Шоемау
Время пришло, мы двинулись в путь. Для кого-то он стал торжественным и многообещающим началом к большому восхождению, к триумфу, а для других скорее путь к концу, где всё будет расставлено по своим местам. Для меня это возвращение к началу, к моему прошлому, в котором оно встретится с настоящим и, возможно, будущим. Жизнь вдруг представилась мне как некий круг, в котором всё рано или поздно возвращается к своему истоку. Только тебе решать — менять что-то, чтоб этот самый круг разомкнуть или всё останется как было. Я готов к переменам, не хочу, чтоб мой дух застрял на одном месте, но прежде, мой круг должен замкнуться там, в Чи-ананге, когда я снова встречусь с отцом и своим народом. Примут ли они меня, или вождь прикажет убить нас с Ясом вместе с чужаками, что попытаются взять город приступом? Я не знаю. Я лишь уверен в том, что какое бы решение не принял отец, он сделает всё ради безопасности людей Чи-ананга и это будет мудрое, самое верное решение, пусть и выстраданное. Он очень любит меня, несмотря ни на что, и не перестанет ждать моего возвращения, но только великие предки знают, что произойдёт, когда ему доложат, что я иду в числе захватчиков. Я лишь могу молить предков о том, чтобы не пострадали мои близкие, о своём благополучии я не волнуюсь. Пусть они живут, пусть будут счастливы и здоровы, что ещё нужно? Мерзкое настроение. Не только у меня, но и у всех наших: Туск и Саусар держатся близко, но ровно настолько, чтоб не раздражать Падага. Яс молчит, бросая грустные взоры в сторону своего возлюбленного. Я знаю, у них так и не было возможности побыть наедине, оба тоскуют. Как и мы с Ликом. Но на его плечах не только хандра, в его глазах пустота и это меня беспокоит. Он будто бы частично умер. Часть его уже не принадлежит ему, передо мной другой, чужой человек. Словно из его души вырвали большой кусок и теперь дух его мечется, запертый где-то внутри под семью замками. Мне кажется, что всё, что заставляет его сейчас жить — это желание отомстить брату. Он слишком многое взваливает на себя, не оставляя нам, его друзьям, возможности помочь и облегчить этот непосильный груз. Но мы рядом, и надеюсь, он чувствует нашу поддержку. Лику больно видеть то, во что превратился его брат. В глубине души он надеется, что Падаг вдруг осознает, как далеко он зашёл и одумается, но я перестал в это верить. Падаг упивается своим мнимым величием, и с каждым днём делается более агрессивным, чёрствым, эгоистичным и жестоким. Пропасть, разделяющая братьев, день ото дня становится глубже и шире. Это уже ничто не поправит. Мы двигаемся быстро, но без суеты, Падаг едет верхом впереди процессии, вместе с Томирисом, изредка сверяя дорогу на нечастых остановках с Хоки. Меня словно не существует. Нас с Ясом тащат на верёвке позади обоза, как и остальных рабов. Всё время в пути нас не мыли, даже не окатывали водой, поэтому зрелище, которое мы с Ясом сейчас представляем, далеко не самое приятное: грязные, дурно пахнущие, лохматые. Это очень радует северян, в особенности Падага, который то и дело отвешивает в наш адрес скабрёзные шуточки. Хоки так просто счастлив. Он часто погоняет лошадей на повозке, к которой мы привязаны и тогда нам приходится переходить на бег, и, хотя мы оба выносливы как быки, всё равно начинаем уставать, и тогда он заставляет нас бежать ещё быстрее. Перед нами едут Туск и Саусар, а Лика Падаг зачем-то держит недалеко от себя, поэтому я его эти дни почти не вижу, пока мы не встаём на очередной ночной привал. Лагерь загорается огнями редких костров, а Лик снова подсаживается к нам, демонстративно игнорируя брата и перекидываясь с нами едва ли парой фраз. На исходе уже четвёртый день пути, а мы так и не обсудили, что будем делать, если на лагерь нападут воины моего отца. Лик избегает бесед вообще, часто отводит взгляд, а если наши глаза всё же пересекаются, глядит неотрывно, мучительно, словно прощается. Не хочу, чтобы он так смотрел. Меня убивает этот взгляд. Где мой прежний Лик?! Я бы отдал всё, чтоб вернуть его хитрую, немного ребяческую, дерзкую ухмылку и сияющие ярко-синие глаза, ясные и чистые как безоблачное небо над чашей Чи-ананга. Мы давно миновали заснеженные северные земли и спустились в душновато-пряные долины, окружённые широкими холмами, густо покрытыми зеленью и сочными хребтами, утопающими в зарослях тропических деревьев. Я узнаю́ здешние места. До города остался всего день пути, а мы до сих пор не встретили никакого сопротивления, хотя я уже не раз чуял приближение людей моего народа. Они подходили к лагерю ещё прошлой ночью, подходили довольно близко, но оставались незримыми. Дозорные. Они лишь наблюдали. Это меня беспокоит. Почему отец бездействует?! Он наверняка знает о нашем приближении. Падаг и его люди, не видя никаких преград со стороны Золотого города, воодушевляются, но это перерастает в самонадеянность, которая может сыграть на руку внезапному сопротивлению, ведь Падаг совершает одну ошибку за другой: убрал патрули, и его люди больше не ходят в разведку, а сейчас, он и его воины даже не пытаются скрыть своё приближение, громко голося на весь лес, шумя и прокладывая дорогу для телег там, где можно проехать без преград. Хоки всё чаще смотрит в мою сторону, и тогда я читаю в его взгляде столько пренебрежения и ненависти, что будь один его взор укусом скорпиона — я умер бы мгновенно. Чтоб сильнее унизить меня перед моим народом и людьми Падага, он, на подходе к городу нанёс ритуальные рисунки первого воина мне на лицо — это лишний повод для северян поиздеваться надо мной.Падаг
Хоки оказался полезен как никогда. Он показывает дорогу, даёт советы, рассказывает мне о народе Шоемау. Говорит, у них особая высокая культура, не сравнимая с дикарством Вепрей, но для меня все они одинаковы. Посмотреть только на этих двоих: стоило нам покинуть северные земли, как они тотчас стянули с себя портки и рубахи, оставляя одни лишь повязки. Не иначе, полагают подловить своими телесами кого-нибудь из моих воинов и сбежать. Но им не поможет даже Лик. Он превратился в собственную тень после плети, и почему я раньше не додумался? И всё-таки этого недостаточно, ещё вижу в его взгляде непокорность, должно быть, вынашивает план мести. Жаждет меня убить? Хах! Но я-то знаю, как свято он блюдёт данные клятвы, а значит в ближайшем бою будет подставлять за меня свою грудь под копьё дикарей. И буду надеяться, что одно из них его пронзит. Я не утолил свою жажду мести Лику, все эти дни думаю, чего ещё такого учинить… Последняя ночёвка. Я, Хоки и Томирис сидим в походной палатке у очага. Рабы волочат жалкое существование на окраине. Отдельно от всех. У них несколько одеял и костёр, чтоб не сдохли раньше времени. Лик наверняка дрыхнет в своём маленьком шатре. Он почти оправился от ран, по крайней мере, я уже пару дней не вижу свежих кровавых разводов на его рубахе. — Хоки, а правда, что брак у ваших народов нерасторжим? — вот если бы мне нанести последний удар Лику, то именно этим! — Муж может вернуть жену, если та не приносит ему потомства в течение года. — Отвечает Хоки, разжёвывая мясо вепря, что подали нам на ужин. — А если оба мужики? — Ты о своём брате и Шоемау, повелитель? — хитро прищурился старый лис. — Тут всё сложнее, муж может отказаться от супруга, если тот, допустим, изменит ему с другим, без дозволения, ведь даже в мужских парах один выступает в роли жены, а другой мужа. — Так Лик… — меня до омерзения продирает мысль, что мой брат может быть в роли бабы. — Он муж. Прямо отлегло, не думал, что смог бы ещё больше презирать Лика. — Значит, если Шоемау изменит Лику, то брак расторгается? — уточняю я. — Если Лунный после вернёт мужа, то да, — вещает Хоки с набитым ртом. — Да этот дикарь не ляжет ни с кем, что ты удумал, Падаг? — вклинился в разговор Томирис. — По своей воле может и нет. — Я расплылся в злорадной улыбке, предвкушая уже придуманный мною план. — Да какой уважающий себя сколот будет его… того…? — упорствует Томирис. — А разве я говорил о сколотах? У нас полно Вепрей, которые не откажутся от такого развлечения, тем более, если сам Солнечный им прикажет. Хоки уже понял мой план, вижу, он пришёлся ему по душе, я давно приметил, что он ненавидит этого щенка так же, как и я, а то и больше. — Уж больно он вертлявый, этот Шоемау. Конечно, несколько здоровых мужиков его скрутят, но не хотелось бы накануне боя терять воинов. — Томирису не нравится мой план. — Может, ну его, и так скоро сдохнет. — Он никак не поймёт, что просто смерть для этих двоих дикарей слишком легко и банально. Не видит сладости в их муках как я и Хоки! — У меня есть предложение, повелитель, — говорит Хоки, наскоро откладывая объедки, — если позволишь. — Слушаю. — По пути я собрал трав для изготовления яда, чтобы смазать ими оружие наших воинов и иглы. Он не смертелен, но усыпит даже самого крепкого мужчину, а в малых дозах одурманит так, что человек никакого сопротивления оказать не сможет, если выпьет его с напитком. — Так что же ты раньше молчал?! Но как заставить их испить? Просто влить насильно? — Позволь, мой повелитель, но они могут и добровольно, достаточно послать им питьё от имени твоего достопочтенного Лунного брата. — Хм, — я не напрасно спас шкуру этого змея. — Так и сделаем, а потом пусть его Вепри толпой оприходуют, и отошлём его в таком виде к Лику, посмотрим, как он полюбит свою «бабу» после… — Ты жесток, Падаг. — Поморщился Томирис. — Я справедлив, дружище, справедлив! — А дикари не почувствуют отраву? — ещё сомневается Томирис. — Шоемау чует всё, словно животное. У него очень острый нюх. Наши охотники говорили, что он слышит дичь задолго до того, как узрит, что ему какая-то дрянь в напитке?! — Эту отраву не учует, — щурится Хоки. — Подмешайте её в козье молоко.Яс
Нам наконец принесли еды. Других рабов давно накормили, а про нас словно забыли, но вдруг приходит один из северян и передаёт нам завёрнутый в лоскут немного подсохший ломоть хлеба, пару кусков мяса и горсть ягод. Ко всему ещё прилагался кувшин молока! — С чего вдруг такая щедрость? — недоверчиво проворчал Волк, не спеша принимать еду. Я тоже засомневался, ведь обычно еду нам не подавали, а бросали, словно собакам. А тут такие роскошества… — Это от Лунного, — немного замялся воин, а потом без лишних слов поставил всё это у наших ног и ретировался, озираясь по сторонам, словно только что украл. Я больше всего обрадовался молоку, а Шоемау тут же вцепился в мясо. — Хоть Лик о нас переживает, — я сделал несколько больших глотков, и Шоемау перенял у меня кувшин, тоже жадно прикладываясь к нему. Мы не ели сутки, оба голодные, как волки. — Кому ж ещё о нас тут заботиться, как не Лику, — промямлил Шое, набивая круглые щёки, как у хомяка. — Угу, — соглашаюсь я. Саусар передал бы еды, если бы была возможность, но за ним и Туском следят, они лишний раз стараются даже не смотреть в нашу сторону, чтоб не провоцировать Падага на очередной всплеск активности.Падаг
Я отобрал десяток самых мерзких и свирепых Вепрей для этого развлечения, да тех, у кого «хозяйство» было подлиннее и потолще. Желающих оказалось куда больше, чем я думал, но посмотрим… может, я пущу его после и по всем остальным. — Я всё передал и проследил, они поели, — доложил Самарис. — Сколько нужно, чтоб подействовало? — Пару минут, мой повелитель. — Залебезил Хоки. — Ну и славно! Тогда тащите их сюда! Вепри уже радостно предвкушают, как отведают «Звёздное Небо», для них это как прикоснуться к божественному, хотя они прекрасно видят, что эти «посланники» богов не лучше любого презренного раба для меня. И всё равно у них свои, непонятные мне верования. Тем лучше. Приказал им стараться, напридумывал всякого… что они «избраны», чтобы усеять своим семенем это звёздное убожество, мол, такова воля богов! Моя воля! И они рады стараться, уже на изготовку. Я установил себе трон прямо напротив, буду наслаждаться каждым мгновением, а под конец позову Лика, пусть тоже полюбуется, как его шлюха отдаётся по собственной воле половине моего войска! Томирис всё ещё недоволен, он опасается Шоемау, после того, как тот оттяпал ему руку, но в итоге, уверен, и ему понравится, может сам «усеет» его своими звёздами. Пара моих воинов немедля отправились за нашими «игрушками», и уже вскоре притащили их за волосы, как мешки с зерном, бросив к моим ногам. Толпа Вепрей заметно оживилась. Тут же подтянулись и зрители. Эти двое никакие, едва двигаются. А зелье Хоки действительно работает! Надо было и Лика опоить и приволочь, сидел бы и смотрел как ни в чём не бывало. — А они все запомнят? — интересуюсь у Хоки. — О да, мой повелитель, они все понимают и осознают, просто сил не имеют это выказать и сопротивляться. — Потрясающе! — я доволен как никогда. — Привяжите их за шею к столбу, как собак, и приступайте уже! — наклоняюсь к Томирису. — А ты дуй к Лику, разбуди это ничтожество и скажи, что его ждёт подарок! И… не торопись. Рабов опять хватают за волосы и привязывают, как я и приказывал. Словно соломенные куклы, вообще не могут сопротивляться, хотя явно пытаются. Не упускаю возможности, подхожу к Шоемау и приподнимаю его лицо за подбородок. — После этого Лик к тебе не прикоснётся больше. Он сам тебя убьёт. — Срываю с него набедренную повязку, оставляя совершенно голым. Его белобрысый друг, кстати, куда более похож на бабу. По крайней мере, может, я узнаю, что такого соблазнило Лика в мужиках? Разок, без лишних глаз. — Этого ко мне! — указываю я на Яса. — Я займусь им сам. — Белёсого отвязывают и волочат в мой шатёр. Вновь склоняюсь к Шоемау. Он понимает и слышит меня и это хорошо. — И поверь мне, тебе ещё повезло, что тобой займётся десяток Вепрей, а вот твой дружок после меня… будет тебе завидовать.Шоемау
Как я мог так оплошать?! Почему не понял?! Я не прощу себя, если с Ясом что-то случится из-за моей глупости. Он виноват только в том, что он мой верный друг! Так не должно было случиться! Теперь я тоже жажду покончить с Падагом, даже больше, чем Лик. Если эта мразь причинит Ясу вред — я найду способ убивать его долго и так мучительно, как ему и не снилось! Сдеру с него кожу с живого и выверну наизнанку все его внутренности и заставлю его смотреть на это! Вырву его ещё бьющееся сердце и скормлю зверям!Саусар
Нетипичное для ночи движение в лагере. Выглядываю из палатки, проверить что произошло. На нас напали? — Падаг никак не успокоится. — Ой, чую я, что Лик просто так этого не оставит, он спину под плеть подставлял за этих рабов, а тут… — Мне никогда его не понять, он хороший воин, да и мужик не плохой, но с тех пор как мы здесь… Обмельчал он как-то… — Обабился, я б сказал! Ха-ха. — Ха-ха-ха… Здорово, Саусар! — это Иник и Рапар, о чём они?! — Ночи и вам, что случилось? Такой бедлам на ночь глядя, не уснуть. — Да там царь развлечение устраивает для воинов, ты идёшь? — Саусар! — к нам подбегает взъерошенный и обеспокоенный Туск, а вот это уже плохо. — Вы идите, я позже. — Отправляю воинов, когда Туск хватает меня за руку тяжело дыша: он бежал ко мне на всех парах. — Сау, Падаг там опять устроил! Шоемау и Яса… их схватили, чем-то опоили, они почти не двигаются! — Что?! Что он удумал?! — как чуял, что Падаг не успокоится на избиении Лика, но тут… он сказал и Яса тоже?! Туск мнётся. — Я слышал, что он решил отдать Шоемау на поругание Вепрям, прям так, у всех на глазах! А Яс… его… увели к Падагу в шатёр! — Зови Лика! Уберегите Шоемау! — нет… только не это! Как обезумевший, даже не смог дослушать Туска. Отталкиваю его и несусь к царскому шатру. Яс, только бы я не опоздал! Я убью Падага! Не разбирая народа, я мчусь, словно стрела. У шатра нет охраны, все в центре лагеря. Надеюсь, Лик успеет. Врываюсь внутрь и вижу Падага, стоящего спиной ко мне. Он в приспущенных штанах, с оголёнными бёдрами склонился над Ясом… меж его ног. — О! Да ты не мужик! Не совсем… тем лучше! Он слышит шум моих шагов за своей спиной, но не успевает обернуться: я схватил первое попавшееся в руки, уж не знаю, что это было — факел, дубина или ещё что. В ярости бью Падага по голове и он падает навзничь, его висок кровоточит. Я гневно пинаю его по вздыбленным в возбуждении чреслам, но он даже не пискнул. Устремляюсь к Ясу, осматриваю его, Падаг его не тронул? — Саусар… — бледнее обычного, Яс обессиленно выдыхает моё имя и сердце могучего сколота сжимается. — Я здесь. Всё хорошо… я с тобой, — шепчу и беру его на руки. Нужно бежать, бежать из этого гадюшника, я больше не позволю ему терпеть это! Бросаю последний взгляд на распластавшегося на полу Падага. Мёртв? Надеюсь. В моих висках бьётся одно — унести Яса как можно дальше, убежать вместе с ним. Мне стоило это сделать давно. Сейчас мне плевать совершенно на всех, кроме него. Даже на Лика с его клятвами, даже на мои клятвы. Но я не чувствую стыда, когда укрываю Яса сорванным с кровати пледом, когда пересекаю обезлюдившие окраины лагеря, когда, не чувствуя под собой ног, рвусь с ним в гущу леса и бегу, как зверь от охотника… и мне плевать на честь, лишь бы Яс… мой Яс был жив.Туск
Спешу за Ликом, но увидев толпу, собравшуюся вокруг Шоемау, понимаю, что у меня нет времени на поиски. Кидаюсь в самую гущу, спасать жопу и честь нашего общего друга. Вот уж никогда не думал, что назову дикаря другом, но теперь всё иначе. Костьми лягу, но не позволю обидеть его, тем более, что я уже прикипел к мальчишке и воспринимаю его как бабу Лика, а баба друга — это святое! Вепри орут, словно обезумевшие. Этот шум очень раздражает меня. Лик не может не появиться: гомон слышно аж издали. Расшвыриваю зевак как котят, а здесь собралось много зрителей, особенно наших, что больше всего меня взбесило! Воины, закалённые в боях. За всю свою жизнь я взял не одно селение, попортил не одну женщину, и были времена, когда мне нечем было гордиться. Я убивал, крал и разбойничал. Но никогда не глумился над пленными, не поднимал руки на женщин, немощных стариков или детей. Поэтому мне противно видеть своих прежних боевых товарищей в этой смрадной клокочущей каше из лиц и рук, скандирующих кличи и с распахнутыми ртами смотрящими в центр площадки, где кто-то из Вепрей уже заваливается на Шоемау. Не помню, как оказался подле них, но моя секира вдруг быстро свистнула, рассекая воздух, с характерным шлепком вгрызаясь в хребет Вепря, и под рёв толпы я уже спихиваю ногой мёртвое тело с Шоемау. Не могу понять жив ли он или без сознания, но глаза закрыты, а в уголке губ точно кровь. Вепри тут же всполошились, кто-то попытался напасть, но сколоты придержали их. Среди зрителей вижу хитрую рожу жреца. Вот кого надо будет ещё грохнуть! Сколоты загоготали: — Туск, ты что?! Портишь всё веселье! — Да он просто сам решил его трахнуть! — Туск! Покажи этим никчёмным дикарям как надо! — Давайте я, — вызвался кто-то. — У меня уже встал. — А ну, отошёл, пока я тебе яйца секирой не оттяпал. — Зарычал я. — Почему ты защищаешь этого раба? И это мои соратники? Те, с кем я делил кров и пищу, с кем проливал кровь в битвах и бесконечных походах и набегах?! Во что превратился наш могучий и почитаемый народ?! В сборище похотливых жадных псов, готовых вцепиться в глотку друг другу за золотую монетку, забывающих, что такое честь воина?! Подхватываю Шоемау одной рукой. Мне показалось, что он очень лёгкий, когда я закинул его себе на плечо. — Пошли все отсюда! Разойтись! — ору я и рокот моего голоса останавливает их, сколоты пятятся, зная, что я не шучу и секира при мне, но расходиться никто не спешит. — Почему ты командуешь?! Позовите Падага! Ты нарушаешь приказ царя, Туск! Понимаю, что если сейчас все они кинутся на меня — я один с этой оравой не справлюсь. Но я буду стоять на своём, пока смогу.Лик
Я спал, когда Томирис, как ни в чём не бывало, вошёл в мой походный шатёр и своей единственной рукой потеребил меня за плечо. — Что надо? — недовольно щурюсь и неохотно поднимаюсь с кровати. Рана уже заживает, но Падаг слишком яро старался, так что я в повязках, хоть и меняю их теперь раз в день или два. — Вообще-то, мне ни шиша от тебя не надо, и всё-таки я поспешил, только потому, что мне не особо-то и по нраву затея Падага. Впрочем, он царь, и это он меня прислал, — высокомерно вздёрнутый подбородок, надменный взгляд, я стал чаще видеть это от воинов, а ещё презрение. И жалость. До чего я докатился. Не понимаю, о чём он? Натягиваю кафтан. — Хорошо, что надо царю от меня? Что он придумал опять? — мне практически всё равно, что ещё он пожелает со мной сотворить. Так что плевать, что он скажет. Выпиваю пару глотков воды и плескаю немного на небритое лицо, я снова отращиваю усы и бороду. — Ты как-то не спешишь в этот раз спасать своего раба, видать, тебе хватило плетей за него… — Нагло глумится Томирис. — Спасать? — смотрю ему прямо в лицо, и эта смрадная усмешка пугает меня. — Что Падаг сотворил с Шое?! Как он смел… — Смел? — прерывает меня Томирис. — Он царь, Лик, а ты никто! — снова смех, и меня пробирает до кончиков ногтей яростная дрожь, хватаю эту тварь за грудки. — Где Шое?! Что он сделал?! Говори, выродок! — ему со мной не тягаться, даже с израненным, у него всего одна рука и потому его наглость поутихла. — Иди в центр лагеря, любитель рабов, в этот раз тебе придётся за них не спину подставлять, а свою задницу. Отбрасываю его в сторону и выскакиваю из шатра, слыша в спину: — Беги быстрей, авось успеешь! Его только пятый мужик разнашивает! Я в ярости, в забытьи, даже не взял оружие, но ничто не помешало мне его выхватить у первого попавшегося воина. — Эй, отда… — толчок и я стремлюсь дальше, уже вижу толпу, они гудят и выкрикивают. Туск? — О, царь! — Да не, это Лик! Распихиваю их и вижу, что Туск держит Шое на плече, а тот свисает как тряпка, бездвижно, голый. — Во-о-он! — взревел я. Страх сковал моё сердце. Жив ли он? Подбегаю к Туску. Воины не слушают меня, только Вепри отступили, слегка склонившись, они ещё почитают меня, а вот сколоты — нет. — Царь дал разрешение, Лик, не тебе нам указывать! — Я сказал — пошли вон! — рычу, становлюсь в боевую стойку. — Унеси его. Я их задержу, — шепчу Туску. Я знаю, что они меня разорвут, если осмелятся вступить в схватку, но они медлят. — Я сай! И я приказываю вам! По толпе пошёл смех, они зашептались и вперёд вышел один смельчак. — Ты сай, а саи обычно подчиняются приказам царя, или умирают за предательство! — он вынул топор, против моего акинака и пошёл в мою сторону. Толпа скандировала: — Убей его! Накажи! Ярик! Ярик! — вепри, видя, что скандирует толпа северян, тоже поддались всеобщему потоку, вот оно — стадо овец.Шоемау
Моё беспамятство отступило, не без труда разлепил тяжёлые веки, увидев перед глазами сперва темноту, а потом могучие ноги в меховых сапогах. Вокруг стоит шум, словно в голове что-то взорвалось и теперь отдаётся гулким эхом сотен голосов. Мелькают размытые всполохи множества факелов. Глаза привыкают к свету. Живот давит чьё-то плечо. Резкий сладковатый запах пота, жареного мяса и беличьих шкур о многом рассказывают мне. — Туск, — выдыхаю я. Меня трясёт у него на плече, он сражается с кем-то, и я то и дело слышу звон его секиры. Совсем рядом лязг клинков и крики, шум становится громче, пока не заполняет собой пространство вокруг меня, отдаваясь в голове гулким эхом. Рядом чьи-то ноги и такой родной запах… Лик… — Лик, — зову я. — Ли-ик! Сзади на них тоже пытаются нападать, но я поспеваю вовремя дёрнуть Туска за длинные лохмы, чтобы тот обернулся и защитился от акинака, потом пытаюсь помочь Лику, наши глаза на мгновение встречаются и во мне всё переворачивается. Как же сильно я люблю этого небритого мужика! У Туска за поясом торчит нож. Им Туск на охоте разделывал дичь. Я вытаскиваю его и пытаюсь помогать, защищая тылы, но руки мои ещё слабы и мне удаётся только бездумно размахивать, сеча перед собой воздух. Но повезло, и в какой-то момент я ранил одного из северян, так удачно полоснув по шее. В лицо хлынула горячая кровь. Обдало и меня и Туска, и Лика. Затошнило. Это знак от богов! — Лик! ЛИК! — кричу, но тот в пылу битвы не слышит, и тогда наудачу кидаю нож в вепря, посмевшего сзади занести топор над моим мужем. Метился я в сердце и попал, правда немного ниже… в «бубенчики». Поверженный мной вепрь надрывно проскулил, роняя топор из рук и сжимая рану, со сдавленным стоном осел на землю. Тут произошло совершенно невообразимое: нападавшие, один за другим начали падать, словно подкошенные. Вепри, северяне, все! Они рухнули под ноги Лику и Туску, как переспевшие яблоки с ветки. И что самое интересное — в каждом вижу цветной пушок от таких знакомых мне дротиков!Падаг
Тяжело разлепляю глаза, в виске острая боль, я прикасаюсь к нему, ощущая липкую жижу, внизу живота тоже нытьё, а мои чресла непомерно разбухли и покраснели… какого Аида?! — Повелитель! — Хоки нависает надо мной. — Не ори, — морщусь я, пытаясь вспомнить, что произошло. Ах, да! Яс, который, к моему удивлению, оказался не совсем мужчиной. Я был несказанно рад этой его особенности, перевозбудился, думая, что получу новые впечатления от небанального соития, и только собирался… как меня кто-то ударил по голове. Убью скотину… кем бы он ни был. — Повелитель! Вставай, надо бежать! Ну что он разорался?! Как же гудит голова. Кое-как поднимаюсь на ноги, и тут слышу шум голосов с улицы и лязг оружия. — Что там? — спрашиваю, натягивая шаровары. — Народ Чи-ананга устроил облаву на лагерь! Нам не победить, надо бежать! — Бежать?! Поджав хвост, словно побитая собака? — взревел я и тут же пожалел, что повысил голос. — Нет, повелитель, как мудрый олень, на которого охотится леопард! Силы не на нашей стороне сейчас, но если мы сбежим сейчас, то сможем ещё раз нанести удар, а если останемся, то погибнем! В его словах есть доля правды, я мешкаю. Проклятые дикари! — Ладно, — раздражённо кидаю. — Поспешим! Мы собираем оружие, доспехи и в кромешной тьме уходим из шумного лагеря, в котором гибнут мои люди, наравне с Вепрями.Лик
Схватка была короткой, когда к нам поступила неожиданная помощь, невидимая в темноте. Я добивал на месте тех, кто был поближе. Не разбираю — сколоты или вепри: они стали едины для меня — все враги. Краем глаз улавливаю Шоемау на плече Туска, и вижу, что он жив, это придаёт мне сил. Когда ряды врагов значительно поредели я услышал: — Их больше! — Их не видно! — Уходим отсюда! Народ начал разбегаться в разные стороны, словно рыбки от брошенного в воду камня, на нас больше не нападали. Я получил возможность перевести дух, что было кстати, ведь силы мои иссякали, как вода в пересохшем ручье. Грузно падаю на колени и упираюсь в них ладонями, когда угроза отступила, и мы остались втроём последи опустевшего лагеря. Где-то в непроглядной глуши ночного леса, ещё слышу вопли людей, и редкие отголоски скрещённого оружия, но через несколько мгновений всё вдруг смолкает. Становится так тихо, будто ничего и не было. Только глухое уханье растревоженных сов слышно то тут, то там. Смотрю на Туска с признательностью, а он смущён, как всегда, когда его благодарят. Он мнётся и отворачивается, но на его плече всё ещё висит Шоемау и взгляд Туска утыкается прямо в его голые бёдра. — Эмм… забирай своё добро. «Звёздное Небо» сегодня слишком ярко светит булками, боюсь ослепнуть, — он опускает Шоемау на землю подле меня, и я тотчас приникаю к нему. Обнимаю крепко. Я мог его потерять. Что ему пришлось претерпеть? Успел ли Туск? На его лице кровь. — Может, потом помилуетесь? — ворчит Туск, рассматривая маленький дротик в одном из близлежащих тел. — Такие штучки я уже видел. Они скоро проснутся. — Он взмахивает секирой и добивает воина.
Шоемау
Лик отдал мне свой кафтан. Страшно рад видеть его и никак не могу оторвать от него рук. Мои пальцы бегают по его скулам и губам, я не могу наглядеться, целую, ласкаю, словно мы не виделись вечность. Неужели теперь всё позади?Туск
— Это ещё что такое?! — почесал я правый бок. Что-то торчит из него. Вынув колючую занозу, я глянул её на свет — дротик. — Твою ж мать. Лик! Пошли отседова! Словно нарочно, тут же в меня вонзились ещё несколько — два в спину, один в поясницу. Неприятно, но не смертельно. Жрать захотелось… Вынимаю их все, какие достал. Шоемау увидел это и тут же вскочил на ноги, вскинув руки и прикрывая своим тщедушным тельцем меня и Лика, крикнув на другом языке: — Каго! /Остановитесь! / — Нитиве хи? /Кто ты? /— послышался голос из чащи. — У ни Шоемауэточокоеуохкэтоу! Аль нэкэс Вихо Ваштэ! /Это я, Шое, сын Великого вождя Вихо Ваштэ/ Я ничего не понял, кроме того, что он только что назвал своё многоэтажное имя. Это хорошо, может нас не убьют… сразу.Шоемау
Вмиг всё стихло и долгие несколько секунд ничего не происходит, но знаю, воины моего племени услышали меня и сейчас пытаются понять — лгу или нет, опасен или нет. Донёсся шелест листвы, где-то совсем рядом впереди хрустнула ветка, и я вижу три силуэта. Они приблизились к нам, держа на прицеле своих трубок. Тот, что шёл впереди остальных, показался мне знакомым. Точно узнаю эту походку и запах. — Хоуи! Здравствуй, друг! — обрадовался я, и воин тут же остановился, недоверчиво всматриваясь мне в лицо, не сразу признавая мою перемазанную, исхудавшую физиономию. Но радость расцвела на его лице, и я вижу белозубую улыбку. Он жестом велит другим воинам стоять на месте, ничего не предпринимая.Туск
— Ты скажи им, чтоб не стреляли, — подсказываю Шоемау, но он только улыбается и продолжает дальше мило общаться с дикарём, которого, по всей видимости, хорошо знает. Я, конечно, рад, что он нашёл друга, но меня тревожит, что в нашу сторону нацелены трубки. Мне как-то неуютно. Шепчу Лику: — Пусть он скажет им, что ты его муж. Тогда вас точно не тронут! И про меня не забудь, скажи, что я… я ваш сын! Чё Шоемау ржёт?!Шоемау
Туск невозможен. Я узнал и остальных воинов. — Кетэн Нэгин /Чёрный Ястреб/! Вохитика /Храбрец/! — Волк?! Ты ли это?! — Да, — криво улыбаюсь я. Хоуи и его спутники все как один опускаются предо мной на колено, но я заставляю их подняться и мы с Хоуи обнимаемся как братья. — Что с тобой случилось? Я едва узнал тебя! Ты с этими чужаками? Туск, стоящий позади нас вдруг молча рухнул лицом в землю: снотворные дротики, наконец, подействовали и на него. — Да. Но они не враги. Помнишь? Это чужаки с берега, наши жертвы. А этот мужчина, — я указываю на Лика, — мой муж. Двое спутников Хоуи удивлённо посмотрели на Лика, потом на меня, словно прикидывая, может такое вообще быть или я их разыгрываю, но видя моё серьёзное лицо, изумлённо перешептываются. — Вот те раз. А твой отец в курсе? — спрашивает Хоуи. — Как видишь… — Понятно. — Это Лик. Тоже Волк. — Долгих лет, Лик — муж Великого Волка. — Лик, это мой друг — Хоуи, — знакомлю я их. Лик бьёт кулаком себя по груди и протягивает им ладонь. Это приветствие сколотов при знакомстве, но мой народ этого не знает, а потому они стоят и смотрят на него во все глаза. — Рад знакомству! — говорит мой муж на нашем языке, и хватает за ладонь Хоуи, потряхивая её, а потом и Вохитику. — Это наше приветствие, — поясняет Лик с улыбкой и те расслабляются, наконец понимая, зачем чужак дёргает их за руки. Они приятно удивлены тому, что он перенял язык. — А тот крепыш, что лежит ничком — Туск. Не убивайте его, он тоже друг. И где-то здесь ещё двое, тоже друзья, одного из них ты знаешь — это Яс. — Добавил Лик. — Яс? Белоснежный? — Да. — Не волнуйся о нём, Шоемау. Найдём. Мы следим за лагерем уже двое суток, но я ни разу не видел ни тебя, ни Яса, иначе мы бы напали раньше, — огорчился Хоуи. — Ничего, кто ж знал. — Да. Прости. После твоего ухода у нас не осталось таких охотников и следопытов, что могли бы сравниться с тобой. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, деликатно косясь на кровь на моём лице. — Со мной всё в порядке. — Выглядишь ужасно, — констатирует Ястреб. — Спасибо… согласен, — киваю смущённо, держа Лика за руку. — Поздравляем с женитьбой. — Угу. — Пошли скорее в Чи-ананг, здесь небезопасно. Мы проводим тебя к отцу. Он ждал тебя. — Правда? — оживляюсь я, и внутри всё как-то взволнованно дребезжит. — Да. Здоровяка оттащите на лошадь кто-нибудь! И соберите несколько пленных, остальных всех убить!Лик
Мы пробираемся тропинками, ведомыми только народу Шоемау. Я бы в жизни не нашёл их, но понимаю, что это короткий путь к их городу. Они поражены, что я муж Шое, рассматривают меня с интересом, шепчутся, посмеиваясь смущённо. Мне это не очень-то нравится, демонстративно крепче приобнимаю Шоемау, хотя он уже отошёл от яда и вполне может идти самостоятельно. Но вдруг кто-то из этих мужиков имеет на него виды?! Или, может, Шое до меня был с кем-то из них? Я наверняка не первый для него. Ревную? Неприятные мысли. Гоню их прочь и тут же на смену им приходят другие — Падаг. Я не видел его в схватке, а ведь он не упустил бы возможности биться со мной и наверняка победил бы при моём состоянии. Но его не было. Почему? Ужели сбежал? Нет, он никогда не бегал от битв, сколь опасными они ни были. Саусар и Яс тоже пропали. Вдруг мы оставили раненого Саусара там, где-то среди прочих? У меня спёрло дыхание от этой мысли. Тревога меня изводит. А ещё встреча с вождем, она неминуема и… хотя я уже привык к презрению в глазах. Одним больше, одним меньше, это ничего не изменит. Для своих я — предатель, для народа Шое — чужак, для его отца — сволочь, обесчестившая его сына. Где дно моего бесконечного падения? Шоемау говорит со своими старыми знакомыми, снова примечаю, что этот… Голубок… дикий… слишком уж печётся о моём супруге, и улыбается так откровенно. — Мы недавно ходили на охоту, и я убил леопарда! — хвастает Хоуи. Понятия не имею, что такое леопард, но… — А я с ножом один на медведя ходил и убил его! — не уступаю я, пусть знает! — Медведя? — отчего-то они засмеялись, и вижу, что Шое тоже сдерживает улыбку. — Да! На медведя! — гордо подтверждаю я. — Волк! Да у тебя муж настоящий храбрец! — хихикают воины. — На медведя, да с ножом, да ещё и один! И только позже в пути Шоемау показал мне на одной из веток маленькое серое пушистое существо с круглыми ушами, совершенно безобидное на вид. «Медведь» — сказал он мне. Теперь понятно, что они смеялись, у них тут медведи размером с небольшого бобра.Шоемау
— Не расстраивайся, — тихо успокаиваю я Лика, чувствуя его досаду. — Мой народ не видел огромных бурых зверей, в шкуре которого ты впервые появился у нас на берегу и чью шкуру я сохранил, оставив себе, когда тебя кинули в колодец. Многие из них не покидали пределов Чи-ананга всю жизнь, а если и уходили, то не так далеко на север, где они водятся. Для них медведь — это то безобидное существо, жующее плоды и листья деревьев. Про «Великого духа Медведя» знают, но этот свирепый зверь у нас называется иначе, чем у Вепрей. Чи-ананг встретил нас взволнованным ожиданием. По всей видимости, то, что к городу движется войско чужеземных захватчиков и Вепрей, уже давно ни для кого не было новостью и жители, и стражи города приветствовали своих воинов бурно и радостно, видя их победу. Народ торжествовал ещё и узнавая меня. Странно, но Лика приветствуют не менее радушно, словно он совсем не чужак, а свой! Меня очень удивляет это. Толпы жителей скандируют имя Хоуи, который теперь, оказывается, возглавляет войско Чи-ананга вместо меня, потом подхватывают моё. Я чувствую себя освобождённой девицей, которую похитили под покровом ночи из родительского дома и вот теперь, бравые воины спасли меня и возвращают безутешному отцу. Вести о нашем приходе быстро донеслись до вождя и не успели мы пересечь половину города, как я увидел его кортеж, приближающийся к нам и его самого, идущего впереди. Я заволновался, крепче сжимаю ладонь Лика. Что отец скажет мне? Как посмотрит? Примет ли обратно или снова поставит перед необходимостью выбирать между долгом и мужем? С каждым шагом, сокращающим расстояние между нами, моё сердце бьётся быстрее и быстрее. От волнения я позабыл все слова, что хотел сказать отцу при встрече. Столько раз, ещё будучи в городище Вепрей, ночами я представлял себе эту нашу встречу и оказался к ней совершенно не готов.Лик
Как давно это было… Вот точно так же мы возвращались в родные земли после очередного налёта на поредевшие киммерийские селения. Везли с собой телеги награбленного добра. Женщины, старики и дети выкрикивали наши имена. Сыновья Саусара мчались к нему со всех ног, висли на его сильных руках. А мы с Падагом радостно вскидывали акинаки к небесам, скрещивали их в знак единства, ведь это мы вели воинов! Отец выходил к нам в сопровождении саев, Туск купался во внимании множества местных красавиц, что одаривали его своими поделками, что они сотворили за время нашего отсутствия. Я ловил скрытые знаки внимания замужних красоток, с которыми после торжественного пира встречался в самых разных местах — от конюшен и пастбищ, до супружеских лож, втайне от их мужей. Пожалуй, я не тронул только жён своих друзей. Отец частенько журил меня за такое поведение, но я не слушал его. И всё же, все упрёки сходили на нет, в момент, когда мы с Падагом, живые и здоровые возвращались домой. Он крепко обнимал нас, и смотрел с гордостью. «Это мои сыновья!» — выкрикивал он на пиру. — «Однажды один из них займёт моё место!» Все знали, что он говорил обо мне. И как же я тогда не замечал этой чёрной зависти Падага? Она появилась, когда мы оба выросли, и из розовощёких юнцов превратились в статных мужчин, тогда наше соперничество стало ещё более ожесточённым. Падаг пытался обойти меня в любой мелочи, он и женился лишь потому, что хотел показать отцу, что он более разумный и достойный муж, чем я — гуляка и балагур. А теперь, я смотрю в лицо идущего нам навстречу отца Шоемау и виду в его глазах любовь к своему сыну, несмотря ни на что. Она безграничная, безусловная, и так мне тоскливо по отцу, что душа рвется на части. Я сжимаю взмокшую от волнения ладонь Шоемау, чтобы показать, что я рядом. Не оставлю его, даже если вождь решит меня изгнать. Останусь ещё и потому, что знаю — коли Падаг жив, он ни за что не остановится.Шоемау
Отец постарел. С момента нашего с ним расставания, он словно прожил десяток лет, но едва его глаза увидели меня, как лицо его тут же разгладилось и сосредоточенность во взгляде сменилась радостью. — Шоемау, сын! — Отец! Он обнял меня крепко, неистово. Его руки такие горячие, совсем как в детстве, когда он сажал меня к себе на колени и учил уму разуму после очередной моей проказы. И словно не было этих долгих, бесконечных недель порознь, и я никогда не покидал его объятий и отчий дом. Глаза мои наполнились влагой, сердце зашлось в счастливом припадке. Я, наконец, почувствовал — я дома. Дома! Вернулся туда, где меня помнили и так ждали! Не представлял раньше, что так буду скучать по этому месту. — Отец… — Я уже сбился со счёта… как долго тебя не было, мой сын. — Да, прости. Я не мог вернуться раньше. Мне столько надо рассказать тебе! Народ вокруг возликовал, радуясь моему возвращению. Вождь нехотя отпускает меня и рассматривает с ног до головы, теперь лицо его смурнеет, видя, как я исхудал и в каком облике вернулся. Потом взор обращается к Лику, стоящему рядом. — Он всё ещё жив? — ворчит отец. — Жив. — Боги не хотят меня видеть подле себя, — обронил Лик, и однобоко улыбнулся. Вождь крайне удивлён тому, что Лик так хорошо говорит на нашем языке. Это его впечатлило, но он не удостоил Лика ответом, а продолжал обращаться ко мне: — Я так и подумал, что ты не станешь его убивать, когда ты не вернулся. Мои разведчики докладывали, что вы оба ушли на север и я долго ничего не знал о тебе. — Он не раз спас мне жизнь, отец. Все тяготы севера он разделил со мной, и я прошу, чтоб ты ещё раз обдумал своё решение. Лик настоящий воин и хороший, верный муж. — Посмотрим. — Вождь косится на Лика, но я уже вижу перемену в нём. Это зародило во мне надежду на то, что отец примет его.Туск
Счастливое объединение семейства. Сейчас расплачусь. Эй, вообще-то я тоже жив! И тоже спасал его тощую задницу на собственном плече. А это что… кто? Какая красивая. Миниатюрная, словно птичка, но фигуристая, как благородная горная лань, смуглянка, как Шоемау, и губы такие… пухленькие, сладенькие. А глаза — карие омуты. Я бы её научил любви северян. Ночку, другую… может и ещё с десяток ночей. — Хорош глаза лупить. — Лик пихнул меня в бок. — А я что, я ничего, — бурчу в ответ. А она улыбнулась. О-о-о! Я пропал. Её улыбка — словно сама Апи меня благословила!Шоемау
Из-за спины отца выскочил маленький вихрь — моя младшая сестра, и тут же повисла у меня на шее. — Волк! Вернулся, братик! — Гинивэнс, не задуши меня. Боги, как ты повзрослела, пока меня не было! — Мне уже исполнилось десять зим! — хвастанула сестрёнка. — Совсем большая. Я улыбаюсь и опускаю её наземь и меня тут же обнимают ещё одни руки. — Иниан, — обнял я вторую сестру. Только сейчас замечаю, как она расцвела в свои неполные шестнадцать. Должно быть, отец уже нашёл ей достойного жениха. Да, я вижу на её шее украшения, что свидетельствуют о том, что её просватали. — Шоемау… я так скучала! — она с каждым днём всё больше похожа на мать, такая же красивая, стройная, гибкая. Замечаю, что Туск как-то слишком увлечённо смотрит в её сторону. О, я хорошо знаю этот взгляд. — Туск, ты поосторожнее. — Предупреждаю я его с улыбкой на всякий случай на его языке, чтоб отец не понял меня. — Это моя сестра — Иниан, и она дева на выданье. Смотри мне! Отец тебе за неё голову оторвёт, а я ему в этом помогу.Туск
— Да я чё, я ничего. Что вы накинулись на меня?! Вот ещё, уж и посмотреть нельзя. Сестра значит. — На выданье говоришь? И кто он? — Не знаю. — Интересно, он сильный? Высокий? Сколько битв он прошёл? — Опять же, не знаю, но наверняка он отменный воин, за другого отец бы её не отдал. Она же дочь вождя. Да что это я в самом деле. Он точно со мной не сравним. И всё же? Ой, она смотрит на меня… не понимает моего языка. — Туск! — представляюсь, а что мне тушеваться, опускаюсь на колено и склоняю голову перед этой прелестницей. — Встань, — шикает мне Лик. Вижу, ему неловко? С каких пор он стал скромным? Стою, на колене и мило улыбаюсь. А тут такой обзор… ножки стройные и словно бронза сверкают на солнце. М-м-м.Шоемау
Я перевёл сестре, и та заулыбалась. А вот отец был крайне недоволен. Вокруг Туска тут же образовалась стража, и в его сторону теперь глядит около тридцати пик. — Отец, не надо. Он не опасен, — вступаюсь я. — Да я вижу… — пробубнил Вождь, — скажи ему, что ещё раз приблизится к моей дочери, и я велю его казнить. Перевожу Туску, вижу, что его это совсем не впечатлило. И почему мне кажется, что предостережение отца только больше подстегнёт Туска к действию?! Отец пригласил моих друзей быть его гостем и разделить с ним трапезу. Это первый шаг. Я безгранично благодарен отцу за это. Он понимает, что эти люди дороги мне. Пока мы идём, шепчу Туску: — Вижу, Иниан тебе пришлась по сердцу. Но не вздумай обижать её. Она не рабыня и она обручена. Боюсь, что ты уже опоздал. На ней ожерелье невесты.Туск
— Подумаешь, ожерелье. На ночь-то она его снимает! — хохотнул я, но видя серьёзные лица друзей, добавил: — Нде. Ну я в общем, понял. — Здесь полно других женщин, а ты выбрал дочь вождя, Туск, — проворчал Лик. — Чья бы корова мычала, — парирую. — Я хотя бы на дочь заглядываюсь, а ты уже сына у пернатого вождя умыкнул. И заметь, я только смотрю, а ты уже вовсю тра… — Туск! — Ладно, ладно, молчу, — вижу, Лик напряжён. Ещё бы, папаня его «жёны» невзлюбил его. И что он теперь будет делать? — Не переживай, Лик, я тебя в обиду не дам, а ты, ну, на правах родственничка, может, устроишь мне встречу вечерком с этой княжной, м? — Угомонись уже. Смеюсь, а его это только пуще раздражает. Но что нам теперь терять? Идти нам отныне некуда, а тут неплохо кормят!