Мыс Фиолент

Володя глянул — и правда. Когда только успела появиться перед ним эта кружка? Большая, пузатая, белая с печатным рисунком: точнее, с фотографией. Морская вода, врезавшийся в воду зеленый кусочек суши, и надпись: «мыс Фиолент». — Это мне девочки из буфета на прошлый день рождения сделали, — гордо сказал Макс. — Кто-то из них прознал, что это мое любимое место. И вот… — Здорово, — сказал Володя. — А не жалко? Макс подошел, наклонился и поцеловал Володю в макушку. — Не жалко, — негромко сказал он. — Я тебе недавно гораздо более личную вещь доверял. Пей, пожалуйста. Чай ровно такой, какой сейчас хотелось — черный, крепкий, в меру горячий и с сахаром. Володя пьет, а Макс моет посуду, потому что «его внезапно зажрала совесть, что он ничего не делает». — Да ладно совесть, — усмехается он. — Меня с утра что только не зажрало! Я ж проснулся в девять, а ты спишь и меня обнимаешь, и я думаю, выбираться и разбудить, или полежать еще и не трогать. Так и заснул, а потом проснулся, а тебя нет уже… — А я встал где-то в десять — режим выходного дня, что уж тут. Пока чайник поставил, пока в душ сходил, а ты спишь. Ну, я и начал хозяйничать. Понимаю, конечно, что так в чужой квартире не делают, но я представил, как ты сейчас голодный встанешь, да и я тоже порядком жрать хотел, и начал придумывать. Получилось то, что получилось. — Хорошо получилось, — отозвался Макс, убирая тарелки. — И это… я просто офигел малость. Не привык, что кто-то думает о том, каким я встану с утра. — Редко кто остается до утра? — Володя прищурился. — Редко кто остается, — Макс фыркнул, вытирая руки. — Я что, похож на героя-любовника? Володя неопределенно повертел рукой в воздухе, обозначая что-то вроде «примерно». Макс закатил глаза. — Мда, вот так работаешь и не знаешь, что ты герой-любовник, оказывается! — О, это у всех так. Слухи — дело такое. Да и деловой образ — тоже. Но как говорил наш препод в учебке — главное учитывать, что вы можете найти под ватерлинией. Макс кашлянул, а Володя невозмутимо допил чай. — Не знаю, о чем ты, а я о внутреннем мире! — фыркнул он, увернувшись от прилетевшего полотенца. — Эй! — Ага, ага, бессознательное по Фрейду иногда скрывает такие глубины, что просто… — проворчал Макс и, поймав недоуменный взгляд, добавил: — Потом объясню. Связался с психиатром — привыкай. Эй! Полотенце прилетело обратно. — Так, хватит кидаться бельем, — сказал Макс, пряча улыбку. — Принимаются предложения на культурную программу. У меня есть три варианта. Первый — пойти гулять, второй — читать стихи, смотреть кино и разговаривать, и третий — кхм… заняться изучением того, что ниже ватерлинии. Я имею в виду внутренний мир. Ну, не только. Он уселся поудобнее и продолжил: — Я тебе, Володь, честно скажу, что никакой я не герой-любовник ни хрена. Продолжая поднятую недавно тему — не то чтобы редко кто остается до утра, вообще в последнее время редко кто остается. В смысле — редко кто… бывает тут вообще. У меня даже одеяла второго нет, и зубную щетку вторую я вот только недавно себе купил. И я сейчас немного стремаюсь, как говорят нынче, что ты подумаешь, будто я озабоченный. А мне… просто интересно. Я открываю в себе такие глубины, и физиологические, и психологические, о которых вообще не подозревал никогда, и мне интересно… с твоей помощью и при взаимном удовольствии смотреть в себя. И вот что я думаю: теоретически читать стихи или даже гулять по городу мы можем открыто, когда у нас будет пара часов свободных, а вот так, чтобы совпали выходные и можно было спокойно посидеть и чтоб никто не трогал — это… это будет гораздо реже, как я думаю. Поэтому есть предложение — совместить второй и третий варианты. Мы будем изучать друг друга и разговаривать. Ну, еще придется выползти в магазин. Ты вообще как? — Красивая кружка у тебя, — ответил Володя невпопад. — Любимое место, значит? И усмехнулся в ответ на недоуменный взгляд Макса: — Да не переживай. Я просто такой… как линкор на рейде: пока-а курс поменяю, полдня пройдет! Знаешь… да, наверное, я согласен. И не то чтобы согласен, я тебе больше скажу: я пил чай и думал, как бы мне половчее тебе предложить… вот примерно то же, что ты мне предложил. И именно потому же: что обсудить книги, погулять по городу и даже сходить в кино мы с тобой можем запросто в пару-тройку свободных часов, а вот чтобы мы могли запереться в квартире и нас никто не трогал — это будет нечасто. Поэтому… поэтому я хочу посмотреть, что у нас будет дальше. Я ведь тоже, Максим… Он остановился. Глянул как-то открыто и незащищенно. — Я много лет уже таким интимом не занимался. А может быть, таким — и никогда не занимался. Я вообще думал, что я гребаный извращенец. Я себе на Дальнем рынке книжку купил — тонкости минета! Продавец небось до сих пор думает, что для жены, я ему так сказал. — А! — обрадовался Макс. — А я-то думал, чего это ты такой… продвинутый? Решил, что это ты герой-любовник. — Ну конечно, — улыбнулся Володя. — Я теоретик-недоучка. Но дело даже не в том, Максим… Дело в стремлении друг друга познавать. Вот так высокопарно я выражаюсь. Ну так что? Сперва в магазин, потом все остальное, или как-то иначе? Стало тихо. Дождь за окном не унимался. — Давно — это сколько? — все-таки спросил Макс. — Ну… Года два. — Вообще? — Вообще. В работу ушел. Ну… сам с собой не считается. Да и некогда было, нас в дальняки отправляли, какой уж тут интим. Там вообще не до него. Когда к концу смены думаешь о том, как бы заснуть, больше ничего не хочется. — А в дальняки — это куда? Володя пожал плечами. — Мурманск. Питер. На юг ещё гоняли, на совсем Юг, в Средиземку. Куда груз нагрузят, туда и идем. А идем мы медленно, вот и выходит дальняк, — он улыбнулся, прищурившись. — Тебе правда интересно или ты просто так спрашиваешь? — Правда интересно. Я ж во флоте ничего не понимаю, даром что морской врач. Вот и спрашиваю. Спросить-то не у кого, кого ни возьми, все стонут «задолбала эта работа, чего про нее говорить», а как спросишь, чего сидят — деньги. Ты извини, если это не те вопросы, которые ты сейчас хотел… — Да ладно. Меня редко кто спрашивает. Только ноют вот так же, достала работа. А я люблю работу, море люблю… Иначе зачем там торчать. Он глянул на Макса, тот вздохнул и покосился на окно. — Дождища какая, интересно, перерыв будет? — Нет, на весь день обещали, — Володя усмехнулся, поднимаясь из-за стола и споласкивая кружку. — Отложим магазин? — Отложим, — кивнул Макс и тоже поднялся. Сталкиваются они где-то на середине кухни. Володя уже отправил кружку на сушилку и теперь вытирает руки. — Ты вписался сюда как родной, — шепчет ему Макс. — У меня ощущение, что ты всегда был на этой кухне. — Только на кухне? — усмехается Володя, но потом становится серьезным. И целует его, осторожно-осторожно, как он и хотел сделать в самый первый раз. От долгого поцелуя сладко кружится голова, и Макс хватается за Володю. Реально страшно упасть, от стольких-то впечатлений. И хочется хотя бы периодически останавливаться и смотреть Володе в глаза, как бы спрашивая: ты здесь? Правда здесь? Ты мне не снишься? Господи, это было словно в другой жизни: Зоя Ивановна с журналами, ее ворчливое «да дай ему таблетку и допусти», потом недоуменное «да что ты с ним сделал, Максим, это ж надо быть таким извергом, от твоего лечения мичманА в обмороки падают, а что будет, если высший командный состав придет?» И теплая рука под пальцами, и бешеная тахикардия, и серо-стальные глаза, и дрогнувшие ресницы, когда придерживал за голову и чуть ли к себе не прижимал, думая: если сейчас не очнется — как пить дать непрямой начну и искусственное рот в рот. Вот тебе сейчас рот в рот!.. И подумать не мог, и мечтать даже запрещал себе. А теперь… Страшно немного, волнительно и тревожно, но, господи, как же хорошо. Макс выдыхает и начинает сам вести в поцелуе, успев заметить, как Володя легонько усмехается ему в губы. Как же они резонируют, господи боже. И между прочим, Володя же согласился… на предложение. Только, сказал, кольцо не дари, носить не смогу… О да! Мичман Ткаченко, вы охуели! И Володя сказал: давно уже. И это «я давно охуел» у него прозвучало, как «я давно тебя люблю». Интересно. Мысли носятся у Макса в голове, как ненормальные. Интересно, как можно о стольком думать, когда целуешься? Макс осторожно высвобождает руку и запускает ладонь Володе под футболку. Володя накрывает ее там, через ткань, прижимает к себе, прекращает поцелуй. Дышит, мягко целуя его в щеку, в висок, переводя дыхание. Обнимает за плечи. Макс прикрывает глаза, чувствуя его, очень хорошо чувствуя, и это не возбуждение, это что-то другое… Более широкое, что ли. — Пойдем, — шепчет он, — пойдем в комнату, я там постель не убрал… Пойдем. Не стоять же здесь… И они идут. А оказавшись в комнате, Володя снова его целует, и вот тут уже Макса забирает реальным таким крепким возбуждением, особенно, когда пальцы оказываются в его растрёпанных волосах. А другая рука — на пояснице. — Ух и лохмы у тебя, доктор, — шепчет Володя. — Ух и лохмы! И зарывается в них пальцами, перебирая пряди, трогая затылок. А другая рука с поясницы ныряет в штаны, забирается под белье, сжимает задницу. — Если меня сейчас… понесет… ты скажи, ладно? Макс уже дышит еле-еле: вчера Володя не трогал его там, а оказывается, это так классно. — Я скажу… но ты правда сможешь остановиться? И может мне хочется… чтобы тебя понесло… — Смогу. Я серьёзно. И мне важно, чтобы ты это знал. Другое дело, захотим ли мы останавливаться? — говорит Володя и целует его за ухом, так, что Макс снова вцепляется в его плечи, потому что у него натурально подкашиваются ноги от удовольствия. Ладонь в штанах пробирается между ягодицами, просто прижимаясь, а Володя снова шепчет: — Я вчера трогал тебя там, совсем чуть-чуть… Ты очень чувствительный там… Макс на нем почти висит, слыша, как у обоих колотится сердце, и даже не знает, что говорить. — Опять пульс частит? — с улыбкой интересуется Володя. И целует его почти сразу, слегка прикусывая и никуда не спеша. Макс снова теряется во всем этом, видимо, так воспринимается тактильный голод, до головокружения, и отображать, что происходит, он начинает, только когда оказывается на кровати, а Володя на нем сверху. Как вчера. — Как вчера? — тот, видимо тоже вспоминает это, прижимая его запястья к кровати, а бедром снова к его паху. Макс только кивает, чувствуя, что его прёт всё — и поза, и ощущения, и то, что они оба в одежде, а значит сейчас будут раздеваться — это прёт дополнительно. И стонет в голос, когда Володя целует его в шею, прямо над сонной. — А как же соседи? — слышится насмешливый шепот. — Они… Днём на работе… — выдыхает Макс. Нахуй соседей. — Значит, мы можем намного больше? Володя снова забирается рукой ему в штаны, и Макс выгибается. Ооо… — Мы все можем… — Ловлю на слове, — хитро усмехается Володя, сжимая член через ткань. Блядь. Не хватало сейчас слить только от этого. Он вроде не отличался раньше такой скорострельностью. Хотя… Это когда дрочишь в одиночку, все нудно и долго, а так…А так выносит просто на раз-два. Тоже, что ли, работу вспомнить? — Ты не переживай, Максим, — шепчет Володя. — Мы же никуда не торопимся. Если вдруг прольешь — мы отдохнем и заново начать можем. Я, честно говоря, очень надеюсь, что у нас этот раз не последний. А? И Макса накрывает странной теплой волной, и даже возбуждение становится не таким острым. — Я вообще хотел посмотреть, как ты кончаешь, — улыбается он. — А то у меня со вчера чувство, что все мне досталось! Да и вообще… Интересно же! — Нет, мне тоже много что досталось, — усмехается Володя. — Но я боюсь, что ты пока не способен… особо смотреть. Кроет тебя. Да нас обоих кроет, что уж. Просто у меня… концентрация больше. — Ты посмотри, — фыркает Макс. — «Я самый спокойный»? Володя тоже фыркает. И снова целует его в шею. Макс тут же забывает, что он там говорил про спокойствие и вообще говорил «Порядок проведения предрейсовых осмотров, порядок… какой порядок?.. Ох…» Он обнимает Володю за спину и забирается руками под футболку. Снова. — Давай разденемся… — Как скажешь, — влажное прикосновение губ отзывается искрами по шее, Макс забывает и про то, что только что хотел раздеться, выгибаясь и подставляясь под поцелуй. Похоже, Володя нашел его чувствительное место. И как это сейчас было кайфово. Макса реально крыло, крыло как есть, словно и не было вчерашнего дня, словно вот только что встретились они в этой комнате. Но так же не может быть, были же ведь и привернутый крючок, и макароны по-флотски, и… и… «Я вчера трогал тебя там, совсем чуть-чуть… Ты очень чувствительный там…» Неужели и это было, о господи? Но Володя реально словно памятник Нахимову. Самый спокойный. Хотя, похоже, их действительно обоих кроет, и самого спокойного тоже начинает забирать постепенно. Володя дышит все тяжелее, дыхание становится рваным, а рука, снова нырнувшая Максу в штаны, слегка подрагивает. И тогда Макс тоже запускает руку Володе под резинку штанов. Извертывается и запускает. Ну-ка, самый спокойный, посмотрим, что ты скажешь теперь? Вот черт, неудобно, штаны мешают. — Володь, — говорит Макс, — сними эту фигню. И тащит с него штаны вместе с трусами, и обнаруживает, что оказывается, у самого спокойного уже хорошо так стоит! Макс выдыхает и берется рукой за ствол. Как они там вчера говорили? Нужно вспомнить свой размер перчаток? Господи, какая хуйня. Если уж сравнивать, то - себя-то держал, примерно помнишь, насколько он выше края ладони? Так вот. У Володи больше. Сантиметра на полтора. Ну так он и ростом повыше, не логично ли? Хотя, конечно, всяко бывает, и… Ааа, что за хуйня лезет в голову? — Максим, — рвано выдыхает Володя, — как ты хо… Договорить он не успевает, потому что Макс, мысленно выдохнув, ныряет Володе между ног и трогает головку губами. Наверное, со стороны он выглядит жутко смешно и неумело, но собственно, кому они собирались это показывать? Просто Максу захотелось. Очень захотелось. Он соображает, как спрятать зубы, и забирает чуть глубже. — Епрст! — выдыхает Володя. И садится на кровати, чуть раздвинув ноги: так, чтобы дать Максу хороший доступ, а самому… — Максим, — зовет Володя, — ты тоже штаны сними. Давай, оторвись на секунду, хорошо? Честно говорю, не отниму я его у тебя. Они оба весело фыркают и стаскивают с Макса штаны. Володя ныряет рукой под подушку, и когда Макс снова вовсю занимается его членом — осторожно трогает Макса сзади. Там. Смазанными пальцами. Сперва только снаружи, осторожно, проводя вокруг входа, но боже мой, как от этого выносит мозги! Рот у Макса занят, да и вряд ли он сказал бы что-то связное, он громко стонет, и неосознанно подается навстречу руке. Володя наклоняется и спрашивает — почему-то шепотом: — Хочешь, немножечко внутрь зайду? Осторожно? Макс. не выпуская члена изо рта, умудряется кивнуть, и Володя осторожно вводит один палец на первую фалангу. И останавливается.