Запечатанный

Коня Лиэнн приходилось сдерживать. Иорвет скакал позади на обычной, хоть и хорошей лошади, которая за мощным Рагнаром попросту не успевала. Они выехали ранним утром. Время поджимало. Временные потоки на спирали раскрутились так, что прыгать обратно нужно было ровно в полдень. И ни минутой позже. Лиэнн каждый раз безумно нервничала, составляя новый расчёт — ошибись она хоть чуть-чуть, и они прыгнут лет на тридцать позже. Или на сто тридцать. И ни одного эльфа там уже не останется. Говорят, Зираэль перемещалась между пространствами и временами, лишь пожелав. Но то — Зираэль. Разошлись они с Иорветом вчера поздней ночью, полной жарких споров, в которых (Лиэнн на это очень надеялась) начала зарождаться истина. — Я покажу тебе! — сказала она ему в конце. — Поедем завтра с утра, и ты увидишь. Собственными глазами. Лиэнн и сама не заметила, как стала обращаться к командиру Белок на «ты». Сама не заметила, как стала говорить с ним открыто и прямо, без умолчаний через каждое слово. Сама не заметила, как непринуждённо он кладет руку ей на плечо, пытаясь убедить в чём-то. Лиэнн поразмыслила, не взять ли им с собой Киарана, и решила, что не стоит. Киаран явно предоставлял право решения командиру — вчера, вон, он тоже улизнул. Расскажут ему всё позже. И сама себе боялась признаться, что хочет остаться с Иорветом наедине. Она даже не стала беспокоить слуг, сама заседлала Рагнара и выбранную для Иорвета резвую кобылку. Выйдя во внутренний дворик и ведя коней под уздцы, Лиэнн вдруг услышала шорох — на другом конце двора кто-то был. В самом дальнем углу почти скрытые арочной постройкой стояли две фигуры — в высокой Лиэнн без труда узнала Киарана. Рядом с ним стояла человечка, явно из дворовых — отсюда не разобрать, кто. Лиэнн показалось, что девушка его за что-то горячо благодарит. И почему-то плачет. Киаран ей что-то тихо рассказывал. Как-то пытался утешить. А девушка все плакала и плакала, и было непохоже, что именно он её обидел. Лиэнн оставалось только пожать плечами. Да уж, странные дела. Киаран аэп Эасниллен с полпинка находит общий язык с человеческими женщинами, что и говорить. Видели — знаем! Однако подойти ближе означало привлечь к себе внимание. Как ни сгорай от любопытства, но планы важнее. Лиэнн развернулась и быстро пошла в другую сторону, и как раз вовремя — у ворот она перехватила Иорвета. Им с Иорветом потребовалась не более получаса быстрой скачки, чтобы добраться до места. Даже при беглом взгляде на величественный водопад становилось понятно, откуда создатели семейного гнезда Ра Риенов черпали свое вдохновение. Скальные утесы неукротимо рвались вверх, в то время как тонны воды безудержно стремились вниз. Это завораживало. Причудливо переплетённые горделивые пики на фоне скал из необычного розоватого камня, переплетаясь, образовывали громаднейшие остроконечные арки, вершины которых попросту терялись в редких облаках. Арочные ворота и являлись частью природы, и не являлись одновременно. — Ard Gaeth, — выдохнул Иорвет. — Не совсем, — Лиэнн трудно было объяснять то, что она сама понимала не до конца. — Они пока мертвы… И в эти пройти никуда нельзя, можно только из них выйти. Так пришли в этот мир мы, те, кому не хватило места на Белых Кораблях… Подбирать слова было трудно — она и сама толком не могла понять всю эту сложную механику Спирали. Никто не мог. У подножия скалистой горы, примыкающей к правой арке, Они с Иорветом оставили коней и пошли дальше. Вверх, только вверх. По этой узенькой тропе Лиэнн поднималась сотни, нет, тысячи раз. Любоваться на буйство природы, совершенное в своей красоте, не надоедало никогда. Но несмотря на почти привычку, Лиэнн не могла не думать о том, насколько это опасно. Сорвёшься — костей не соберёшь. Странным образом чувство опасности придавало происходящему шипучую пряность, в сочетании с красотой гор и осознанием того, кто с ней сейчас рядом. Лиэнн просто-напросто торкало под ребра. Сердце прыгало так, что с ума сойти. Наслаждаться великолепием видов мешала также непрошенная мысль о том, что Иорвет, карабкаясь, должен был упираться взглядом ей пониже спины. Непосредственно. Почти носом утыкался, учитывая крутизну тропинки. И нетактичным назвать это никак нельзя — как назвать-то, если некуда глаз деть? Наконец, они выбрались на широкий горный выступ, откуда был полностью виден водопад. Кусок скалы по неизвестной, а, может, и магической причине сорвался вниз, образовал этот странный выступ, а за ним — углубление в скале. Из её стен, как щупальца мощного спрута, пугающе торчaли древесные корни, да кое-где выглядывали пучки радостно-зеленой травы. Шум водопада был ярким, обволакивающим, но это был именно шум, а не рёв — скала защищала. Это был не самый лучший угол, чтобы разглядывать колоссальные арки Врат Миров, но Лиэнн хотела показать Иорвету нечто другое. Купол небес прорезал мутный срез барьера, отделяющей Тир на Лиа от остального мира. Но рядом с водопадом, рядом с кристально чистым озером, барьер становился прозрачным, совсем невидимым, и было видно, что за ним. А за ним был целый мир. Уютный и девственно нетронутый лесной ландшафт с сосенками и пологими пригорками — склоны раскинулись, покуда хватает глаз. — Вот, — сказала Лиэнн, — здесь нет райских кущ и медовых рек, но здесь много нормальной, хорошей земли. Которая может принадлежать нам — эльфам. Aen Seidhe и Aen Elle. Иорвет заломил бровь. — Как же Aen Elle обойдутся без слуг-d'hoine? — съехидничал он. Лиэнн горестно вздохнула. Она и сама не могла представить себе, как это может быть. Но, видимо, придётся. — Так продолжаться вечно всё равно не могло. Единороги не просто так пошли на сделку. Равновесие на Спирали нарушается. Образуются щели между мирами, как управляемые, — она показала на Врата, — так и стихийные. Всегда там, где вода. Лиэнн смотрела на командира скоя’таэлей почти с мольбой. Ей было бесконечно важно быть услышанной. — Ещё чуть-чуть, и грянет катастрофа. Миры должны снова разойтись, снова обрести равновесие. Должны. И такой шанс, как с джинном, выпадет в следующий раз лет через пятьсот… Джинны не выносят порталы, джинны неконтролируемы, когда проснутся. А тут всё так совпало… Иорвет слушал её внимательно, напряжённо ловя каждое слово и жадно вглядываясь в зелёные луга. — А ты молодец. — похвалил он. — У меня нет ни одной причины тебе не верить. Не будь у нас другого выхода, Aen Seidhe давно бы уцепились за это предложение. Стали бы землепашцами. — Ну, — сказала Лиэнн, стараясь что бы голос звучал мягче, — Киарана аэп Эниселлена, например, легко могу представить в роли землепашца. Иорвет фыркнул. — Киарана — да. Я тоже. Запросто. Он никогда не хотел воевать. Даже с d'hoine. Просто был вынужден. Как и все мы, кто не уплыл на Белых Кораблях, и для кого не открыли Врата Миров. И пожал плечами. — Какая странная ирония судьбы. Веками мы отвоёвывали для нашего народа шанс, а тут — сразу два. Лиэнн снова посмотрела на него. — Пусть каждый решает сам, — повторила она. — Идея Вергена тоже прекрасна. Когда-нибудь и люди научатся жить в мире. Когда-нибудь. Но я хочу, что бы ты рассказал Aen Seidhe и об этом месте. Рассказал, что видел. Иорвет кивнул, продолжая молча смотреть вдаль. И Лиэнн стало ясно, что он сдержит слово. Они просто слушали вечный шум воды и смотрели на резкий, прихотливый узор скал и на мир за скалами, который мог бы стать им родным. — Нелёгкие время грядут, — сказал наконец Иорвет. — Придётся созывать всех эльфов. Говорить, уламывать. Снимать с засиженных мест. Доставать вашего джинна как-то. Он снова вздохнул, теперь задумчиво. — А здесь красиво. Лиэнн подумала, что Иорвет подходил этому месту. Такой же гордый, как эти горы, такой же буйный, как водопад. Совсем не землепашец. — Спасибо, что привела меня сюда. Лиэнн смято улыбнулась своим мыслям, потом замешкалась и неловко покачнулась, запнувшись о корень сапогом. Вниз бы она не упала, места на горном выступе было достаточно. Но Иорвет всё равно схватил её рукой за талию — ещё бы! На такой высоте стояли… Рука у него была тёплой — он был в кои-то веки без своей брони, без перчаток, без оружия. Зелёный глаз был совсем близко, и на дне его Лиэнн не разглядела ни смешка, ни издёвки. …А потом скоя’таэль резко наклонился и поцеловал её. Когда Лиэнн вспоминала об этом потом, ей казалось, что она нашла объяснение. Aen Elle привыкли ездить шагом и жевать неторопливо — жизнь в любом случае предлагала им ещё несколько веков. И ещё. И ещё. Для скоя’таэлей же каждый день мог стать последним. И, как Лиэнн на горьком опыте могла убедиться, часто и становился. Хотя гордость и шептала ей потом, что даже развратник-братец со своими человеческими женщинами обедал и ужинал прежде, так сказать, чем. А с некоторыми даже совершал конные прогулки (пусть идиоты из дворца думают что хотят) и обсуждал небесные светила. И лишь потом снимал штаны. Но тогда Лиэнн гордость не послушала. А сейчас, горячо целуясь с Иорветом высоко в горах, она ярко осознала, что значит жить в бурлящем, поглощающем «сейчас». И не думать о том, что будет завтра. Она стаскивала с Иорвета одежду, слой за слоем, наслаждаясь тем, что вот сейчас она может, она в состоянии дотронуться до него губами, пальцами, почувствовать так близко, так, что ближе не бывает. Он тяжело дышал, запустив пятерню в её густые пшеничные волосы, привлекая к себе, не грубо, но настойчиво. На выступе было тесно, но не так тесно, чтобы нельзя было опуститься, полулежа продолжать неистово, ненормально целоваться. Ощущение, что внизу бездна, и единственное, что можно сделать, чтобы не упасть в неё, — это держаться за него, горячего и напрягшегося — прожгло Лиэнн насквозь. Помоги мне, Дева… Иорвет притянул её к себе, теперь она сидела у него на бедрах. Дыхание у него стало хриплым и жёстким, а взгляд — прозрачным от страсти. Лиэнн торопливо стягивала с себя блузу, путаясь в ненужных вычурных завязках. Водная взвесь в воздухе приятно охладила разгоряченную кожу. Иорвет смотрел на неё со странным выражением лица, как будто вот-вот готов был засмеяться. Насмешка во взгляде не разбавляла страсти ни капли. — Смотри, — он указал взглядом на выступающие из скалы массивные корни. — Кто-то должен держаться. Иначе можно упасть. Он зацепился за корни обеими руками, подтянулся. Сидя у него на бедрах, Лиэнн прекрасно чувствовала, что останавливаться он ни в коем случае не хочет. И приняла игру. Подтянулась тоже, заскользила обнаженным острыми грудями по жилистому торсу, одной рукой обнимая его за шею, а другой — нащупывая завязки штанов. Поцеловала завитки татуировки на шее и прошептала срывающимся голосом в ухо: — Держись крепко… Доверься мне… * * * Когда Роше рассказал ей об этом, Бьянка разозлилась как фурия. — Ты просто хочешь с себя ответственность снять, Вернон! Синие глаза сверкали как ледяное озеро, завитки светлых волос аж подпрыгивали от гнева. — Да хочу, — не стал спорить Роше. — Ответственность за жизнь Ирис. Не хочу, чтобы она сдохла ни за что, ни про что. Как уже многие до неё. Бьянка смерила его разъярённым взглядом. — Потому что какой-то остроухий хрен сказал тебе, что так будет. Роше пожал плечами. — Потому что ни я, ни ты ничего не понимаем в этом магическом дерьме. Бьянка с минуту переваривала сказанное, и, к сожалению, вынуждена была признать, что логика в словах Роше есть. И ещё какая. Роше вообще ошибался редко. Бьянка про себя думала, что у него даже в закромах припрятан план по поводу того, как Темерии жить дальше. Что уж и говорить об одной отдельно взятой личности. Кроме того, если с желанием прокатит, пользы будет много. Оседлых эльфов Бьянка иногда жалела какой-то даже бабской жалостью — приходилось сталкиваться. А скоя’таэлей терпеть не могла — эльф там или нет, преступил закон — значит, преступник. Вот уж кто точно пусть выметается. Хотя по Ирис Бьянка будет скучать. Ещё как. Уже несколько остыв, Вэс снова снова взглянула на Вернона. — И когда Вы с Геральтом планируете это провернуть? Время попрощаться у меня хоть будет? Роше прищурился, подошел ближе, положил ей руку на плечо. Мир между ними был восстановлен. — Ты коней не гони. Через неделю-другую сделаем. Ситуация ещё до критической не доросла. К тому же чудные остроухие как-то сложно рассчитывают свое появление в нашем мире — без бутылки не разберёшься. А Геральт сейчас все равно на заказ ушел — пробует с поганца Хенсельта проклятие снять. При упоминании о Хенсельте губы Бьянки непроизвольно сжались, а мысли приняли уже другое направление. Вот уж кого-кого она терпеть не могла, так эту гору жира, по нелепой случайности занимающую каэдвенский трон. Фольтест — да, тот был королём. Хенсельт же просто смешон во всех смыслах. Нечего и удивляться, что каэдвенцы хамы как на подбор, с таким-то правителем. Если кто-то там надеется, что это говорящий свиной хрящ продолжит их династию единорогов, то явно зря. Насколько поняла Бьянка из пьяных ржачей и переговоров каэдвенских солдат, которые разбили свой лагерь рядом с ними (не услышать олухов было просто невозможно), рог у этого единорога был нетвёрд. Вроде бы это из-за проклятия. Вроде бы наняли ведьмака с проклятием разобраться. Нда… Правитель, над которым ржет часовой… Геральт действительно на многое готов ради звонкой монеты.                         * * * — Так-то оно так — прошелестел джинн, — но уж больно смело. Я, с одной стороны, конечно, рад, и, не буду скрывать, даже горд, что под моим бесценным влиянием, на концах твоих нервных окончаний, горшок без крышки, отросла индивидуальность. С одной стороны… С другой стороны, не премину напомнить тебе народную мудрость: «торчащий гвоздь бьют по шапке», а также актуальную в наше нелёгкое время мысль о том, что ярко выраженные инициативы долгой жизни не способствуют. У Ирис было что возразить, но она не стала. В конце концов, она была вместилищем джинна, а не наоборот. Это ему приходилось облекать мысли в слова, чтобы донести их до неё. Джин видел её сны, знал её чувства. Так что он и так всё понял. Бывает, такой, живёшь себе, живёшь, и вдруг как обухом по голове: разделяется жизнь на до и после. Так и случилось с Ирис. «Парсифаль» пристал к берегу и она увидела его. Проклятущего единорога на флагштоке из своего сна. Как в трансе слушала Тринадцатого про то, что, дескать, придется соседничать с Каэдвеном, ах вот они пьяницы, дикари и прочая, прочая… И даже Лютик, добрый обычно ко всему живому и неживому, неожиданно презрев обычный настрой, соглашался, что да, дескать у каэдвенцев репутация на Континенте самая поганая. Разве что нильфы с ними сравнятся. Дно они, и ещё какое дно! Ирис смотрела на Тринадцатого, сосредоточенно вяжущего узел и качающего головой, и ей было безумно жаль, что даже проститься с друзьями не получится. Хоть бы Лютик дописал свой роман и прославился. И пусть Маришка Тринадцатого ждёт и дождётся. И Фенн, и Чиж, и Милош, и все остальные тоже пусть счастливы будут. И пусть живут. И хорошо, что о Бьянке тоже есть кому позаботиться. Ради них она и решилась. Но посвятить кого-либо в свой план значило провалить его. Уговорить джинна было трудно. — Ты точно сдюжишь? — сомневался тот. — Сразу надо будет бить. Жестоко. Сильно. А ты… как бы это поприличнее выразиться… Цветок ты, в общем… Джинн сомневался больше, чем она. Был полон, по своему обыкновению колебаний, но потом что-там себе эфирненько обдумал, сопритюкнулся и, конечно же, помог. Поэтому Ирис точно знала, когда Трисс не будет в палатке, чтобы тихо зайти туда, тихо залезть в её шкатулку и взять что ей нужно. И точно знала, куда идти, как обойти патруль и куда ей идти в Каэдвенском лагере. Полог у этой палатки был мягкий и роскошный. Кажется, в этом все чародейки были схожи — комфорт и излишества они тащили с собой в любое путешествие. Женщина, поднявшаяся Ирис на встречу, однако, Трисс напоминала мало. Резкая, броская, без сомнения красивая, но жёсткой, стервозной красотой. Кажется, злая. Изящный головной убор только усиливал сходство с гадюкой. — Кто ты? Что тебе тут надо? — почти выплюнула Шеалла де Танкервилль.