***
Дима очень тактильный и даже в некотором роде прилипчивый, иногда кажется, будто для него Князев мёдом намазан, настолько часто скрипач как-то касался старшего. А Андрей даже не возражает, только лыбится во все свои зубы. Горшка подобное только смешит, он постоянно шутит про медовый месяц и предлагает провести его прямо в автобусе, раз «страсть не удаётся сдержать даже при посторонних». Ришко на подобное закатывает глаза, а поэт же демонстративно обнимает Каспера крепче, прижимая к себе. Ещё одна особенность скрипача — наглость, не знающая никаких границ, если он захочет что-то сделать, то обязательно выполнит задуманное, плюнув на всё и вся с высокой колокольни. И в такие моменты хоть какое-то смущение отсутствовало напрочь. И именно по этой причине скрипач без малейшей капли стыда забрался на колени к поэту. Присутствие остальных людей в автобусе Ришко ничуть не смущает, ему, действительно, плевать. Он кладёт подбородок на чужое плечо и тихо мурчит, прикрыв глаза, пока Князев его обнимает, прижимая к себе, чтобы младший банально не грохнулся, если автобус затормозит. Каспер упорно делает вид, будто спит и ничего вокруг не видит. Андрей же прекрасно знает, что скрипач просто притворяется. Миша снова громко шутит про неудавшуюся брачную ночь, поэт смеётся, немного наигранно, а после прикусывает щёку изнутри. Он чувствует слабую вибрацию, исходящую от тела Димы, лёгкую такую, но ощутимую. Она начинается от плеча, куда младший положил голову, и заканчивается у паха, возле которого молодой человек и сидит. Каспер не делает ничего криминального или выходящего за рамки (по крайней мере, если учитывать его привычки), музыкант просто полез с щенячьими нежностями. А Андрей готов прямо сейчас откинуться. Член мужчины встал чуть ли не сразу, когда Дима замурчал, а тот ещё и ёрзал долго, пытаясь нормально устроиться. Хотя, это больше походило на то, что Каспер просто захотел поиздеваться и подразнить солиста. И это получается прекрасно. Мурчание скрипача то затихает и почти сходит на нет, то, наоборот, увеличивается и становится громким. И вибрация также меняет свою силу, иногда доходя до такой, что Андрею приходится как можно сильнее прикусить свою губу, чуть ли не до крови. Последнее всё же случается из-за сильного пинка в спинку сиденья, и поэт чувствует солоноватый привкус во рту. — Передай этому недоделанному кошаку, чтобы был потише, — Шипит Миша в ответ на возмущённое шипение поэта. — У меня уже сиденье от его чёртового мурчания дрожит. Я спать не могу, понимаешь, да? — Гаврила зол и раздражён, он устал и не мог заснуть почти всю ночь, а впереди ещё и концерт. — Я скажу, успокойся только, — Улыбается Князев, хотя и понимает, что друг этого не увидит даже при всём желании. — Спи давай, а то грохнешься прямо на концерте. Горшенёв тяжело вздыхает и вновь облокачивается на спинку своего сиденья, закрывая глаза. — Каспер, давай не так сильно, — Шепчет на ухо младшего и проводит одной рукой по чужим волосам, собранным в низкий хвост. — А то Горшок взбесится и вышвырнет нас за шиворот из автобуса, и будем мы потом за ними бежать. — Усмехается вокалист и прислушивается, звуков Миша не издаёт, только сдавленное сопение, которое почти тонет в музыке по радио, слов не получается разобрать то ли из-за плохого звука, то ли из-за «кошачьих» песен Димы. Ришко рвано вздыхает, но начинает мурчать тише, а после немного ёрзает и усаживается так, что вибрация ощущается намного сильнее. Вокалист обнимает крепче и запрокидывает голову назад, начиная шумно дышать. Губы немного щипит от боли, а во рту до сих пор тот мерзкий привкус. Не хило Горшенёв пнул несчастное сиденье. Князь глотает слюни и едва ощутимо для скрипача впивается ногтями в спину того. Вокалист старается делать всё как можно более незаметно, чтобы остальные ничего такого не заподозрили. Выслушивать сначала фуканье, а потом и миллиарды самых разных шуток, нет желания от слова совсем. Ришко вновь ёрзает, а после слабо прикусывает мочку уха Андрея, тут же отстранившись и положив свой подбородок обратно на плечо старшего. Последний же в свою очередь чувствует себя так, будто тело прошибает лёгкой волной тока. Каспер мурчит сильнее, и поэт кончает, прикусив губу и шипя от боли. Скрипач быстро затихает и просто самодовольно улыбается. — Мы теперь будем выходить из автобуса последние, — Усмехается Андрей и смотрит на соседние сиденье, где остальные оживлённо обсуждают что-то. — Мы всегда уходим позже всех, — Шепчет Ришко. Князев улыбается и гладит того по волосам.***