Что мы делаем в тени улыбок

В Саше можно было легко разбудить зверя. Не то, чтобы это срабатывало, если купить черничное мороженое вместо ванильного, но и такие ошибки не оставались бесследными. Поджарый русский Ван Гог в кожанке притянул его к себе и сделал своим. Уестествил с кузьминковским колоритом, приправленным самыми знаковыми моментами из фильмов для взрослых, ещё подсмотренными на vhs-кассетах, судя по всему. И Малой научился кричать, расцарапывать спину, а вот чувствовать себя равноправным участником постельных игр – нет. Лёша – главный, он запомнил, Лёшу надо слушаться. - Да ты весь течёшь, сучёныш. Что ты хочешь? Давай, скажи это громче! – рыжий хватает комика за подбородок, сжимая тремя пальцами, и услышав ответ, тут же бесцеремонно вторгается в рот обжигающе влажным языком. Санечка чувствует себя грязным и развратным, не смотря на страстный, хоть и жёсткий поцелуй, в который Квашонкин вовлекает его всё глубже. Да, Малой говорит о своих желаниях, но его открытость заставляет Лёшу лепить из парня буквально всё, что угодно. Санечка плачет после каждого раза. Постель всегда будто в огне, а нервы превращаются в оголённые провода. Рыжий думает, эта влага в уголках глаз – от переизбытка ярких, радостных и чувственных эмоций. Хлопает Малого по макушке с отеческой заботой и после череды грубых ласк тихо засыпает рядом. А этот парень, тем временем, заслуживает внимания, уважения и тепла. По факту. На деле – заслуживает чтобы его теребили зубами за мочку, стискивали в сильных руках, придерживая за бедро и шлёпали до отметин цвета заката. Малому пора научиться уважать себя. Но пока он учится расслаблять горло, тянуть ягодицы и терпеть боль. Однажды он не выдерживает и приходит к Косте с бутылкой Пино Гриджио. Пушкин сочувственно слушает, поправляя очки, а потом стелет ему в отдельной комнате и тихо говорит: «спи сладко», медленно закрывая дверь и любуясь издалека рассыпавшимися по подушке пляжными локонами и нервно подрагивающими ресницами. К близости они идут долго, целую весну. А потом, когда младший слишком долго целует Пушкина, тот умильно говорит «ты мой маленький», подхватывает на руки и относит на кровать. Костя делает только нежные вещи, всегда только нежные вещи. Подготавливая, лаская, разговаривая. И Саша понимает, осознает каждой сломленной клеточкой души, что с ним считаются, его уважают и ценят. Им любуются. И если Санечке вдруг захочется чего-то эдакого, особенного, запретного, того, за что бывший окрестил бы его «порочным» и «совсем пропащим», думая, что это возбуждает обоих, то его мужчина всё изучит и составит литературный обзор. А врождённая галантность и деликатность не отступит ни на секунду. Костя помогает своему мальчугану устроиться поудобнее в мягкой и тёплой постели и, придвигаясь близко, берёт за запястье, прикасаясь губами к фалангам и подушечкам. Малой лежит перед ним без одежды, а вот на Пушкине красный халат с золотистыми цветами и драконами. Но Саша совсем не чувствует себя беспомощным: старший смотрит с теплом и участием, обнимая взглядом. Хочется дополнить образ бамбуковым веером, за которым можно прятать кошачью улыбку. Именно в такой сейчас расплывается тонкий костин рот. Но Санечку вдруг атакует неловкость: в тот момент, когда он решает попросить кое-о-чём. - Кость, - он чмокает мужчину поочерёдно в лоб, кончик носа и подбородок, а потом тянет вверх руки, переплетая их пальцы. - Что, мой хороший? – Пушкин широко улыбается и трётся о сашину щёку. - Я хочу… - начинает тот и сразу осекается. - Что хочешь, побыть сверху? – шепчет, невесомо обводя пальцем сосок. Малой капризно мотает головой в ответ. - Быстрее? Глубже? – Костя пододвигается к нему, поглаживая руками живот длинноволосого, - романтичнее? – неуверенно щурясь, заглядывает в наивные глаза. - Я хочу, чтобы ты… - он опускает ресницы, пока Пушкин смотрит взволнованно, обеспокоенно, гладя щёку тыльной стороной ладони, - вылизал…меня, - зардевшись, завершает фразу упавшим голосом. - Санечка, - зовёт мужчина ласково, поглаживая по голове. Малой поднимает на него глаза, пока Костя смахивает с лица волосы и целует аккуратно, хрупко, едва-едва захватывая своими губами чужие. Они понимают: впереди их ждёт путешествие по сашиному телу. Всё ниже, ниже и ниже. Совсем без путеводителя. Прикасаясь губами вновь и вновь, то легче дуновения тёплого ветра, то уверенно утюжа кожу, Пушкин старается не упустить ни единого участка. Малой улыбается сквозь тихие стоны и очерчивает ногтем узоры на халате, превращающем Костю в ходячую эстетику. А в данный момент – ласкающую и обходительную. Когда Костя подбирается к тазовым косточкам, Саша глухо скулит, а потом разводит ноги пошире, реагируя на руки, которые сейчас мягко оглаживают внутреннюю сторону бёдер. - Молодец, - шепчет старший, обводя языком пупочную впадину, - вот так, - целует подрагивающие коленки, гладит лодыжки и щиколотки, несильно притягивая к себе. Костя хочет своего мальчугана всего, целиком, без остатка. Но ещё больше он хочет исполнять сашины желания, ловя каждый взгляд и вдох, каждое прикосновение и слово. Потому что Малой заслуживает всех благ мира, и Пушкин каждый раз хочет зачеркнуть того, кто раньше его касался. Потому что касался не так, совсем не так. Стереть кохиноровской резинкой, как будто это и не человек вовсе. Так, неудачный набросок. Санечка нежный, необыкновенный, ласковый и очень искренний. Всё это старший нашёптывает ему, продолжая поглаживать разведённые ноги. А потом костин язык прикасается к пульсирующему розоватому колечку. Он влажно внедряется в разрез между, раздвигая эластичные стенки, обволакивает будоражащими касаниями. - А…Класс…Класс… - причитает Малой, стискивая костину руку. Саша ощущает приятные согревающие касания вдоль ягодиц, а следом Костя чуть надавливает самым кончиком языка, проникая внутрь, и отверстие поддаётся уверенному, но не жёсткому напору. Парень стискивает пальцами простынь и прикусывает губу. - Тебе нравится, Санечка? – неожиданно интересуется Пушкин, стирая большим пальцем с лица парня проступившие капли пота. - Очень… - сдавленно выдаёт тот, и мужчина, ласково улыбаясь, возвращается к своему волшебному занятию. Малой впускает в себя влажный и горячий язык, и тугое колечко мышц сжимается, захватывая его в оковы. Длинноволосый выгибается навстречу, впитывая свежие ощущения, электризующие всё его тело. Костя продолжает ласкать его, разнося волну мурашек с головы до пят, а потом берёт в руку сашин член, шепнув: - Давай вместе… Саша кивает и обхватывает ладонью ствол, пока Пушкин отстраняется, чтобы накрыть её своей рукой через пару мгновений. Они оба начинают ласкать упругую горячую плоть, то увеличивая, то ослабляя хватку. Костя направляет пальцы ниже так, что они касаются яичек, а потом поднимает вверх к самой головке, затрагивая чувствительную кожицу. Малой всё больше напрягается, а Пушкин улавливает пульсацию, скользя, заставляя парня выгибаться. Уверено, ловко, но очень нежно Костя помогает обхватить член у самого корня и чуть стискивает. Когда большие пальцы обоих слегка надавливают на головку сверху, меняя силу сжатия, Саша чувствует, что вот-вот готов кончить. Старший, ощутив это по рваному дыханию, замедляется, а затем ускоряется, ласково дразня, играя. - Тебе хорошо? – спрашивает Пушкин, пока Малой сладко всхлипывает, ведомый его рукой. - Да…Да… Они обхватывают головку ладонью, и Саша изливается, утыкаясь в плечо своего мужчины, обнимая, прижимаясь щекой. Его гладят по волосам и обнимают в ответ. Всё в теле, душе и комнате наполняется умиротворённой радостью.