***
— Не любите смотреть в глаза? Джек морщится от вопроса Ганнибала, откидываясь на спинку стула, пока Уилл бесцеремонно продолжает избегать любого зрительного контакта, расхаживая вдоль стены кабинета Джека и бросая рассеянные взгляды на грамоты в рамках и корешки стоящих на полках толстенных книг. Ганнибал стоит с гордо выпрямленной спиной и наблюдает за Уиллом, слегка склонив голову набок и заложив руки за спину. Его поза совершенна открыта, в то время как Уилл настороженно закрывается в себе. Джек вздыхает про себя, решая не вмешиваться и просто посмотреть, к чему приведёт весь этот балаган. — Глаза отвлекают. Видишь слишком много, — начинает Уилл. — И тяжело сконцентрироваться, когда думаешь: «У него белки действительно такие белые или это просто свет так падает?» или «Это что, сосуды полопались?» или «Гепатит?» Так что да, я стараюсь по возможности не смотреть людям в глаза, — тон Уилла бойкий, почти резкий. — Джек, что он здесь делает? — Как я уже говорил тебе ранее, доктор Лектер — наш переводчик, — совершенно спокойно произносит Джек, даже когда Уилл фыркает на его слова. — Ну конечно. Помимо всего прочего. Ганнибал улыбается. — Полагаю, всё увиденное находит слишком живой отклик в вашем сознании. Собственные ассоциации шокируют вас, сны превращаются в жуткие кошмары. Ваш разум сам убивает всё, что вам дорого. Уилл перестаёт расхаживать и поворачивается, по-прежнему не поднимая глаз, но очень близкий к тому, чтобы встретиться с Ганнибалом взглядом. — Пожалуйста, не надо меня психоанализировать, доктор. Иначе я вам очень не понравлюсь. — Простите Уилл, мы с вами оба лишь наблюдатели. Я не могу отключить собственную наблюдательность так же, как и вы свою. — Уилл, доктор Лектер здесь не по твою душу, — ложь Джека легко слетает с его языка, и он видит, как Ганнибал снова с любопытством склоняет голову набок. К счастью, доктор никак это не комментирует. Джек продолжает: — Я надеюсь, доктор Лектер поможет нам составить психологический портрет этого массового убийцы. — Массового убийцы? — Уилл кажется слегка оскорблённым словами Джека, и Ганнибал придвигается ближе, явно заинтригованный. — Тут ты перегибаешь палку, Джек. По принятой в ФБР классификации преступлений это называется несколько иначе. — Боюсь, Джек, Уилл совершенно прав. Массовые убийства обычно совершаются в одном месте, в одиночку или сразу несколькими преступниками. Действия же этого убийцы я бы расценил, как серийного. Согласно классификации ФБР. Джек тяжело вздыхает — сразу против двоих спорить бессмысленно. — Ладно, будь по-вашему, — взглянув на часы, он указывает на дверь своего кабинета. — Полагаю, Кац и Зеллер с восстановленной плёнкой уже здесь. Нам многое предстоит обсудить.***
— Все на выход. Вон! — громогласно вещает Джек, размахивая руками, чтобы побыстрее выпроводить зевак, успевших набиться в криминалистическую лабораторию. — Не вы, Прайс, Кац и Зеллер! Вы остаётесь. — Точно, — Бев плетётся обратно, смотря, как последний выходящий закрывает за собой дверь, бросив через плечо разочарованный взгляд. — Сколько ж народу жаждет посмотреть эту кассету, Джек. — Уж не сомневаюсь. Я прослушал плёнку вместе с двумя аудиотехниками и переводчиком, и её содержимое не выйдет за пределы этой комнаты, ясно? Джимми, ты в этом деле новичок, так что слушай внимательно. Переводчик не смог разобрать речь, поэтому я пригласил доктора Ганнибала Лектера, надеюсь, он… — Чёрт возьми, да это же Уилл Грэм! Не договорив, Джек скептически смотрит на Бев, тычущую в Уилла пальцем. — Эм… Не обращая внимания на остальных, она продолжает дрожащим от волнения голосом: — Вы написали монографию об определении времени наступления смерти по активности насекомых. Джек, что он здесь делает? Он же не из ФБР. — Я следователь по особо важным делам, — будто защищаясь говорит Уилл, по тону заметно, насколько неловко он себя сейчас ощущает. Он умоляюще смотрит на Джека. — Бев, довольно. Уилл здесь по моему личному приглашению. Как и доктор Лектер. Итак, кассета у тебя? Беверли берет себя в руки. — Ага. Повезло, что в здании нашёлся видик. Нам его из архива тащить пришлось. — Так это видеокассета? — с любопытством спрашивает Ганнибал, хотя тон его остаётся непринуждённым. — Мне казалось, вы говорили об аудиозаписи. — Сейчас и сами всё увидите, — отвечает Джек, наблюдая за тем, как Бев вставляет кассету в видеомагнитофон. — Я осмотрел камеру, — говорит Джимми, когда на экране начинает мельтешить белый шум. — Ей сильно досталось. Корпус самой кассеты тоже был повреждён. Чудо, что нашим ребятам вообще удалось вытащить плёнку и поместить её в новый. Просто удивительно. Они могут переконвертировать запись в DVD, но сейчас посмотреть её так будет быстрее. — Что-нибудь ещё? — Да. На камере было несколько скрытых отпечатков пальцев. Принадлежат Норе Хаббард и Джозефу Беннингу. — Нашим жертвам? — Ага. Экран телевизора мигает, когда наконец-то появляется настоящее изображение, и комната погружается в тишину. В кадре виднеется двухэтажное здание, стены которого обшиты горизонтальными серыми панелями, а потом оператор направляет камеру на пустую просёлочную дорогу. Сам звук ужасно тихий: снег на плёнке падает почти бесшумно. Далее следует склейка с более продолжительной панорамой того же здания, но уже под другим углом. По садящемуся вдалеке солнцу становится ясно, что наступил вечер. Джимми складывает руки на груди и фыркает. — Что это за хрень? О чём они вообще снимали? — Оу, — Бев отрывает взгляд от экрана. — Они делали репортаж о жалобах клиентов на местный филиал министерства энергетики. Не что-то прям сенсационное или захватывающее, просто второплановая новость, чтобы было чем забить эфир, но их фургон нашли всего в нескольких милях от этого места. — Эксперты-техники считают, что это B-roll, — объясняет Джек. — Общие кадры, которые при последующем монтаже на студии войдут в основной репортаж. Возможно, имелись и другие плёнки, где Нора Хаббард говорит непосредственно перед камерой, но найти удалось только эту кассету. Дальше нет ничего примечательного, только общие планы здания и окрестных дорог. Бев, промотай до тридцать шестой минуты, когда появится чёрный экран. А вы все — слушайте. — В смысле? Почему чёрный экран? Я думала… — Техники полагают, что камеру включили спонтанно, и времени снять крышку с объектива не было. Так что есть только звук. Бев кивает и нажимает на кнопку перемотки, следя за встроенным счётчиком плёнки, пока визжит магнитофон. На отметке в тридцать шесть минут она останавливает плёнку и запускает воспроизведение как раз в тот момент, когда тухнет экран. Джек жестом велит всем набраться терпения. — Просто слушайте. Раздаётся грохот, гулкий и неприятный, словно где-то в отдалении прогремел взрыв. Встроенный в камеру всенаправленный микрофон, возможно, был маленьким, но в доносящемся из динамиков резком и продолжительном грохоте невозможно не узнать жуткий скрежет, с которым сминается и рвётся металл. За взрывом следует неопределённый дребезжащий стук. Крик — женский, истеричный — совсем близко. Затем отголоски какофонии из звуков опрокидываемого оборудования, бьющегося и разлетающегося на куски стекла и сильного удара камеры обо что-то, когда её швырнули на землю или приложили чем-то увесистым. На фоне всего этого слышится нарастающее бульканье, переходящее в громкое шипение, с каким обычно закипает паровой котёл. Вдалеке раздаётся мужской голос, выкрикивая что-то на языке, услышав который, все в комнате моментально поворачиваются к Ганнибалу. Доктор подносит к губам палец, призывая собравшихся к тишине, и закрывает глаза, внимательно вслушиваясь. Все отворачиваются обратно к экрану, стараясь не мешать ему впитывать крупицы информации. Ещё один глухой удар и громкость резко подскакивает, будто камеру снова с силой швырнули. А затем по комнате разносится пронзительный вопль, от которого у Джека волосы встают дыбом. — Господи боже!.. — машинально вырывается у Джимми, но он тут же замолкает. Женщина продолжает испуганно кричать, но уже не так громко. Из динамиков разлетаются безошибочно угадываемые звуки выстрелов, сопровождаемые отвратительными завыванием, очень быстро становящимся громче и сливающимся с женским криком. Мужчина тоже теперь истошно кричит, объятый чистейшим первобытным ужасом. Голос стремительно превращается в нечто более глубокое и низкое, в целый хор вопящих в унисон голосов, пока на фоне слышится учащённое женское дыхание. Завывания, похожие на рёв огромного злобного волка, звучат ещё громче и отчётливее, словно приближаясь к камере. Взгляд Джека скользит по мрачным лицам собравшихся. Он не испытывает ни малейшего удовольствия от эффекта, который произвела на них запись. Вскоре все звуки стихают. Плёнка подходит к концу. Протянув руку, он выключает видеомагнитофон и молча оглядывает свою команду. — Это всё? — негромко спрашивает заметно побледневший Уилл. — Да, — отвечает Джек. — Что все вы об этом думаете? — Это может быть что угодно… Какое-нибудь дикое животное? — начинает Бев, скрещивая руки на груди и прижимая ладони к бокам, будто пытаясь согреться. — И ещё взрыв этот. Думаете, вертолёт? По идее, должен. Звучало так, словно до этого взрыва было ещё несколько. — Постой-ка, что? Вертолёт? — Прайс удивлённо поднимает глаза. — О чём ты? Я думал, это взорвался фургон телевизионщиков. — Прости, забыла, что ты ещё плохо знаком с делом. У жертв был фургон службы новостей, принадлежащий каналу WGGK. Недалеко от этого места был обнаружен потерпевший крушение вертолёт. Просто небольшой частный вертолёт, если верить тогдашним следователям. — И почему я об этом ничего не слышал? — Ну, это, на минуточку, произошло в середине семидесятых, а во-вторых, как я уже говорила, это показывали по всем национальным новостям. Я тогда прям… — …фанатела. Помним мы, помним. Кому принадлежал вертолёт? — Неизвестно. О нём нет абсолютно никаких записей. Сгорел подчистую, ни отпечатков, ни документов, ничего. Об угоне никто не заявлял, и никто не пытался его искать. Всё, что от него осталось, — обгоревший каркас. — И ни следа пилота? — Ни следа. Впрочем, ставлю на то, что кричавший человек и есть пилот. Ещё предположу, что и стрелял тоже он, так что найденная охотничья винтовка принадлежит ему. Охота на крупную дичь в Вирджинии — обычное дело, диких кабанов здесь всегда в избытке, так что это вполне объясняет, почему охотились с вертолёта, правда в законности я не уверена, — Беверли поворачивается к Ганнибалу и кивает. — Доктор Лектер, вы переводчик, что он говорил? Ганнибал вздыхает и стискивает зубы, будто находясь в глубоком раздумье. — Да, он действительно говорил по-литовски, — медленно начинает он, — но, боюсь, что слова этого человек… Я не уверен, что они имеют какой-либо смысл или хоть как-то помогут. — Пожалуйста, доктор, — умоляет Джек. — Если вы можете внести в это дело хоть толику понимания… — То, что выкрикивал этот человек, очень приблизительно можно перевести как «Отойдите! Держитесь от этой твари подальше! Это лишь имитация. Она не настоящая. Отойдите! Отойдите от неё!» — «Она не настоящая…» Вы уверены в правильности перевода? Довольно… странная фраза сама по себе, — нахмурившись, спрашивает Бев и обводит взглядом всех остальных. — Я в том смысле, что это ведь должно было быть животное, верно? Что ещё способно издавать подобные звуки? Возможно, оно напало на Нору и Джо, когда их фургон попал в аварию, а литовец, ну, я не знаю, охотник, который охотился со своего частного вертолёта, и он решил им помочь, но не справился с управлением при посадке? И в итоге разбился… — Зеллер? Услышав, что его зовут, Брайан отвлекается от своих размышлений и поднимает голову. — Да, Джек? — Расскажи о результатах вскрытия. Брайан колеблется. — Я… — он замолкает и смотрит на Джека. — Я думаю, всем вам лучше самим это увидеть. Джек кивает, соглашаясь. Не произнеся больше ни слова, Зеллер идёт в соседнюю лабораторию, и остальные с любопытством следуют за ним. Посреди стерильного, изолированного от других помещений морга Зеллера сияет секционный стол, на котором под плотной пластиковой простынёй лежит тело, судя по очертаниям, застывшее в какой-то неестественной позе и оттого кажущееся больше. Уилл и Ганнибал отходят в угол. Брайан медленно, будто заставляя себя, подходит к столу и сдёргивает простынь. Месиво на столе некогда было человеком. Несмотря на холод, за прошедшие десятилетия плоть подверглась сильнейшему гниению, местами обуглившаяся кожа отслоилась и теперь сквозь неё видны торчащие наружу кости. Шокированный увиденным Джимми подносит к носу рукав, пытаясь спастись от омерзительного запаха. Но всё внимание команды Джека моментально приковывает к себе далеко не разложившееся состояние тела. Лохмотья, оставшиеся от брюк и ботинок, разорваны вдоль и свисают длинными лоскутами, как если бы ступни и ноги внезапно стали на пять размеров больше и разорвали швы изнутри. Верхняя часть туловища представляет собой почти до неузнаваемости изуродованную зарубцевавшуюся массу, смутно сформировавшуюся в какую-то неясную протоплазменную мешанину. Рук не видно. Вместо них только сгустки тёмной слизи и обрывки плоти, обрамляющие область грудины, вогнутой в тело и, похоже, полностью выпотрошенной. Голова также сильно деформирована и выглядит значительно больше человеческой, оба глаза отсутствуют. То, откуда растёт голова, приводит в не меньшее замешательство, чем её вид. Кажется, что мясистая шея берёт начало прямо из живота. На шее заметен единственный разрез, тонкий и похожий на улыбку. И совершенно ничего выше плеч или того места, где должны были бы быть плечи. Плоть кое-где покрывают несколько крупных открытых ран, выглядящих как следы от многочисленных укусов и царапин, нанесённых когтями. Необычные отростки, напоминающие свободно свисающие сухожилия, намотаны вокруг остова, как белые верёвки. Концы, жёсткие и твёрдые, как пластик, торчат в разные стороны под странными углами. Не считая цвета, они напоминают Джеку виноградные лозы, как вьюнок поднимающиеся по стенам его дома. Один из отростков несколько раз по спирали огибает левую ногу трупа, как белая полоска на парикмахерском столбике. Другой — крепко обмотан вокруг смещённого обезображенного черепа. Уилл моментально отворачивается и закрывает глаза, чтобы не видеть жуткого зрелища. Доктор Лектер поворачивается к нему, наблюдая за меняющимся выражением его лица. Доктор Лектер кажется единственным, на кого это гротескное месиво не произвело впечатления. — Не знаю, что и сказать… — качает головой Джимми. — Очевидно, что тело подверглось воздействию огня, но плоть не может так плавиться. — Хотите сказать, что это Джозеф Беннинг? — спрашивает Ганнибал, поворачиваясь к Джеку. — Оператор? — Э-э-э, нет, — перебивает Брайан, указывая в дальний конец морга. — Джозеф Беннинг у меня вон там. Темнокожий мужчина, рост шесть футов, два дюйма, вес — сто восемьдесят фунтов, красная куртка с логотипом WGGK… — Так вы нашли два тела в одном месте? — Джимми кажется удивлённым этим фактом даже после того, как Джек со всей серьёзностью кивает ему. — Да. Официально Бюро сообщило только об обнаружении тела Джозефа Беннинга. Как можете догадаться, мы не спешим ставить общественность в известность относительно этого конкретного тела. — Джозеф Беннинг… его тело… оно нормальное? — медленно спрашивает Уилл, едва ли не с опаской приближаясь к столу. — Если под «нормальным» ты не имеешь в виду это, — Зеллер кивает на месиво на столе, — тогда да. Причина смерти — единственное огнестрельное ранение в грудь. Все конечности при нём, голова на своём обычном месте и никаких других… патологий. Он умер мгновенно. — Ну ни хера себе, — шепчет Бев, вытягивая шею, чтобы посмотреть на укрытое простыней тело Джозефа Беннинга. — Эти тела были найдены совсем рядом друг с другом? В смысле этот… человек… это тело литовца? Брайан кивает. — Видимо, так. Они нашли камеру, два этих тела и винтовку в одном месте, глубоко под землёй. Новостной фургон был сильно повреждён, и, как указано в отчёте семидесятых, ни находившееся в нём оборудование, ни остальные кассеты не подлежали восстановлению. — Верно. Они оказались погребены. И это означает, что эти сильнейшие ожоги, скорее всего, были получены не в результате крушения вертолёта. Он поднялся на ноги. Мог стоять. Мог передвигаться. Стрелял в кого-то сразу же после катастрофы. — Ага, и это значит… Да ты сама послушай себя, Бев… животное просто не могло такого сделать. Не могло сжечь тело и додуматься скрыть улики. Всё, что им удалось найти, — раскуроченный новостной фургон и сгоревший вертолёт. Животное, серьёзно? Я так не думаю. — И голову Норы Хаббард. Не забывай об этом. — Агент Кроуфорд, — прерывает их Ганнибал. — Могу я полюбопытствовать, какими именно уликами вы располагаете? Полагаю, во время предыдущей нашей беседы вы упоминали о некоей связи с текущей серией убийств. Я не совсем понимаю, как это может быть связано с делом почти сорокалетней давности? Боюсь, я не вижу связи. — Связь прямо перед вами, — Джек протягивает руку к секционному столу. — В лице конкретного тела. Бев, скажи, что необычного ты видишь? — Господи, блять, то есть помимо буквально всего? — В сравнении с текущими убийствами, — спокойно произносит Джек. Бев со вздохом делает шаг вперёд и наклоняется к останкам ближе. — Ладно. Очевидно, это тело тоже было сожжено. И глаза. Вернее, то, что их нет. И, оу… Оу! Органы! Брайан кивает. — Я ещё не проводил должного вскрытия, но так, навскидку, я бы сказал, что они отсутствуют. — Что, все? — спрашивает Джимми. — Ну, технически кожа или мозг у этого тела быть должны… но все остальные основные внутренние органы. Лёгкие, печень, селезёнка, сердце... — И? Ребят, вы забываете, что его нашли где-то в жопе Вирджинии, закопанным в поле. Там водятся животные-падальщики… — Нет. Нет-нет… — качает головой Бев, отважно делая ещё один шаг, так что её бедро теперь соприкасается с краем стола. В глазах вспыхивает огонёк понимания. — На данный момент мы нашли по этому делу двенадцать жертв. Между ними нет никаких связей. Мужчины и женщины, молодые и старые, у всех разные профессии. Убийства происходили в течение продолжительного времени, но начались относительно недавно. И вроде бы их не связывает ничего, кроме того, что все жертвы жили в двух-трёх штатах друг от друга. Но органы… А ещё единственный разрез на горле, послуживший причиной смерти. У всех отсутствуют глаза и внутренние органы. Всё вырезано подчистую. Очень аккуратно. А потом тела сжигают. — Зачем? Что эта тварь с ними делает? — Это точно сделало не животное, Джимми, хотя мы считаем, что их съели, — вздыхает Бев. — Среди наших жертв мы нашли двух, с которыми убийце, похоже, что-то помешало. Мы обнаружили рядом с обугленными телами на двух разных местах преступления сырое лёгкое и почку со следами укусов на них. — Укусов? — Человеческих. Мы сделали слепок зубов, но, поскольку подозреваемых нет, то и сравнивать не с чем. Наш убийца определённо человек, Прайс. Так что не надо тут из меня делать Малдера. — Эй!.. — Что ж, хорошо, — вмешивается Джек, прочищая горло. — Это означает, что человек, которого мы ищем, занимается этим на протяжении нескольких десятилетий, и это новая для нас информация, потому как первая из наших двенадцати жертв была найдена в две тысячи втором году. Это существенно меняет наш первоначальный профиль, и именно здесь вы двое, Уилл и доктор Лектер, вступаете в игру. Убийца всегда действует определённым образом: сначала он перерезает горло, затем бережно извлекает все органы и, наконец, сжигает тела жертв. И это началось здесь, с Норы Хаббард и Джозефа Беннинга. Мы тут для того, чтобы узнать, кто это делает и почему. — Так что за адские звуки были на той записи? И что, блять, случилось с литовцем? Зачем убийца извлёк органы из этого тела и поджёг его, но при этом оставил нетронутым тело Джозефа Беннинга? — Не знаю, — отвечает Уилл. — Возможно, к тому моменту он был уже сыт. Повернувшись, Уилл на секунду встречается взглядом с Ганнибалом, и тот криво улыбается ему, словно только что услышанное очень сильно его позабавило.***
— Любопытно же, правда? — спрашивает Бев, закрывая дверцу шкафчика и надевая пальто. Брайан корчит мину. — Не знаю. В жизни ничего подобного никогда не видел. Надеюсь, больше и не увижу. Все прочие тела, которые мы до сих пор находили, не были подвергнуты такой деформации, — слово «мутации» кажется ему более уместным, но Брайан сдерживается и сглатывает его, как ком в горле. — И теперь тебе предстоит как следует во всём этом покопаться. Твой отдел — тебе и вскрытие проводить, — Бев подхватывает свой рюкзак. Заметив не больно-то восторженное выражение лица Брайана, она вздыхает: — Слушай, это всё, конечно, тот ещё пиздец, но старайся думать о нём как об образце для анализа, а не как о человеке. Кто знает, Брайан, может, потом твои исследования даже удастся опубликовать. — Посмотрим, Бев. Как по мне, сейчас лучше сосредоточиться на том, кто совершает эти убийства. — И опубликовать позже, — подмигивает ему Бев. В ответ Брайан кивает с мрачной улыбкой. — Ага. Конечно. — Спокойной ночи. — Да-да, тебе тоже. Что-то подсказывает ему, что эта ночь вряд ли окажется спокойной. Тщательно вымыв руки, он натягивает длинные пластиковые перчатки и бахилы и идёт обратно в морг. Его лаборатория первоклассно оборудована, в колледже он мог только мечтать о такой, пуская слюни. Стеклянные пробирки и мензурки блестят под яркими флуоресцентными лампами. Стальная раковина сияет серебром. Даже пол безупречно чист. — Ну, ладно, — кивает он сам себе, мысленно настраиваясь на нужный лад. Подойдя к холодильной ячейке, он снова выдвигает из неё поддон с трупом. Перед ним всё та же почти бесформенная груда плоти, только теперь затвердевшая из-за понижения температуры. Брайан берёт свои травматологические ножницы, собираясь срезать остатки рваной одежды, когда из вмятой в тело грудины начинает струиться густая чёрная слизь. Из разреза на шее и рваных ран тоже вытекает скользкая жижа, и Брайан смотрит, как она собирается в крупные капли и скатывается вниз. Одновременно испытывая и любопытство, и отвращение, он тыкает в напоминающие сухожилия придатки и струящуюся по ним гудроновую слизь пальцем. Немного слизи остаётся на перчатке. Она вязкая и липкая, как клей. Отступив назад, Брайан рассматривает свою руку в перчатке, наблюдая за тем, как блестит вещество. Внезапно руку начинает покалывать, будто эта дрянь сумела просочиться через перчатку. — Какого чёрта… — бормочет он, вздрагивая, когда позади него раздаётся лязганье, как если бы что-то металлическое, упав, рассыпалось по полу. — Блять! — он подскакивает и, повернувшись, прижимает руку к сердцу. На полу валяются опрокинутые со стола хирургические инструменты. Он недоумевающе смотрит на них, прежде чем замечает собаку. Собаку. — Что ещё за… — взгляд Брайана падает на незапертую, приоткрытую дверь морга, а потом снова на собаку. Не то чтобы крупная и без ошейника, она единственный раз виляет своим большим пушистым рыжим хвостом, словно в раздумьях. — Что ты… ну уж нет. Нет-нет-нет… — шагнув назад, Зеллер чувствует, как на смену всплеску адреналина приходит раздражение. Он поворачивается и идёт к стационарному телефону, упорно пытаясь вспомнить вылетевший из головы добавочный номер охраны. — И кто только приволок сюда свою чёртову соба… За спиной раздаётся странный звук, который ну никак не может исходить от собаки. Брайан никогда не слышал ничего похожего. Необычно громкий хруст, треск чего-то разрываемого на куски и какое-то пощёлкивание или что-то относительно схожее со звуком брошенного в огонь дерева или пластика. Брайан оборачивается. Собачья шерсть встаёт дыбом, как иглы дикобраза. Пока он таращится на неё, она оскаливается, издавая гортанное, совсем не похожее на собачье, рычание. Тварь делает шаг к нему, и её глаза закатываются, как у акулы. Кожа лопается, пасть и вся морда разрываются, когда что-то пытается вырваться изнутри неё, как бабочка из своего кокона. Белые клыки прорезываются сквозь чёрные дёсны и под жуткими углами выпирают наружу, вытягиваясь. Ошарашенный и до смерти перепуганный Брайан в ужасе отшатывается назад. Ноги едва не подводят его, пока он оборачивается, и в тот момент, когда его взгляд отрывается от твари, что-то с резким свистящим звуком, рассекающим воздух, наматывается вокруг его икры и, больно впившись в кожу через ткань, тянет назад. Брайан падает, но ему удаётся изогнуться, и он начинает размахивать зажатыми в руке ножницами, лихорадочно нанося удары. Тварь воет от боли, и её пронзительный вопль, которого никогда не издавала ни одна собака, эхом разносится по моргу. Он яростно отбивается, хоть тварь и продолжает неумолимо подтаскивать его к себе. Тугое щупальце только крепче обхватывает ногу, ещё одно молниеносно обвивается вокруг руки, а третье — сжимает шею. Оно сдавливает, сдавливает и сдавливает. Лёгкие горят огнём, и Брайан Зеллер проваливается в небытие ещё до того, как острое щупальце твари перерезает ему горло.