Одинокие вместе

Джамба счел Хомяксвиля погибшим, прочитав новости о том, что одна из его фабрик взорвалась, когда он предположительно был внутри. Тело не было найдено, но, учитывая его крошечный размер, тушканчика можно было просто не заметить. Поэтому ученый был искренне удивлен, обнаружив, что он не только все еще жив, но и имеет достаточно средств, чтобы нанять бывшего капитана Галактической Армады. Но это все равно удивило его куда меньше, чем голос Пликли по телефону. Он не мог поверить в то, что зеленый пришелец пролистал всю blitznak Сиреневую Книгу, чтобы найти его. Это было просто безумно. Гений был так счастлив слышать его, потому что было очень вероятно, что это будет последний раз, когда они смогут поговорить. Поэтому, конечно же, он рассказал шутку, ведь это было весело и отображало его таким, каким Джамба хотел бы, чтобы его запомнили. К несчастью, Хомяксвиль, привыкший совать свой пушистый маленький нос в чужие дела, забрал у него трубку и предложил сделку: он хотел забрать все шестьсот двадцать четыре оставшихся образца в качестве выкупа, или остальные больше никогда не увидят своего друга живым. Джамба не волновался, потому что он ясно дал понять Пликли, что нужно защитить эксперименты от Хомяксвиля, или вся галактика будет обречена. Он не появится на месте обмена. Джамба умрет, но пф. Он прожил достаточно. К тому же, он был уверен, что все равно никто не будет сильно скучать по нему. Это только к лучшему. Узнав, что они все-таки СОГЛАСИЛИСЬ на сделку и были готовы пожертвовать чем угодно, чтобы вернуть Джамбу, он еще больше удивился. Почему? То, как Пликли смотрел на него, когда он вышел из корабля… Он волновался за Джамбу, не так ли? Плоргонарианец выглядел так обеспокоенно. Он хотел вернуть Джамбу настолько сильно, что столкнулся лицом к лицу с чрезвычайно тревожной ситуацией. Человек из ФБР тоже был здесь, и очевидно было, что тонкий пришелец не смог бы решиться на это самостоятельно, и это значило, что… остальные тоже хотели вернуть его. Они рисковали всем ради безопасности Джамбы, и это было такое странное новое чувство. Никто никогда не делал для него так много, даже его бывшая жена, и это чувство было прекрасно. Словно в его животе копошился маленький рой насекомых. Это заставило Джамбу хотеть спастись, хотеть жить. Вернуться домой к его 626 и человеческой семье. И Пликли, конечно же. Не было такой минуты, когда Джамба боялся бы смерти; он смирился с тем, что смертен, много лет назад. Но он не мог умереть сейчас, только не сейчас. Сейчас у него были те, кому было до него дело, те, кто пытался спасти его и, в этот момент он осознал — они всегда были рядом, чтобы поддержать его. Теперь гений сожалел о своем первоначальном принятии того, что он умрет от рук Хомяксвиля, мечтая, чтобы какое-то чудо освободило его и при этом не обрекло на гибель всю галактику. Он не хотел умирать сейчас; пожалуйста, пусть что-то произойдет, чтобы он не умер сейчас. И свершилось чудо, потому что ему очень повезло: или, точнее, потому что он создал такое удивительное существо, как 626. И Huaa allah, он был удивителен! Вместе со своей маленькой девочкой он не только спас Джамбу и прогнал Хомяксвиля, но и отключил питание целого корабля Галактической Армады с помощью электрических сил 211 (что было великолепно хаотично, кстати говоря). Крошечный доктор все равно заполучил остальные шарики, но Джамбе было на это совершенно плевать, особенно после того, как он услышал слова Пликли. — Слава богу, наша маленькая неполная семья снова вместе. Джамба на секунду задумался. Семья? У него есть семья? Конечно есть; эти люди сделали все возможное, чтобы спасти его, потому что они волновались за него. Они любили его. Они считали его частью своей семьи, своего клана, своей оханы. Это было такое чудесное открытие: у него есть семья! И ему это нравилось! Всплеск эмоций от того, что он только что осознал, заставил Джамбу весело рассмеяться, притянуть Пликли к себе и крепко обнять его. Это был не запланированный жест, но и не случайность: Пликли был именно тем, кого Джамба хотел обнять. Потому что, черт побери, у этого парня может случиться нервный срыв при выборе шляпы, а сейчас он был здесь, на месте обмена, только чтобы вернуть Джамбу. К его теплому маленькому телу было так приятно прикасаться, может быть, просто потому что ученый думал, что у него больше не будет возможности сделать это, когда смерть была реальным исходом еще этим утром. Джамба не привык к объятиям, но он был счастлив, а Пликли был его лучшим другом, в конце концов. Нет, не другом. Пликли был его семьей. В ту ночь квелтикванец лег в кровать в самом лучшем настроении за его последние годы. Не только потому, что он был жив или потому, что у него была семья, а на остров попало более шестисот образцов (и они точно устроят беспорядки, что было замечательно!), но и потому, что он был в восторге. В восторге от того, что вернулся домой и сможет увидеть, как активируются остальные образцы, испробовать новые идеи, может, даже посмотреть достопримечательности, как всегда настаивал Пликли. Раньше Джамба считал Землю просто скучным временным наказанием, которое приходилось терпеть, поэтому он никогда не пытался почувствовать себя здесь комфортно. Возможно, он ошибался. Возможно, Земля — довольно неплохое место. Возможно, она станет его новым домом, и, кто знает… возможно, что-то великое ждет своего осуществления на этой водной планете. — Никогда больше не пугай меня так. Я очень, очень сильно волновался! — услышал он шепот своего соседа по комнате с нижней койки. Пликли всегда так волновался обо всем. Но… почему-то Джамбе это нравилось. Сколько он себя помнил, он никогда не дорожил своей жизнью. Не то чтобы он хотел умереть, просто его существование было чем-то обычным. Он никогда не пытался защитить себя, и то, что он все еще не погиб при каком-то странном несчастном случае, было просто удачей. Когда-нибудь он подорвал бы самого себя, или испарился, или исчез с лица земли, и никто бы этого не заметил. Уже нет. Теперь рядом была кучка людей, маленькая группа живых существ, которые заметили бы. И внезапно смерть стала страшной. Смерти стоило бояться. Потому что теперь, если бы Джамба умер, он оставил бы кого-то позади, кого-то, о ком он заботился, кого хотел защитить и сделать счастливыми. Эти люди изменили его, и ему было плевать на то, что он стал банальным или мягким; ему это нравилось. Он был счастлив жить, счастлив быть здесь. Джамба был счастлив. Поэтому он просто ответил «спасибо», ведь именно так он себя и чувствовал. Это заставило его подумать о Рождестве, человеческом празднике, который прошел не так давно. Тогда ученый думал, что это была самая бессмысленная вещь в мире, но это был первый раз, когда он все же позволил Пликли убедить его поучаствовать в чем-то таком. Джамбе никогда не нравились праздники, даже маленькие, но он должен был признать… это было довольно увлекательно. Его напарник поручил ему сделать подарки для Лило и 626, и гений нашел время, чтобы создать маленькие летающие машинки для обоих. Он смастерил глупые игрушки с легкостью, но это так сильно осчастливило их (а Нани снова была недовольна, что тоже было плюсом). Джамба даже позволил Пликли нарядить его как Санту, потому что вторжение в чужую собственность и наличие рабов-эльфов звучало достаточно круто. Это было совсем небольшое событие, только Пелекаи и три пришельца, они открывали подарки, ели и по какой-то глупой причине украшали дерево. Пликли также пел (или пытался; он был ужасным певцом), Лило зачитала несколько традиционных стихотворений, а Нани в конце концов пригласила Дэвида. У них было картофельное пюре, которое было восхитительно вкусным, поэтому Джамба оставался в хорошем настроении все это время. И в этом было все дело: он был счастлив, занимаясь этими глупыми вещами. Гений даже смеялся, открывая свои подарки, которые были ненужными безделушками, наподобие ожерелья из ракушек, которое сделала Лило, или пижамы, которая, как показалось Пликли, сочетается с его цветом кожи (а улучшенная бензопила Стича была потрясающей). Джамба не стал делать еще подарков, кроме тех, что были предназначены маленькому дуэту, но никого это не беспокоило; все просто рады были видеть улыбки друг друга и весело провести время. И Джамбе это нравилось, как бы трудно ни было признаться в этом самому себе. Даже с правилами, праздниками, ограничениями и манерами; без нормальной лаборатории. Они все равно были его семьей, и он любил их.