Одинокие вместе

Стич был способен получать невероятное количество информации и обрабатывать ее быстрее суперкомпьютера. Это было невероятно полезное умение, но оно не особо помогало, когда дело доходило до понимания землян; они просто слишком отличались от компьютеров, были слишком непредсказуемыми и странными. Спустя много недель уроков Лило Стич почувствовал, что едва ли прикоснулся к поверхности сложных смесей ритуалов, традиций, привычек и правил. Однако они все равно помогли ему начать замечать все, что происходило в доме, даже когда ему вполне хватало собственных забот. Стич знал, что, несмотря на некоторые проблемы в школе хулы (причиной которых в основном была невыносимая Мертл), с Лило теперь было все в порядке, и она была счастливее, чем до того, как приютила его. Это радовало Стича: он до безумия любил Лило и верил, что она заслуживает всего хорошего, что есть в этом мире. А вот взрослые… со всеми ними было что-то не так. У Нани был постоянный стресс, и Стич понимал, что его большая часть, в сущности, была ее виной; твердя, что она постоянно занята и работает, она не хотела признаваться себе в том, чего хотела больше всего. Она хотела перестать быть взрослой, когда рядом были два человека постарше, хотела должным образом встречаться с Дэвидом и веселиться, хотела настоящую работу, с которой она не была всегда на грани увольнения. Но обезопасив Лило и избавившись от нависнувшей над ними тени социальных служб, Нани была слишком напугана, чтобы надеяться на большее, слишком напугана, чтобы желать большего: слишком напугана тем, что может снова вернуться в свой личный Ад и не найти выхода. И так она поступила; она врала себе и притворялась, что (поскольку все стало лучше, чем раньше) все было идеально и было невозможно просить большего. Пликли было еще легче читать; его ранние срывы показали, что он едва ли мог смириться с изгнанием, но понаблюдав за ним некоторое время, Стич заметил, что его новые чувства были совсем другими. Пликли был невероятно доволен своей новой жизнью, с энтузиазмом принимался за новые занятия и хобби, будто ему раньше не позволяли этого делать (что, скорее всего, было правдой). Под всем этим Стич чувствовал ужасную тревогу и желание бежать, постоянно бежать. Плоргонарианец так боялся признаться самому себе, кем он был на самом деле, что он только и делал, что пытался найти новую причину не думать об этом, снова и снова. Он тонул в отрицании. А еще, конечно же, был Джамба. Джамба злой гений, создатель Стича. Что именно Стич чувствовал к нему, он не мог до конца понять. Может быть, это было уважение или любовь; он, несомненно, сильно заботился о благополучии Джамбы. И как и остальные, Джамба вел себя странно. С виду у него все было хорошо; квелтикванец и глазом не моргнул, когда Консул изгнала его, он взял проблему с домом на себя и оставался невозмутимым, несмотря на все перемены в его жизни. В отличие от Пликли и Нани, Джамба не волновался и совсем не чувствовал себя потерянным; он точно знал, где находится и куда идет, или, по крайней мере, так казалось. Стичу понадобились недели, чтобы понять, что было не так, потому что ученый был очень безразличным и замкнутым человеком, но ему все же удалось выяснить это: Джамба был добрым. Он всегда был добр к своим экспериментам, даже по-отцовски добрым, он не убивал людей направо и налево (что подразумевало звание «злой гений»). Но за свою короткую жизнь Стич узнал кое-что важное о Джамбе: он невероятно любил хаос. Ничто не приносило ему большего счастья, и синий образец действительно понимал это чувство; он был точно таким же. Но в то время как его хаотичные наклонности постепенно сошли на нет и были подавлены желанием обрести семью, Джамба оставался прежним. Вот, что с ним было не так; Джамба оказался в ситуации, где было бы плохо быть самим собой, но он все равно не собирался мириться с этим, пытаясь найти какой-то идеальный баланс, при котором все были бы счастливы. И будучи таким умным, каким он был, он наверняка прекрасно понимал, что этого идеального баланса не существует. Дело не в том, что он был добрым, а в том, что он отказывался от огромной части себя ради других, и даже если он делал это осознанно, это было ужасно. Стич хорошо это понимал. Но он все еще задавался вопросом «зачем?». Зачем делать это ради кучки незнакомцев? Должна была быть причина, которую Стич еще не нашел. Он мог быть только благодарен большому пришельцу за то, каким услужливым он был, но он продолжал думать, понимали ли остальные, как сложно было Джамбе. Скорее всего, нет. И нельзя было их винить; ученый с легкостью надевал маску безразличия. Что было иронично, учитывая, что он совсем не умел врать. Джамбе нравился Пликли: очень сильно, Стич видел это. Ответ на вопрос «почему?» ускользнул от него, но это в любом случае не его дело. Это было просто неожиданно, судя по тому, как много он знал о своем создателе, чего, благодаря заранее запрограммированным в его мозгу знаниям, было достаточно. Это был способ Джамбы протестировать, как эксперимент справляется с индивидуальными профилями и информацией, что должно было помогать ему быстрее находить слабости врага. Это буквально выбило у гения землю из-под ног, когда Стич в полной мере воспользовался этой способностью в первые дни его преследований, прекрасно зная, что сделать, чтобы в очередной раз незамедлительно вызвать у Джамбы нужную ему реакцию, постоянно опережая его на один шаг. Когда в их отношениях все наладилось, Стич по-настоящему зауважал квелтикванца; он поднялся с низов до угрозы, достойной вмешательства Галактического Совета, и добился всего этого практически самостоятельно. Ему пришлось надрывать patooki, чтобы заполучить даже незначительную помощь, а его давний партнер/друг требовал от него намного больше, чем он давал в ответ. Считалось ли это вообще помощью? Джамба никогда ни в ком не нуждался. Он выживал в одиночку, всегда. Внимание Стича привлекло то, что последние несколько дней Джамба вел себя еще страннее. Злой гений взял… что-то с корабля. Синий пришелец не знал, что это (к частной жизни он относился серьезно, по крайней мере, его создателя), но он знал, что это было чем-то важным. Важным и определенно опасным и запретным, потому что Джамба прятал это, что было очень подозрительно для того, кто гордился своими работами. Можно было только гадать, что за негласное зло заставило человека, который хвастался уничтожением целых планет, подумать, что это уже «перебор». Не то чтобы у Стича было много времени думать об этом; у него были свои проблемы, которые нужно было решить. Лило не терпелось рассказать Стичу о Земле в своей своеобразной, очаровательной манере, но ее было довольно сложно понять. На протяжении нескольких месяцев она готовила Стича к контакту с другими землянами и становлению частью общества, частью планеты. Понимать уроки Лило было трудно, но еще труднее было подавлять его разрушительные инстинкты. В конце концов, Стич был запрограммирован разрушать, и слава богу, что в Кауаи не было больших городов, потому что он не был уверен, что смог бы устоять перед соблазном. Но он просто не мог разочаровать свою лучшую подругу; Стич любил ее слишком сильно. Какими бы заманчивыми ни были его бывшие желания, любовь Лило всегда побеждала. — Итак, запомни: на Гавайях все называют друг друга кузенами. Не потому, что мы все родственники, просто мы все одна большая счастливая охана! Одна счастливая семья, — сказала ему маленькая девочка тем же утром на пляже. Стич изо всех сил старался следовать инструкциям Лило. Тот день должен был стать днем, когда он займет свое законное место, как часть гавайского общества. Вместо этого он все испортил, и теперь чувствовал себя ужасно. Как неудачник. Лило пыталась подбодрить его, говорила, что он единственный в своем роде («Как Франкенштейн!»), но Стич осознал, что он не хотел этого. Он хотел найти свое место. Хотел найти похожих на него. Своих собственных кузенов. Конечно, земляне были добрыми, а Лило всегда будет его лучшим другом, но… некоторые вещи людям было не дано понять. — Ввести элемент А в хромосому Б… — услышал он бормотание своего создателя из комнаты, бродя по коридору. Его план состоял в том, чтобы пойти на кухню и взять еще мороженого, но он забыл об этом сразу после того, как услышал первое слово. Конечно! Джамба! Как он мог забыть про него? Если кто-то и мог привести Стича к ему подобным, то это был ученый, создавший его. Все же, Стич был номером 626, а Джамба был заметно плох в именах, так что было вполне естественно предположить, что он был экспериментом под номером 626. Синий пришелец не хотел показаться ранимым в глазах своего создателя, но… он очень хотел поступить правильно. Ради Лило. — Эм, Джамба? — пробормотал он, войдя в комнату. — Шпионы! — злой гений в страхе подпрыгнул. Стич смог заметить странный контейнер, который Джамба спрятал под покрывалом, но было не время думать об этом. — О, 626. Что тебе нужно? Я занят, работаю над гениальным проектом. — возмутился ученый, немного успокоившись. Стич не хотел тратить время на бессмысленный разговор, поэтому прямо спросил создателя, есть ли у него кузены. Кто-то вроде него. — Ну, конечно нет. Мы единственные в своем роде, ты и я: злой гениальный ученый и его злое гениальное создание. Одни в бесконечной вселенной, — ответил Джамба, гордый, как всегда. — Да, может, ты и нашел маленькую земную семью, но у нас нет никаких, как ты сказал, «кузенов». Оу. Это было не то, на что он надеялся. Но всего через пять секунд он пожелал, чтобы в ту ночь это была самая большая проблема.