***
На чётко очерченных губах играла жёсткая усмешка, а где-то в глубине тёмных глаз поселилось сытое удовлетворение. Взгляд Тома, вошедшего в спальню в компании Лестрейнджа и Нотта, зацепился за фигуру новичка, что сидел на собственной постели. Тёмная бровь невольно поползла вверх от удивления, когда подросток разглядел своего однокурсника: Певерелл что-то усердно писал на пергаменте, заткнув палочку с зажжённым на её конце «Люмосом» за ухо. Реддл был готов поставить с десяток галеонов на то, что это было мордредово задание по трансфигурации от Дамблдора. Тем временем Лестрейндж и Нотт, закопавшись с головой в чемоданы, вытаскивали пижамы и мыльные принадлежности, а спустя несколько минут ушли в сторону ванной комнаты, так и не проронив ни слова. — Искренне надеюсь, что Эйвери всё ещё способен передвигаться на своих двоих, — будто невзначай обронил Певерелл, тогда как зелёные, словно хвоя у сосен, глаза прожгли Тома насквозь, будто тот знал, что произошло с его… другом. Реддл лишь скривил губы в холодной усмешке, не подтверждая, но и не опровергая чужие мысли. Адриан разочарованно вздохнул и, кивнув, вернул всё своё внимание домашней работе. И Том мог лишь догадываться, с чем именно это связано. «Слишком много Певерелла за один день, — раздражённо дёрнув плечом, Том в спешном порядке переоделся в пижаму и, забравшись на кровать, задёрнул полог, отрезая себя от внешнего мира. — Нужно прекратить размышлять о нём». Гарри же писал. И как же, чёрт подери, его достало сие монотонное действие. Количество пергамента, которое он замарал чернилами, выписывая строчку за строчкой очередного эссе по трансфигурации, превышало все мыслимые и немыслимые пределы. «Чёртов бородатый ублюдок! — выругался мальчишка, в очередной раз прерываясь, чтобы размять сведёное судорогой запястье. — Да ни один профессор не задал такого количества домашней работы! Лишь выдали дополнительные материалы для самостоятельного изучения, чтобы быстрее нагнать однокурсников. А этот! Сволочь!» Переложив бумагу в выдвижной ящик, чтобы дать чернилам хорошо просохнуть, Поттер аккуратно закрыл чернильницу, которая уже спустя мгновение отправилась в футляр для письменных принадлежностей. Хмыкнув, юноша убрал свои вещи в чемодан, закрывая его и заодно активируя защиту. К слову о тех, от кого эта самая защита и устанавливалась. Кажется, он просрал все шансы на возможную дружбу с Томом. Впрочем, Гарри не был уверен, что юный Тёмный Лорд вообще умеет дружить. «Хотя… — мысленно протянул подросток. — Кажется, во время моего рандеву с Волан-де-Мортом на кладбище, тот что-то вещал за настоящую семью — «Пожирателей». В таком случае это самая странная «семья», которую я когда-либо видел. Ведь в нормальных семьях не кидаются непростительными. А может, всё дело в том, что Реддл не умеет выражать свои чувства в положительном ключе? Да и где ему было научиться это делать? В приюте, где его ненавидели и считали дьявольским отродьем? Или на первых курсах, когда нищий мальчишка выгрызал себе путь на вершину иерархии? Впрочем, моё детство было не лучше. И различает нас с Томом лишь выбор: довериться людям или же закрыться окончательно. Впрочем, если бы я только знал, что многие люди — моральные уроды, то, скорее всего, повторил бы путь юного Реддла. Всё же мои «лучшие друзья» окончательно убили веру в человечество, — губы растянулись в кривой усмешке. — Во всяком случае, моя дружба с Реддлом улетела книззлу под хвост: он видит во мне соперника, угрозу, и вряд ли изменит своё мнение на мой счёт. Похоже, я облажался. Впрочем, поступить иначе я тоже не мог: стоило только спустить выходку Эйвери с рук, и можно смело заказывать себе гроб — это ведь грёбаный Слизерин: дашь слабину, и тебя сожрут с потрохами». Поттер продолжал ещё какое-то время размышлять, но в сознании так ни разу и не проскользнула мысль об убийстве Тома Реддла, дабы предотвратить жертвы грядущей войны. Подросток вздохнул и задёрнул балдахин на кровати, по привычке бросив связку защитных и оповещающих чар. Впрочем, если судить по расслабленному лицу Реддла, то они ему не понадобятся: продолжения нападок от Эйвери не будет, тот сполна заплатил за свою глупость. И тем не менее, концентратор был убран не на тумбочку, а под подушку. Тонкие пальцы крепко сжимали рукоять волшебной палочки, тогда как сознание медленно погружалось в мир Морфея. И где-то на периферии мелькала мысль о том, что ему всё же не хотелось бы ещё несколько лет до выпуска жить в постоянном напряжении, ожидая удара в спину. Том рухнул головой на подушку, сцепив зубы: эпидермис всё ещё покалывало от фантомного присутствия чужой магии. И, драккл задери этого Певерелла, он не мог не сравнивать его с собой. Они с Адрианом были действительно похожи: Том точно также на первом курсе держался особняком ото всех, игнорируя злые шепотки, насмешки и сплетни. И так продолжалось до тех пор, пока один из слизеринцев не решил отомстить за то, что Реддл исправил его ответ на уроке у старины Слагги. О, Том тогда показал, насколько сильно тот идиот ошибся, когда решил «преподать урок нищему оборванцу». После того случая Реддла начали бояться столь же сильно, сколько и уважать. Особенно после того, как узнали, что он — змееуст. Так или иначе, весть о том, что Том Реддл умеет говорить со змеями, так и не вышла за пределы факультета — слизеринцы умеют хранить секреты. Следовательно, и разборки Эйвери и Певерелла не станут достоянием общественности. По идее, Том должен был ощущать угрозу: как ни крути, а Певерелл равен ему по силе. Однако вместо тянущего чувства где-то на дне желудка был азарт. Он хотел узнать Адриана. Из наблюдений Реддл мог сказать, что новый слизеринец был умён, наблюдателен, весьма силён в магическом плане, однако лезть в иерархию факультета не имел никакого желания. То, что Певерелл знает о социальной лестнице в стенах родного факультета, Том был уверен — лично подслушал диалог между Флинтом и новеньким на эту тему. И во время этого разговора Адриан не выглядел заинтересованным ни на йоту. И, Мордред и Моргана, Певерелл являлся единственным из всех третьекурсников, что не желал завоевать его, Тома, благосклонность, дабы находиться в рядах приближённых из-за популярности, защиты или власти. Да и, если быть честным хотя бы с самим собой, то Певереллу было откровенно плевать: он не нуждался ни в покровителе, ни в защитнике. И, судя по всему, этот мальчишка не боялся его. Да, Адриан не видел собственными глазами, насколько сильно… неудовольствие Реддла способно испортить жизнь тому несчастному, что встал у него на пути, однако складывалось впечатление, что даже если бы новенький был осведомлён в полной мере, то результат от этого знания не изменился бы. «Чтоб его черти драли! — мысленно сплюнул Том. — Уверен, этот ублюдок намекал не на свою причастность к состоянию Эйвери, а мою. Он знает, что я наказал этого идиота, но откуда? Кто-то с факультета шепнул новенькому об этой маленькой детали?» Том нетерпеливо заёрзал в постели, переворачиваясь с боку на бок, его терзали крайне противоречивые чувства: лёгкая нервозность и дикий азарт. Перед глазами стоял дракклов Певерелл: то, как он легко разговаривал с Эйвери; с какой скоростью и выучкой уклонялся от заклинаний; с каким достоинством выдержал пыточное проклятье и как красивое лицо постепенно застилает ярость. Реддл прикрыл тёмные глаза и задышал чаще от накатывающего волнами возбуждения, что жаром разливалось внизу живота. Ему пришлось закусить губу, сдерживая рвущийся наружу стон, когда эрегированный член упёрся в ткань пижамы, пульсируя. «У меня однозначно стоит на этого засранца, — хмыкнул Реддл. — Надо признать, что Певерелл действительно хорош, несмотря на то, что довольно низкий для парня. Впрочем, за это время в замке он изрядно вытянулся, — тёмные глаза осветились каким-то мрачным удовлетворением. — Надеюсь, на примере придурка Эйвери все уяснили, что новенький неприкосновенен. Никто не должен помешать разгадать загадку под названием Адриан Певерелл. И вряд ли после произошедшего он ответит на мои вопросы. Да и, если задуматься, то выловить мальчишку не так-то просто: он исчезает после ужина и не попадается на глаза вплоть до отбоя. Ещё реже я видел его за выполнением домашнего задания. К слову, сегодня был всего третий раз, когда удалось застать Адриана за написанием эссе». Мысли плавно перекочевали в другую плоскость — Том вспомнил, как Певерелл произносил слово «маггл»: с едва скрытым отвращением. «Не мне его судить, — усмехнулся Реддл. — Лично мне противно даже одним с ними воздухом дышать. Так или иначе, у меня скопилось слишком много вопросов. И не дай Мерлин, если Эйвери вновь влезет в разборки с Певереллом. Адриан и так обходит меня по дуге, не следует давать повод отдалиться ещё сильнее». Перед внутренним взором вновь встали удивительно яркие зелёные глаза, наполненные жаждой мести и неукротимой злостью, отвлекая его от остальных мыслей, но Том так и не смог найти ни одной причины, почему это плохо. Пока что не смог.***
Гомон голосов заполнял двор Хогвартса: студенты с третьего по седьмой курсы, закутанные в тёплые зимние мантии и натянувшие шарфы повыше, предвкушали предрождественский поход в Хогсмид. Более-менее спокойными оставались лишь дети с серебристо-зеленого факультета, как самые сдержанные, но и они прикидывали, что подарить близким на праздники, ведь следующий выход в деревушку был назначен лишь в конце января, следовательно, подарки необходимо купить именно сегодня. — Адриан?! — Дорея Блэк, как и всегда, выглядела безукоризненно. — Да? — коротко отозвался Гарри, оглядывая однокурсницу и её старшую сестру — Вальбургу, — что стояла рядом. У обеих представительниц древнейшего и благороднейшего рода Блэк были серые, словно грозовое небо, глаза. Эти глаза Вальбурга подарила и своему сыну — Регулусу¹. И, насколько Поттер помнил семейный гобелен, мать его крестного была дочерью Поллукса Блэка и Ирмы Крэбб. — Разве ты не идёшь в Хогсмид? — спросила Дорея, заметив, что парень не спешит с завтраком, равно как и не накинул на плечи зимнюю мантию. — Вряд ли. У меня нет опекуна, который мог бы подписать разрешение на выход в Хогсмид, — Гарри пожал плечами, продолжая рассматривать собеседницу. Это было чертовски странно: Дорея — его бабушка, которую он никогда не знал в своей прошлой жизни. — Вообще-то, — фыркнула Вальбурга, и продолжила спокойным тоном, так не похожим на те визгливые крики её портрета на Гриммо: — как только ты был распределён на Слизерин, профессор Слизнорт стал твоим временным магическим опекуном. По крайней мере, пока ты не имеешь других законных представителей в волшебном мире и обучаешься в Хогвартсе. Гарри застыл на долгие несколько секунд. — А если у тебя, к примеру, опекуны — магглы? — обманчиво мягким голосом протянул Поттер, сжимая руки в кулаки. — Если родители или опекуны — магглы, то тем более нужен представитель в волшебном мире. Чаще всего это именно декан, — перехватила инициативу в разговоре Дорея, внимательно отслеживая чужую реакцию на свои слова. — Ясно, — холодно отчеканил Поттер, задавив вспыхнувшую, словно адское пламя, злость в зародыше. МакГонагалл солгала ему тогда. «Эта поборница правил просто отвратительный декан, — мысленно сплюнул Поттер. — Допустим, в тот момент она действительно думала, что Блэк опасен и может напасть на Спасителя МагБритании в Хогсмиде, а потому не подписала разрешение. Но как же тогда остальные её косяки? Игнорирование проблем, тотальное неверие словам своих учеников, а также дивный совет прижать задницу к стулу и не высовываться, когда министерская жаба пытала нас кровавым пером. Список обширный, перечислять можно долго». — Спасибо за информацию, — кивнул Гарри сёстрам Блэк. — Была рада помочь, — отозвалась Вальбурга. — Тебе принести что-нибудь из Хогсмида? — Блэк оглядела однокурсников, которые намеревались вскоре присоединиться к основной массе студентов во дворе замка. — Благодарю за предложение, однако не стоит, — хмыкнул Поттер. После случая с Эйвери, однокурсники всё чаще предлагали ему помощь в излюбленной слизеринской манере: ты — мне, я — тебе. Однако Гарри раз за разом отказывался. Тем более, что эту помощь чаще всего предлагали именно девушки. — Вас сопровождает старина Слагги? — Верно, — вклинился в разговор Том, — Он никогда не упускает возможности. — Какой именно возможности Реддл не сказал, но это и не требовалось: Поттер прекрасно знал, что за человек Слагхорн. — Тогда поговорю с ним уже после его возвращения, — ответил Адриан. — Веселитесь, — губы мальчишки скривились в усмешке, и было совершено не разобрать: действительно ли он пожелал им хорошо провести время или же это был сарказм. И как же хорошо, что его манера изъясняться не выбивалась из общего потока: почти все аристократы язвили напропалую. Гарри же иронизировал, уходил в сарказм, а порой и вовсе скатывался в откровенно чёрный юмор по другой причине — возраст. — Студенты! — голос Дамблдора разнёсся по большому залу. — Тех из вас, кто сегодня идёт в Хогсмид, прошу спуститься во двор и построиться! — голубые глаза, в глубине которых затаилась вина, выцепили из толпы фигуру подростка. Профессор трансфигурации был действительно предвзят по отношению к Адриану. Как сказал Диппет, узнавший новости от авроров Муди и Пруэтта, слова мальчишки подтвердились. Иветт Кинг, в девичестве Певерелл, оказалась сквибом, а также единственной сестрой Фредерика Певерелла — отца Адриана. Она вышла замуж за Патрика Кинга. И когда родители мальчишки погибли, а других родственников-магов (даже со стороны матери) не нашлось, он оказался у тётки. На отель же по неизвестным причинам напали люди Грин-де-Вальда. И из всех погибших только два тела оказались «забыты» — родственников мистера и миссис Кинг так и не нашли. Нападение было кошмаром наяву, и Адриан единственный, кто пережил ту резню. Магглам же внушили мысль, что это было отравление — износ газопровода. — И... мистер Певерелл, директор Диппет просил вас зайти после обеда к нему в кабинет, — коротко добавил Альбус, покидая Большой зал и всё ещё размышляя о подростке. Сразу за ним потянулись гриффиндорцы, оживлённо переговариваясь друг с другом. Как выяснилось, мальчишка не был посланником Грин-де-Вальда, однако его нежелание встречаться с ним взглядом озадачивало. Профессор трансфигурации был уверен, что Певерелл что-то скрывает. Это явно не относится к Геллерту, но всё же. И как бы Альбус не раскаивался в несколько предвзятом отношении к ученику, интуиция выла сиреной от одного только взгляда на тонкую мальчишескую фигуру, затянутую в чёрную мантию с зелёной отстрочкой. Дамблдор пытался отрешиться от этого, но все его усилия обращались прахом. Адриан Певерелл заставлял сердце сжиматься от неясного чувства тревоги. Впрочем, Альбус умел держать лицо, как никто другой, а потому на губах играла доброжелательная улыбка, словно нет ничего интереснее и увлекательнее, чем сопровождать студентов в Хогсмид.