один воин. Многие сражения пришлось ему пережить, много бед перенести, но судьба благоволила ему, и одерживал он победы одну за одной. Так талантлив он был, что однажды сам правитель далекой страны призвал его к себе и сделал советником. Долго воин служил стране и наконец сам стал ее правителем. — Он предал предыдущего правителя, убил его и занял трон? — перебил Джеффри. В его голове, вытеснив даже тревожные мысли, рождалось эпическое фантастическое полотно о сражениях и дворцовых интригах — чуть ли не сюжет для романа. — Он победил на выборах, о нетерпеливый отрок, — процедила тетя Яэль, сдвинув брови. — Изгони ветер из полупустой чаши, заменяющий тебе голову, и не перебивай, если сам просил ответа. — Прости! — он высунул из-под пледа руку и изобразил, что закрывает рот на замок. — Да будет тебе известно, дитя, что годы и битвы закалили воина, но сердце его никогда не было нежным, а с утекающими песками времени очерствело еще сильнее. Он верил, что все его деяния идут на благо стране и людям, но готов был жертвовать ради своих побед многими жизнями, и люди ненавидели его за это. Однажды, чтобы помирить свою страну с вражеской, он решил изгнать жителей из нескольких поселений, которые некогда сам повелел воздвигнуть. Восемь дней понадобилось солдатам, чтобы дома опустели. А на девятый день трое самых могущественных магов страны, которые в иной день убили бы друг друга без промедления, вместе прокляли воина за его деяния. Вскоре он упал без чувств и больше не поднялся. — Он умер? — переспросил Джеффри. — Впал в кому на долгие годы. Разум его больше не рождал жестоких мыслей, но и жизнь не спешила оставлять немощное тело. Лишь год назад его дети разрешили милосердно окончить его дни. А теперь ответь мне, пытливый отрок: если три сильных мага, всем сердцем желавшие зла, не смогли исторгнуть душу из одного гульего отродья, может ли сделать так недалекий юнец, что сумел кое-как овладеть чарами ветров, но не в силах даже вымести залежи носков из-под собственной постели? — Голос тети Яэль зарокотал, и Джеффри вжал голову в плечи. — А ты точно не выдумываешь, чтобы меня утешить? — осторожно уточнил он. — Как смеешь ты, птенец, уличать меня во лжи! — взвилась она. — Воистину, ты весь в своего дядю, презренного чернокнижника, моего драгоценного супруга. Даром что общей крови в вас лишь шестнадцатая часть, но глупость его ты унаследовал сполна! — Прости, прости, я не хотел! — спешно перебил он. — Я просто переживал. А… может быть такое, что кто-то с кем-то, ну, сблизится, а потом этот второй человек умирает? — Так ты возлег с кем-то, а наутро нашел бездыханное тело и не сказал ни мне, ни супругу моего сердца, ни матери и отцу? — тон тети Яэль понизился до свистящего шепота, а сощуренные глаза сверкнули уже явственно. — Нет, точно нет! — воскликнул Джеффри и зажал рот, поняв, что непозволительно для ночи повысил голос. — Но вдруг с человеком сначала ничего не происходит, а потом он внезапно умирает? — Если бы ты чаще навещал зловредного гуля, владельца кладбищ и твоего прадеда по боковой ветви, ты бы больше знал о разных существах и не задавал глупых вопросов, — она успокоилась так внезапно, словно вовсе не выходила из себя. — Да будет тебе известно, о юнец, который прочел десятки книг, но не впитал ни крохи знаний, что есть множество существ, которые убивают любовными чарами, но ни одно из них не владеет магией, какую ты описал. Жертву или сразу выпивают досуха, или тянут силы понемногу, как вы, дети, таскаете сладости из кладовых. Жертва будет болеть и мучиться, и заметить такое смог бы даже ты. Джеффри вспомнил, как несколько дней назад ретировался из номера Ран — бодрый, свежий, возмутительно цветущий и даже без похмелья, — и покачал головой. Арти, кажется, тоже больше беспокоило не здоровье, а то, что Стиви видел его без макияжа; на всякий случай он все же схватил смартфон и торопливо написал Майки: «У тебя все хорошо со здоровьем?» С десяток секунд посмотрев на непрочитанное сообщение, он закрыл вкладку и снова улегся. — Не тревожь свой разум пустыми выдумками, беспокойное дитя, — тетя поднялась, чуть слышно шурша юбкой. — Мне уже приходилось вытаскивать юношей вашего рода из темниц и застенков. А если страж, что звонил сегодня, навредит тебе хоть делом, хоть словом, то… «Его найдут через три года где-нибудь в Аргентине в ванне с песком», — подумал Джеффри, и тетя Яэль, словно прочитав мысли, медленно кивнула и исчезла за дверью. Майки все так же не отвечал — неудивительно для часа ночи; или он опять залипал в компьютерную игру и не слышал уведомления, или, что менее вероятно, спал. Вздохнув, Джеффри вновь повернулся на бок. Короткий неспокойный сон привел за собой такое же неспокойное утро. Дома было подозрительно, непривычно тихо, ни Арти, ни Стиви не явились завтракать, а сообщение Майки так и висело непрочитанным. Они как будто сговорились поиграть на его нервах; даже слова тети Яэль не убеждали, что беспокоиться не о чем. Сама она, все такая же свежая, в очередном белом платье, расшитом голубыми цветами по подолу и рукавам, обнаружилась на кухне с пиалой чая — Джеффри и думать не знал, что у них такие есть. В центре стола ждало блюдо с пахлавой, которой дома не водилось с прошлого визита родственников; с прошлого же визита он крепко усвоил урок, что брать сладости тети Яэль без ее разрешения значило навлечь на себя неминуемые кары. Впрочем, на сей раз она была подозрительно добра. — Укрепи свои тело и дух перед встречей, — она кивнула на блюдо с таким царственным видом, словно в непролазных кустах боярышника за окном поджидали фотографы, спешащие заснять ее для какой-нибудь обложки. — Ты взял слишком много дурного из вашей озерной породы, такой бледный и тощий! Ты не сможешь совладать со стражником, если его намерения нечисты. — Чего? — Джеффри нерешительно откусил пахлаву и повернулся к холодильнику за молоком. — Не будь у него черноты за душой, он позвал бы тебя к себе в кабинет, как подобает, а не заманивал потайными тропами в темные углы! — тетя Яэль экспрессивно, с размахом швырнула пиалу, но та зависла у самого пола и, повинуясь движению воздуха, невредимой вернулась на стол. — А подслушивать нехорошо, — проворчал он, в глубине души понимая, что тетушка, существо более опытное, поняла из вчерашнего разговора больше, чем он сам. Действительно: детектив Халиль не вызвал его официально в участок, а предложил встречу буквально через дорогу, в саду Уайтхолл. То ли он собрал против Джеффри недостаточно улик и решил сперва вывести на признание, то ли, наоборот, собрал очень много и хотел требовать взятку. Не то чтобы Джеффри прежде приходилось сталкиваться со службой столичной полиции — к счастью, все его детские проделки заканчивались относительно безвредно, — так что он понятия не имел, что его ждет. — Пока ты, ослиный детеныш, не обучишься осторожности и не обретешь привычку думать постоянно, а не только по ночам, я буду наблюдать за всем, что происходит вокруг тебя, — отрезала тетя Яэль. — Я полагаю, тебе хватит ума все слышать, но ничего не говорить? Торопливо затолкав в рот последние крошки, оставшиеся на пальцах, Джеффри схватил еще кусок пахлавы, выскочил из кухни и отправился седлать велосипед. Ему, конечно, хотелось добраться до Лондона вместе со Стиви — тепло и уют салона машины во всем выигрывали у леса, влажного после дождя и щедрого на случайную капель, или переполненного вагона поезда. Но новый сосед то уезжал раньше, спеша в морг, то оставался поспать подольше; угадать его расписание не представлялось возможным. Истхолл-гарден растянулся вдоль набережной Темзы на несколько сотен метров. До звания сада он, конечно, не дотягивал — деревьев в нем росло поменьше, чем в иных лондонских парках; казалось, даже разномастных мемориалов и памятников здесь установили больше, чем воткнули когда-то в землю саженцев. Детектив Халиль попросил о встрече у монумента маршалу авиации лорду Порталу — из всех увековеченных в Уайтхолле персон он единственный был алкионом, и заметить его фигуру с расправленными крыльями не составляло труда даже издалека. Как и человека у самого постамента. Спешившись у велосипедной стоянки, Джеффри с сомнением сощурился. Темноволосый мужчина, замерший возле когтистых тощих лап бронзового лорда, был одет в возмутительно-неофициальную клетчатую рубашку, заправленную в узкие джинсы — вряд ли офицеру криминального отдела пристало ходить в таком наряде на службу даже в пятницу. Кроме него, однако, вокруг на несколько ярдов не было ни души. Маловероятно, но, похоже, два разных человека назначили своим визави встречу на одном и том же месте на одно и то же время в столь ранний час. Что же, подошедшему первым можно было уступить право стоять у памятника; Джеффри решил подождать детектива на скамейке напротив. Пристегнув велосипед, он медленно побрел к месту встречи, прокручивая в голове разнообразные приветствия, ответы на не заданные пока вопросы, отмазки от разговора и поводы сбежать. Выходило не слишком-то хорошо: фокус внимания то и дело съезжал на штаны стоящего впереди мужчины, которые казались даже слишком вызывающе узкими и неприлично подчеркивали подтянутые бедра и небольшую, но приятной формы задницу. Джеффри прикипел к ней взглядом на пару секунд и не сразу осознал, что она кажется смутно знакомой — как и узкая талия, и высокая шея, и высокохудожественный беспорядок на голове, прижатый сегодня с висков толстыми темными дужками очков… — Ран! — выпалил он и, словно повинуясь собственному приказу, перешел на бег. Тот, инстинктивно дернувшись на голос, не успел даже отшатнуться — Джеффри бесцеремонно сгреб его в охапку и прижал к себе. — Это ты… Ты… С тобой все… От нахлынувшего, пузырящегося в груди восторга Джеффри забыл, где находится, зачем пришел сюда, что должен делать — и даже словарный запас порядком растерял. Он не мог поверить удаче, судьбе и небесам, которые после почти целой недели мучений в неведении привели его сюда и буквально вручили того самого человека, которого он с таким отчаянием искал. Это был второй шанс — не облажаться, попросить телефон, уговорить на свидание, а лучше сразу на встречу где-нибудь в почасовых номерах, и… — Мистер Джеффри Джеймс Третий, я попрошу вести себя спокойнее, — Ран со змеиной ловкостью выпутался из объятий и отступил на шаг, оставив Джеффри наслаждаться воссоединением в неловком одиночестве. — Ты куда? — растерянно протянул он. Неожиданная холодность и выражение нарочитого спокойствия на лице уже-практически-любовника беспокоили. Неужели они так плохо расстались? Неужели Джеффри из-за неопытности оставил настолько плохое впечатление? Он глубоко вдохнул, разгоняя застивший мысли розовый туман, и приготовился убеждать, что ему все же стоит дать второй шанс. — Мистер Джеффри Джеймс Третий, — повторил несколько напряженно Ран. — Мы здесь по делу. — По делу? То есть да, но… — Джеффри тряхнул головой. Любые дела могли подождать, пока он не наладит личную жизнь — в первый раз за прошедшие двадцать шесть лет и, как он подозревал, за следующие двадцать шесть тоже. — Слушай, меня сюда вызвал один полицейский, но… — Вот этот, — перебил его Ран, и в его руке мелькнуло раскрытое удостоверение. — Тебя вызвал сюда вот этот полицейский. Детектив Джозеф Халиль, служба столичной полиции, отдел убийств и тяжких преступлений магического характера. — Он помолчал секунду и добавил с кривой усмешкой: — Я приношу извинения, что не представился в нашу прошлую встречу. Джеффри опешил, не в состоянии переварить услышанное. — Т-ты, — выдавил он, — ты… То есть это он… То есть… — Не возражаешь, если мы сперва присядем? — Ран подхватил его под локоть и указал на скамью, которую Джеффри, кажется, уже присмотрел чуть раньше. — Я должен принести извинения за эту неразбериху, и я, так скажем, ее не планировал. В его голосе было что-то завораживающее, совсем как в клубе, когда он заигрывал с Джеффри у бара, и вместе с тем ни одна интонация не казалась нарочитой или напускной. Он чересчур аккуратно касался локтя и пах обезоруживающе приятным, каким-то древесным одеколоном — не было ни единого шанса, что он пришел сюда только ради работы. К тому же ни один уважающий себя детектив не стал бы носить перед подозреваемым такие тесные джинсы, созданные не для удобства, а только чтобы производить впечатление. — А можно… — Джеффри, не уверенный, стоит ли просить прямо или нужно пофлиртовать, упал на скамью, и содержимое бедренных карманов звучно стукнуло о сиденье. — Твой номер в качестве извинения? Или хотя бы встретиться после работы? — Смею заметить, мы уже встретились до работы, — Ран посмотрел на него сверху вниз и присел рядом. — И сперва я должен объясниться. — Так ты не оставил мне номер, потому что тебе не понравилось? — перебил он. — Я исправлюсь, поверь, просто это все… Это все русалочья выпивка. — Я не об этом, — покачал головой тот и предупредительно выставил вперед ладонь, прося помолчать. — Просто прошу иметь в виду, что когда мы пересеклись в клубе, я видел тебя впервые. К тому же я полагал, что с твоим похмельем ты не запомнил не только ночь, но и мое лицо, потому… — Он пожал плечами. — Потому так случилось. Прошу прощения. Я тебя недооценил. — Очень недооценил, — медленно кивнул Джеффри. — Вот увидишь, тебе понравится, я очень постараюсь. Когда ты сегодня заканчиваешь? — Остановись, я прошу тебя, — предупреждающая ладонь поднялась чуть выше. — Я вызвал тебя сюда, чтобы поговорить в неформальной обстановке. И я хочу, чтобы ты перестал отвлекаться и выслушал. Джеффри придвинулся чуть ближе, и теперь до руки Рана оставались считанные дюймы — ровно столько, чтобы некоторые части тела тут же начали тосковать по идущему от нее теплу. — Номер на час… На несколько часов, — предложил он, глядя в возмутительно серьезные темные глаза напротив. — Я оплачу. Это будет достаточно неформально? — Мистер Джеффри Джеймс Третий, — произнес Ран все так же ровно в который там по счету раз, — будьте добры замолчать и сперва выслушать меня, когда дело касается серии убийств! И спаси вас боги всех религий, если из этого предложения вы услышали только «касается»! — А… — начал Джеффри, но тот, нервно дернув уголком рта, прервал его, впервые чуть повысив голос: — Попытка нападения на офицера полиции или непристойное поведение в общественном месте? Твое поведение попадает под оба, выбирай, что тебе нравится больше. Но лучше держи себя в руках. — Я не могу, — подумав, вздохнул он. — Я хочу с тобой еще раз переспать, если ты не понял. На лице Рана отразилась то ли печаль, то ли изрядная доля скепсиса — такая незаметная, что сложно было сказать наверняка. В покере этому парню наверняка не было бы равных. — Если ты еще не понял, ты фигурируешь в деле, которое я веду, — медленно, как иностранцу или психически неуравновешенному, сообщил он. — Работа мне дороже, чем случайный перепих, и поэтому никаких номеров телефона, никаких почасовых гостиниц и никаких, я повторяю, никаких попыток залезть в мое личное пространство. Ясно? В сентиментальных романах о таких моментах принято писать, что мир распался на тысячу осколков; Джеффри же успел только похвалить себя, что не держал в кармане линзу Доллонда, иначе на тысячу осколков разбилась бы именно она — просто по закону подлости. Проклятие, будь оно трижды неладно, все же сработало, просто с отложенным на неделю эффектом; перспективы бурной личной жизни таяли на глазах. А Ран, бесчувственный засранец, даже не сказал, что ему жаль. — Я прошу тебя, если ты готов сотрудничать, посмотреть на этих людей, — тот как ни в чем не бывало передал ему стопку фотографий. — Кто-то из них тебе знаком? В некоторой прострации Джеффри уставился на портрет улыбающейся молодой девушки в строгом костюме, лежащий наверху стопки, и покачал головой. Со следующего фото на него взглянул темнокожий мужчина средних лет в форме работника супермаркета, также абсолютно незнакомый; следующего юношу, длинноволосого и очень симпатичного, Джеффри, кажется, где-то видел, причем не очень давно; с четвертой фотографии смотрела въедливым и цепким взглядом коротко остриженная пожилая дама, которую он точно запомнил бы. На пятой… Он внутренне застонал и стиснул зубы, изо всех сил стараясь скрыть волнение, перебившее даже любовную тоску: с пятой фотографии на него смотрел светловолосый парень с жидкой щетиной на подбородке — тот самый, призрак которого метафорически нависал над Джеффри вторую неделю. — Вот этого я знаю, — признался он, понимая, что повторить покерфейс Рана не в состоянии. — Я, ну, пригрозил ему, что у него отвалится член, а через пару дней увидел его труп в криминальной сводке. Ран внимательно всмотрелся в его лицо. — У вас был конфликт? Можешь объяснить подробнее? — Если ты хотел меня допросить, мог бы сразу вызвать в отдел, — пробурчал Джеффри, перебирая оставшиеся фотографии и вспоминая, где видел длинноволосого красавчика. — Я думал об этом, — кивнул Ран. — Но, слава богу, решил иначе. Расскажи, пожалуйста, о конфликте с этим человеком. Джеффри покосился на него, до глубины души возмущенный, что его приняли за безмозглого подростка, который в присутственном месте повел бы себя как озабоченный бабуин. — Мы с… — он проглотил уже рвущееся с языка «с кузеном». — Мы с приятелем хотели, э-э, переспать на поле недалеко от дома, в Хемеле. Этот парень и его дружки катались там на квадроциклах и нас застукали. Я соврал, что мы проводим ритуал, и пригрозил, что у них все в штанах отсохнет, если они будут нам мешать. И они уехали. Ну, то есть там еще летал чей-то дрон, он взорвался прямо над полем, они испугались и уехали. И потом я увидел его уже в новостях. Все. — Допустим, — медленно кивнул Ран, повергнутый в глубокие раздумья. — Другие люди на фото тебе знакомы? Джеффри нахмурился, вспоминая изо всех сил. Если он запомнил красавчика, то либо пытался его снять, либо… — Вот этого парня я видел в «Приюте океаниды» в ту субботу! — воскликнул он, сунув Рану карточку. — Он пытался меня склеить, но был то ли пьяный, то ли под кайфом, потому я отказался. Это было до того, как мы с тобой, как это сказать, нарушили твой рабочий устав. Остальных троих я никогда не видел. А теперь, если я ответил на твой вопрос, скажи: ты хочешь обвинить меня в их убийстве? Или это закрытая информация? В глубине души он не хотел говорить так резко, но рассудком и артикуляционным аппаратом сейчас владели обида и разочарование; Рана это, впрочем, не заботило, судя по отстраненному лицу. — Да, все эти люди были найдены мертвыми, — задумчиво проговорил он, будто прикидывал в голове, чем можно делиться, а чем нельзя. — У всех пятерых обнаружены одни и те же неестественные причины смерти. Их не связывает ни работа, ни личная жизнь, абсолютно ничего. Но незадолго до их гибели, если верить данным камер наружного наблюдения, все эти люди так или иначе пересекались с одним и тем же человеком. С тобой. — Какой бред, — Джеффри ошарашенно помотал головой, и вокруг него закружился слабый прохладный вихрь. — Я понятия не имею про трех из этих пяти. Или ты хочешь сказать, что у меня есть злая вторая личность, которая убивает случайных людей, а я об этом не помню? — Я ни разу не сказал, что подозреваю в этих убийствах тебя, — заметил вместо ответа Ран. — Я бы, возможно, это сделал, но, к счастью, на момент смерти мистера Джона Маршалла, — он помахал портретом красавчика, — у тебя есть крепкое алиби. — Угу, — буркнул Джеффри. — И это крепкое алиби я всю ночь вбивал в твою… — Достаточно! — голос Рана снова на долю секунды взлетел на пол-октавы. — Так или иначе, ты пересекался со всеми жертвами, вольно или невольно, и одарен магически, потому я буду обязан уже официально вызвать тебя в отдел в качестве свидетеля. Постарайся к этому времени вспомнить максимально подробно встречи с этими двумя. Возможно, что-то придет в голову и по остальным. Плюс к тому мы возьмем у тебя отпечатки пальцев и скан ауры, так что не надевай никаких амулетов, которые могут на нее повлиять. — Я вообще не ношу никаких побрякушек, ни магических, ни простых, и ты это уже видел, — заметил Джеффри. — Или ты думаешь, я что-нибудь прячу тут? — Он размотал прячущий отросшие незаплетенные волосы тюрбан и распустил узел из дредов. — Нет, я верю, не нужно демонстрации, — Ран склонил голову набок и повел плечом; на его лице отразилась задумчивость. — Это просто формальное предупреждение. — Ну да, вдруг я на самом деле не маг-стихийник, а древнее чудище, и в человеческой форме меня удерживает только зачарованный микрочип за ухом, — проворчал Джеффри, завязывая волосы обратно. — Я все еще не понимаю, зачем нужно было звать меня сюда, почему не пригласить сразу в участок? Только не говори опять про мое поведение, у меня есть причины. — Скажем так, у меня тоже были свои причины, — уклончиво ответил тот и поднялся. — И на этом я буду вынужден откланяться. Не выбрасывай почту на следующей неделе, тебе придет вызов. — Причины были, но телефон ты дать не хочешь и на свидание не пойдешь, — Джеффри озадаченно глянул на него снизу вверх. — Значит, все-таки ты принял меня за чудище с микрочипом за ухом и решил проверить, не опасен ли я для людей? — Я позволю себе воздержаться от комментариев, — коротко и холодновато улыбнулся Ран. — До свидания. Джеффри, не ответив, проводил его взглядом; в голове мучительно ворочалась важная мысль, которую никак не удавалось ухватить за хвост. — Стой! — наконец подскочил он. — То есть, получается, я приду на разговор и буду должен рассказать, что во время одного из убийств у меня алиби, потому что я в это время развлекался с детективом Халилем, так? Тогда ты станешь, как это называется, заинтересованным лицом, и тебя отстранят от дела! — Вполне вероятно, — обернувшись, кивнул тот. — И тогда, — Джеффри в порыве вдохновения догнал его и с трудом остановился на расстоянии в пару футов, — ты пойдешь со мной на свидание! Ран удивленно вскинул брови, будто не ожидал такого выпада, и ответил не сразу. — Я не был бы так в этом уверен, — наконец ответил он. — А если ты моя вторая половина? — Тогда я тебе сочувствую, поскольку становиться чьей-то половиной не входит в мои жизненные планы, — сказал Ран с короткой улыбкой и вновь развернулся. Вновь растерянный, Джеффри невидящим взглядом уставился между его лопаток. — А если надо мной висит проклятие, которое не дает мне переспать ни с кем, кроме тебя? — выпалил он, не успев себя остановить, и Ран обернулся. — Боже, тебе стоит поработать над приемами пикапа, сейчас они… хромают, я бы сказал, — усмехнулся он. — Но я могу тебе гарантировать, что через несколько дней у меня на руках будут сканы твоей ауры. Поверь, если и есть какое-то проклятие, то оно оставит следы. А сейчас прости, я вынужден торопиться. Для полной моральной победы ему можно было бы драматично уронить воображаемый микрофон или сделать какой-то еще победный жест; он, впрочем, не стал ничего изображать, а просто направился в сторону здания Скотленд-Ярда, оставив Джеффри пытаться совладать с эмоциями. Этот засранец, сам того не подозревая, ударил в самое слабое место, и стоило некоторых усилий сдержать душевный порыв и не устроить вокруг небольшой ураган. — А не пойти бы тебе к дикой мантикоре под хвост, — пробормотал он наконец, глядя на удаляющуюся задницу в узких джинсах, которая, к сожалению, не утратила ни капли привлекательности. Здравый смысл подсказывал, что на Рана более не стоило рассчитывать — свое мнение он уже высказал; упрямая надежда возражала, что первое впечатление часто обманчиво, а значит, его можно изменить в лучшую сторону. Все еще пребывая в прострации от самой крупной неудачи в личной жизни за прошедшие годы, Джеффри отстегнул велосипед от стоянки и поехал, медленно и нехотя, на работу. Думать о том, что впереди ждали очередные никому не нужные заколдованные бесполезные предметы, за которыми даже не возвращались владельцы, не хотелось; в особенности не хотелось думать о зачарованном телефоне, который так и пролежал два дня в коробке. А вот его хозяин, сладкоголосый крылатый красавчик со сложным иностранным именем, вполне себе подходил для приятных размышлений. В особенности сейчас, когда более всего Джеффри нуждался в лечении подстреленной самооценки. В БОЛОТЕ, словно в ответ на его мысли, сегодня было особенно пернато: помимо непривычно довольной Кабры и ее кусачего питомца, там обнаружилась мисс Шимаэнага. Она сидела на подоконнике, чуть расставив крылья и балансируя на одной лапе, а коготками второй аккуратно чесала попискивающего сэра Уотерса. На ее круглом лице не было ни следа прежней суровости, с какой она обычно прилетала сюда для очередного разноса. Причина нашлась быстро: на столе рядом с Каброй стояли две чайные чашки и полупустая коробка засахаренных ананасов. — А еще он недавно поймал крысу прямо здесь, в кабинете! — в голосе Кабры, непривычно высоком, звучало слишком много восторга для человека, который только недавно впадал при виде этой охоты в ярость мини-берсерка. — Такой маленький, а уже охотник! Но я так боюсь, что ему станет плохо от шерсти и костей… — Напишите заявку на дератизацию, — подозрительно ласково проворковала мисс Шимаэнага, поглядывая то на нее, то на распушившегося сэра Уотерса. — Я оформлю ее в ближайшее время. Не нужно бояться, он наверняка уже срыгнул все лишнее, тебе просто нужно найти погадку. И чеши его почаще, у него отрастают после линьки новые перья, они ужасно зудят, поверь мне. — Обязательно, — пообещала Кабра. — Если хочешь, я и тебе могу помогать в линьку… — А это прилично? — усомнилась та, но румянец на щеках и заблестевшие глаза с головой выдавали, что она уже заранее согласна. Очевидно, что по какой-то непонятной причине девичьи посиделки со сладостями переехали из кабинета охраны труда, вотчины мисс Ши, сюда; наблюдать за ними оказалось не слишком удобно — если бы Джеффри не знал, что у Кабры есть девушка, он принял бы эти улыбки и перемигивания за очередной межвидовой флирт. — Я вам не помешаю? — пробормотал он, стараясь как можно незаметнее протиснуться на свое рабочее место. Ему казалось, что сейчас-то мисс Шимаэнага сменит милость на гнев и начнет распекать его за какое-нибудь очередное нарушения техники безопасности, но нет — вечно недовольная сиринга даже не нахмурилась в ответ. Более того: на него даже внимание обратили едва-едва. Поверить в такое счастье удавалось с трудом, но, видимо, мироздание решило подсластить утренний великий облом. В попытке изобразить подобие рабочей активности — чтобы его не трогали и дальше — Джеффри включил компьютер, открыл реестр еще не обработанных артефактов и поставил перед собой линзу. На этом необходимость что-то придумывать закончилась: телефон в кармане штанов зажужжал короткой очередью из полудюжины сообщений. «Даже не думай сегодня где-нибудь задерживаться, — писал Арти. — Тетя Яэль решила устроить уборку, нужны все. Вообще все. А ты был в ответе за дом и беспорядок, потому не смей слиться! Я не хочу погибать тут один!» «У тебя есть Стиви, погибайте вместе, это романтично», — хотел набрать в ответ Джеффри, но остановился, раздумывая, не слишком ли это обидно. Да и потом, ни участвовать в уборке, ни вступать в разговор ему не хотелось, а второе могло неизбежно повлечь за собой первое. Он закрыл окно мессенджера, но уже через секунду экран заполнила новая лесенка из коротких сообщений — к счастью, от другого отправителя. «Привет! Я жив и здоров, прости, что не ответил сразу, — писал Майки. Джеффри сперва даже не понял, к чему это, но, открыв чат, увидел вчерашнее ночное сообщение, которое за него явно писала тревожность. — Все в порядке. Что-то случилось?» «Очень много чего», — без раздумий ответил Джеффри и замер, глядя в медленно темнеющий экран. Еще пару дней назад ему было иррационально неудобно делиться с Майки подробностями личной жизни, но теперь, когда она вдруг переплелась с серийными убийствами, хотелось выложить все как на духу. Конечно, понял он, бросив косой взгляд на воркующую Кабру и раскрасневшуюся мисс Ши, которая будто готова была пересесть с подоконника к ней на колени. Он желал поделиться своей запутанной сильнее обычного жизнью не потому, что устал носить все в себе, но потому, что никто, абсолютно никто, кроме Майки, не смог бы выслушать его, не перебивая. Арти увлекся собственными драмами; Стиви даже не явился сегодня на работу; рассказывать что-то Кабре значило обречь себя на вечные насмешки, а тетя Яэль вновь начала бы называть его юным придурком с витиеватыми синонимами. У всех вокруг кипела своя жизнь, и никто не собирался становиться его конфидантом. А вот Майки… «Даже не думай отмолчаться, лягушонок, я вижу, что ты читаешь сообщения!» — мигнуло на экране под именем Арти. Джеффри торопливо смахнул уведомление, не открывая, и дописал в чате с Майки: «Не могу все рассказать тут. Можно к тебе приехать после работы?» «Только захвати что-нибудь поесть», — мгновенно последовал ответ. * — Если честно, он мне не очень нравится, — пробормотал Майки, глядя в экран ноутбука. Там, на фотографии из профиля на фейсбуке, белозубо улыбался и сверкал глазами детектив Джозеф Халиль, специалист по расследованию магических преступлений и роковой соблазнитель в жемчужных бусах. Бус на нем не наблюдалось, но тонкая футболка, облегающая рельефный торс, не нуждалась в дополнительных украшениях. — Даже немного пугает. — В каком смысле? — Джеффри пересел ближе и заглянул через плечо. Дреды из узла на макушке пришли в движение и устремились прямиком в коробку с курицей в апельсиновом соусе, опасно балансирующую на пледе рядом; он едва успел сдуть их движением ладони. — Понимаешь, этот чувак… От него такое впечатление, что ты только посмотрел на его фото, а он тебя уже раздел, трахнул и пошел искать другую жертву, — ответил тот, ничуть не прояснив ситуацию. — Он какой-то слишком красивый для серьезных отношений, потому он тебе и отказал. — Или я его отпугнул, — вздохнул Джеффри. — Ну, допустим, он не хочет отношений, это можно понять. Но можно же просто иногда встречаться, чтобы переспать без обязательств! — Может, был неприятный опыт, — предположил Майки и вслепую засунул палочки в коробку с курицей, чтобы ловко выудить кусочек. — Когда сначала спишь без обязательств, спишь, потом зазевался, и вот вы уже живете вместе. — Или я ему не понравился, — перебил Джеффри и сокрушенно опустил голову. — Тогда почему он в первый раз со мной переспал и почему не сказал прямо, мол, приятель, ты одеваешься как придурок или дреды уродские и плохо пахнут… Майки вместо ответа повернулся и приподнялся, принюхиваясь. — Не, точно нет, — уверил он и вновь сел перед ноутбуком по-турецки. — Их надо подплести и на затылке они немного пыльные, но точно не воняют. А что, ты ради этого парня готов подстричься и переодеться? — В его голосе послушалось сомнение. Вопрос застал Джеффри врасплох. Он замер и поставил коробку рядом с собой, чтобы, задумавшись, ненароком не рассыпать. Составленная из паллет кровать занимала добрую половину комнаты, и на ней могли свободно разместиться, не толкаясь локтями, полдюжины человек. Это, однако, не мешало им сидеть вплотную в одном из углов, обложившись ноутбуком и коробками с едой из ресторана, спрятавшегося на цокольном этаже дома. Плечо и локоть, к которым практически прижимался боком Джеффри, были опасно костлявы, но Майки управлялся с ними еще более ловко, чем с палочками для еды, и ни разу не ткнул; от него пахло слабеньким травянистым одеколоном, перегретым пластиком и апельсиновым соусом — вполне приятно. Ноутбук шелестел подсоединенным внешним вентилятором, а на столе рядом с ними возвышался очередной системный блок с вывернутым наружу нутром. Комната, крохотная и заставленная по углам полуразобранным железом, казалась даже более уютной, чем в прошлый визит сюда. К тому же здесь не могла достать ни тетя Яэль с уборкой, ни Арти с руганью — телефон был предусмотрительно отключен, — ни таинственный маньяк, которому вздумалось убивать жертв только в присутствии Джеффри. Ничего не отвлекало от размышлений. В самом деле: стал бы он что-то менять в себе ради личной жизни? Кабра чуть ли не еженедельно намекала, что именно так и нужно сделать: отрезать волосы, сменить удобные штаны на обычные джинсы, изобразить из себя классического красавчика из рекламы — в конце концов, тот же Ран тоже обладал ближневосточными чертами лица, как и он сам, и процветал. Однако при мысли о том, сколько сил придется потратить на смену имиджа и сохранение его в порядке, у Джеффри неуютно тянуло под диафрагмой. — Понимаешь, в чем дело, — наконец пробормотал он, неуверенно мотнув головой. — Ради кого попало я бы и пальцем не пошевельнул. Но этот парень — единственный, понимаешь, единственный человек, с которым у меня не сработало проклятие! Он опустил голову и почти сразу же ощутил, как его дернули за волосы — Майки, вновь вслепую протянув палочки, схватил ими один из дредов и потянул к себе. — Он невкусный, я пробовал, — предупредил его Джеффри. — Прости! — ойкнул тот. — Но слушай… Это как-то грустно, если ради секса нужно себя менять. И потом, вряд ли дело во внешности, ты же симпатичный. Может, у этого парня просто второй раз на одного и того же человека не встает. — Или он экспериментирующий натурал… Нет, у него и до меня было с парнями, кажется, он говорил, — продолжил Джеффри. — Или я нравился ему только пьяному, а потом он протрезвел и… — Неправда! — перебил Майки, экспрессивно взмахнув палочками. — Ты поверь, мне вот многие писали в тиндере, а встретился я только с тобой. Ты правда классный, просто кое-кто, — он еще раз махнул рукой, теперь в сторону экрана, с которого за их беседой наблюдал все такой же горячий Ран. — Кое-кто еще более переборчивый. — Или он думает, что это все-таки я убил тех пятерых, и не хочет связываться с потенциальным преступником, — заключил Джеффри и обреченно закрыл глаза, прячась от пронзительного взгляда с фотографии. Ответа не последовало, и он вздохнул: — Хотя это его работа — всех подозревать. Он даже в мое проклятие не поверил. Майки осторожно подтолкнул его плечом, заставив поднять голову, и со всей серьезностью заглянул в лицо. — Ты в него влюбился? — Что? — Джеффри не сразу понял вопрос. Он как-то отстраненно подумал, что старые сказки правильно запрещали смотреть в глаза фэйри, и на полукровок это тоже распространялось: зависнув на секунду, можно было очнуться через час. По крайней мере, с Майки, у которого вместо радужек какой-то мастер вставил чертовы звездчатые сапфиры, работало именно так. — Ты влюбился в этого парня, Джозефа? — донеслось до него как будто издалека, и он не сразу услышал странное напряжение в голосе. — Я… Наверное, нет, — подумав, признался он. — Влюбленность, кажется, не так ощущается. Просто… Впервые за десять лет я встретил человека, с которым смог переспать, но сначала не запомнил, как это было, а теперь он отказывается продолжать. Это не то чтобы обидно, но… Я не знаю, в общем. Не хочу упускать единственный в жизни шанс на секс. — Мне кажется, он вряд ли единственный, — заметил вдруг Майки. — Я бы на твоем месте продолжил искать, что это за проклятие. Может, какая-нибудь целомудренная бабуля зачаровала тебя, чтобы ты не мог ни с кем до свадьбы? — Ага, но у нее была слабость к слащавым брюнетам, потому она оставила одно исключение, — невесело хмыкнул Джеффри. — Ну правда, в кого-то же я родился таким. Но это могут знать только родители, а у них как-то неудобно спрашивать. Я даже о работе им не все рассказываю. — Кстати, работа! — Майки вдруг подскочил на месте. — Ты же из колдовской конторы. У вас есть сканеры ауры? — Только для неодушевленных предметов, мы с живыми не работаем, — невнятно ответил он. — А моя линза слишком маленькая, чтобы смотреть через нее на всего человека. Майки огорченно вздохнул и повернулся к пакету с ужином, куда в подарок за заказ кинули пару печений с предсказаниями. Выбрал одно наугад и разломил. — «Электронные приборы опасны для жизни», — прочел он вслух и вопросительно поднял брови: — Это типа намек, чтобы я меньше торчал тут со своей техникой и больше гулял? Прямо как будто моя мама писала. А у тебя что? Джеффри послушно раскрошил хрупкое тесто и развернул промасленную бумажку. — «Твое предсказание в другой печеньке», — озвучил он. — Даже они не хотят со мной работать! Кстати о технике, хочешь расскажу, как один посетитель принес нам проклятый телефон? На задворках его сознания наклевывалась какая-то дельная мысль, которую он никак не мог уловить и облечь в слова; Джеффри решил подумать об этом позже. * — Знаешь, — в почти полной темноте полушепот Майки звучал даже как-то таинственно, — раньше я думал, что я неудачник с отсутствующей личной жизнью… — Но потом встретил меня и понял, что все не так плохо? — хмыкнул в ответ Джеффри, глядя в темноту. — Извини, я, наверное, грубость сказал, — торопливо добавил тот. — Но на меня обычно не падает потолок и не нападают уборщицы. Тебя это сильно бесит? Они лежали, едва соприкасаясь плечами, на кровати Майки. Время близилось к полуночи; поезда до Хемела еще ходили, но на другом конце пути Джеффри ждали разъяренный кузен и ненавистная уборка, потому предложение остаться на ночь — под разными пледами, чтобы случайно не спровоцировать проклятие — он принял без раздумий. — Знаешь, — пробормотал он, раздумывая над вопросом, — раньше очень бесило. Особенно в колледже, когда все вокруг или хвастались личной жизнью, или просто ее имели, а у меня… сам понимаешь. Потом я как-то вдруг понял, что веду себя как злодей из дурацкого сериала вроде «Могучих рейнджеров», те тоже каждый раз придумывают что-то злое, каждый раз огребают, в следующей серии все повторяется. И чем серьезнее злодей, тем глупее это выглядит. Я не знаю, может, это странное оправдание, но мне стало как-то легче жить. То есть я все еще пытаюсь, но скорее из спортивного интереса. Иначе, наверное, я бы уже сошел с ума. — А как же, ну… либидо? — осторожно поинтересовался Майки. — А что ты делаешь, когда у тебя нет личной жизни? — переспросил Джеффри. — У меня вот всегда с собой моя верная подруга Правая Рука. Иногда, правда, я изменяю ей с ее сестрой Левой Рукой. А когда хочется экзотики, я развлекаюсь с ними обеими. На них проклятие не распространяется. Майки издал короткий смешок и не ответил. Они полежали молча еще немного; Джеффри поерзал плечами по кровати, пытаясь лопатками нащупать перекладины досок от паллет, но безуспешно — как будто матрац был предусмотрительно зачарован для желающих поиграть в принцессу на горошине. — То есть теоретически если ты будешь это делать в чьем-то присутствии, то проклятие не сработает? — вдруг тише обычного спросил Майки напрягшимся голосом. — Я думаю, не только теоретически, но и на практике, — он припомнил первые опыты с Арти, которые так ничем и не закончились — тот вечер, когда их посетила идея коллективного ручного труда, закончился спонтанной уборкой и мытьем полов от разлитого какао. Проверить гипотезу с тех пор — по иронии судьбы — не доходили руки; теперь же ему вдруг показалось, что в довольно невинном вопросе скрывается что-то вроде намека. — А ты хочешь устроить эксперимент? Ответом ему послужили долгое, с полминуты, молчание и напрягшееся плечо, к которому он все еще прижимался своим. Неловкость, выросшую между ними, можно было расстелить вместо еще одного одеяла, такой плотной и осязаемой она казалась — и она ни в коем случае не должна была волновать, но против всякой логики по рукам Джеффри побежали мурашки. — В конце концов, мы давно договаривались переспать, — выдавил он, чувствуя, что во рту становится суше обычного. — И мы оба в одной кровати и почти голые. — И если мы оба, э-э, финишируем, то по формальным признакам это считается за секс? — голос Майки стал еще тише, словно он сам не верил, что говорит. — Для двух неудачников без личной жизни — однозначно считается, — нервно усмехнулся Джеффри и набрал воздуха, пытаясь успокоить идущее на разгон сердцебиение. — Мне достать чулки? — выдохнул в темноту Майки. — Н-нет, — запнулся он, приподнимаясь на локтях. — Мы же не договаривались на чулки… В окно, не закрытое шторами, пробивалось лишь немного фонарного света снаружи, но этого было достаточно, чтобы Джеффри ясно видел силуэт на фоне светлой стены и сбитых в один угол подушек, стройный, изящный, будто вычерченный тушью. Он смотрел, не моргая, как Майки садится, чуть раздвинув колени, как проводит ладонью по груди и животу, оттягивает резинку белья; почему-то хотелось, как в сюрреалистичной пародии на парный танец, повторить каждое движение. Мурашки теперь бежали не только по рукам, но по груди и плечам, и вместе с тем его бросало в жар, хотя он даже не успел прикоснуться к себе. Не вполне осознавая, что делает, Джеффри придвинулся ближе, так, что их колени теперь разделяло совсем крохотное расстояние. Майки наклонил голову, ловя своими колдовскими глазами скудные отблески света, и шумно выдохнул; Джеффри проследил за его рукой и нервно сглотнул; сейчас он мог трогать только себя, как бы ни хотелось обратного. Он никогда не пробовал ничего изменяющего сознание, но в этот самый момент чувствовал себя одурманенным. Его собственная ладонь двигалась рефлекторно, в привычном ритме, но казалась чужой, и от этого каждое прикосновение отдавалось во всем теле во сто крат сильнее. В то же самое время разум был далеко — точнее, совсем рядом, жадно запоминал мелочи, которые удавалось разобрать: рваное дыхание, чуть ссутуленные плечи, короткие резкие рывки левой рукой, напряженное бедро, прижатое к его колену — он не помнил, когда они успели придвинуться еще ближе… Он смотрел, не моргая, пока картина не помутнела перед глазами; слушал, не отрываясь, пока шум собственной крови в ушах не заглушил остальные звуки; трогал себя, не понимая, почему сейчас особенно хочется точно так же касаться другого человека. Ощущения перемешивались неиспробованным ранее гремучим коктейлем, и Джеффри, дезориентированный, едва ощутил приближение финиша. Он зажмурился, открыл рот и задержал дыхание, когда его наконец накрыло — и звучно выдохнул, ощутив, как на живот, пах и руку падают горячие капли. — Э-э… один-один, — сипло и очень смущенно пробормотал Майки и провел ладонью по коже до самых ребер, не собирая даже, а размазывая едва заметные в темноте потеки. Джеффри, не удержавшись от смеха, толкнул его коленом; когда оно заползло так далеко между чужих бедер, он не помнил. — Зато не на кровать, — просипел он в ответ. — У тебя есть салфетки или пойдем шуметь в душ? Он все еще не видел лица Майки, но почему-то казалось, что тот покраснел. — Лучше салфетки, — ответил он, махнув рукой куда-то в сторону. — На всякий случай. Вдруг, ну… опять сработает твое проклятие? Его шепот даже сейчас оставался странно напряженным, будто он опять намекал — или случайно выдал себя; будто он… влюбился? Нет, такого точно быть не могло: если сам Джеффри под влиянием литературы еще мог придумывать себе какие-то чувства, то прагматичный Майки был явно другой породы. С легкостью выгнав из головы неуместные подозрения, он зажег светляка и повернулся, ища коробку с салфетками. * Если существовала в мире первозданная, неразбавленная ледяная ярость, то Арти утром субботы мог бы выступать ее официальным представителем — именно на его лице отражалась вся ее мощь, и направлена она была исключительно на Джеффри. — Какого лысого гремлина, лягушонок! — прошипел он, стоило только ответить на видеозвонок. Мутная картинка на экране дернулась, словно кузен подумывал запустить телефоном в стену, но вовремя одумался. — Во-первых, где ты был?! Ты хоть понимаешь, как это выглядело? Тетя Яэль сказала, что тебя вызвали в полицию, а потом ты перестал отвечать на звонки и сообщения, ты понимаешь, что я думал?!.. — Если тетя Яэль до сих пор не подняла на воздух пол-Лондона, то со мной, очевидно, все в порядке, и она это знает, — философски ответил Джеффри. Приподнятое после вчерашней ночной шалости настроение не могли испортить никакие претензии. — Не изображай моих родителей, у тебя все равно плохо выходит. Со мной все в порядке, видишь? — Я не знаю, что я с тобой сделаю, — таинственно пообещал Арти — кажется, он в самом деле был несколько более бледен, чем обычно, и даже невеликие мощности фронтальной камеры это передавали. — Мне неинтересно, где ты был, но… — Провел ночь с симпатичным парнем, — перебил он, не удержавшись, и перевел камеру на стоящего рядом Майки. Тот моментально порозовел, но приветственно помахал рукой. — Тебе тоже надо почаще это делать. От стресса. — …но если через два часа ты не явишься разгребать чердак, то с сегодняшнего дня будешь готовить себе сам! — закончил кузен и отключился, не дав ответить на неиронично пугающую угрозу. Джеффри отложил телефон на крохотный, на одного человека, обеденный стол и с печальной отрешенностью идущего на казнь человека взглянул на Майки. К его удивлению, тот смотрел в ответ заинтересованно, а то и вовсе заинтригованно. — Тот самый чердак, где мы ловили оборотня? — переспросил он, как будто Джеффри выглядел как выходец из семьи, способной содержать более одного особняка. — У вас там, наверное, горы всего прикольного? — Горы прикольной пыли, увлекательной паутины и шокирующих нарядов Арти, — проворчал Джеффри, не понимая, как старый хлам может вызывать у кого-то интерес. — Нет, серьезно, некоторые из них реально шокируют. Майки как будто вовсе не слышал сарказма. Его глаза горели, как у вышедшего на поиски клада авантюриста; в этом было даже что-то привлекательное, если отбросить упрямый факт, что вместо клада его очаровало древнее барахло. Вот уж кому не было бы цены как работнику в БОЛОТЕ — правда, ни каплей магии он не владел. Может, потому и тянулся так активно ко всему колдовскому, к чему Джеффри привык с младенчества. — Если ты не занят, поехали вместе, — предложил он очевидное, и в следующую секунду Майки чуть не сшиб его с ног дважды — сперва в порыве коротких объятий, а затем в стремительном рывке обратно в комнату за одеждой. К сожалению или к счастью, никто не собирался ждать, пока они доедут, и, когда они наконец добрались до Хемела, перед крыльцом дома уже выстроилась небольшая баррикада из коробок. Возле одной из них стоял, согнувшись буквально пополам и что-то ища внутри, молодой человек в выцветших джинсах; узнать его по нижней половине было затруднительно, и пришлось прибегнуть к логическому анализу, чтобы понять, кого из членов семьи деятельный Арти мог привлечь к уборке утром в субботу. — Знакомься, это мой кузен Мэллори, — повернувшись к Майки, громко сообщил он. — На первый взгляд кажется, что он какая-то задница, но на самом деле он нормальный. Мэл, это же ты или мне придется сейчас перед кем-то извиняться? Вместо ответа тот вытянул руку, неестественно вывернув ее в плече, и поднял вверх большой палец. — Видишь, он на нас даже не обижается, — перевел Джеффри. — Мэл, а можешь сделать проход в Луже? Наконец поднявшись, Мэллори вытряхнул из копны рыжих кудрей пыль и паутину, с приязненной улыбкой помахал им и развел руки в стороны. Повинуясь его жесту, вода расступилась, обнажив заросшее илом осклизлое дно; Джеффри, стараясь не вымазать слишком сильно кеды и не упасть в грязь, в несколько широких шагов пересек его, а следом с легкостью, на которую способны только фавны и фэйри, на другом берегу оказался Майки. — Мэллори Галламор. Водяной, — со смущенной улыбкой кузен протянул ему руку. Тот с явным восторгом ее пожал: — Майк. Ньюман. Я, э-э… чиню компьютеры. — И много там еще людей? — перебил знакомство Джеффри, пытаясь решить, чего хочет больше — потянуть разговор или побыстрее покончить с чердаком. — Совсем нет, — покачал головой Мэллори. — Тетушка, Арти, мы с Фло и вы двое. Тот странный парень, которого вы поселили в чулане, тоже предлагал помочь, но тетушка пообещала его проклясть, и он куда-то уехал прямо через лес. Я хотел позвать Шая, в конце концов, он теперь тоже член семьи, но Арти пообещал отравить меня. Так что идемте, нам очень нужны лишние руки. Мэллори, в отличие от всех остальных кузенов и кузин, выросших под крышей этого дома, происходил из самой чистокровной ветви семейства Галламор — в этом были убеждены сами ее представители и в этом же старались убедить остальных. Его прадед, первенец в семье, приходился старшим братом и прабабушке Джеффри Донне, и дяде Чарли, и некогда был главой довольно разношерстного клана; несмотря на то, что его определенно готовили к этой роли, за годы жизни он заработал, как сказали бы теперь, глубокий невроз. Психотерапия в те годы еще не вошла в обиход, поэтому лэрд Оливер Галламор поступил с неврозом так же, как и многие его современники: передал потомкам вместе с фамилией и наказом «держать лицо семьи». Дети и внуки старались соответствовать благообразному образу изо всех сил и в конце концов превратили напутствие предка в навязчивую идею; какой-нибудь ученый мог бы защитить докторскую диссертацию о поколенческой травме, опираясь только на их семейный опыт — если бы, конечно, его туда допустили. Когда на свет появился Мэллори, наследный невроз, концентрированный за пару поколений, практически обрел масштабы психоза и обрушился на его голову вместе с деятельной имитацией родительской любви и заботы. Ребенок, тем более так сильно похожий на прадеда, обязан был во всем подходить под семейные представления об идеале: учиться на высшие баллы, заниматься правильными хобби, общаться с приличными детьми, одеваться «подобающе положению», а есть, ходить и говорить строго по команде. Удивительным был, конечно, сам факт, что его, воспитываемого в строгих рамках прокрустовой формы для отливки идеальных юношей, отпускали в Хемел; будь воля родителей, они открыли бы портал из Итона прямо к порогу дома, чтобы исключить всякое дурное влияние. Но, увы, ни портал, ни переезд всей семьей в Лондон они потянуть не могли, и приходилось идти на иные жертвы — пускать в круг общения «этих гадких детей». Джеффри, Арти и остальные сверстники-кузены выступали отрицательным примером, как достойные юноши, девушки и прочие вариации не должны себя вести; Мэллори же, напротив, служил для прочей семьи образчиком, к которому стоит стремиться. Как и когда в семье Галламоров случилось восстание, никто из ее членов не подозревал: просто в один момент он перестал появляться и дома, и в Хемеле, и отключил телефон. Несколько лет от него не было никаких вестей; встревоженная бабуля Нэнси даже подключила дядю Чарли, чтобы тот по своим некромантским каналам уточнил, что Мэллори все еще пребывает в мире живых — некоторые родственники уже начали поговаривать, что либо сам он наложил на себя руки, как это случается под грузом ответственности, либо родители, недовольные чем-то, прикопали его в подвале. Он, однако, был жив, и семье оставалось лишь строить теории: одни говорили, что он принял буддизм и уехал в Тибет, другие — что сделал пластическую операцию и сменил имя, третьи — что устроился на работу в блуждающий город Билефельд, не имеющий места на картах, и пропал. Правду — что Мэллори все это время снимал крохотный клоповник на западе Лондона и, без жалости закинув в дальний угол диплом специалиста по международным связям, играл на саксофоне в мелких барах и на чужих праздниках, — знал только Арти; но спрашивать его никто не собирался. Он вновь вышел на связь с семьей пару лет назад и даже попытался помириться с родителями, но те в ответ отлучили его от дома; с тех пор это превратилось в регулярную забаву — Мэллори связывался с ними по какому-то важному поводу, и они вновь отлучали его. Джеффри следил за этим сериалом вполглаза — метания вокруг человека, которого все детство безуспешно ставили ему в пример, его волновали крайне мало. Пусть даже Мэллори и был неплохим парнем. Они не успели подняться на чердак, когда их — еще на лестнице — настигли громкие возгласы: — Оставьте в покое эти коробки и не трудитесь тревожить их, нерасторопные дети, вы не инкубы и это не ваша сокровищница! Эта пестрая рухлядь годится лишь на лоскуты или одежду для бедняков, туда ей и дорога! Или вы думаете, что на дне запрятаны золотые слитки? — Но позвольте, — ответил незнакомый женский голос, и Мэллори припустил вверх быстрее — он, в отличие от незнакомой «Фло», знал, как тетя Яэль гневается на возражения. — Это не рухлядь, это памятники эпохи! Вдруг какая-то из этих рубашек принадлежала великому художнику, поэту или актеру? Мы отдадим их на благотворительность, а потом окажется, что, допустим, в этих штанах, — голос прервался, и зашуршала ткань, — какой-нибудь там известный поэт Роберт Виглвинер* был на коронации ее величества? Джеффри прыснул. Фло определенно приходилась Мэллори девушкой, и теперь становилось понятно, почему из-за нее его прокляли в очередной раз: мало того, что выговор выдавал в ней англичанку откуда-то из Эссекса, так еще и неприличных шуточек она не стеснялась. — Ну, если говорить о… Виглвинерах, — проскрипел Арти, — то в этой рубашке отец, по-моему, женился на своей русалке. Может, мне кажется, но она до сих пор попахивает рыбой с того банкета. Чердак — хотя вернее было бы называть его мансардой — за последние годы не отличался чистотой и порядком, но сегодня хаос, прежде заточенный в темных углах когда-то служивших детскими комнаток, вырвался наружу и рассыпался по полу ящиками, мешками и пыльными руинами. Арти сидел у самого входа, подтянув к себе одну из коробок, едва не лопающуюся от затолканной туда пестрой одежды; напротив него стояла, держа в руках брюки горчично-желтого цвета, высокая кудрявая блондинка, которую вероятнее было бы встретить на полке с куклами Барби, чем на захламленном чердаке. Тетя Яэль, ради случая переодевшаяся из белого платья в голубое, взирала на них, пристроившись у круглого мансардного окошка. — Мэллори, успокой свою женщину, она решила забрать все эти вещи, — сообщил Арти, похлопав по коробке. — У вас в квартире не хватит места, чтобы устраивать музей. Лучше отвезите их к Джеффри на работу, там как раз собирают старый хлам. — Старый магический хлам, я попрошу! — возмутился он, перешагнув через коробку, и заглянул в другую, полную разнокалиберных тарелок и блюдец. — И вообще, чем вам помещали вещи? Они не фонят, не лезут вниз, никого не трогают, только иногда сюда залезает Шай и роется… — В этих комнатах скоро вновь поселятся дети, которых, на наше несчастье, привел в мир этот пустоголовый щенок, — напомнила тетя Яэль холодным тоном. — Его бесстыжая шкура годна лишь украшать пол перед камином в гостиной для прислуги, но дети безвинны, и им не пристало дышать многолетней пылью, которая помнит еще почтенную сестру моего злокозненного супруга! — Ну вот это неправда, — обиженно возразил Арти. — Прабабушка не с нами уже двадцать лет, с тех пор мы много раз здесь прибирались. Джеффри заглянул в комнатку, которую когда-то делил с нерегулярно приезжавшим Мэллори. Теперь она казалась ему совсем крохотной и довольно темной; все вещи из нее уже вынесли, и теперь здесь лишь болтались по полу пыльные клочья и стояла в углу статуя — он даже думать забыл, что она тут стояла. Из любопытства он заглянул под накрывавшую ее простыню, посмотрел на лицо с едва намеченными чертами, сложенные на груди руки, длинное платье, волнистые волосы; похоже, кто-то из бабулиных знакомых практиковался в лепке из глины и забыл тут свою поделку. Джеффри мимолетно подумал, что можно показать ее Майки, но, выйдя обратно в коридор, и думать забыл о ней. По соседству располагалась комната, в которой до самого своего переезда обитал Мышик. Ее уборка не коснулась — дверь была заперта, и ключом теперь владел засранец Шай. Внутри все еще стояла розовая кровать с плюшевыми покрывалами, которую кузен иррационально любил, несмотря на то, что не причислял себя полностью к женскому полу, висела в пристроенной круглой башенке канатная сеть для лазания, стоял старый компьютер –сентиментальная ценность, — и хранились прочие вещи, слишком дорогие сердцу, чтобы их выбрасывать, но недостаточно важные, чтобы брать с собой в новую жизнь. В еще одной комнатке, крышу которой украшала вторая башенка, когда-то находилась мастерская бабули Нэнси; теперь от нее остались только составленные в углу холсты, запыленный мольберт и еще изрядная порция коробок с вещами. Наугад открыв одну из них, Джеффри обнаружил старинный бинокль, тяжелый, на истрепанном ремне. В тусклом свете из башенки казалось, что линзы у него чуть желтоватые. Из праздного любопытства Джеффри поднес бинокль к глазам и повернулся к окну. К его удивлению, по пыльному стеклу вдруг побежал сложный узор из оранжевых и бледно-голубых кружев — не иначе как те самые защитные чары, которые он не был способен видеть. Зависнув на несколько секунд, он повернулся к башенке — чары оплетали и ее, — а затем к коробкам. Некоторые из них тускло-тускло светились. Похоже, первый владелец бинокля — возможно, даже дядя Чарли — вставил в окуляры линзы Доллонда. — Эй, смотрите, что я на… — начал он, выгляну обратно в коридор. В голове мгновенно родилась мысль, что больше всего находка понравится Майки, которого все магическое иррационально привлекало. — Сентиментальные альбомы мы тоже выбрасываем? — не дав ему договорить, спросила у всех сразу Фло и раскрыла толстую книгу в кожаном переплете, которую держала в руках. — Здесь старые письма, засушенные цветы, стихи… — «Рыжая ведьма в лиловом плаще, стук каблуков в увядающих скверах, так подрывается прежняя вера в косную сущность обычных вещей», — прочитал, заглянув через ее плечо, Мэллори. — «Рыжая ведьма в лиловом плаще, в пальчиках тонких — и жизни, и судьбы, маленьким серым котенком уснуть бы на беззащитном и нежном плече»… Какой-то незнакомый почерк, писали явно чернилами и пером… — Так значит, эти стишки все-таки достигли адресата, — в голосе тети Яэль проявилось коварство. — Беззаконный гуль, наперсник моего супруга и строитель этого дома, когда-то клялся, что грядущая женитьба не коснется обледенелого булыжника, вставленного в его грудь вместо сердца. А уже вскоре марал бумагу своими сочинениями в честь супруги. Этот альбом принадлежал ей, да пребудет ее дух в иных мирах в покое. — Дедуля Йен? — пораженно переспросил Мэллори, глядя то на нее, то вновь в альбом. — Я, пожалуй, больше не буду читать. Вдруг он не обрадуется? — Дедуля Йен оставил нас лет семь как, вскоре после твоего побега, — проворчал Джеффри. — Сообщил, что мы все его достали, передал бизнес Тине, а сам отправился в фамильный склеп к прабабушке. Сомневаюсь, что он вылезет оттуда, только чтобы дать тебе по шее за то, что ты читал его стихи. Все еще не выпуская из рук бинокля, он прошел дальше по коридору, к Майки, и хотел уже повторить, что нашел кое-что интересное, но остановился в шаге, словно наткнулся на защитные чары: в этом конце коридора до него тоже никому не было дела. — Да это же просто чума, — с уже знакомым восхищением шептал Майки и вертел в руках утыканную торчащими проводами жестяную коробочку, вместо одной из стенок у которой был приделан динамик. — Это ведь не заводская модель, да? Он электронный или работает на магии? А кто его сделал? Его глаза так горели, а лицо светилось таким восторгом, что на него можно было вновь залипнуть; правда, толку от этого было никакого — Майки с головой занырнул в любимую тему и не замечал никого вокруг. Даже Джеффри. — Это все Мышик, — с гордостью старшего брата сообщил Арти. — Кому еще в этом доме нужен эмулятор речи? Она не любит превращаться в человека, а в звериной форме не может говорить, потому… — Потому он, — перебил Джеффри, — начал изобретать эти машинки, как только узнал, что такое электроника. — То есть все эти вокодеры сделала летучая мышь? — восхищение в голосе Майки уступило место благоговению. — Вот этими вот крохотными лапками? — Нет, конечно, приходилось превращаться, — ответил он. — С чем-то помогали мы… То есть они все, меня не подпускали к сборке, чтобы я ничего не испортил. Воспоминание о том, как кузены, а порой и взрослые кто во что горазд помогали Мышику строить приборы для искусственной речи, кольнули неожиданным холодом. Когда-то Джеффри тоже пытался помочь и даже предлагал зачаровать для воспроизведения голоса самодельный артефакт; правда, когда он потренировался на принесенном в дом камешке, тот обрел свойства радиоприемника и начал ловить все имеющиеся вокруг частоты и транслировать одновременно. Какофония от него стояла невероятная. В конце концов расколдованный камешек упокоился в Луже, Мышику купили профессиональный говорящий артефакт — возможно, прародитель того, который кто-то установил в доспехах сэра Роберта Пинкуотерса, — а Джеффри больше не допускали к изобретениям. Утешало одно: Мышик, даже несмотря на это, не оставил дружбы и предпочитал отдыхать после учебы и изобретений исключительно на груди у Джеффри, зацепившись когтями за воротник толстовки или свитера и закутавшись в крылья. — А можно мне… можно их посмотреть? Ну, разобрать и собрать? — спросил Майки, глядя почему-то преимущественно на Арти — ну, и еще на сами вокодеры. — Я аккуратно. — Нужно спросить у Мышика, — сказал тот. — Но ей сейчас может быть не до того. — Позвони ему и спроси, — предложил Джеффри, не зная, как подступиться к Майки и сменить тему. Отчего-то казалось, что тот нашел общие точки с кузенами гораздо быстрее, чем с ним — а самого Джеффри к этим точкам не подпускали. Тем временем Арти, побурчав себе под нос, вытащил телефон и поднес к уху. Из динамика раздались едва слышные гудки, за ними — такой же тихий, но точно мужской голос. — Засранец, это ты? — скрипучий голос Арти тут же взлетел до возмущенного карканья. — А ну быстро отдал трубку Мышику, пока я не… — Голос торопливо его перебил, и после пары коротких фраз Арти явно сник. — Тогда слушай, что я говорю, и передавай слово в слово, понял? Диктую: Джеффри завел себе дружка, который хочет поковыряться в твоих старых железках. Тебе они еще нужны, или можно их отдать? В трубке замолчали. — Слишком длинно для Шая, — скептически пробормотал Джеффри. — Нет, он придурок, конечно, но не умственно отсталый, — возразил кузен. Его взгляд то и дело устремлялся к окну, как будто в лесу за домом ждало нечто более важное, чем уборка, на которую он так яро всех сгонял. Телефон наконец ожил опять, и пару секунд спустя Арти кивнул на груду вокодеров: — Можешь забирать это все себе, если утащишь. — Если не утащишь, то можешь приезжать несколько раз, — торопливо добавил Джеффри, но его опять никто не слушал: Майки с видом ребенка под рождественской елью принялся выбирать самые понравившиеся и складывать в свой рюкзак. В окружении большой семьи Джеффри редко чувствовал одиночество — в основном это была прерогатива Арти, — но сейчас, когда все вокруг были заняты своими делами, ощутил себя никому не нужным. Особенно Майки — прежде тот держался рядом, а теперь нашел кое-что гораздо более интересное, чем какой-то лохматый придурок с дурацким проклятием… Раздосадованный, Джеффри подхватил коробку с одеждой неизвестных Виглвинеров и понес ее вниз, чтобы хоть чем-то занять руки. По пути он подумал, что мог бы с легкостью увильнуть от уборки и просто не возвращаться на чердак. Запереться у себя в комнате с книгой или ноутбуком, отключить телефон — раз он никому не нужен, его не хватятся. Едва выглянув на террасу перед парадным входом, он замер от неожиданности и ненадолго даже позабыл о собственных планах: с поляны перед домом неслышно уезжало такси, а в Луже, в самом ее центре, стояли двое. Вода расступалась вокруг них, совсем как четверть часа назад; с некоторым замешательством Джеффри уставился на нелепые морковно-оранжевые кроссовки дяди Чарли, которые не подходили ни к светло-серым летним брюкам, ни к голубому тонкому джемперу, ни к черно-серой грязи со дна. Дядя Равид держался правого плеча дяди Чарли, и рядом с ним расступившаяся вода шипела и превращалась в пар, словно пыталась коснуться не длинной темно-красной рубашки, а раскаленного металла. Но все эти мелочи были, в общем-то, привычны с детства, а вот взгляды обоих дядей, устремленные куда-то на стену дома, одинаково вопросительные и несколько хмурые, смущали гораздо сильнее. — Джеффри, — не глядя на него, произнес наконец дядя Чарли, запустив пальцы обеих рук в волосы на макушке. — Я очень рад, что ты поддерживаешь дом в безопасности, но убивающее проклятие на окнах мне все-таки кажется лишним. Надеюсь, от него никто не пострадал?