***
Всё ещё с мокрыми волосами, Уилл уединился в библиотеке, как всегда делал Ганнибал, и, оставив дверь открытой, направился к столу. Кресло там выглядело, как нечто из эпохи Возрождения: всё такое вычурное, душное и жёсткое, но оно оказалось на удивление удобным. Сам же стол был довольно простым, но это с лихвой компенсировали лежавшие на нём предметы. В частности, рисунки Ганнибала, расположенные аккуратной и почти причудливо ровной стопкой в левом нижнем углу. Они были великолепны. Если бы Уилл своими глазами не видел, как усердно Ганнибал над ними работал, он мог бы усомниться в их подлинности и даже подумать, что они были калькированы или вообще распечатаны. Архитектурные произведения потрясали своей реалистичностью, портреты захватывали дух, и все они могли бы быть представлены в художественном музее. Уилл неспешно перелистывал их, немного забавляясь тем фактом, что портит безупречную стопку, и замер, добравшись до самого нижнего рисунка. На рисунке был изображён он сам. Не было ни фона, ни контекста, но Уилл знал, что это. Он стоял согнувшись, с широко расставленными ногами, застыл в позе зверя, готового нанести удар. Зубы были оскалены с рычанием, а половина лица и большая часть белой рубашки пропитаны кровью. Глаза его выглядели дикими. Уилл никогда не сомневался, что их схватка с Драконом глубоко запала Ганнибалу в душу, но получить лишнее тому подтверждение в любом случае было приятно. Отложив эскизы на край стола, он принялся рыться в ящиках, пока не нашёл чистый лист бумаги и карандаш. Он и близко не был настолько же хорошим художником, как Ганнибал, — на самом деле Уилл вообще не назвал бы себя художником, — но раньше он был вполне сносным рисовальщиком. Он почти не задумывался над тем, что рисует, просто прокладывал линии, очертания и затенял их. В итоге у него получилось изобразить нечто отдалённо напоминавшее тень на фоне двери: слишком длинную и от того угловатую и перекошенную, и тень эта едва ли была похожа на человека, которым, как думалось Уиллу, ей бы очень хотелось быть. Уилл собирался пририсовать тени ветвистые рога, растущие из макушки, но они получились слишком широкими и длинными. Вместо этого он превратил их в крылья, обрамляющие тень, как венец из молний. Приближения Ганнибала он, как обычно, не услышал, но на этот раз не позволил себе испугаться его внезапному появлению в дверях. Уилл мысленно поигрался идеей отложить карандаш и откинуться на спинку кресла, уделив Ганнибалу всё своё внимание, но вместо этого продолжил рисовать, делая крылья больше и замысловатее. — Полагаю, ты кое-что оставил в душе, — в тоне Ганнибала кипели эмоции, но Уилл не был уверен, как именно их охарактеризовать, кроме того, что отметил, что они были сильными, напряжёнными и, по меньшей мере, немного опасными. — Как забывчиво с моей стороны. Он тебе мешает? Если да, можешь просто оставить его на моей кровати. Повисла пауза, а затем Ганнибал резко сократил расстояние между ними, подойдя, и остановился прямо перед столом. Уилл по-прежнему не поднимал на него глаз. — Не мне, — сказал Ганнибал, — диктовать тебе, как и когда удовлетворять свои позывы, но мастурбация — это занятие, обычно требующее уединения и осмотрительности. — Обычно. Но, как мы уже выяснили ранее, про уединение с тобой под одной крышей можно забыть, так что я подумал, а какого чёрта я вообще должен беспокоиться об осмотрительности? — больше для того, чтобы просто занять руки, Уилл принялся рисовать тень тени, расползающуюся по полу позади неё. А может, это было пятно крови. Похоже было и на то, и на другое. — Ты почувствовал запах моей спермы? На секунду или две он не мог поверить в то, что только что произнёс это. В ушах шумела кровь, а лицо полыхало так, будто он готов был сгореть от стыда здесь и сейчас. Но ощущение быстро прошло, отчасти потому, что Ганнибал втянул воздух так, словно Уилл только что болезненно его ранил, и Уиллу пришлось прикусить губу, чтобы не ухмыльнуться от удовлетворения обладанием этой новой для себя властью над ним. — Да, — тихо ответил Ганнибал. — И как же она пахла? В качестве единственного ответа, Ганнибал опустил ладони на столешницу и зловеще навис над Уиллом. Уилл ждал, отчасти ожидая какого-нибудь проявления насилия или хотя бы попытки вернуть контроль. Но Ганнибал лишь понаблюдал за ним несколько секунд, а затем потянулся — медленно и явно не скрывая своих намерений — к руке Уилла. Подушечка его большого пальца нашла следы от зубов на костяшках Уилла и скользнула выше, обводя ещё более глубокую отметину на запястье. Уилл еле дышал, всё его внимание было сосредоточено на прикосновении Ганнибала. Когда Ганнибал дотронулся до самого тёмного участка и надавил, заставив синяк заныть, Уилл едва сдержал стон. — Ты часто травмируешь себя во время акта? «Во время акта». Это заставило Уилла подумать об убийстве. Впрочем, с Ганнибалом так бывало в большинстве случаев. Он облизал губы. — Не всегда, нет. Ганнибал ещё раз надавил на синяк и отступил, снова выпрямив спину. Оставшись без его прикосновения, Уилл осознал, что это последнее, чего ему бы хотелось. — Не хочешь узнать, о чём я думал, когда этим занимался? — спросил Уилл. — Дилдо был большим, а угол немного неудобным, и по какой-то причине это напомнило мне о том, как в меня вонзили нож. И тогда я подумал, что ты, вероятно, это оценишь. Он остался разочарован, не услышав ещё одного резкого вдоха. Ганнибал лишь процедил: — Ты играешь с огнём, Уилл. — Да ну? А я-то думал, я просто играю со своими игрушками. Отложив карандаш, Уилл откинулся на спинку кресла и наконец-то позволил себе поднять глаза. Глаза Ганнибала сверкали, такие же дикие, как и у Уилла на рисунке в самом низу стопки на столе. Уилл представил, как Ганнибал бросился бы на него, прижал к полу и пожирал до тех пор, пока не осталось бы ничего, что Ганнибал ни сделал бы своим. Отступив, Ганнибал опустил взгляд, и Уилл ощутил прилив разочарования, но ничего не сказал, когда Ганнибал повернул к себе его рисунок, чтобы рассмотреть. — Можно мне взять его себе? — спросил он, поднимая рисунок. Он держал бумагу так осторожно, будто боялся её повредить. Уилл удивился. Он рассчитывал, что Ганнибал воспримет это как посягательство на своё личное пространство и имущество. Что ж, либо он ошибся, либо Ганнибал просто хотел, чтобы он так думал. — Хочешь, чтобы я сначала его для тебя подписал? Он хотел было добавить, что пошутил, но Ганнибал ответил ему на полном серьёзе: — Будь так добр.***
Ганнибал больше ни словом не обмолвился об игрушке, прилепленной к стене душа, и присоска, в конце концов, высохла и ослабела. После того, как одним прекрасным днём дилдо отвалился и с глухим стуком упал на пол кабинки, Уилл поднял его, помыл в раковине и унёс к себе, чтобы снова вернуть в пластиковую ванну. Что ж, это был интересный эксперимент, суливший многообещающие результаты, решил он, но, в конечном счёте, всё же провалившийся. Ганнибал, очевидно, был полон решимости продолжить их противостояние, и будь Уилл проклят, если сдастся первым. Он пришёл к Ганнибалу в БГБДП. Теперь настала очередь Ганнибала прийти к нему. Так что Уилл решил поднять ставки. Он выбрал весьма простенькую анальную пробку — из чёрного силикона, конической формы, довольно гибкую по всей длине и со слегка изогнутым для удобства основанием, — вымыл её и хорошенько смазал перед введением. Выгнутый кончик пробки массировал простату при каждом шаге, и удовольствие оказалось ещё более умопомрачительным, чем он ожидал. В итоге, чтобы взять себя в руки, пришлось даже немного постоять в ванной, склонившись над раковиной и глядя в зеркало на своё отражение. Удалось ему это едва ли. Он был чертовски чувствителен, и всё благодаря последним нескольким неделям беспробудного блядства. Член уже был мучительно-твёрд и подёргивался в джинсах. Ресницы трепетали, губы непроизвольно приоткрывались — блаженство накрыло его, перекрывая другие ощущения, как облако, застилающее собой солнце. Или, может, наоборот, как лучи солнца, проглядывающие сквозь облака. «Это же очевидно», — сказал он себе. «Именно этого-то тебе и хочется. А теперь иди». Ноги дрожали, когда он вышел из ванной, но Уилл изо всех сил старался не обращать на это внимания, когда шёл по коридору в переднюю часть дома, а после свернул на кухню. Стоя у раковины, Ганнибал мыл руки. Он был так похож на того прежнего обманчиво мягкого, безобидного, уютного Ганнибала, приглашавшего его в свой балтиморский дом на ужин, что у Уилла перехватило горло. Вытерев руки кухонным полотенцем, Ганнибал покрепче затянул завязки фартука, прежде чем посмотреть на Уилла, ждавшего в углу кухни, чтобы его заметили. — Ужин будет готов примерно через час, — сказал Ганнибал. — Могу я помочь? Голос Уилла дрожал сам по себе, даже и приукрашивать ничего не пришлось. Ганнибал замер абсолютно неподвижно, вглядываясь так, словно мог раскроить ему череп и получить полный доступ ко всему, о чём когда-либо думал Уилл. Но он лишь ответил: — Можешь почистить и натереть имбирь, если хочешь. Уилл и раньше для него это делал, правда, только в Балтиморе, а не здесь. Но теперь, достаточно хорошо познакомившись с этой кухней, ему было удобно приступить без каких-либо дальнейших указаний. Он ощущал на себе взгляд Ганнибала, беря имбирь и всё необходимое и прекрасно зная, как сейчас выглядит: небольшая заминка при каждом шаге, напряжённые руки и плечи, слегка подкашивающиеся колени. Не говоря уже о выражении его лица, том самом, которое Уилл так долго наблюдал в отражении. — Уилл. Уилл остановился перед стойкой и встретился с Ганнибалом глазами. Тёмными и бездонными. Что-то в этой интенсивности напомнило Уиллу о том, каким взглядом смотрел на него Ганнибал перед тем, как выпотрошил и оставил его истекать кровью на кухонном полу: в равной степени израненным и страстным. Видимо, это-то воспоминание и побудило Уилла задать вопрос: — Как думаешь, какая из них во мне сейчас? Ганнибал молниеносно пересёк кухню и припечатал Уилла спиной к стойке. Мрамор впился в позвоночник, и руки Уилла нашли бицепсы Ганнибала, хоть он и не решился позволить им схватить его так, как ему по-настоящему хотелось. Ему казалось, Ганнибал вот-вот поцелует его, грубо схватит, возможно, даже трахнет, и он никогда в жизни не жаждал ничего сильнее этого. Но Ганнибал только прижался к его лбу своим и вздохнул. Его тёплое дыхание коснулось приоткрытых в предвкушении губ Уилла. — И чеснок тоже, пожалуйста, — произнёс он и отошёл. Уилл прислонился к стойке, чувствуя себя брошенным. Руки, зависшие в воздухе там, где стоял Ганнибал, мелко подрагивали. Он сжал пробку внутри, и её кончик, вонзившись в простату, заставил его задышать прерывисто. «Блять. Как можно так сильно его хотеть?» Он повернулся и, переключив всё внимание на имбирь, взял в руки овощечистку. — Сколько тебе нужно? Он ощутил присутствие позади себя, движение в воздухе и внезапное возвращение тепла. «Ну да. Разумеется. Он хочет этого так же сильно. Просто не может убедить себя зайти дальше. Идеально». Уилл откинулся назад и тут же был вознаграждён, когда руки Ганнибала обвились вокруг его плеч, притягивая их тела друг к другу. Пока Уилл дрожал и закусывал нижнюю губу, пытаясь сдержать торжествующий стон, Ганнибал провёл носом по его затылку и вдохнул достаточно глубоко, чтобы его грудь прижалась к спине Уилла. — Силикон, — голос Ганнибала прогрохотал так, что Уилл почувствовал его через рубашку. — Я чувствую его запах. То, что ты можешь ходить с игрушкой внутри, испытывая относительно небольшие трудности, говорит о том, что это… пробка. Полагаю, так это называется, да? Уилл кивнул. — Конечно, — продолжил Ганнибал, по-прежнему ведя носом по шее Уилла, — это вряд ли сужает круг. Большая часть твоей коллекции — силиконовые пробки. Ты предпочитаешь именно их. Прежде чем Уилл успел ответить, Ганнибал свободно обхватил Уилла за горло одной рукой, а другую опустил на его бедро. — Покажи мне, — пробормотал Ганнибал, прижимая задницу Уилла к своему паху, этим движением вдавливая ощутимо проступавший через одежду член Ганнибала в заднюю часть джинсов Уилла и глубже загоняя в него игрушку, заставляя её сильнее тереться о простату. Вскрик Уилла в их тихом доме прозвучал так же громко и ясно, как церковный колокол, и он почувствовал самодовольство Ганнибала оттого, что именно он его вызвал. Но Ганнибал сопроводил вскрик ещё одним властным движением бёдер Уилла, и ему внезапно стало всё равно, ухмылялся ли Ганнибал, как высокомерный ублюдок, коим он, бесспорно, и являлся, или нет. Уиллу хотелось большего. На этот раз Ганнибал, похоже, был рад услужить. Он вжимался в него страстно, но одновременно с этим и томно, давая Уиллу достаточно времени, чтобы насладиться волной накатывающего удовольствия, а затем томиться отчаянным желанием, прежде чем он позволит ещё одну. Это было похоже на соблазнение. Ганнибал приманивал Уилла всё ближе и ближе, будто не подозревая, что тот давно уже угодил в ловушку и только и ждал, когда он возьмёт его. Особенно мощный толчок вырвал из горла Уилла долгий, пронзительный стон, и он инстинктивно потянулся к Ганнибалу. Пальцы одной руки сплелись с пальцами Ганнибала на бедре, а другой — зарылись в волосы Ганнибала на макушке. Ногти на обеих впились в кожу, царапая. Ганнибал удовлетворённо хмыкнул. — Ты жаждешь насилия в агонии страсти. Сейчас твоё тело по-настоящему живо в моих руках, и это переполняющее тебя ощущение слишком сильно, чтобы ты мог вместить всё его внутри себя. «Молчи», — подумал Уилл, за чем немедленно последовало: «Нет, продолжай говорить». Ему хотелось знать мысли Ганнибала даже лучше, чем собственные. Временами разум Уилла всё ещё оставался для него самого загадкой, тёмный лесом, в котором он постоянно терялся. Он хотел, чтобы разум Ганнибала можно было так же легко нанести на карту и пересечь, как хорошо протоптанную тропу. — Тебе нужно причинять кому-то боль, — заметил Ганнибал. Уилл с силой дёрнул Ганнибала за волосы, и когда тот не издал ни единого звука боли или удовольствия, Уилл раздражённо прорычал. — А у тебя с этим какие-то проблемы? — Вовсе нет. Пожалуйста, Уилл… — Ганнибал поцеловал его в ухо, — …причини боль мне. Уилл изо всех сил со стоном вцепился в него, оставляя беспорядочные царапины на коже головы и тыльной стороне кисти Ганнибала. Уилл мог поклясться, что на мгновение ощутил жалящие следы от ногтей на собственной плоти, а потом Ганнибал застонал, явно испытывая одновременно и боль, и блаженство, и резко толкнул Уилла вперёд, нагибая его над стойкой, чтобы он мог по-настоящему прижаться к его заднице. Уиллу пришлось вцепиться в мраморную столешницу, чтобы не клюнуть её носом, и ногти его заскребли по скользкой поверхности, тщетно пытаясь за что-то зацепиться. Сначала он был уверен, что ему это не понравится. Эта поза заставила его чувствовать себя чересчур покорным, просто вещью, которой Ганнибал мог вертеть, как ему вздумается. Поза также заставила его ягодицы слегка раздвинуться, давая Ганнибалу лучший доступ к основанию пробки между ними. Несмотря на всю разделявшую их одежду, было так приятно, когда Ганнибал прижимался членом к заднице Уилла, загоняя игрушку глубже. От удовольствия у Уилла поджимались пальцы на ногах, а член пульсировал, пропитывая джинсы смазкой. Ему не хотелось, чтобы это когда-либо заканчивалось. Сжав одну руку в кулак, он собрался засунуть его в рот, яростно нуждаясь в чём-то, во что можно вонзить зубы, но не успел — Ганнибал крепко схватил его за запястье и прижал руку к столешнице. — Хоть я и нахожу отметины, которые ты оставил на себе, весьма милыми, — задыхаясь, прохрипел Ганнибал, — я бы предпочёл ощутить их на себе, — он заменил кулак Уилла своими указательным и средним пальцами. — Вот. Кусай. Уилл втянул их в рот до второй фаланги и сомкнул на них челюсть, постанывая от жёсткости узловатых костей между зубами. — А если я их откушу? Слова были произнесены невнятно, но для Ганнибала не составило труда их понять. Голос его был мягким и почти до невозможного нежным, когда он ответил: — Мой дорогой мальчик, ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Уилл замер и затих на стойке, как покойник. Из всего, что Ганнибал мог бы ляпнуть, чтобы вывести его из себя, это ласкательное прозвище, по-видимому, находилось в самом верху списка. Оно подействовало на него сродни вылитому на голову ведру ледяной воды. Выплюнув пальцы Ганнибала, он отпихнул его, для пущей убедительности ударив локтём и лягнув. Ганнибал с кряхтением отшатнулся. Судя по выражению его лица, он мгновенно обо всём догадался, стоило только Уиллу повернуться и взглянуть на него. — Ах, — протянул Ганнибал, — понимаю. Для тебя приемлемо, что я желаю тебя в сексуальном плане, но боже упаси, если я начинаю проявлять к тебе нежные чувства любым другим образом. Уилл горько рассмеялся. — Нежные чувства ты проявлял и к Эбигейл, и посмотри, чем это обернулось. Ганнибал едва ли моргнул на это. — Ты всё ещё думаешь, что я собираюсь тебя убить? Или, может, считаешь, что сам способен убить меня. — Я думаю, что не собираюсь вести этот разговор с пробкой в заднице. Уилл оттолкнулся от стойки, стиснув зубы и ненавидя себя за то, что до его простаты ещё не дошло, что веселье закончилось. Она осталась всё так же отзывчива, как и всегда, причиняя Уиллу сладкую боль при каждом прикосновении к ней кончика пробки. Ганнибал преградил ему путь. — Ах, но какая же это была пробка? Я ведь так и не догадался. — Время вышло. Ты проиграл. Уилл попытался обойти Ганнибала, но тот остановил его, схватив одной рукой за горло так крепко, что Уилл инстинктивно замер. Даже когда хватка Ганнибала ослабела, он остался стоять неподвижно, зная, что если Ганнибал на полном серьёзе намерен удержать его здесь, далеко Уилл всё равно не уйдёт. Ганнибал окинул Уилла взглядом с головы до ног, ощутимо задержавшись в области паха. С везением Уилла, на джинсах там, вероятно, расплывалось влажное пятно, но он не осмеливался это проверить. Вместо этого он окинул Ганнибала столь же похотливым взглядом, и глаза его остались прикованы к промежности Ганнибала. Даже сквозь брюки и фартук Ганнибала Уилл видел, что член у него всё ещё стоит. Впечатляюще. — Хм… Стальная, я полагаю. — Мне показалось, ты сказал, что чувствуешь запах силикона. Уголок рта Ганнибала приподнялся. — Прошу меня извинить. Я вернулся к более раннему нашему разговору, не предупредив. Я имею в виду не ту, что сейчас в тебе, но самую твою любимую. Ты просил меня угадать её раньше. Уилл и правда просил, но сейчас не был уверен, следовало ли ему вообще удивляться тому, что на этот раз Ганнибал угадал правильно. — Почему именно эта? Плечи Ганнибала приподнялись с глубоким вдохом, и он шагнул к Уиллу, пока между ними не осталось меньше дюйма. Уилл чувствовал его запах, чувствовал его жар. Не упасть в его объятья было невыносимо трудно. — Судя по твоей сегодняшней реакции, — ответил Ганнибал, — я бы сказал, что твоя предстательная железа необычайно, изысканно чувствительна. Непоколебимость вжимающегося в неё металла делает тебя беспомощным под его натиском, но это так приятно, что тебе всё равно, насколько слабым ты себя ощущаешь. Ты хочешь, чтобы это никогда не заканчивалось. Что ж, это было близко. Уилл не мог этого не признать. Но он не ощущал себя беспомощным или слабым, используя эту пробку. Возможно, в момент оргазма или непосредственно перед ним, но в основном он чувствовал себя диким. Раскрепощённым. — Так я прав? — спросил Ганнибал. — Прав насчёт того, что это моя любимая игрушка. Однако в остальном ты немного промахнулся. — Ох. И в чём же? Заставив себя рассмеяться, Уилл провёл рукой по лицу, увеличивая расстояние между ними ещё на несколько дюймов. Ему нужно было успокоиться. Нужно было вернуть над собой контроль. — Кажется, я припоминаю, как совсем недавно вы прочли мне лекцию об уединении и осмотрительности. Определитесь уже, доктор, — он оглянулся через плечо на ещё даже не очищенный имбирь. — Всё ещё хочешь, чтобы я занялся имбирём с чесноком? Ганнибал не сводил глаз с лица Уилла. На Уилла вновь обрушилось ощущение, что Ганнибал разбирает его на части, анализирует крупицу за крупицей. — Нет. Я могу справиться и сам. Почему бы тебе не… прилечь и не отдохнуть немного. Я позову, когда ужин будет готов. Разочарование — отчасти в Ганнибале, но в основном в себе — прожгло в груди Уилла зияющую дыру, но он сумел ответить лишь: — Хорошо. В своей комнате он вытащил пробку и рухнул на кровать, чтобы дождаться ужина и хорошенько подумать.