Одинокие вместе

В конце концов все получилось. Они спасли Стича, и, несмотря на то, что казалось, будто было слишком поздно, чтобы камера сработала, какое-то чудо все равно вернуло его к жизни. На вопрос, как это вообще было возможно, у Джамбы ответа не было, но наука иногда бывает непредсказуемой, и именно это он любил в ней больше всего. Так что они смеялись, и праздновали, и танцевали, и всю оставшуюся ночь все было просто идеально. Стич был в порядке. Они все были счастливы и ни о чем не волновались. Такое поведение было наивным, и Джамба это понимал, но он решил хоть раз позволить себе полностью расслабиться. Но когда наступило утро, пришло время вернуться к реальности и столкнуться лицом к лицу с неприятной правдой, на которую ему открыли глаза эти невероятно напряженные дни. Джамба никогда не позволит отрицанию ослепить его снова. Никогда больше. Прежде всего, он должен был все обдумать. Прошло уже почти два года с того момента, как Джамба застрял на Земле, и, что бы он там сам себе ни говорил, он размяк. Он ослабил бдительность и позволил всем пройти сквозь когда-то крепкие стены, окружавшие его разум. И поначалу все было нормально, тогда не происходило ничего ужасного, и это просто означало, что Джамба сближался со своей новой семьей и чувствовал поддержку и любовь, которых ему не хватало на протяжении всей его жизни. Но это было глупо, чертовски глупо; впустив в себя любовь, ты впустишь и боль. Сомнение. Отчаяние. Стоило только Джамбе столкнуться с возможностью потерять Стича (нет, не Стича. 626, он был экспериментом, не питомцем), как гений понял, что слишком привязался к нему, слишком привязался к его семье, и теперь был слабым и мягким ради их безопасности. Он бы плакал и выл, и сходил с ума, если б потерял кого-то из них, а Доктор Джамба Джукиба НЕ БЫЛ таким. Нет, Джамба полагался на свой аналитический склад ума, был холоден и всегда находил выход; он был сильным, невозмутимым, никогда не волновался о чем-либо или о ком-либо. Джамба окружил себя прочными стенами, он давал своим творениям не глупые миленькие имена, а номера, как серийным экспериментам, кем они по сути и являлись. Имена заставляют привязываться; номеров и прилагательных было достаточно, чтобы отличать кого-то одного от другого, и это помогало ученому не думать о них, как о равных ему. Потому что тогда ему бы пришлось признать, как сильно он любит их, и это значило бы то, что он стал слишком слабым, чтобы защитить их от чего-то опасного. Это был не тот человек, каким хотел быть Джамба, и не тот, в ком нуждалась его охана. Им нужен был отстраненный гений, тот, кто умел анализировать варианты решений без глупых чувств, устраивавших беспорядок в его голове, кто мог защитить их, когда что-то идет не так, кто прогнал бы страхи и тревогу Пликли с Нани. Они нуждались в ком-то, кто мог бы обеспечить 626 безопасность. Это был Джамба, которого он в какой-то момент потерял и которого нужно было вернуть. Блестящий ум и крепкое тело, которые несли свое бремя. В одиночестве. Это слово обжигало, как никогда раньше, но это лишь еще больше убедило ученого в том, насколько важно было отключить свои чувства. Может, не окончательно (было ли это вообще возможно?), но до такой степени, чтобы убедиться, что Джамба не потеряет самообладание, если вдруг проблемы нагрянут снова. Другие будут не против; они все равно не были к нему так близки и едва ли понимали, как на него повлиял тот случай. Они бы не заметили никакой разницы. Ну, не считая Пликли. Потому что Пликли постоянно совал нос (или антенну, без разницы) во все дела Джамбы. И это был второй момент, о котором он должен был всерьез задуматься, ведь когда плоргонарианец заново вдохнул в него надежду, гений осознал кое-что важное: он любил то, что Пликли влился в его жизнь, потому что Джамба хотел, чтобы он был рядом. Не только потому, что Пликли был милым, не потому, что всегда мог поддержать, а потому, что он заставил Джамбу чувствовать что-то, то, чего он не испытывал с тех пор, как женился. Любовь. Джамба был влюблен. Пликли, конечно же, даже не подозревал, как его сочувствующий жест спас семью; тогда Джамба был готов сдаться, и, даже если камера не была тем, что спасло 626 (никто не мог сказать точно), синий пришелец к тому времени уже давно взорвался бы на самой отдаленной планете. Когда Пликли спас Джамбу, он вместе с тем спас и Стича, да и всю охану тоже. И, в случае квелтикванца, это было не только в прямом смысле; гений знал, что его уверенность была бы подорвана навсегда, и эта неудача никогда не покинула бы его разум, доведя в итоге до депрессии или чего похуже. Это сломало бы Джамбу изнутри. И всю эту боль, эту безысходность, эту тьму, нависшую над душой ученого, прогнали лишь несколько слов, сказанных Пликли. Маленький пришелец точно знал, что нужно сказать и как это сказать, чтобы Джамба почувствовал себя лучше. Квелтикванец гадал, работала ли эта его способность со всеми или только с ним. В конце концов, они были особенно близки; он даже осмелился бы сказать, что они, пожалуй, были лучшими друзьями. И семьей. И теперь Джамбе хотелось, чтобы они стали кем-то большим друг для друга. Не в я-думаю-ты-милый-и-горячий плане, а в я-хочу-встречаться-с-тобой-и-сделать-тебя-счастливым-навеки. Джамба прекрасно справлялся с предыдущим вариантом. С этим новым? Не особо. Он испортил все свои прошлые отношения. Все они заканчивались в лучшем случае безразличием и чистейшей ненавистью в худшем, и гений даже не был уверен в том, что вообще был способен сделать кого-то счастливым. Джамба не хотел использовать Пликли как подопытного; он был просто бесценным. Пликли заслуживал лучшего, заслуживал кого-то, кто мог позаботиться о нем. Гений понимал, что его решение восстановить стены вокруг себя будет особенно тяжким, когда дело дойдет до его соседа по комнате, но, в любом случае, безопасность и счастье Пликли были важнее. К тому же, Джамба знал, что надеяться понапрасну - глупая затея. Мать Пликли звонила ему все чаще и чаще, настаивая на том, чтобы ее сын наконец женился, и, естественно, женщина была единственным вариантом, который она бы приняла. Пликли всегда находил отговорки, но в конце концов они у него все равно закончатся, а поскольку разочарованная семья была для плоргонарианца худшим страхом… он сдастся рано или поздно. И это расстраивало, потому что Пликли не был заинтересован в браке, особенно с женщиной. Ученый не мог не волноваться и решил, что должен помочь своему другу избавиться от тревоги. Совсем немного, ровно настолько, чтобы сдержать свое собственное желание быть ближе. — Это было так странно, не узнавать тебя, — заметил Джамба, прогуливаясь с Пликли. Ранее тем же днем образец 303 (также известный, как Амнизио) заставил их обоих забыть друг друга примерно на десять минут. Ученый воспользовался этим происшествием как предлогом для разговора, но при этом он не врал; это было странно. — Самое удивительное, что я был уверен в том, что знаю тебя, но не мог вспомнить, откуда, или когда, или как, — ответил Пликли, чуть нервничая. Когда к нему вернулась память, он был счастлив видеть Джамбу намного больше, чем ему хотелось бы признавать, обнимая его слишком нежно для десятиминутного расставания. Но большой пришелец не только нисколько не сопротивлялся, но и выглядел таким же счастливым и с радостью отвечал на это объятие, которое определенно длилось слишком долго. — Думаю, это было довольно страшно, — продолжил Джамба. — Но не так страшно, как 300-ый. Даже злой гений был в ужасе! — Боже, Страшила; почти забыл о нем, — Пликли вздрогнул, вспомнив кошмарное создание. — Это и БЫЛО ужасно, говорю тебе! — Похоже на то. Я слышал некоторые вещи, которые тебе сказала мать, — добавил другой. Пликли сглотнул, отведя взгляд в пол. Джамба посмотрел на него. — Похоже, у маленького большие проблемы с семьей, да? — Ну, не совсем… Я не хочу называть это «проблемами», потому что тогда может показаться, что я жалуюсь, а это не так! Я люблю их, правда, и хочу, чтобы они любили меня. Но… — Пликли замолчал, пытаясь подобрать нужные слова. — Но? — Чего бы я ни делал, этого никогда не будет достаточно, понимаешь? Я уже изо всех сил стараюсь, и я все еще полное разочарование. Я не должен носить платья или готовить, или быть слишком эмоциональным, или любить м… — Пликли резко замер на месте, вовремя замолчав. Черт: чуть не сказал это вслух. — Хватит ходить вокруг да около, — спокойно ответил Джамба, но Пликли бледнел с каждым словом. — Уже давно знаю. Маленького привлекают мужчины. — Я не… как ты можешь… да я… это!.. — Пликли заикался, пытаясь найти хоть какое-нибудь оправдание. Но Джамба посмотрел на него, приподняв бровь, и он понял, что это было бесполезно. Он вздохнул. — Ты знал?.. — Самая очевидная вещь в галактике. — О боже, это… а остальные знают? — Пликли запаниковал. — Нет. Ну, вероятно, 626 что-то подозревает, он отличный сборщик информации. Но ему все равно: это не относится к важным знаниям для злобных целей. — Оу… — зеленый пришелец почувствовал облегчение; это было близко. — И что ты думаешь об этом? — рискнул он. — Я? Мне без разницы. Пликли — это Пликли. Все такая же властолюбивая макаронина с писклявым голосом, — Джамба ухмыльнулся. Пликли мягко улыбнулся и отвел взгляд, а гений не смог не добавить: — Возможно, брак не подходит маленькому одноглазому, как и Джамбе. Раздражающая плоргонарская семья может сколько угодно точить лясы, Пликли не обязан быть, как они. — Легко сказать, — Пликли усмехнулся, вытирая глаз. — Я имею в виду, — тепло уточнил Джамба, — Пликли хорош таким, какой он есть. Что бы ты ни выбрал, Джамба всегда поддержит тебя. Пликли остановился. Квелтикванец задумался, не перегнул ли он палку и не зашел ли слишком далеко; обычно он был не так прямолинеен, когда дело касалось подобных вещей. Но все было решено: он должен был вытеснить Пликли из своей жизни, мягко оттолкнуть его, и планировал делать это и дальше, так что это было меньшим, что он мог сделать, даже если бы это разозлило его друга. Вместо этого Пликли, всхлипывая, одарил его крепким объятием, не найдя слов, чтобы выразить всю благодарность. Это застало Джамбу врасплох, но он все же ответил на эти объятия несколько секунд спустя, потому что понял, как сильно Пликли нуждался в том, чтобы кто-то сказал ему это. Что с ним все в порядке, что его принимают таким, какой он есть, несмотря ни на что. Конечно, ученый все равно поддразнил его позже, и они вернулись к своим привычным ролям, но весь оставшийся день Пликли ходил с такой глупой улыбкой, что Джамба понял: это того стоило. Гений удивлялся тому, как много надежды может вселить в него Пликли. — А если не сработает? — он вспомнил, как сказал Пликли эти слова, полностью потеряв веру в свои способности, когда пару недель назад они пытались спасти 626. Тогда он чувствовал себя таким беспомощным. Пликли нежно коснулся его руки и уверенно произнес: — Сработает. И это было все, о чем Джамба мог думать. Что оно сработает, что все сработает.