Запечатанный

Утро отозвалось в висках звонкой, похмельной, перекатывающейся болью. Во рту был вкус залежалой подгорелой каши и почему-то тянуло в паху. События прошлого вечера помнились более чем смутно. И до тошноты хотелось пить. Вчера у нее был мерзкий разговор с Трисс, которая сначала сказала, что вроде как может помочь, а потом отказала. Потому что Трисс и шагу ступить не может без своего противного белоголового ведьмака. Ах-ах-ах, тоже мне… Ещё не пришедшую в себя Ирис резануло чувство крепкой обиды. Ядрено так резануло! И вдруг… — Как ты это сделала? Голос в голове заставил подпрыгнуть на месте. Похмельные страдания и страдания вообще разом оказались неважными и ненужными, по венам разлилась яркая радость, тоска, терзающая последние месяцы, поблекла и развеялась в одночасье. Джинн снова здесь, с ней! Ирис почувствовала себя в один миг такой счастливой, что и не передать. Как будто ей отрубили руку или ногу, а в один прекрасный день она просыпается — а все снова на месте! По этому голосу она успела до смерти соскучиться. Как же у неё получилось разбудить джинна? И что вчера было-то? Кажется, она совсем с горя упилась вином и даже водкой с этими реданскими дворянами, будь они неладны. Ещё и фисштех… Лютик пел баллады и звал в номера. Ну он всегда так, на поэтов не обижаются. Потом ей всё стало противно, какой-то виконт пытался зажать её в углу или даже звал замуж, и на её пьяную голову это пришлось совсем некстати… Кажется, она решила сбежать от всех. Спьяну, сдуру и под фисштехом. А потом моральное падение продолжилось… Она привстала на локте и с удивлением уставилась на мужчину, лежащего рядом. Слава Мелитэле и всем северным богам, он спал. И кажется, крепко. — Прямо нелюдь и прямо с большой дороги! — весело констатировал джинн. — Энергия прёт. Лучше любой магической жилы. Но знаешь, давай лучше в следующий раз этот грёбанный брусчатник найдем? А то наш друг Роше, например, не поймёт совершенно… Это был тот самый эльф, которому она помогла, тогда, ещё осенью. Такой отчаянный и такой красивый. Пару килограммов ему набрать явно не помешало бы, под глазами были темные круги, между бровей залегла жесткая складка. Замучился по лесу скитаться, наверное, бедолага. И, судя по вчерашнему, по женскому обществу тоже соскучился. По крайней мере, трое из братьев правителя Аниаха ему и в подметки в некоем смысле не годились. А если вдуматься, то и четверо. Провести с таким ночь в Саду Тысячи Цветов в беседке из сандалового дерева, под курение благовоний, да на шелковых простынях, наслаждаясь сначала изысканными яствами, а потом и друг другом… — вот было бы дело! Хотя, надо признать, и под кустом на холодной траве вышло всё равно прекрасно. Насколько подсказывает затуманенная фисштехом память, даже более чем. Хотя сейчас так тошнило, так колошматило после вчерашних возлияний и всего остального, что от недавно испытанной телесной радости не осталось и следа. — Я то думал тогда — зря мы ему помогли, продолжил джинн, ничуть не смущаясь, как он обычно не смущался, даже от таких похотливых её мыслей. — Одноглазого он ведь так и не отговорил. А получилось как… Предназначение все равно жахнуло! Хрен его обманешь, это Предназначение, как ни пытайся… Ооооооо…какая энергия….как я ясно всё вижу… Скоро Темерия падет, но зато наши задницы будут целы… А вот здесь Ирис была не согласна. — Ты хоть о чем-то, кроме своей жопы думаешь? — зашипела она. — Которой у тебя, кстати, строго говоря и нет! Знаешь, нас что в Зеррикании ждёт? Тебя — тухлый кувшин, меня — виселица! Так что захлопнись! Родины, кроме Темерии, у нас нет! Джинн обиженно замолчал и Ирис, чувствующая его малейшие мысленные движения, с удивлением заметила, что он действительно задумался. Если даже у них получится незаметно скрыться из Вызимы, что за жизнь им предстоит? Какого лешего они вообще тогда будут делать? Куда пойдут? Джин всё ещё будет запечатан. Эльф вдруг подозрительно зашевелился, зашарил по земле рукой, как будто что-то ища. Ирис, повинуясь внезапному порыву, юркнула ему под бок, положила голову на плечо. Эльф обнял её, уткнулся носом в волосы и затих. В голову непрошено полезли воспоминания о том каким чутким любовником проклятый нелюдь оказался. Ведь оказался же! От него исходило тепло, он уютно сопел ей в макушку, что-то даже бормотал во сне, и никак, ну никак невозможно было представить, что вот он, если бы не спал, свернул бы ей шею. По причине того, что она якобы человек. — Не свернул бы, — поддержал джинн, легко переваривший обиду. — Этот не свернул бы. Наверное, даже вступился бы за тебя после твоих ночных подвигов. Зато его одноглазый дружок, а с ним ещё трое, которые его ищут, свернут тебе шею с удовольствием. С огромным. Отвратительно, когда в голове есть кто-то, кто так всё время прав. Отвратительно, но полезно. Надо уходить. — Отрежь, от него кусок на память, — кровожадно предложил джин, и услышав негодование в ее мыслях, резонно возмутился: — А вдруг я только из-за него проснулся? Вдруг опять усну? Ирис с неохотой высвободилась из эльфских объятий, вытащила из лежащих рядом ножен кинжал и быстро откромсала неровную густую каштановую прядку. Мужчина не шелохнулся. Она ещё раз оглянулась на эльфа, спешно убегая из подлеска. Вряд ли она увидит его ещё раз. Даже жаль. Выйдя на тракт, она решительно направилась в сторону Вызимы. Ну уж нет, сбежать всегда успеешь. Чтоб ты провалился со своей Меригольд, Ведьмак! Нырнув в северные ворота и быстро затерявшись среди вызимских улочек, Ирис всего на двадцать минут счастливо разминулась с кавалькадой всадников, въехавших в ворота уже нарушенным и усталым от быстрой скачки строем. Во главе небольшого отряда ехал собственной персоной Вернон Роше. Челюсти у Роше были крепко сжаты и весь он был напряжён как струна. Сказывалось не только тяжесть последних дней, бешеная скачка без перерыва, но и то, что впервые за многие годы службы Вернон не понимал своего короля. Вся это история с Луизой Ла Валлет шла абсолютно вразрез с государственными интересами. А теперь это, кажется, зашло совсем уж далеко. Хотя, вспоминая как он сам, дурак и идиот, прижимал к себе в конюшне растерянную Бьянку, Роше чувствовал себя не в праве обвинять влюбленного, хотя и в неправильную женщину, сюзерена. Вот какая дьявольщина творится из-за баб! Насчёт Бьянки мучило особо. Теперь, вернувшись в Вызиму, встречи с ней не избежать. Надо объясниться. Ну, по возможности. Он ее учитель, командир и наставник. Верхом глупости было позволять себе такое. Роше ни евнухом, ни святым не был, а положение при Фольтесте и свободные нравы при дворе возможностей открывали море. Кто бы не пользовался? Он же мужчина, в конце концов. Но Бьянка! Бьянка! Его Бьянка! Он до сих пор помнил как десять лет назад на седле перед ним ежился и вздрагивал худенький перепуганный подросток, с ручками-веточками и огромными глазищами. И как он потом удивился, когда выяснилось, что этот недопаренек стреляет из арбалета, практически не промахиваясь. У Бьянки оказался идеальный глазомер и холодная рука — такие солдаты на вес золота. Это была ещё одна удобная причина позволить ей остаться в отряде, наряду с той причиной, что ей некуда идти. Неудобной же причиной было то, что тогда ещё молодой Вернон Роше, восходящая звезда на службе его Величества, кувыркающийся на тот момент в постели с двумя фрейлинами и одной хозяйкой постоялого двора (правда не одновременно — он же не свинья) просто заглянул в эти бездонные глаза и был, как ни крути, глубоко и больно очарован. Хоть она и была совсем ребенок. Сегодняшний зрелый и солидный, не позволяющий себе ничего лишнего Роше, предпочитал о неудобной причине забыть. Тем более, что с нынешней политической ситуацией не до праздных мыслей. Игнорируя усталость, Роше взлетел по ступенькам дворца. В королевских покоях его ждали. Вот только кроме Фольтеста, там имело место быть препирательство. Там имел место быть злой ведьмак Геральт, и там имела место быть не менее злая чародейка Меригольд. — В следующий раз спроси у меня, Трисс. Вы не представляете с чем связались. Я повторяю ещё раз — человек не способен удержать в себе джина. Ну день, два — и то если джин спит. Но не год. Просто не способен. Желая выслужиться, Трисс, ты притащила ко двору монстра. Ты просила помочь извлечь джинна из человека, не убивая его? Так вот, я тебе отвечаю: это сделать невозможно, потому что человека там нет! И быть не может! — Как нет? — отвечала Трисс, хмуря узорные брови. — Ты её видел? Ты с ней разговаривал? Да твой друг Лютик побежит вприпрыжку куда она свистнет, стоит ей глазом моргнуть! Теряя штаны, побежит! Что-то на глиняного монстра или голема, как ты говоришь, не похоже! Откуда ты знаешь, что в Зеррикании могут? Геральт выдержал долгую паузу, явно подбирая слова. Роше подумал, что не связывай ведьмака с Трисс некие чувства, тот миндальничать точно не стал бы. Геральт выглядел взвинченным и похмельно-хмурым. — Вот и ищите на эту работу зерриканского Ведьмака, — сказал наконец он. — А я пойду отдохну душой c утопцами. Просто никто из вас никогда не сталкивался с джиннами! Фольтест резко встал из-за стола, кивнул Роше, приглашая, и остальным, давая понять, что разговор окончен. Тон короля был холоден, но спокоен. — Я ценю вашу помощь и участие в этом деле. Девушка год была фрейлиной при моей дочери и исполняла обязанности прекрасно. Резать ей горло, чтобы посмотреть, есть ли там джинн, я не собираюсь. Твоё, Геральт, предложение услать в тмутаракань, выдав замуж, считаю разумным и рассмотрю. На этом всё. Геральт молча встал и поклонился. Трисс, эмоциональность которой иногда Роше напрягала, шурша юбками выскользнула из-за королевского стола и направилась к нему. Он уже решил, что Трисс сейчас втянет его в эту байду, как частенько бывало. Хотя они хорошо ладили — Трисс и Роше. Она была, пожалуй, единственной из чародеек, которую он мог терпеть. Но на этот раз он пас. У Роше была веская причина не беспокоиться о странной фрейлине и считать вопрос не стоящим выеденного и выброшенного в мусор на королевской кухне яйца. Его собственная чуйка молчала. Десятилетиями натренированный инстинкт об опасности не предупреждал. А инстинкту Роше доверял слепо. Была бы у него хоть капля сомнений, он никогда не оставил бы деваху на Бьянку. На фоне общего политического хаоса паника из-за какой-то там фрейлины, пусть может и с джинном внутри, релевантной не казалась. Роше представлял себе джинна как огромную гаубицу, которая стреляет один раз и может решить исход небольшой битвы. Но не войны. Если он вообще есть, этот джинн. Трисс, увидев выражение лица Роше, смутилась и подходить передумала. Решила, верно, не эмоциональничать сегодня. Геральт, воспользовавшись моментом, ловко увлек чародейку к двери. Роше, приятно удивленный тем, что ситуация разрешилась без его участия, подошёл к королю. Разговор с королем продолжался весь день, слуги успели принести и сменить еду и вино, пока Роше докладывал обо всём том, что произошло за последние месяцы. Фольтест был согласен, что Ковир ведёт двойную игру и что войны с Нильфгаардом не избежать. И что Темерия, как всегда, примет удар на себя. И чем дольше они говорили, тем больше у Роше складывалось странное впечатление, что монарх чем-то отвлечен, что-то гнетёт его помимо текущей расстановки сил на южной границе… Выждав момент, Роше спросил об этом прямо. Фольтест поднял на него совершенно больные глаза человека, который в эту самую секунду проигрывает битву своей совести: — Кроме принцессы Адды у меня ещё есть двое детей, — очень тихо произнес король. * * * Выйдя от Фольтеста, Роше был полностью поглощён своими мыслями и не заметил, как на лестнице белокурая фрейлина чуть не налетела на него. Она подняла глаза, и он вдруг узнал и поразился узнаванию. Никакая это была не фрейлина. Перед ним стояла Бьянка. В платье. С отросшими волосами. Красивая, живая и настоящая. Как же он скучал… Стояла и смотрела на него своими огромными улыбающимися сапфировым глазами. — Командир, — она спокойно и выдержано улыбнулась, как будто они расстались только вчера. Ни малейшей обиды, ни малейшего раздражения прочесть на её лице было нельзя. Кажется, о его выходке полгода назад она просто предпочла забыть. И, кажется, это было неприятно. Не каждый день на тебя набрасывается с поцелуями собственный командир. Могла бы спросить, что это было. Хотя бы поинтересоваться, чёрт возьми. Хотя если отбросить эмоции, умная девочка, ничего не скажешь. Правильно расставляет приоритеты и ставит службу на первое место. В отличии от него, старого дурня. Странно, второй раз женщина адекватно реагирует на него за этот день. Обычно это была годовая норма. Роше гулко вздохнул и попытался улыбнуться. — Хорошо выглядишь, Вэс. Она нахмурилась. Интересно, почему она надела платье и пришла в такой час во дворец? Хотела на кого-то впечатление произвести? Ждала кого-то? Стоп, он не имеет права об этом думать. Даже если у Бьянки через полчаса свидание с дурацким фигляром, завернутым в рюши так, что один нос торчит, это не его, мать его, дело. Наверное, если бы Бьянка залепила ему пощечину, Роше бы обрадовался. Это означало бы, что что ей не все равно. — Извини, я не на службе. Завтра ровно в восемь буду выглядеть как надо. Рада тебя видеть. Рада, что ты вернулся. Нам тебя не хватало. Роше коротко кивнул. Тонкие пальцы Бьянки едва заметно дрожали, вцепившись в непривычный подол длинного платья. За прошедшие месяцы мозолей на пальцах поубавилось, зато прибавилось чернильных пятен. Они стояли друг напротив друга, смотрели друг другу в глаза и глупо, не по-взрослому молчали. Насколько было бы легче, подумал Роше, если бы ничего не было. Или если бы это был просто секс. А не эта переворачивающая нутро дьявольщина. Всё это было так не вовремя. Непонятно, что там с Нильфгаардом. Непонятно, что там с политиканами в Новиграде. Непонятно, что там с эльфами, которых давили-давили, да вот, оказывается, не передавили. Непонятно, что с королем и, как оказалось, королевскими детьми. Он не может позволить себе сейчас думать о том, что хочет лично он. Очень хочет лично он. Роше вдруг понял, что в дороге не спал четыре ночи, что виски у него ломит и голова у него раскалывается. — Завтра, — сказал он, — все завтра. Мне надо поговорить с тобой, Вэс, но ради Мелитэле, не сейчас. Бьянка рассеянно кивнула и посторонилась, пропуская его. — Спокойной ночи, командир, — сказала она мягким, тёплым тоном. Тоном, который он обычно у нее не замечал. Он развернулся и вышел спешным шагом, не разрешая себе оглянуться. * * * Он просто сказал «хорошо выглядишь, Вэс», и просто прошел дальше. Хищное усталое лицо и запыленная одежда. Цепкие карие глаза и трехдневная щетина. Бьянка была настолько потрясена, увидев его так вот, неожиданно, на лестнице, на бегу… И что-то было ещё про то, что ждёт завтра с докладом или что-то вроде… Ясно, что мысли командира были заняты другим. Явно уж не ей. И все же Бьянка была бесконечно рада его видеть — живого, здорового, небритого и злого. Как же она скучала… Об инциденте в конюшне, Роше ожидаемо предпочел забыть. Неудивительно, так она и думала. Бьянке стало грустно, но она резко одернула себя. Непонятно что она там себе намечтала, пора бы уже и перестать. Сумасшествие, дурь и блажь! Розовые, липкие, бабские, никому неинтересные сопли! Даже фрейлины принцессы Адды, да и сама принцесса, наверное, не такие дурные, как она, Бьянка! Ирис кстати, уже давно ждала её у себя. Почему-то ей эта неказистая каменюка была безумно важна. Бьянка, желая сделать одолжение, сегодня смоталась на Копеечную улицу и вот… — Вот, — сказала Бьянка, — как ты и просила, — Ювелир с Копеечной улицы был должен мне карточный долг и сделал это в счёт него. И нашел твой странный камешек, уж не знаю, зачем он тебе нужен… выглядит чуть лучше булыжника… И что за волосы внутри, гадость это вообще… И Бьянка вынула из кармана несуразный кулончик из розового невзрачного полупрозрачного камня. Сквозь мутные стенки просматривалось что-то тёмное, запаянное внутрь. По мнению Бьянки, эта подвеска выглядела, скажем так, в лучшем случае, не ахти. Смотрелась на уровне игрушечных бус для пятилетней девочки и уж никак не тянула на честь украшать самую изящную шею самой изящной фрейлины двора. Но Ирис была в восторге. Схватила невзрачную побрякушку, как коршун добычу. Прижала к сердцу и закружилась по комнате, по-ребячески глупо скача. С ума сошла, что ли? И только, вдоволь построив из себя обезьяну, заметила, что с подругой что-то не то. — А что на тебе лица нет? Бьянка вздохнула. — Натолкнулась на Роше. Зерриканка легко пожала плечами. — Ну и как? Бросились друг другу в объятия? Бьянка, уже начинавшая злиться на весь этот цирк, сморщилась, как будто лимон откусила. — Какое там… Он похоже и думать обо мне забыл… Ирис выразительно фыркнула. — Ничего он не забыл! И ты не забыла! Вы просто оба усложняете себе жизнь! Зерриканка с её странностями и перепадами настроения была, может, и прекрасным доверенным лицом, потому что язык за зубами держать умела, но советоваться Бьянка с ней явно не собиралась. — Что за волосы ты просила запаять в камешке? — спросила Бьянка, желая переменить тему. — На память? Ирис улыбнулась мечтательно и многозначительно. — Да, — просто ответила она. — На память. Об одном мужчине. Вот и всё.