Запечатанный

— Ну, я, конечно, на твоей стороне, — сказал джинн таким тоном, что сразу стало понятно, что нет, что вряд ли. Половину ночи Ирис провела в мучениях, в глупом бреду между сном и явью. Плану отоспаться и потом на трезвую голову поразмыслить, что и как, сбыться было не суждено. — Но ты сама-то подумай, чего ты ожидала от бедного эльфа? Что он на колени бухнется и скажет: «Ну всё — раз у нас с тобой на сеновале пару раз было, то к чёрту, дорогая, к чёрту мою прошлую жизнь»? — Джинн сделал выразительную паузу. — Ну и зачем тебе такая тряпка? Ирис продолжала безутешно, горько и беззвучно рыдать. Кроме жгучей обиды на Киарана, глодала обида на мироздание на всю её несостоявшуюся жизнь. Лучше б она дочкой мельника родилась, честное слово! Одеяло, тем более положенное на голую землю, от ночного холода не спасало совсем. Она обхватила плечи руками, скорчилась, и всё равно ей было холодно. Холодно. Холодно. Холодно. Было холодно, потому что сегодня рядом с ней Киарана не было. Ирис и понятия не имела, что за эти пару недель умудрилась так к эльфу прикипеть. Купаться в жалости к себе мешал слышавший её мысли Лаурин, философствующий и бессовестный. — И Темерия наша обожаемая не без греха. И отцепись от остроухого. Как на шкурах его разложить, да до утра на нем скакать — то пожалуйста. А вдуматься, каково это — жить в таком мире, где тебе и тебе подобным по большому счету нет места — это, нет, извините, мне напряг. Двойные стандарты у тебя, милочка! Двойные стандарты! — Ну и что же теперь делать? — отчаявшись, всхлипнула Ирис. Джинн мысленно подбоченился — он очень любил, когда к нему обращались за советом. — Скажи ему как есть. Врать иногда (только иногда) не стоит… Ирис и сама уже поняла, что слезами горю не поможешь. — Поговори с ним с утра, — наконец миролюбиво предложил джинн. — Он наверняка за ночь много чего передумает, вот и помиритесь. А потом (скорее всего, джинн помог) она с размаху рухнула в чёрную бездну сна. Ей снились скромные фиалки, горделивые гиацинты, роскошные петунии, затейливые бегонии и царящие надо всем этим великолепием золотые лилии. Среди цветов сидели прекрасные, молодые и беззаботные женщины без изъянов и с неизменными улыбками на губах. Девушки выглядели по-разному, но большинство были смуглыми и черноволосыми, как и она сама. Они смотрели на неё, некоторые качали головой, в их удивительных глазах отражалось дружелюбное непонимание: — Кем ты стала, сестра? Кем? Бегонии и петунии так же недоумённо склоняли головы, и даже ручей журчал почти растерянно. Ирис резко очнулась — чья-то рука зажимала ей рот. Попробовала вырваться — куда там. Страха почему-то не было, даже когда её поволокли куда-то вверх. Руки держали её слишком аккуратно, и пахло от похитителя знакомо. Киаран легко затащил её на развилку огромного дерева, двигался эльф с нечеловеческой ловкостью, споро перепрыгивая с ветки на ветку и наступая на почти невидимые глазу сучки. Поймав её взгляд, прижал палец к губам. Он балансировал на толстой ветке, без труда удерживая равновесие — Ирис так ни за что бы не смогла. Она вцепилась эльфу в рубашку, как краснолюд в последнюю перед закрытием таверны бутылку, — упасть с такой высоты и сломать шею не очень-то улыбалось. Киаран перехватил её поудобнее одной рукой, проговорив одними губами: «Держись за меня крепче». Ирис повисла на нём, успев только ахнуть. На поляну высыпало восемь человек забиячно-разбитного вида. И экипировка, и снаряжение были натасканы отсюда-оттуда, разномастные лошади, казалось, плохо слушались своих седоков, а на лицах горе-вояк причудливым образом смешались страх, гнев и похмелье. Один из них, несмотря на свое огромное пузо, сидевший на доходяжной вороной кобыле ловчее всех, держал на вытянутых перед собой руках трепыхающийся мешок. Мешок почему-то громко и жалобно блеял. Мужики так же громко орали, переругиваясь между собой. Ни огромного стреноженного коня, ни плаща и одеяла Ирис, лежащего на земле, они попросту не заметили. Киаран ощутимо расслабился — напряжение разом отпустило его мышцы. Он обернулся к ней — под глазами эльфа залегли тени. — Это просто кметы. Я их сейчас шугану. И эльф уже было потянулся одной рукой за спину. Но тут действо на поляне продолжилось. Из рощи выскочили ещё двое — одного взгляда достаточно, чтобы понять род их занятий. Один — высокий широкоплечий, в красной с шипами куртке — являл миру саму невозмутимость. Вороной породистый конь так и гарцевал под ним. Невозмутимость, помноженная на два ведьмачьих меча за спиной, впечатляла куда более глубоко, чем просто невозмутимость. Ирис тихо ахнула — если не брать в расчёт тёмные волосы и ужасный шрам на щеке, мужчина был похож на Геральта как брат-близнец. Рядом со здоровяком в шипастой куртке сидел на кауровой лошадке жилистый тип с залысинами и мерзотнейшим выражением вытянутого лица. В отличие от спокойного, как смерть, напарника, этот человек производил впечатление сжатой до предела пружины. Ещё чуть нажмёшь — рванёт. И рвануло. — Отдавай козла, — с места в карьер заорал жилистый. — Мне тут целый день с вами, дурачьём неотёсанным, валандаться некогда! Кое-как вооружённое мужичьё заволновалось, как морской прилив. — Ведьмаки, — ухнул подстриженный под горшок розовощекий парень справа от пузана, держащего блеющий мешок. — Сиськи Мелитэле! Настоящие ведьмаки, мать мою, что б мне провалиться на этом месте! Неужто солтыс из Поречей нанял? Неужто из-за козла? Жилистый аж на стременах привстал — так он весь был настроен на свару. — Нееет, — ядовито прошипел он, выхватывая меч из-за спины. — Королева Мэва, вашу мать, лично! Козлокрады! Ирис высунулась из-за плеча Киарана, чтобы лучше видеть. Что-то ей подсказывало, если жилистый захочет, он через десять минут на поляне никого живого не оставит — из-за козла или нет. Здоровяк вздохнул, выразительно почесывая глубокий шрам на щеке. А потом вдруг сложил пальцы сложным образом и, направив на пузатого кмета произнес: — Отдай мешок. Глаза у пузатого стали стеклянные. Он ломаными движениями приблизился к здоровяку и протянул жалобно блеющий мешок. Остальные зашушукались и неуверенно забряцали оружием. — Эй, Прий, ты чего — нам козёл самим нужен. Опять неурожай в этом году… Здоровяк в красной куртке только хмыкнул. — Это так не работает, — спокойным голосом пояснил он, как будто он стоял не перед толпой возбуждённых, кое-как вооружённых (но всё-таки вооружённых) кметов, а урок по вышиванию вёл. — Арикантус помогает только по доброй волe, а вы его — в мешок. — Вон отсюда! — заорал что есть мочи второй, куда более нервный, ведьмак. — Прочь пошли, воры! Кметы вздрогнули, недовольно скукожились, но ярость жилистого выглядела очень уж убедительно, и они, ропча и гогоча, сочли за лучшее смыться. — Ламберт, — произнес здоровяк — остынь! Нашёл с кем силами мериться! Лицо Ламберта искривилось так, как будто он съел гнилой помидор. — Эскель! — вздохнул он. — Вечное твоё как-бы-оно-чего-не-вышло! Как ты с твоими методами заказы ещё находить умудряешься? Эскель же, не слушая его, развязал бечёвки на мешке и аккуратно извлёк оттуда диво дивное. Существо было похоже на козлика, с той только разницей, что было оно существенно меньше размером. Шерсть, которая у порядочных козлов является либо серой, либо чёрной, либо, на крайний случай, грязно-белой, была абсолютно, незапятнанно золотой — козёл сиял, как блюдо из королевского буфета. Голову венчали круглые рожки, и существо напряжённо водило носом туда сюда. Принюхивалось. Оно ловко выбралось из мешка и на манер кота уселось на руках у ведьмака Эскеля. — Козлярус Арикантус, — удовлетворённо изрёк Эскель и погладил козлика по спине. — Прямо как из Бестиария. Ламберт закатил глаза. Потом подъехал прямо к дереву и опять же с места в карьер (как Ирис потом поняла, он вообще был не любитель миндальничать) гаркнул: — Кто там есть ещё? Слезай, убивать не буду! Киаран ловко подхватил Ирис и в два прыжка оказался внизу. — Мы не хотим зла, — вкрадчиво сказал эльф, опуская её на землю и показывая ведьмаку пустые руки. — Мы оказались здесь случайно. Ламберт же не унимался. — Все так говорят! Нет, ну что за день такой — сначала козёл в мешке, потом остроухий с бабой! Ты её, надеюсь, не украл? Козлярус, до этого времени спокойно сидевший на руках у Эскеля, вдруг поднял голову с забавными рожками, опять принюхивался и, коротко мявкнув, стрелой прыгнул вниз. Эскель поймать его не успел. Арикантус засеменил к Ирис, ткнулся ей в ноги и на козлиной морде отразилось блаженство, смешанное с обожанием. — Да это же мелкий дух из страны джиннов, — сказал джинн. — Полуразумный. Ясное дело — предлагает своё служение. Как, интересно, он сюда попал? Козлярус завилял хвостом как пёс, увидевший хозяина после долгой разлуки. Ведьмак Эскель удивлённо вскинул бровь и констатировал: — А мамзель-то не проста! Простите уж за вопрос, милсдарыня, но если уж наш заказ к вам так ластится, то будет любезно познакомиться. Я — Эскель, а это Ламберт. Ведьмаки мы. Как любил повторять джинн, врать не надо только иногда. — Конечно, милсдари ведьмаки, — вежливо сказала Ирис. — Я Ирис с озера Элтраль, дочка тамошнего мельника. Влюбилась в эльфа, а папаша мой, пьяница и грубиян, меня за это из дома выгнал. И взяла Киарана за руку. Ухо у эльфа резко дёрнулось, а козёл, глядя на него, ревниво заблеял, сощурив глаза. Ламберт изменился в лице. — Мой папаша тоже пьяницей был, — сказал он. — Правильно ты, мамзелька, сделала, что свалила, с эльфом там или нет. Эскель тоже смотрел на них сочувственно, и Ирис поняла, что ложь удалась. Киаран сыграл свою роль отлично, впрочем, Ирис очень хотелось надеяться, что притворяться ему особо не пришлось. Он все больше отмалчивался и вроде как смущённо улыбался, обнимая Ирис за плечи. Ну жених женихом. Козлик вовсю ластился к Ирис и истерично блеял, когда кто-то пытался его снять с её рук, что решено было вместе дойти до деревни под названием Поричи, откуда, собственно, Козлярус Арикантус и был похищен. Путь занял час с небольшим. За это время выяснилось, что ведьмаки оказались неплохими и понимающими. Ни к эльфам, ни к кому либо ещё претензий они не имели априори — сами знали, каково это, — когда на тебя половина деревни смотрит косо, а вторая криво. — Мы ребята простые, — объяснил им по пути Эскель, — не братаемся с королями, не сражаемся с драконами, не спим с чародейками. Наша работа — убивать чудовищ. На вопрос, какое отношение к чудовищам имеет отнятый у кметов недокозёл, Эскель пространно развел руками: — Так ведь чудовищ в последнее время днём с огнём не сыскать. Самое главное чудовище теперь — человек. Он снова по привычке почесал шрам, уродующий щёку. — С тех пор, как Фольтеста убили, как Темерия пала — такая пакость на Сервере у нас началась, что хоть стой, хоть падай. На ней, на Темерии, всё-таки многое держалось! Не до чудовищ людям стало. Раньше живёт какой вомпёр — девок портит, да кровь у них попивает в гробнице, так люди не терпят, сначала сами за вилы, а потом и ведьмака наймут. — Эскель задушевно вздохнул, вспоминая былые времена. — А сейчас что? Сидят все по домам, и на соседских девок наплевать. Не до жиру, быть бы живу. Помяни моё слово — на Темерии наша цивилизация и закончится. Скоро все северные княжества под Нильфгаардом будут. — Да хоть и будут! — Фыркнул язвительный Ламберт. — Может, у чёрных деньги на заказы найдутся! Ирис оглянулась на Киарана. Лицо того хранило абсолютно бесстрастное выражение. В Поричах люди почтительно расступались, смотря на их процессию, и впечатляли их не ведьмачьи мечи, не огромный конь Киарана, не сам эльф, не даже черноволосая красотка перед эльфом в седле сидящая — нет, нет и нет! Все глаза деревни были прикованы к Козлярусу Арикантусу, который так и распушил золотой мех и важно покачивал своими рожками. — Вернулся, родненький, — проносился то и дело почтительный шепоток. — Ах и урожай теперь будет! Так и доехали до дома солтыса. Вся семья солтыса — он сам, жена и две дочки — высыпала навстречу. Козлу они, как и все, радовались неимоверно. — Я и представить себе не мог, — сказал Ирис Киаран тихо-тихо, наклонившись к самому её уху, — что для того, чтобы люди чествовали тебя, как героя, надо всего лишь принести им козла. Солтыс явил миру чудо гостеприимства, пригласив и ведьмаков, и сопровождающих к себе в дом за хлебосольно накрытый стол. Правда, смущало то, что обращался солтыс заискивающим тоном исключительно к Козлярусу. — Ах, миленький ты наш, ах, ты наш золотенький, ах, ты наш драгоценный, вернулся наш яхонтовый! Как же нам тебя уговорить, что б ты по полям проскакал, как в прошлом году? Что б ты хотел, родной ты наш? Судя по выражению лица, солтыс был готов предложить Козлярусу родную дочь в жёны, только бы он по полям пробежал. — Вот дурак, — сказал джинн. — Арикантус же полуразумный, ему даже имя не положено. Ему надо просто приказать. — Лаурин людской глупости удивляться не переставал. — Щелкни пальцами, горшок без крышки. Насладимся незаслуженным триумфом.                   * * * В деревне оказалась таверна, а на втором этаже — пара неплохих свободных комнат. В тени почитания золотого козла могло бы промаршировать три отряда скоя’таэлей, никто бы из людей и ухом не повёл. С ума сойти. Ведьмаки внизу вовсю пожинали лавры за удачное возвращение в Поричи этого сокровища — местные не уставали рассыпаться в благодарностях. Ламберт с Эскелем, бесконечно даровой выпивкой обрадованные, настойчиво звали его присоединиться, но Киаран отказался. С людьми он чувствовал себя неуютно. Конечно, с одним исключением. Дверь деликатно скрипнула, и в комнату неслышно вошла Ирис — двигаться она умела тихо, как эльфка. В руках огромная холщовая сумка, на лице сложное, виноватое выражение. Она подошла к нему вплотную, заглянула в глаза. — Прости, — сказала Ирис. — Прости меня за вчерашнее. У тебя есть все причины думать так, как думаешь ты. Киаран только вздохнул — слов найти не получалось. — Иди сюда, цветочек. Забудем. Ирис выронила свою огромную сумку и бросилась к нему на шею. Они долго стояли просто так, обнявшись, и Киарану казалось, что всё это — разваливающийся после гибели Темерии Север, его отряд, блестящие дворцы в мире Aen Elle — всё это нереально и далеко, всё это просто сон, который сразу же развеется, стоит только открыть глаза. А единственная реальность — вот она, комната с деревянными полами и старым бордовым покрывалом на кровати, потрескавшаяся желтая краска на оконных ставнях и пахнущая почему-то барбарисом макушка Ирис, к которой он прижимается губами. Легко было забыть о кошмарах реального сна, когда снившаяся реальность была такой сладкой. Потом они ели принесённую Ирис снедь: мясо было сочным, хлеб — свежим, сыр — ароматным и пряным. В вине проскакивали нотки гибискуса, и Киаран подумал, что учитывая размеры этой деревеньки, люди наверняка отдали им своё лучшее вино. Ирис затащила Киарана в споро организованную бадью с горячей водой, где вместо того, чтобы началось то, чего он в общем-то закономерно ждал, принялась азартно мылить ему голову из какого-то флакона, приговаривая, что за такими роскошными волосами обязательно надо ухаживать, уж она-то фрейлина, она-то знает. — Как раз хотел их обрезать, — пообещал Киаран, отфыркиваясь, когда Ирис вылила ему на голову маслянистую, пахнущую розовым маслом жидкость. — Не вздумай! Я сама тебе косы по утрам заплетать буду. Вряд ли она знала, что для эльфов значит заплести с утра после проведенной вместе ночи косу, но Киарану все равно было приятно это слышать. — Откуда это всё у тебя? — Он, смеясь, попытался отстраниться. — Козлиная благодарность, — весело пояснила Ирис. Киаран, разбрызгивая пену, притянул её за талию и мягко закусил мочку смуглого уха. Ирис зашлась хохотом, не всерьёз пытаясь вырваться из его рук. Дурачась, они как-то незаметно переместились на кровать, и потом уже не осталось ничего другого, кроме горячего шёпота в ухо, вязкого марева страсти и бьющей под рёбра колючей нежности, от которой, как Киаран теперь знал, ему вовеки не спастись. Потом Ирис уютно устроилась у него на плече. Глаза у неё уже начали закрываться, когда в дверь еле слышно поскреблись. За дверью обнаружился Козлярус, который деловито просеменил внутрь, покрутился вокруг своей оси и с видом сторожевого пса улёгся у них в ногах. — Странно, что это не ведьмаки, — сказал Киаран, — они настойчиво искали компанию для выпивки. — Ах да… — ответила ему Ирис, зевая. — Про нас до утра забыли. Ведьмаки внизу с местными вовсю горячатся — обсуждают новый слух, что, дескать, незаконнорожденная дочка Фольтеста нашлась. Что, возможно, Темерия возродится. Она посмотрела на него почти со страхом и добавила: — Мне не хотелось бы с тобой об этом говорить. Мы опять поссоримся, и поссоримся зря. Киаран мягко улыбнулся, задумчиво намотал ее чёрный локон себе на палец. — Не стоит ссориться, — рассудительно сказал он. — Не стоит ломать копья, если всё равно нельзя ничего изменить. Но мне интересно. Вот как ты, лично ты, думаешь — это возможно? Старая Темерия с новой королевой? Ирис приподнялась на локтях, отстранилась от него, села на кровати и долго смотрела в заоконную темень, прежде чем ответить. — Я думаю, да, — сказала она, — если за дело возьмётся Вернон Роше.                   * * * Арикантус вознамерился отправится в путь вместе с Ирис, и козлиные планы обсуждению не подлежали. Как объяснил джинн, обещание он исполнил и до следующего года в деревне нужен не будет. Солтыс мигом послал мальчишку на поля разведать что да как, и малец, вернувшись, доложил, что колосья пшеницы и ячменя подросли за ночь вдвое, а помидоры налились такие, что издали больше походили на тыквы. Козлиная магия работала. Солтыс трясущимися руками попытался вручить Ирис тяжёлый кошель, умоляя вернуть Козляруса через год. — Погибнем ведь, — шептал он. — С тех пор как Фольтеста… это… того, так и дорогу из Поричей лихие люди перерезали. Ездить куда боимся. Только тем, что вырастет, и живем… Ирис посмотрела на Козляруса, бодро вертевшегося у ног Киарана. Арикантус понюхал воздух и недовольно вякнул. — Он вернётся, — перевела она. — Он обещает. Несмотря на радушный приём, ей не терпелось уехать — Киарану здесь было явно не по себе. Кто знает, что придёт в голову деревенским, когда козлиная эйфория спадет. У двери таверны, подпирая друг друга, стояли фиолетовые от возлияний вчерашней ночи ведьмаки. Эскель был как всегда серьёзен, а Ламберт нетипично для себя улыбался. — Ты береги себя, мамзелька, — сказал он. — Может, свидимся ещё. Взгляд Эскеля красноречиво задержался на татуировке Киарана, нескромно выглядывающей из-под рубашки. — Если где-нибудь когда-нибудь совершенно случайно встретите Геральта из Ривии, передавайте ему привет. На том и простились.