Запечатанный

Вернон Роше сидел на пригорке, смотрел прищуренными глазами на заходящий за верхушки сосен красный шар солнца и целенаправленно надирался. Компанию в потреблении темерской ржаной ему составлял ведьмак Геральт. Они выехали из лагеря по полудню и через шесть-семь часов довольно-таки интенсивной скачки были здесь, на месте условленной встречи. Однако тот, кого ждали, или не смог вовремя прийти или, чего Геральт по-настоящему опасался, не посчитал нужным. Родилась идея скоротать время, и оказалось, и у Геральта, и у Роше было совершено случайно припасено. — Если она у меня не служит, — спорил с Геральтом Роше, — то это, мать твою, не значит, что я за неё не отвечаю. Она, блять, собственность Темерии, чёрт побери! Не больше и не меньше! — И что ты собираешься с этой собственностью делать? — Геральт сплюнул на траву. — Поверь мне, с джиннами свяжешься — пожалеешь! Уж я то знаю! — То есть? — Вернон скрестил руки на груди. — Что мне конкретно помешает перерезать ей глотку? Как бы мне её жалко ни было? А потом пожелать независимость Темерии? Или чтобы Эмгыр сдох? — А то, — сказал Геральт, — что Темерия будет независима, но, например, от силы земного притяжения, и будет твоя Вызима в воздухе мотаться, а Эмгыр, сука, тоже сдохнет криво как-нибудь… Разозленный джинн сделает так, чтоб ты свои желания с кровью проглотил. Вернон почесал переносицу. — Не хочу я её отправлять непонятно куда. Мало ли что. Нормальная она баба. Полосками ей всяко безопаснее — времена лихие. А ушастым доверия ни на йоту. В воздухе вдруг странно заискрилось и запахло, шар солнца дрогнул и замер, приклеившись к верхушке сосны. — Ваше недоверие, господин d'hoine, я вам возвращаю в двухкратном и трехкратном размере, — раздался ледяной голос. Геральт и Роше оглянулись и там, где только что никого и ничего не было, теперь стоял высокий, изысканно одетый беловолосый эльф. Драгоценные камни блестели на застёжках дублета, роскошный плащ полоскался у ног. Зелёные глаза смотрели на них почти что с жалостью. — Но поверьте, бывают единичные случаи в истории, когда самые ненавидящие друг друга партии могут удачно сыграть вместе. — Аваллак’х! — поприветствовал Геральт, вставая с поваленного бревна, на котором сидел и поводя рукою в широком приглашаещем жесте. — Позволь представить: Вернон Роше. Аваллак’х медленно приблизился к ним, и Роше увидел, что эльф совершенно не вооружён — ни меча, ни лука — ничего вообще. Это и успокаивало, и настораживало одновременно. — Итак, господа, — сказал Аваллак’х, — по двум причинам беседа наша не будет столь долгой, сколь хотелось бы и желалось бы. Первая состоит в том, что по независящим от меня обстоятельствам задерживаться здесь я не могу. А вторая — кажется вы и сами не горите желанием пригласить меня на ваш скромный банкет. — Ну почему же? — фыркнул Роше, — к эльфам самим по себе я претензий не имею. Пока ты не надел скоя’таэльскую сбрую и не спалил пару деревенек, готов выпивать с тобой сколько в тебя влезет. Эльф мягко улыбнулся, быстро щёлкнул пальцами. Прямо на поваленном бревне появилась расписная тарелка с крохотными маринованными огурчиками и шампиньонами, а также кусочками, как выяснилось, остро-солёного мяса, нанизанные на шпажку. Закуска, как потом понял Роше, подошла идеально. Эльф спокойно, вдумчиво выпил и так же вдумчиво одну из шпажек сжевал. Помолчали. — И все же, господа, давайте сразу к делу. Через десять минут мне придётся исчезнуть, и обидно будет, если мы так и не успеем договориться. Эльф помедлил, подбирая слова. Говорил он на всеобщем с присвистом, глотая согласные, и было видно, что язык этот для него не родной. — Итак, что мы имеем? Мы имеем одну особу, не совсем человека, но что-то вроде, в которую запечатан самый настоящий джинн. Несмотря на нечеловеческие крепость тела и духа данной особы, вечно жить джинн в ней не может. Запечатанные джинны, знаете ли, бесконечно вредны для здоровья. Грань между эти миром и эфирным начинает стираться, сначала может показаться, да что там, такое может даже быть, что тот, в ком джинн заточён, получает магические силы. Но рано или поздно носитель умрёт — печально и болезненно. Этого итога мы не хотим, господа, не хотим. Конечно, как из любой ситуации, из этой тоже есть выход и он состоит в том, что Запечатанного можно извлечь, никого не убивая. И это могу сделать я. Это первое. Второе, и чуть более важное, что освобожденному джинну обычно загадывают три желания. И при определённом знании и магическом умении желания сбываются. Так вот, моим желанием будет — забрать из этого мира скоя’таэлей, а также всех абсолютно всех эльфов, до кого смогу дотянуться, открыв с помощью джинна Врата Мира. От этого каждый из нас, не говоря уже о джинне и его носителe, получит прямую выгоду. Вы сможете вскоре снова погрязнуть в братоубийственных войнах и порочных интригах, в ваших любимых кознях и распрях… Не опасаясь больше того, что кто-то из людей может найти нелюдских союзников. Мы, Старший Народ, не алчны и удовлетворимся лишь одним желанием. Два других же представим самому джинну и его носителю. Все довольны и живы. Занавес. «Ладно брешет», — подумал про себя Роше, который и сам рад был бы избавиться от геморроя в виде джинна. Резать Ирис горло представлялось невообразимой подлостью. Загадывать желания джинну — делом странным и малонадёжным. — Геральт сказал, вы девушку хотите с собой забрать? — спросил темерец эльфа с возрастающим подозрением. — Зачем это? Достаньте джина, загадайте желание, и разойдёмся. Безопасность я вам гарантирую. Аваллак’х вздохнул и посмотрел на Роше. — Так бы я и сделал, мой драгоценный собутыльник, и даже сделал бы вид, что верю Вашим обещаниям, если бы мог. Но по ряду очень весомых причин, открыть Врата Мира, те врата, через которые пройдут эльфы, возможно лишь в горах Амелл.             * * * Конь радостно плясал под Киараном, задорно прядая ушами — портал в мир Aen Elle не напугал животное совершенно. Коня звали теперь Пятнышко из-за большой рыжей подпалины на морде. Милое имечко не совсем сочеталось с мощной боевой статью и поистине исполинским размером жеребца. Лана назвала. Когда прощалась. — Ну хорошо, пусть будет Пятнышко, — покладисто согласился с девочкой Киаран. Он знал Лану с рождения, и прощаться было немного грустно. Пусть хоть память о ней у него останется. Хотя и очень своеобразная. Впервые за многие месяцы Киаран чувствовал себя вполне прилично. В конце туннеля забрезжил свет. И Иорвет, и Лиэнн додумались-таки до ответа на главный вопрос: как скоя’таэлям быть дальше. Предложение Лиэнн нравилось ему куда больше. Хотя концепция, что свободу можно не завоевать, а вот так вот подойти и взять, ну никак не укладывалась у Киарана в голове. Не укладывалась, но привлекала. Киаран бесконечно скучал по тем временам, когда было доступно хоть подобие нормальной жизни. Бесконечно скучал по родителям, которые в Синих Горах остались. Бесконечно скучал по посиделкам с отрядом, когда не надо было мёрзнуть и мучительно думать о том, куда идти завтра. Даже по язвительной Ваэл, да позаботится о её душе Дева, отчаянно и горько скучал. И почему-то часто вспоминалась черноволосая, смуглая человечка, с которой он тогда так импульсивно с бухты-барахты провёл ночь. Как он спрыгнул перед ней с дерева, а через полчаса они уже отчаянно целовались в высокой траве. А в следующие полчаса ему было так хорошо, что словами не опишешь. А ещё через полчаса девушка уже спала у него на плече. Как будто так и надо было. Как будто они уже давно вместе, и ей не впервой кутаться в его стёганку и уютно сопеть ему в шею. А ему не впервой заниматься любовью вот так с наскоку, да ещё и с человеческой женщиной. Он тогда долго лежал, таращился на звёзды и думал: а что это вообще такое было? До недавнего времени он был убеждён, что люди ему в принципе противны, но теперь уверился в обратном. Вот и стриги после этого всех под одну гребёнку. Он вспомнил как проснулся на следующее утро, и, обнаружив, что его визави исчезла, глупо и непонятно расстроился. Глухая тоска аж взяла за горло — хотя, казалось бы, с чего? Хотя, наверное, лучше, что он ничего о ней не знает, лучше, что они не увидятся больше. Киаран вздохнул, стараясь об этом не думать. Не время сейчас для такого. Пятнышко, повинуясь казалось одной мысли всадника, уже спускался с пригорка. Мир Aen Elle, на первый взгляд, от родного мира не отличался совершенно. Разве что одно бросалось в глаза: повсеместно разросшиеся, загораживающие обзор, ольхи. Сзади на огромном чёрном Лиэнновском коне (обычная лошадь переход бы выдержала плохо) ехали рядом и Иорвет, и Лиэнн. Киаран предложил командиру сесть к нему в седло, но тот почему-то отказался. Лиэнн чувствовала себя явно неуютно. А вот Иорвету было наплевать — он хищно улыбался, прижимая эльфку к себе чуть крепче, чем это было нужно для того, чтобы просто не упасть с лошади. Пока Киаран размышлял, как бы поинтереснее на эту тему можно было бы пошутить, Пятнышко окончательно спустился с пригорка. Перед глазами открылся такой пейзаж, что все шутки из головы разом вылетели. Стены замка не были величественными в том смысле, как строили свои дворцы d'hoine — монументальность и громоздкость им были чужды. Это была музыка, струящаяся и торжествующая, эльфийская песня из белого мрамора. Замок, стоящий на открытом пространстве, прямо-таки парил над землёй. Невесомые сплетенные из почти прозрачного камня кружева арки возносили Киарана, смотрящего на них, к небесам. Вид восхищал и завораживал. Лиэнн позади него вздохнула. — Я сегодня вас вернуть точно не смогу. Прыжок меня доконал. Придётся переночевать. Киаран только кивнул, думая о том, что сегодня выспится с комфортом. На настоящей кровати он не спал уже более полугода. В центре арочных, столь впечатливших Киарана, конструкций были ворота, створки которых, ажурные и разукрашенные, дотянулись, похоже, прямо до неба. Киаран неверяще задрал голову — подобное видеть ему за почти девяносто лет жизни не приходилось. Резко напоминало Шаэрраведд, только если тот был тенью, то здесь вовсю бурлила жизнь. Их ждали. Один из ждущих был Киарану знаком, Аваллак’х, Знающий. Второго он раньше не видел, но узнал с одного взгляда. Те же скулы, тот же нос, та же посадка головы, что у Лиэнн. Роскошные пшеничные волосы небрежно собраны, а травяные глаза знакомо прищурены. Лиэнн спрыгнула с коня, улыбаясь широко и радостно. — Папа!             * * * Стрельчатые окна уютной светлой комнаты выходили в сад, откуда деловито трещал сверчок, лилась неуверенная ещё в это время года птичья песнь, а также было слышно, как вполголоса переговаривается прислуга. Уже смеркалось, и огоньки свечей плясали так по-уютному, как может быть только в сумерках. Несмотря на роскошный ужин и по-настоящему тёплый, любезный прием — Aen Elle приветствовали Aen Seidhe без тени покровительства, радушно и светло — Киаран чувствовал себя как на иголках. Стоило Иорвету озвучить свой план, как атмосфера изменилась. Aen Elle, наверное, и не предполагает, что возможен иной вариант ответа, кроме благодарного согласия. А у Иорвета он был. Дева-Драконубийца предложила ему этот новый вариант, не спросив сиятельных Aen Elle. Это грозилось перерости в проблему. — Воевать, по моему глубокому убеждению, — не единственный способ достичь цели. От голоса Даламара Киаран дёрнулся. Тот смотрел на Иорвета со странным выражением, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Иорвет молчал, прищурившись и слегка наклонив голову. — Абсолютное большинство населения совершенно не заинтересовано в бессмысленном, навязанном сверху уничтожении друг друга. Но оно почему-то происходит. И всегда льются речи про свободу. Потому что так выгодно тому, кто правит. Почему я должен думать, что некая Саксия лучше других? Она такой же правитель. Человеческий правитель! — Саския не просто d'hoine, — челюсти Иорвета были крепко сжаты, костяшки пальцев побелели. — Она подарила Aen Seidhe надежду! Даламар пренебрежительно и обидно фыркнул. — Ну так мы дарим еще бОльшую! Иорвет скрестил руки на груди. — Где вы, Aen Elle, были, когда мы прятались от d'hoine, подыхая в лесах. Где? Не надо теперь делать вид, будто вам всё это время было не наплевать. Сейчас мы вам понадобились, и вы тут как тут. — Ну так, дружочек! — грохнул Даламар. — За красивый глаз тут никто никого не полюбит. Радуйся, что вы пригодились. Твои сомнения чести тебе не делают! Это огромный мир, а не один маленький, вырубленный гномами в скале город! Здесь можно всё начать заново! Всё! Рот Иорвета скривился в презрительной усмешке. — Конечно! Если только единороги не пошутили над тобой, уважаемый Даламар! Буря должна была вот-вот грянуть — и последствия обещали Киарану быть безумно хреновыми. По растерянному виду Лиэнн тоже было ясно, что она не представляет, что делать. Знающий, казалось, забавлялся сложившейся ситуацией — на губах играла полуулыбка. Он сидел, отодвинувшись к камину и заложив ногу на ногу. Ясно как день, что помощи и от него не придется ждать. — Подождите, — Киаран с удивлением услышал свой собственный голос. — Дайте выбрать самим эльфам! Даламар, вы сказали, что ворота открываются не просто так, что вам нужно определенное место, время, ритуал, что там ещё… и Ваш джинн наконец. Так созовите всех. Всех, кто придёт в горы Амелл. И пусть они сами решают. Кто захочет остаться, последует за Иорветом в Верген, а кто примет иное решение — последует за Вами, Даламар, во Врата Миров. Даламар наградил Иорвета достойным василиска взглядом. — Надо было сразу с тобой договариваться, Киаран аэп Эасниллен, — сказал он. — А не тратить время на псевдопатриоричный бред. Киаран сглотнул. Ему стало до дрожи неприятно за брата, который не один десяток лет проливал за Aen Seidhe кровь, в самом отвратительном и буквальном смысле, а не отсиживался в мраморных замках на пуховых подушках. — Иорвет — мой командир, — ответил он, глядя Даламару прямо в глаза. — И, разговаривая в подобном тоне, вы оскорбляете не только его, но и меня. Одно дело — предоставить свободный выбор каждому эльфу, другое — навязывать условия. Как это делаете сейчас вы. Вы, Даламар! Не Иорвет. Лиэнн за спиной отца встрепенулась. — Я тоже за то, чтобы каждый эльф сам решал, — тихо сказала она, — Так будет честно. Ра Рианны играют жёстко, но честно. Да, папа? Где-то громко и злобно пробили часы.                          * * * Лана отрезала Киарану ещё один кусок, кажется, уже шестой. — Наша Марта делает печёночный торт лучше всех! — строго сказала она. — Так что ешь! Они сидели на кухне, куда Киаран после таких напряженных переговоров просто-напросто сбежал. Даламар изволил величественно удалиться, Аваллак’х тоже вышел, сославшись на срочные дела, а Иорвет и Лиэнн принялись жарко обсуждать варианты развития событий. Командир цокал зубом и дёргал ухом, но Киарану, брата отлично знавшему, было очевидно, что к Лиэнн Иорвет прислушивается, а Лиэнн он доверял. Они так увлеклись, что Киаран почувствовал себя третьим лишним. И, извинившись, вышел. Кажется, никто даже не заметил. Ну и прекрасно. На самом деле, он шёл через конюшни, намереваясь узнать у слуг, где его разместили, и вдруг — к огромной своей радости — встретил Лану. Маленькая эльфка бросилась ему на шею. И теперь они сидели на кухне и наслаждались жизнью. Кроме них эльфов здесь не было. Служанки-d'hoine же поразили эльфа тем, что не обращали на него абсолютно никакого внимания. Они коротко кивали, делали книксен, вежливо осведомлялись «Что прикажете?» и продолжали заниматься своими делами. Никто не бросался вон от него с криком, никто не пытался его убить. Никто на него даже не смотрел. Надо признать, в идеях Саскии о том, что мирное сосуществование рас возможно, смысл всё-таки есть. — Это совсем другие d'hoine, — объяснила ему Лана, — прислуживать эльфам для них — самое обычное дело. Ты для них — просто господин, которому бутылку вина подать нужно или наложницу позвать. К хорошему, знаешь ли, быстро привыкаешь. Не хочешь, кстати, вина или наложницу? Киаран чуть не поперхнулся. Даже если бы ему было прямо вот очень надо, в жизни бы он не стал на глазах у ребенка даже подходить к известной таким поведением женщине с известными целями. Всё-таки Aen Elle — развратники. Хотя, некоторые вещи из их уклада выше всяких похвал, но бесстыдства они творят ещё те. — Давай лучше ещё пирога, — строго сказал он Лане. Он просидел на кухне весь вечер, наслаждаясь тем, что не надо никуда идти и ни о чем не надо заботиться, и слушая Лану, которая трещала без умолку. В своей новой жизни маленькая эльфка была счастлива — и Киаран был за неё безмерно рад. Сумерки сгустились совсем, и Киаран понял, что совершенно не горит желанием подниматься на верхние, господские, этажи. Не хочет сегодня рассуждать о великом. Хочет просто уснуть. — Ну так оставайся здесь, — сказала Лана. - На нижнем ярусе полно гостевых комнат. Они сердечно простились, пообещав увидеться завтра, и Лана попросила служанку его проводить. Затянутая в чопорную форму молодая девица повела его витиеватыми бесконечными коридорами. Девушка казалась очень привлекательной для человека и, пока они шли, он понял, почему. У неё была гладкая ухоженная кожа, аккуратно подстриженные волосы и здоровый румянец на щеках. И безмятежные глаза человека, который каждый день ел досыта. От неё пахло чистотой и довольством. Человеческие женщины, с которыми ему до сих пор приходилось встречаться, производили на Киарана иное впечатление. За одним исключением, конечно. — Воду для бадьи прикажу натаскать немедленно, желаете чего-нибудь ещё? — спросила его служанка у дверей в комнату. Киарана в который раз удивило, что местные d'hoine, или — поправил он сам себя, — местные люди, — совсем его не боятся. Кажется, он даже разочаровывает их своим безразличием к вину и наложницам. Девушка смотрела на него явно снизу вверх, явно ожидала распоряжений, но на лице у неё нельзя было прочесть и тени страха. Обычный слуга прислуживает обычному гостю своего господина. — Как тебя зовут? — неожиданно для себя спросил он. — Марта, — служанка сделала книксен. — Марта, господин, к вашим услугам! Киаран промедлил. — Марта, помнишь свою жизнь до того, как попала сюда? Марта сморщила нос, от чего молодое миловидное лицо искривилось самым неприятным образом. — Ах, господин! Как же не помнить — тут забыть-то никак не выходит! Отца не было у нас с братом, мамка одна была, только и знали, что голодать. То темерские нападут, то реданские, то ещё какие. А уж как деревню сожгли, а мамка от случайной стрелы померла совсем невмоготу стало… старшего в солдаты забрали, а я осталась… Он все обещал, говорил, мол, вернётся за мной, да где уж ему… сгинул, поди… не щадит никого война, всех подчистую мелет… Страшно было мне, господин, что и словами не передать! И идти некуда, и жизни нет! - Не передать, но слова сыпались из нее, как бусины из разорванного ожерелья. Киаран молчал. Слушал. Запоминал. — Только корнями из лесу и питалась, — горько продолжила Марта, — выхожу я как-то на опушку, а там эльфка стоит… Стоит и смотрит на меня. Я тогда подумала, что она из этих, из лесных разбойников. Думаю: ну всё — вот смерть моя. И знаете — до такой степени всё равно стало… Уж лучше помереть, чем такая жизнь! Так и сказала ей — давай, говорю, с одного удара, чтоб не мучилась, ты ж ненавидишь нас… А она рассмеялась только. И меня с собой на лошадь посадила… так я и оказалась здесь… Сроду я так хорошо не жила! Кабы не госпожа, так и померла бы голодной смертью в лесу! Век бы мне господам Ра Риенам служить и не нарадоваться! Ещё бы знать, что с братишкою сталось, так больше в жизни и желать было бы нечего… Киаран с минуту просто потрясённо пялился на Марту. Служанка прожгла его взглядом в ответ, а потом шепотом осведомившись, можно ли ей идти, и получив в ответ кивок, резко развернулась на каблуках и устремилась по коридору, шелестя длинными юбками. Отмокнув всласть в бадье и нырнув наконец в чистую постель, Киаран блаженно вытянулся на кровати. В крыле слуг было чисто, опрятно и просто. Люди здесь, стоит признать, жили куда лучше, чем скоя’таэли. От подушки пахло свежестью и сонливой лавандой, и Киаран, уже проваливаясь в сон, успел только подумать, что хорошо бы ему сегодня не снились мутные, тревожные кошмары, ставшие его постоянными спутниками в последнее время. Например, маленькая голодная Марта, плачущая в лесу. Кошмары не приснились. В его сне тревоги не было, а была зелёная, насыщенная трава, шелест древесных крон и ласковые руки, глядящие его по голове. Ощущение тишины и счастья накрыло Киарана. Так хорошо ему не было многие годы. Странное чувство путника, вернувшегося после долгой дороги домой. И, конечно, там была она. Та самая смуглая человечка. Он видел её четко, как наяву. Его голова лежала у неё на коленях, а чуткие тонкие пальцы перебирали ему волосы. Девушка улыбнулась доверчиво и открыто. — Как хорошо, что мне снишься именно ты! — сказала она. — Какой приятный сон! Если он последний из тех, которые я вижу, то хорошо, что именно такой. И скажи Марте, что брат её жив — Фенн уже давно в Синих Полосках служит. Вот только Марте все ещё девятнадцать, а ему уже за пятьдесят, время — оно течёт во всех мирах неодинаково. Но пусть не горюет. У него была и есть хорошая жизнь, которая, дай Бог, завтра не закончится. Голос у девушки был медовый, мягкий и тягучий. Её пальчик деликатно погладил остроконечное ухо и Киаран зажмурился от удовольствия. — Скажу… Ты сама мне снишься, — пробормотал он почти неслышно, наслаждаясь ощущением мира и покоя. — Почему этот сон должен быть последним? Я готов тебе сниться каждую ночь… если хочешь… Девушка снова улыбнулась, чёрные глаза под пушистыми ресницами глядели так загадочно, но в то же время нежно, да так нежно, что Киарану на миг показалось, что она вот-вот его поцелует. Пальцы продолжали ласково шебуршиться у эльфа волосах. — Это потому что я кое-что задумала, — пояснила ему незнакомка. — И если не получится, то завтра меня точно убьют.