Мыс Фиолент

А дальше пошло все само собой. Макс даже охренел малость от такого напора, но, похоже, Володя немного расслабился, когда ему дали отмашку и сказали, что не против, очень даже не против. Охренел в хорошем смысле, потому что сам не понял, как оказался под Володей без рубашки, да, которую он с этими всеми делами так и не снял. Володя целовал его, так что кружилась голова, водил ладонью по груди и прижимался бедрами, так, что снимать было впору уже штаны — они становились тесными. Макс чувствовал, что его просто ведет, и этому сопротивляться не хотелось. Хотелось раздеться и ощутить это все по голой коже или хотя бы прижаться всем телом. Поэтому, когда Володя скользнул ладонью ниже на живот и чуть дальше, Макс тоже полез туда руками. — Давай я… там молния дурная… Тесно уже… совсем… Немного возни, и Макс остается в одном белье, которое почему-то пока оставил, и тянет с Володи футболку, ему отчаянно хочется кожа к коже, так хочется, что он даже закусывает губу, пока раздевает его. А потом удивленно стонет, когда его снова целуют и почти сразу — глубоко. И приятно. Очень приятно. А Володины штаны им сейчас тоже очень мешают. Максу, по крайней мере, явно… — Снимай эту фигню, а? — Макс не настаивает, он предлагает, и они снимают с Володи штаны в четыре руки. Собственные Максовы домашние штаны, любимые, на широкой резинке. Так странно и так неожиданно приятно стаскивать их с Володи, да еще с его помощью. — Трусы тоже тогда снимай, — говорит Володя. — Чего мелочиться. «Ого», — думает про себя Макс. И находит силы пошутить: — С кого трусы снимать? С обоих? — Ну хочешь, ходи в трусах, — усмехается Володя в ответ. — Как скажете, доктор! Хотя вот у вас сейчас пульс-то… того… И прижимается губами Максу к шее. У Макса перехватывает дыхание. Господи, вот это классно. — Володька, — говорит он внезапно, — это совершенно чума. И это… давай снимем и с меня трусы. Ну их нафиг. — И куда вы так спешите, доктор, — улыбается Володя. — Снять мы успеем, а пока так… И запускает руку Максу в трусы. Оёёй! — Ты обалдел, — шепчет Макс. — Ты хочешь, чтобы я тут сразу и… — Упаси меня боже, — смеется Володя. И тянет руку обратно. Ему и подавно невыгодно спешить. Он так долго думал об этом моменте — ну, если он вдруг случится! Он все размышлял, как это будет. Что они будут делать… друг с другом. Он представлял это все очень туманно, кроме одного: как он будет целовать этого взъерошенного крючконосого доктора с пронзительными серыми глазами. Целовать и прижимать к себе, сталкиваться с ним языками, выдыхать ему в губы и снова целовать. Так, чтобы… Да уж. Две недели назад был шторм. А у мичмана Ткаченко шторм сейчас. Баллов семь, не меньше! — Пока дождешься, — притворно ворчит Макс, справляясь с трусами сам. Володя уже без всего, и когда он прижимается к нему, оказываясь сверху, дыхание вообще перехватывает. — Ого… — выдыхает Макс уже в голос. Володя ловит его за запястье, прижимая к кровати, другой рукой локтем опирается о постель, а Макс прижимает его обеими руками к себе. Не спешить не выходит, совсем не выходит, Макс чувствует, полежи они так, и он кончит только от ощущения Володи на себе. Как же давно, а… дыхание совсем нахрен, а мичман Ткаченко снова губами у него на сонной. Боже, у него что, теперь на его звание вставать будет?.. — Как ты хочешь? — шепчет он, а Макс не может ничего ответить, он раскрыт, прижат руками и весом и совершенно расслаблен, если можно так сказать. Внутри все стучит и трепещет, он жмурится, вцепляясь руками, и стонет, когда его целуют за ухом, и когда бедро между ног, и когда руку пониже, на пах… стонет, и кажется, сливает все враз, потому что терпения внезапно нет, ни у него, ни у организма, и вырубает его очень внезапно, до искр в глазах… Вот просто до искр… Макс приходит в себя, когда его ласково гладят по бедрам, он, кажется, реально потерял счет времени. Володя совершенно влюбленно улыбается, глядя на него, стоит только чуть-чуть скосить глаза, чтобы это заметить. Макс дышит, смотрит в потолок и пытается собрать мысли в кучу, когда чувствует шепот и совершенно мягкое прикосновение губ к виску. — Я же говорил, что ты спешишь… впрочем, и я тоже… Спать рубит? Макс едва слышно вздыхает. Спать не хочется. Хочется думать, о том, что сейчас только что было. Или не думать. Он слушает бешено колотящееся сердце в груди и понимает, что ничего не понял. Кроме того, что ему охрененно понравилось. — Ты совершенно охреневший, — честно говорит Володя. — Первый раз так? И уточняет: — Так - это только от объятий. Макс нервно ржет: — Володь, ты в своем уме? Это ты называешь — только объятия? — Конечно. Я тебе и головку не трогал, и ствол не дрочил, и сзади пальцы не засовывал, и в рот не брал. Только прижал слегка… Веришь, даже дотронуться не успел, как ты брызнул. И я вместе с тобой. Макс чувствует, что у него горит лицо. Какого хера? Он врач! Он чего только не слышал! И тут… — Ну и откровенность у тебя, Володь. — Ну ты же сам просил: все открыто называть своими именами, — Володя улыбается. — А имена в нашем языке для таких вещей… большей частью вот такие, увы. Прости, моряцкое прошлое медленно выветривается. Но так или иначе — ты чего сейчас ошалел-то так? Не понял чего? Так давай я обьясню, если надо. Он гладит Макса по руке: — Мне вот лично мало было. Я нежности с тобой хотел. Долгой-долгой нежности, и трогать тебя, и ласкать… медленно… И прижимается губами к его руке, к запястью, так что Макс даже задыхается от этой нежности. — Значит… ты представлял, что будет? — все-таки спрашивает он. — Конечно, — шепчет ему в запястье Володя. — Даже если бы ты и не ответил никогда. Помечтать-то хочется… Макс снова жмурится и поворачивается к нему. — Ну вот не хватило меня надолго… Уж извиняй… И задыхается от совершенно внезапного вопроса: — А во второй раз хватит? Макс прислушивается к себе. И кивает: — Хватит. Только в душ схожу. Ты пойдешь? Да уж, по всем канонам и законам, прежде чем заниматься таким интимом, надо было бы в душ, но они же ничего не планировали, честно. А сейчас… сейчас надо, обоим, тем более что они оба тут… — Да уж, попачкались мы с тобой, — притворно качает головой Володя. — Пойдём, помоемся, чистыми удобнее будет на второй раз заходить… Хочешь, расскажу, о чем думал, если вдруг с тобой буду? Макс внезапно ощущает, что его снова начинает забирать. Мать вашу, а рефрактерная фаза как же? В душ они идут порознь. Макс пропускает Володю вперед и прется на кухню, ставить чайник. Так и прется, как был. Второй этаж, за окном дождища, все равно ничего не видно. Пока чайник кипит и тихо булькает, он думает о том, каким долгим внезапно кажется день. Долгим и приятным. В душе немного попускает, ровно настолько, чтобы выйти из него без стояка и столкнуться с Володей нос к носу. Тот в полотенце, влажные волосы смешно торчат, хоть и короткие, а чайник на кухне не шумит, значит, сняли. — Я выключил, — говорит Володя. — Он кипел. Почти как ты не так давно. И целует его прямо в коридоре. У Макса снова перехватывает дыхание, и он шепчет в паузе: — Если ты сейчас не остановишься, я снова… закиплю… — Так мы же вроде хотели второй раз? — дурашливо удивляется Володя. — Ты как, чаю сначала или сразу в постель? — Какой еще чай? — Макс уже и думать забыл, зачем он поставил этот чайник. Внутри все поднимается, а он стоит и обнимает Володю прямо посреди коридора. А тот с улыбкой смотрит на него. — А ты сам как… хочешь? — все-таки спрашивает Макс. — Ну… я же обещал тебе рассказать, о чем я думал, — шепчет Володя ему на ухо. — Так что, может, сначала все же чай?.. — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я облился кипятком? — выдыхает Макс. Володя смеется. — Конечно нет! Можно и без чая. Решать все равно тебе. Макс какое-то время подумал. Натурально почесал в затылке. И сказал: — Не. Чай - это как-то совершенно сейчас не в тему. Сколько можно глушить эту пустую воду? — он полез в холодильник и отломил кусок шоколадки. — Будешь? — Буду, — кивнул Володя. — Горький? — Как моя жизнь, — хохотнул Макс. — Всякой молочной фигни не держим. Настоящая мужская еда. Держи. Володя взял и посмотрел на него с хитрецой: — Я понял, да. Ну так что? Пойдем?