Одинокие вместе

Джамба успешно занял верхнюю койку, потому Пликли пришлось использовать маленькое пространство между своим матрацем и матрацем, прогнувшимся сверху. Это его не сильно беспокоило, ведь у него было маленькое, гибкое тело, но его устрашало то, что кровать может упасть, и он окажется под огромным Джамбой. И это было даже не худшей частью, нет. Настоящую муку доставляло то, насколько БЛИЗКО Джамба находился к Пликли. Фиолетовый пришелец громко храпел, его безвольная рука висела чудовищно близко к голове плоргонарианца. Пликли мог справиться с остальным телом, которое отделялось от него матрацем, словно мягким щитом, но эта рука… Крепкие, короткие пальцы медленно подергивались каждые несколько секунд, иногда настолько близко к коже Пликли, что тот едва не кричал. А что он мог сделать? Он попробовал тихо позвать Джамбу по имени, но Джамба спал слишком крепко, и зеленому пришельцу пришлось бы вскрикнуть, чтобы разбудить его. Это был не вариант, потому что это разбудило бы остальных тоже, и они бы задались вопросом, в чем дело, и Нани бы убила его. Он мог бы попробовать пинать верхнюю койку, пока Джамба не проснется, но кровать могла сломаться, все бы проснулись, и Нани бы убила его. И он НЕ собирался трогать руку Джамбы, чтобы подвинуть ее, потому что, если бы это разбудило другого пришельца, он бы умер от смущения, а если нет, ну, он все равно потрогал бы голую кожу Джамбы посреди ночи, пока тот спал! А он спал так близко к нему, что Пликли мог слышать его бормотание, замечать каждое крошечное движение его пальцев; даже мысль о том, чтобы прикоснуться к другому мужчине вот так… ох, снова это чертово покалывание. — Ну все, — смиренно подумал Пликли, — я не засну этой ночью. Он осторожно проскользнул между одеялами, уклоняясь от руки Джамбы подобно змее. Теперь, освободившись от неловкого положения, он решил пойти на кухню и налить себе стакан молока: он научился этому у людей, которые делали так, когда не могли расслабиться. Пликли сел за стол со стаканом, полным молока, и подумал, почему он придавал этому такое большое значение теперь, если они уже спали рядом, пока преследовали Стича. Может, потому что тогда ему не казалось, что они были наедине, ведь они лежали на земле посреди леса. Может, Пликли больше занимала боль от укусов комаров, которые так яростно нападали на него каждую ночь, и он мог думать только о том, чтобы дожить до утра. Может, потому что Джамба на самом деле не спал так много и больше заботился о поимке своего творения, и положение не казалось таким интимным. — Поделись! Он вспомнил случай, когда большой пришелец застал его за примеркой нового миленького парика. Тогда он был очень удивлен, что Джамба не посмеялся над ним и не сказал ни единого обидного слова, но это больше не шокировало его так, как раньше. Теперь он был озадачен тем, каким образом Джамба боролся с ним за парик прямо на его спальном месте, а он этого даже не заметил. Это был намного более тесный физический контакт, чем прикосновение к руке, а он забыл об этом несколько мгновений спустя. Но, честно говоря, те первые дни ощущались как лихорадочный бред, дикая вспышка новых впечатлений и чувств, пронесшихся слишком стремительно, чтобы он успел их переварить. Впервые в своей жизни он был вдали от правил, и границ, и общественных ожиданий; не было ни семьи, ни планет, ни Федерации, никто не мог судить его. Он просто искренне веселился. Не вся поездка была веселой (на самом деле, большая ее часть была довольно ужасной!), но были несколько маленьких моментов, когда они были лишь вдвоем и вся тревога растворялась в потоке других эмоций. Поэтому борьба не показалась ему такой уж неправильной, потому что не было никого, кто мог бы на это указать. «Нет никого, кто может на это указать, и сейчас», — подумал он. Но все было совсем по-другому. Тогда он должен был провести с Джамбой всего пару дней, а потом они бы расстались навсегда. Никто никогда-никогда не узнал бы об этом. А если бы кто-то и узнал, ну, это Джамба первый прыгнул и набросился на него! Пликли не мог ничего с этим поделать! Он клялся бы, что Джамба был грубым, безумным преступником, и никто бы не осудил его за это. Но теперь он охотно оставался с ним в одной комнате, а квелтикванец спал, и его ни в чем нельзя было обвинить. Так что все было по-другому. Если бы кто-то узнал об этом, он стал бы изгнанником, и это было бы заслуженное наказание не только за нарушение четких социальных норм, но и за то, что ему понравилась эта идея. Теперь это полностью была его вина. Он посмотрел на все еще полный стакан молока и ощутил гнев, глядя на свое отражение. Его семьи не было рядом, и она не обязана была знать что-то о его жизни. Он был уже взрослым. И если для Пелекаи это было нормально, значит, это было нормально на Земле, а он должен соблюдать земные обычаи! Это все равно ничего не значило. Ну и что с того, если Джамба был мужчиной? Он не чувствовал никакого влечения к нему; и за тысячу лет он и не подумал бы о том, чтобы попробовать что-нибудь такое. Они спали в разных кроватях, они были намного ближе друг к другу на протяжении всего дня, это было не странно, это было не важно, это было не… Когда овальный коммуникатор на столе завибрировал, Пликли в панике чуть не выронил стакан. Он ЗНАЛ, кто это был. — О нет, о нет, о нет, — пробормотал он, неистово убирая пролитое молоко. Он сделал два больших, долгих вдоха, чтобы сосредоточиться перед тем, как ответить на звонок. — Але-е-е? — протянул он с самым приветливым тоном, на какой был способен. — Венди, мой дорогой! — знакомый голос его матери эхом пронесся по пустой кухне. — Мама, пожалуйста, не называй меня так, — смутился пришелец. — Опять ты с этим? Я не понимаю, в чем проблема; это такое красивое имя! — сетовала его мать. Пликли так и не рассказал маме простую правду: он не был воином, он никогда не был храбрым, и такое добродетельное имя просто не подходило такому разочарованию, как он. Но он не хотел усугублять ситуацию. — Ладно, я не буду называть тебя Венди, — уступила она. — Но я звоню тебе не по этому поводу. — Я-я знаю, что не часто звонил… — он вздрогнул. — Да, конечно, я понимаю, сейчас все довольно… сложно, — она согласилась. Семья Пликли отреагировала на новость о его ссылке с большим беспокойством и ради своей репутации попыталась скрыть это, рассказав другим, что он участвует в своего рода исследовательской экспедиции на Земле. — Но мы можем это исправить. Мне кажется, ты будешь намного счастливее, если свяжешь свою жизнь с кем-то. Ты знаешь… хорошим браком. — Мама, у меня нет времени, чтобы думать о браке. Столько всего предстоит исследовать на этой планете. И кто бы вообще вышел за меня замуж здесь? — попытался объяснить Пликли. — Конечно, на этой планете нет плоргонарианок, но ты все равно мог бы приметить хорошую девушку. Хотя, если у тебя нет времени, то нет нужды беспокоиться. — Правда? — пискнул Пликли. Неужели его мать приняла то, что он не хочет жениться? — Конечно нет. Для этого существуют браки по договоренности, — продолжала она. Конечно. — Я позабочусь обо всем для тебя. Я хочу сказать, если ты не можешь найти жену… — Я поищу, мам, я обещаю, — ответил ее сын. — Но, ПОЖАЛУЙСТА, пока ничего не делай. Я еще не готов к такому большому шагу. Я только начал правильно понимать Земные традиции. Миссис Пликли вздохнула и закатила глаз. — Думаю, тебе не обязательно жениться прямо сейчас, но… пожалуйста, найди хорошую девушку и заведи семью, или мне придется делать это за тебя. — А как дела у Бартли с его девушкой? — выпалил пришелец, отчаянно пытаясь сменить тему. — Ох, мне кажется, они могут расстаться. Понимаешь, на днях она была в парке, ну, ты знаешь, тот, что у большого озера и магазина «Тетрам» со вкусной выпечкой? И она встретила Мокси; ты ее помнишь? Мы часто гостили у нее вместе, когда Пиксли нездоровилось из-за того несчастного случая в поездке, ты помнишь, она… Пликли молча слушал бесконечные сплетни матери, монотонно кивая и то и дело отвечая «да» и «ага». Но он больше не вслушивался. Он думал о браке. На Плоргонаре родители очень часто устраивали своим детям браки. Установлено, что такие браки составляли около семидесяти процентов от всех браков, и лишь меньшинство выбирает своего партнера самостоятельно. Считалось, что твои родители знают, что для тебя лучше, поэтому они могут выбрать тебе идеальную пару. Конечно, так происходило не всегда, но хотя технически и не запрещалось отклонять договоренность, это не приветствовалось. Мать Пликли тоже вышла замуж по договоренности, и ее брак был действительно удачлив для нее, поэтому она считала, что лучше было бы женить своих детей так же. Она хотела начать с Венди, самого старшего (пусть и всего на несколько часов, поскольку все трое родились в один день) и не могла понять, почему он так сопротивлялся; он до сих пор не встречался ни с одной девушкой, несмотря на то, что некоторые сами проявляли к нему интерес на протяжении этих лет. Миссис Пликли казалось, что он просто наслаждался своей молодостью, мятежно веселился и притягивал к себе красавиц со всей галактики, а потому решила на какое-то время оставить его. Но Венди уже не так молод, а потому должен был остепениться, выбрать жену и завести семью. Тогда его семья могла бы убедить Консула разрешить ему вернуться на Плоргонар и зажить нормальной жизнью. О, если бы его отец мог видеть его сейчас, царство ему небесное!.. При других обстоятельствах Пликли мог бы согласиться на брак по договоренности. Он был далеко не бунтарем и хотел лишь следовать нормам и вести спокойную жизнь. Он верил, что система должна сработать и для него, вот только… ему должны были выбрать девушку. Конечно, должны были, почему нет? А потом девушка узнала бы, что Пликли не нравятся женщины, потому что он ужасно врал и был ужасным актером, затем она рассказала бы его семье, и тогда их имя было бы запятнано! И они возненавидели бы его, и стали бы считать его еще большим разочарованием (если это вообще было возможно) и пожалели бы о том, что вернули его из ссылки. Тревога вновь росла внутри него, пожирая его живьем, пока он притворялся, что заинтересован, чем сейчас занималась сестра друга его кузины. Повесив трубку, он понял, что был очень счастлив здесь, на Земле, а не на Плоргонаре. Он притворялся, будто любит свой новый дом, но осознал: ему на самом деле он нравился. Он любил держать все знания о Земле на кончиках своих пальцев, каждый день открывая новые увлекательные факты. Он любил книги о кулинарии или шитье или эти очаровательные штуки, которые люди называют «париками», и никто не напоминал ему, что он не должен любить такие вещи. Он любил маскироваться (была ли это все еще маскировка?) миловидной человеческой женщиной, и здесь никто не обращал на это внимания! Он любил чувствовать себя защищенным рядом с Нани, невинной Лило, неожиданно хорошим (по большей части) Стичем и заразительно позитивным Джамбой. Он любил быть частью этой маленькой неполной семьи, где никто не был идеальным и не пытался им быть. Правда, «семья», возможно, было слишком сильным словом. У него уже есть семья. Но Лило назвала его частью своей оханы, и он не собирался этому противиться. Не потому что он не хотел задеть ее чувства, а потому что он правда хотел быть частью оханы. Этой маленькой, неидеальной, удивительной оханы. Он поднимал шум на пустом месте. Никого это не волновало. Здесь, на Земле, никого это не волновало; он мог быть самим собой и никого бы это не волновало! Он почувствовал резкий порыв разбудить Джамбу и обнять его; обнять его и засмеяться и отпраздновать свою СВОБОДУ. Но бедный Джамба не понял бы, что происходит, и, возможно, выстрелил бы в него из плазменной пушки или того хуже. Поэтому он вернулся в их комнату в тишине, чувствуя облегчение и усталость. Большой пришелец перевернулся на бок, потому между Пликли и его кроватью больше не было той угрожающей руки. Пликли юркнул обратно в одеяла и медленно прикрыл глаз, даже не заботясь о громком храпе, доносившимся с верхней койки. — Надеюсь, кровать выдержит, — это было последним, о чем он подумал, прежде чем заснуть.