Beyond the rain

      Даже дома Чанхи не становится лучше. Джуёна нет, а Чанмин оставляет его, стоит только входной двери закрыться. Он не обращает на это внимание, но…возможно (лишь возможно), одиночество — это не то, что ему сейчас нужно. Стены не ответят ему ни на один его вопрос.              Хотя, может быть, это к лучшему? Да, точно. Нужно во всём искать плюсы. Они всегда есть.              Просто Чанхи их не видит.              Чашка с растворимым кофе ставится на стол (сколько он уже выпил за сегодня?) почти механически, а сам он садится и просто…смотрит. Рассматривает фартуки, что висят рядом с духовым шкафом, рисунки на них, размер, цвет… На секунду кажется, что всё вокруг чёрно-белое. Ну, тех же отвратительных цветов, что и улица сейчас: синевато-чёрного, как у мокрого асфальта, да ламантинового, как у пасмурного неба. Даже не чёрно-белое. Гораздо меньше спектр.              И в таком спектре искать плюсы…больше, чем невозможно.              Чанхи запутался. Настолько, что ни одна мысль не находит эмоционального отклика. Просто нет сил. И туман в голове, который теперь плотнее, чем был до этого, не делает лучше. Только сильнее путает, отправляя в противоположном направлении. Вьёт нужные ему сети в сознании Чанхи.              И что самое страшное… у Чанхи нет ни единого сомнения, что ни один из этих странных парней не соврал ему. То есть, он буквально доверяет их словам во много крат больше, чем себе на каком-то подсознательном уровне. Это пугает. То, что Чанхи не может понять природу этого доверия. Оно просто есть. И это просто странно. Разве кто-то в здравом уме будет свою судьбу доверять первым встречным?              То, что их двое, ещё сильнее усугубляет всё.              Шок, который настиг его в том доме, постепенно начинает отступать, и Чанхи твёрдо решает узнать всё. Вспомнить столько, сколько вообще возможно. К этому моменту он точно понимает, что ему нужно именно вспомнить, а не узнать.              Но как именно это сделать? Он всё ещё не имеет ни единой идеи.              Как только Чанхи начинает думать о том, откуда бы ему знать Ёнхуна, а уж тем более Чанмина — его голова такой дикой болью отдаётся, что парень мечтает никогда больше не думать. Первые несколько минут. Потому что стоит только боли немного ослабнуть — всё заново.              Если раньше Чанхи мечтал найти красноволосого парня, который сделал с ним это, буквально запер его, привязал его тело к чужому миру; то теперь, когда он знает обо всём немного больше, он мечтает найти человека, ради которого он вернулся. Вспомнить, кем был тот, с кем у него был домик, и ферма, и…              Это же всё не его несбыточные фантазии?              Этого Чанхи боится тоже.              Когда Джуён возвращается, Чанхи всё также сидит и бороздит своё подсознание в надежде вытащить из него хоть что-то. Вытащить и попутно не умереть от боли.              — Привет. — Джуён потягивается и осматривает кухню, останавливая взгляд на Чанхи. Он провёл долгую смену в кофейне, но поговорить, прежде чем лечь спать, стало его важным пунктиком, которому он чётко следует. Это помогает им обоим не сойти с ума. — Как обычно ничего? Выглядишь хуже, чем днём.              Джуён. Он всегда такой: добрый и почему-то ставит всех выше себя. Или только Чанхи? Нельзя сказать точно, потому что он за эти полгода ни разу не видел, как Джуён отдыхает где-то один или с кем-то, кто не Чанхи. Разве не странно? Раньше Чанхи так не казалось, но теперь… Всё кажется странным.              Чанхи вдруг начинает думать, а знает ли Джуён? Ну, о том, как всё устроено? В конце концов его возлюбленный вот уже пять лет лежит в коме из-за этой мистической чертовщины, которая почему-то существует в их мире.              — Ты знал, что я был запертым? — спрашивает Чанхи, поднимая голову на Джуёна.              — Да. Ты же сам мне это сказал, — парень соглашается, но… возможно Чанхи просто не правильно задал вопрос.              — Ты знал меня, до того как я уснул?              Чанхи внимательно смотрит в глаза Джуёна, когда тот точно также смотрит в его. Чанхи видит, как лицо парня становится ещё печальнее, чем до этого. Оно буквально наполняется скорбью до краёв, как если бы было стаканом, а скорбь была водой или чем-то более плотным, но тоже жидким, чтобы вытеснить весь кислород из стакана. Чтобы начать задыхаться от того, насколько печально лицо Джуёна. Чанхи, кажется, понимает, но ждёт.              Хочет, чтобы Джуён сам сказал. Не будет больше строить догадки, которые после рассыплются в прах.              — Да, знал.              Будь у Чанхи немного больше сил сейчас — он бы начал кричать. Но его на сегодня уже хватит. Ещё немного и он отключится просто от переизбытка эмоций.              — Почему не рассказал? — хмурится, а Джуёну и отвечать не надо. Чанхи и так видит, как сильно ему жаль. Как его пальцы сжимаются, а губы превращаются в тонкую полоску.              — Ты не вспомнил меня, и я просто… — ему нужно сделать глубокий вдох, чтобы продолжить, — испугался? Я знал, что ты…уснул, но когда ты вернулся…              Чанхи хочет, чтобы Джуён больше ничего не говорил, потому что видит, как тому тяжело, но остановить тоже не может. Разрывается от этого ощущения.              — Когда ты вернулся, я решил, что ещё не всё потеряно, понимаешь? Что Ёнхун нашёл способ, и что я тоже смогу вернуть Хёнджэ.              Чанхи замирает. Внутренние органы сдавливает в один небольшой комок. Он едва в состоянии сказать несколько слов.              — Что? Ты…знаешь его?              Джуён молчит. Смотрит прямо на Чанхи и молчит. Чанхи сейчас точно с ума сойдёт. Если уже не сошёл. Слишком много информации за один день. Всё как-то разом вываливается, но назад уже нельзя ступать.              — Джу, скажи мне. — Даже как-то строго говорит Чанхи, стараясь сохранить лицо и не выдать той невыносимой боли, что сейчас во всём организме бурлит. Будто его сейчас переваривает кто-то, расщепляет кислотой или щёлочью, или чем там может разъесть человека так, что даже костей не останется? Примерно так ощущается. — Ты знаешь Ёнхуна?              Повторяет уже менее сдержанно, и Джуён сдаётся. Кивает, подходя ближе и садясь на колени перед Чанхи. Словно исповедь, только голову не преклоняет, но за руки парня берёт, нервно сжимая его ладони в своих.              — Я расскажу тебе всё, хорошо? Если тебе станет плохо — скажи, ладно? Ты выглядишь очень болезненно.              Чанхи даже улыбается уголками губ.              — Я в порядке. Расскажи мне, пожалуйста.              Джуён не совсем верит, так что крепко держит ладони Чанхи, чтобы почувствовать, если ему станет хуже (потому что, боже, он правда выглядит сейчас как один из призраков), и начинает рассказывать. Медленно, тщательно подбирая каждое слово и следя за реакциями Чанхи. Боится навредить.              — Мы с тобой учились в одном классе в старшей школе. Ты тогда много фотографировался, любил математику, и у тебя были розовые волосы. А ещё ты много работал. Я так и не узнал почему. Мы…были друзьями, но у тебя было столько знакомых вне школы, что мы не так уж и много общались.              Чанхи, кажется, не дышит. Джуён будто рассказывает про какого-то чужого человека — не про него, — но он видит эмоции друга и… Всё понимает. Вспоминает. Будто не слова помогают ему сейчас видеть эти короткие отрывки воспоминаний в голове, а эмоции Джуёна. То, как он рассказывает, и его тёплые руки.              На самом деле, они вот уже довольно долго живут вместе, но только теперь Чанхи ощущает, как плохо он знает Джуёна. И что они почти не разговаривали вот так. Серьёзно. Без всяких тупых шуток и приколов. Серьёзно. Сидя напротив друг друга и смотря глаза в глаза.              — Но почему-то познакомить со своим другом ты решил именно меня. — Парень улыбается, и Чанхи вдруг улыбается тоже. Потому что буквально видит тот момент прямо сейчас. То, как они втроём смеются, Джуён дразнит Чанхи, а тот его в ответ. Им было весело вместе. — Я тогда так удивился, а ты сказал, что в университете меня уже ждёт моя любовь. Ты был так уверен в этом! Как будто будущее видел.              Да. Он правда так сказал. Теперь Чанхи помнит. И в университете Джуён действительно познакомился со своей любовью. С Хёнджэ.              Джуён сам ему рассказал про это, но… недавно.              — Тем твоим другом был Ёнхун, он, — парень смотрит на Чанхи и замолкает ненадолго, потому что тот жмурится. Слишком сильно. Ненормально сильно.              Он замечает слёзы на лице друга и понимает, что и сам вот-вот расплачется, но всё равно продолжает, беря в лёгкие побольше воздуха.              — Он классный парень. Твой. И… Ты знаешь, я даже немного завидовал вам и вашей любви. Ну, а потом выпуск. Наши пути разошлись: я пошёл в университет, а вы с ним уехали, как и мечтали последние полгода. А потом я узнал, что ты уснул.              Тишина на несколько секунд заполняет комнату, и Джуён чувствует, как Чанхи подрагивает, но не решается сделать что-то ещё для него. Просто гладит его руки своими.              Чанхи плачет. Потому что воспоминания ураганом проносятся, разнося всё на своём пути, и не оставляя ничего живого. Уничтожают его полностью. Каждый нерв, каждую эмоцию, всё. Режут. Ломают. Перемалывают. И будто ждут, что после сам восстановится.              Больно. Невыносимо больно. Хочется, чтобы рядом сейчас был не Джуён. Чтобы не он держал его за руки, а Ёнхун. Чтобы обнял его, как только он умеет, буквально пряча Чанхи. Закрывая от всех проблем. Но его тут нет. И последний раз, когда они виделись, он буквально выгнал его.              Теперь у Чанхи болит не только голова, но и сердце.              — Давно… Это было? — хрипло спрашивает Чанхи, разлепляя глаза. Ресницы мокрые, глаза ужасно красные, а лицо всё такое же бледное, только исполосовано дорожками слёз.              — Шесть лет назад. Даже немного больше, я думаю. Я не сразу узнал о случившемся. Мне рассказал Ёнхун. Я… Оказалось, что я единственный твой друг, с которым он знаком? Он… Попросил меня присмотреть за тобой, пока ищет способ вернуть тебя. А потом… — Джуён смотрит в потолок, потому что для него эта часть истории — самая тяжёлая, и заставить слёзы не проливаться — довольно трудно. — Потом Хёнджэ тоже уснул. Я ходил к вам в больницу, пока в один день мне не сказали, что ты проснулся. Я был так счастлив, Нью. — Одна слеза всё же сказывается по щеке Джуёна. Он всё ещё отлично помнит, что его школьный друг стал для него едва ли не путеводителем к собственному счастью.              И… Он нечаянно называет Чанхи его школьным прозвищем. Смотрит сразу, как осознаёт, ошарашенно на парня, ожидая реакции. Тот почти валится со стула, на котором сидит, хватаясь за голову.              Боль. Невыносимая боль.              У Джуёна нет права паниковать, но он в ужасе. Он вообще зря завёл весь этот разговор, потому что Чанхи сейчас больше похож на комочек из боли, чем на человека. Но он не мог молчать, когда Чанхи сам его спросил.              Джуён осторожно опускает его к себе на пол и ещё более осторожно приобнимает. Чтобы даже в таком положении не быть слишком навязчивым. Потому что Чанхи вообще не тот человек, который обожает объятия или даже просто любит. Уж точно не с ним. Не знает точно, но почти уверен в своих мыслях.              Они так и сидят: Джуён осторожно гладит Чанхи, свернувшегося в клубок на его коленях и натянувшего капюшон от толстовки до самого носа, пока тот не засыпает.              Остаётся только надеяться, что к утру в его голове всё сойдётся. Все разбитые кусочки соберутся и сложатся в чёткую полосу из очерёдных воспоминаний. Что всё будет хорошо.              По крайней мере он хотя бы точно понял, что уже нашёл человека, ради которого он вернулся. Вспомнил кем был тот, с кем у него был и домик, и ферма. Но это не делает всё яснее. Словно один узелок распутывается, а вместо него завязываются два новых.