Мыс Фиолент

Они лежали так некоторое время молча, слушая дыхание друг друга. Потом Володя сказал: — Максим… я тут о презренном… — Он усмехнулся. — Кажется, нам пора подумать о загрузке трюмов. — Я сейчас пошло пошутил про себя, — отозвался Макс. — Я подумал: с какой стороны? — Доктор! — захохотал Володя. — Вот мне бы и в голову не пришло! — А мне пришло, — спокойно ответил Макс. — Это, наверное, как в анекдоте про матроса, которому психиатры показывали разные вещи, а он говорил, что он думает о женщинах. Ну потому что он всегда о них думает. Вот так и я. Думаю… о некоторых вещах. — Расскажи? — Ну… может, не сейчас, Володь? А то ты как там говорил — к столу. Я-то врач, а ты… — Ой, не начинай. Я помню, ты даже в морге можешь пообедать, и так далее. Но я понял, о чем ты. О сифонной клизме и иже с нею! — Мичман!.. — в тон ему отозвался Макс. И тоже захохотал. — Это у нас будет теперь такой этот… как его? Эвфемизм. Внутрисемейный. Ты знаешь, что такое эвфемизм, доктор? — Володь, иди в… — тут Макс оборвал сам себя и захохотал еще громче. — Блин! Нет, сейчас не иди, пожалуй. Сейчас рано. Сейчас пожрать надо. — Точно рано? — спросил его на ухо Володя. — Я имею в виду… мы с тобой когда сегодня в постель пошли, оба подстраховались. Я крем под подушку положил, а ты… судя по всему, в душ сходил, скажем так, чуть подробнее, чем обычно. Аж скрипел весь изнутри и снаружи. И поэтому тебя не тормозило, когда мы… заглянули с другого конца. Как в пошлом анекдоте про поручика Ржевского, который собирался на бал. — Мичман Ткаченко — мастер эвфемизмов и пошлых анекдотов, — фыркнул Макс. — Лучше бы ты трехэтажным морским матом выражался. — Э, вот это я пока плохо умею. Это у нас старший механик иногда как загнет — заслушаешься. Как он недавно выразился — «вы, долбоебы, не только сук рубите, на котором сидите, но еще и свой хер, который вы на этот сук положили!» А? Музыка же. Поэзия! — Да уж, — Макс высвободился из объятий. — В общем, я рад, что мы друг друга поняли. Пойду думать, чем это… загружать трюма. Идея заглянуть в диванчик кажется мне весьма плодотворной! В диванчике нашлись сушки, макароны, гречка и куча консервов. Макс вспомнил, что он когда-то эти консервы купил за полцены на рынке, потому что какому-то поддатому мужику не хватало на бутылку. А, ну и еще макароны и куча консервации. Они вдвоём с Володей смотрели на эту кучу продуктов, а потом друг на друга. — Гречка? — спросил Макс. — Гречка, — отозвался Володя. — И огурцы соленые. И… а это что? — Варенье абрикосовое, мама всучила. Летом-то абрикосы никто не ест, вот и закатывали в банки… А что? — Да у нас тоже никто не ест, понимаю, — отозвался Володя. — А зимой вон хочется. — Хочешь, откроем? — предложил Макс и, не дожидаясь ответа, полез за банкой. А также за гречкой и какими-то консервами. Сайра, или что там. — Терпеть не могу перебирать гречку, — ворчал Макс. — Вот зачем это? Мама все мозги канифолит — вот, хорошая хозяйка должна уметь перебирать гречку, а тебе я даже объяснять не буду, может, быстрее женишься. А мне может проще вообще ее не есть, чем только из-за гречки жениться… — Думаю, мы сделаем проще, — сказал Володя. — Я тоже не знаток переборов. Может, тогда лучше макароны сварим? А то смотрю, гречка будит в тебе не сильно хорошие воспоминания. — И то верно, — согласился Макс, отправляя пакет обратно. — Давай макароны, их хоть перебирать не надо. С огурцами и рыбой дело пошло веселее, и минут через пятнадцать суммарного времени все было почти готово. — Хлеба нет, — сказал Макс, заглядывая по шкафам и полкам. — Варенье придется так есть. — Не страшно. Вот если бы варенья не было, было бы грустнее. — И то верно, — хохотнул Макс и убежал в комнату — у него зазвонил телефон. Звонила Зоя Ивановна. Она интересовалась, не может ли он выйти завтра, а она поменяется с ним в другой раз в любое удобное для него время. Макс пораскинул мозгами и согласился — у Володи завтра все равно стоял рабочий день, а так хоть можно было подгадать немного. — Когда у тебя следующий выходной? — спросил он, возвращаясь на кухню. — Чтоб я знал, когда свой брать. — Я график посмотрю, — пообещал Володя. — Сегодня приду и посмотрю. — Слушай, — вдруг сказал ему Макс. — А тебе обязательно сегодня идти ночевать в казарму? Ну, я имею в виду, у тебя есть там неотложные дела или что-то ещё? — Да в общем-то нет, — ответил Володя. — Форма у меня вообще с собой. Могу и не ходить… На работу отсюда поехать? Макс молча кивнул. — Идёт, — согласился Володя. Он занялся сливать макароны, а Макс внезапно понял, что улыбается, сам не замечая как. От всего вместе. Это почему то ощущалось так… по-настоящему. Словно они давно живут вместе, вдвоём, и вместе ходят на работу, и с работы тоже, и Зоя Ивановна в свою смену спрашивает у Володи «как здоровье» и передает привет Максиму, а Володины сослуживцы, проходя предрейсовый, здороваются с Максом и хохочут: «Твой-то вчера отжег, не слышал? Третий помощник бухнул к концу, Володька унюхал и говорит: сейчас, говорит, за борт отправлю, судно за киль толкать! » И Макс улыбается и кивает, не говоря никому, что эту историю он слышит восьмой раз сегодня и один раз вчера вечером от самого Володи. Ну да, ну да, помечтайте, доктор, может, полегчает. Как там? Кольцо мне не дари, все равно носить не смогу? Макс ведь тоже не сможет. Вопросы будут задавать. Но разве нужно носить? Можно в коробочке держать. Хотя бы. — Макси-им! — зовет Володя. — Прошу к столу! Паста с лососем… Ой, то есть я хотел сказать — макароны с сайрой! — Володь, — смотрит на него Макс, — а давай просто кольца купим, а? Носить не будем, будем в коробочке держать. — Хочешь? — Володя спрашивает это тише, подходя к нему. Макс смотрит ему в глаза и отвечает: — Хочу. — Тогда купим. Я… понимаю, — внезапно говорит Володя. — Мне этот вариант в голову не приходил. Я сейчас подумал, и… почему бы и нет. У нас все будет нестандартно. — У нас и так все нестандартно, — вздыхает Макс и ловит его за руку. — Пойдем обедать. А то у нас на сладкое варенье из абрикосов. В прошлые бы годы Макс даже не посмотрел бы в сторону макарон с сайрой. Что за нездоровые фантазии, спросил бы он. А сейчас это казалось самым вкусным блюдом на свете. Нет, надо же так проголодаться. Во всех отношениях. Но Володька и правда вписался сюда как родной. И в кухню. И в его, Макса, жизнь. Значит, кольца. Охуеть! После пары дней знакомства. Или не так? Сколько он уже Володю знает? Такое ощущение, что он пришёл и починил всю Максову жизнь, которая висела на одном болте. Макс встал, чтобы заварить чай. И сказал: — Спасибо, Володь. — Да за что? — Макароны вкусные, — улыбнулся Макс. — И вообще. Володя улыбается в ответ, он, кажется, понимает, что дело не в макаронах, не только в макаронах, но не задает вопросов. А когда Макс возвращается за стол, поставив чашки с чаем, просто ловит его за руку. — И тебе спасибо. За все. Макса мягко таращит это прикосновение пальцев к пальцам, и требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что они собирались пить чай. — Вкусно… — отзывается Володя, засунув ложку с вареньем в рот, и выражение лица у него становится мечтательное-мечтательное. Макс тоже пробует, он это варенье в общем-то с лета не ел, только когда сварили, пробовал, и все. А сейчас Володя прав, действительно хочется, зима на носу. И веет таким летним и приятным, что просто очень и очень хорошо. — А что ты делал летом? — внезапно спрашивает Макс, запивая эту сладость. Хлеб, как ни странно, здесь совсем не актуален. — В рейс ходил, — пожимает плечами Володя. — В Питер, в Мурманск, северное направление. Пока там не замерзло все. — Ого, — Макс берет еще ложку варенья. — Это ж сколько идти-то? — Ой, много. У нас там у некоторых крыша съехала в процессе, — Володя усмехается, глядя на свою ложку. — У нас там капитан за мной с пожарным топором бегал. — В смысле? — Макс думает, что Володя шутит. Нет, не шутит. Рассматривает абрикос на ложке, как будто там может быть что-то очень интересное. — В прямом. Крыша у него съехала. Он решил, что я и старший механик его куда-то сдать хотим. Ну и пошел. А если учесть, что он неделю как выпивал и мало с кем общался, да еще был человек эксцентричный и капризный... После этого рейса у нас капитан и сменился. Но бегать от него по палубе было весело. Особенно убегая из рубки, где мы старались не задеть рулевого, потому что Средиземка, и попробуй полавируй, когда рядом бегает мужик с топором. Но у меня физическая подготовка лучше, чем у кэпа, так что все обошлось. Старшему механику повезло меньше, он с лестницы навернулся, да и вообще, поседел потом весь, я его валерьянкой отпаивал, но это тоже ничего, по сравнению… В общем, обошлось и ладно. Но пересрали тогда все знатно. Прикинь, мы связываемся с портом и такие — «у нас капитан с ума сошел, с топором бегает, мы его в каюте заперли», а они нам «Что?! Вы что там все офонарели?» Ну в общем, вот так все бывает. Бесил я его. И старший механик, он тот еще зануда, даже мне до него далеко. Мы оба его бесили, он все время говорил — да заебали вы уже нудеть, сколько можно, чайки от вас все вянут. Причем тут чайки, он, конечно же, не объяснял. А когда мы обратно шли, он, видать, уже не мог совсем. Выпивать начал, ну вот и сдал. Володя вздохнул, все еще глядя на ложку с вареньем, и добавил: — Я все хотел познакомиться с психиатром, чтобы мне объяснили, почему так бывает… Да и вообще. Ну вот видишь, познакомился… Только я тогда не знал, что ты психиатр. Ну и не поэтому… — Я очень надеюсь, что не поэтому, — улыбнулся Макс и тоже подцепил ложку варенья. — А с капитаном вашим… точно не скажу, но скорее всего у него случился делириум тременс. — Что? — нахмурился Володя. — Белая горячка, — пояснил Макс. — Белая горячка-горячка белая, как там? Белочка пришла, говорят еще. Это алкогольный психоз по сути, он возникает, когда человек, уже от алкоголя сильно зависимый, некоторое время пьет — а потом бросает, и у него по факту ломка начинается, с мозговыми проблемами, глюками и прочей херней. Пациенты чертей гоняют, монстров, или вот окружающих, особенно если им, как капитану вашему, что-то приглючится. Иногда, если нарколога или психиатра рядом нет, такому пациенту смесь Попова дают: фенобарбитал или любой другой седатик с водкой. Правда, я не знаю, есть ли у вас на борту фенобарбитал. Но вообще, ты… аккуратней там, — он вздохнул. — Охуеть вообще, Володь, что больная человеческая психика с людьми делает. Я бы тоже мог тебе всяких историй рассказать: как меня чуть стулом не убили, как со спины подкрадывались, как нож в меня кидали, но… вот не хочется, а то и так уже как-то… не по себе. В общем, после тех историй я и ушел оттуда нахуй. Вот, значит, в порт устроился работать. Думал, наконец-то спокойное место! И тут… — Что? — хитро глянул на него Володя. — И тут ты, — просто сказал Макс. — А потом записки со стихами.