Мыс Фиолент

— А тебя правда жена бросила? — спрашивает Макс, едва только закрывает за мамой дверь. — Нет, — все так же ровно отзывается Володя. — Я это придумал. Иначе твоя мама бы не оставила меня в покое. Она уверена, что у меня должна быть жена, даже в прошлом. — А остальное тоже придумал? — уточняет Макс. — Херсон? — Остальное не придумал. И Херсон не придумал, — Володя смотрит на него в упор. — Зачем мне это-то придумывать? — И медицинский? — зачем-то спрашивает Макс. — И медицинский. Я не поступил. Мест не было даже на педиатрическом. Да даже если б и были… Работать надо было идти, а работать с моей специальностью и учиться одновременно было невозможно. — А зачем тогда поступал? — не понял Макс. — Мечта. Судовой врач. Но к тому моменту, когда я выбирал училище, я решил, что начинать надо с моря. Ну вот и начал… Макс молчит. Он не знает, что он чувствует по этому поводу. Как будто он ухватил тогда их встречу за хвост, за самый последний хвост, который пролетал мимо. Вареники уютно булькают на плите, и Макс смотрит на кастрюлю, словно гипнотизирует. — Ты думаешь, от твоего гипноза они быстрее сварятся? — усмехается Володя. — Ну не дури, съешь котлету, вкусные ведь. И жадно уминает еще одну. — Не хочу, — бурчит Макс. — Ничего от неё не хочу. Достала она. У меня этот… перенос. Если не могу агрессировать на маму, буду агрессировать на котлеты. — Мудрено как, — улыбается Володя. — А она сюда ходит под видом того, что ты голодаешь и тебе нужно приносить домашние котлетки? — Ну, выходит, что так, — вздыхает Макс. — Ладно, я буду считать, что вареники уже сварились. Как там у вас говорят — сливай воду. И берется за прихватку. — Так попробуй, — внезапно предлагает Володя. — Попробовать же можно. Ну ты чего. Макс даже вздрогнул, когда его обняли сзади, выключили плиту и оттащили оттуда к окну. Он прижался спиной к Володе и закрыл глаза. — Мне иногда кажется, что когда-нибудь она меня продавит, — негромко сказал он. — Что я женюсь на первой попавшейся, чтобы от меня отстали, буду пить, как все, бить жену и считаться «обычным мужиком»… — А тебе хочется, чтобы тебя продавили? — негромко спрашивает Володя. — Мне хочется, чтобы меня оставили в покое, — в голосе слышится горечь. — Но она же не оставит. Веришь, нет, мне даже котлеты ее выкинуть хочется, но я не могу, потому что бабушка меня так воспитала, что нормальную еду не выкидывают. — Хочешь, я их заберу? — Хочу, — выдыхает Макс. — Спасибо. Я совсем дурак, да? Психиатр со своими психами… — Нет, ты не дурак. Дурак радуется, что мама ему ебет мозг — она же котлеты принесла. Ты не дурак, Макс. — Надо вареники смотреть, — Макс чувствует, как его целуют в плечо, снова вздыхает. — Я посмотрю. Садись. Ты реально устал. От всего. И черед пару минут: — А вареники реально готовы. — Ура, — выдыхает Макс. — Дай мне ложку, я буду стучать ею по столу! — Тихо там на камбузе, — улыбается Володя. — Последнее дело — коку под руку говорить. Он аккуратно сливает вареники через крышку, выкладывает в миску, кладёт сверху кусок масла. И подает Максу вместе с ложкой. — Все для тебя, душа моя, — ставит миску на стол и гладит Макса по голове. — Ешь. А котлеты — это будет мой такой камуфляж. Отнесу мужикам, скажу — моя баба нажарила. Ну, та, которую я якобы себе нашел. Они успокоятся и отстанут. Ешь, я чаю сейчас сделаю. — Ты сам-то будешь? — спрашивает Макс, принимаясь за вареники. — Я только сейчас понял, что я все в кучу скинул, и с картошкой и с творогом, так что здесь все вперемешку. Чай же у нас был, или мы уже все выпили? — Выпили, — говорит Володя. — И буду, вареники буду. Он убирает котлеты в холодильник, заваривает чай и через пару минут притаскивает две кружки. — А что, тебя правда спрашивали, где ты был те две ночи? — Макс пододвигает миску к нему поближе, и Володя благодарно кивает. — Правда. Виданное ли дело — Ткаченко в казарму не пришел ночевать! Две ночи подряд! Три дня только это и обсуждали. Особенно старший механик рад был. Он все не теряет надежды меня женить, потому что считает, что я так „увереннее в себе стану”, не знаю, с чего он это взял, но вот такая идея у него, внезапная. Причем в обсуждении они прекрасно обходятся без меня, не спрашивая. Так что, если притащу котлеты — никто уже не удивится, только порадуется. — И часто у вас кто-то что-то таскает? — уточнил Макс. — Часто. Это в порядке вещей. У нас ещё кок иногда, когда у него настроение плохое, иногда ругается, что, говорит, жены вам с собой совсем ничего не дали, вы как на борт поднялись, так уже камбуз осаждаете? А когда хорошее настроение, то говорит — о, вижу, как вас жены любят, столько еды натащили. Мировой мужик. И не сплетничает никогда. Разве что самую малость. Макс ковыряется в варениках и чувствует, что его не прет. Ничего не прет. Аппетита нет. После котлет вообще ничего не хочется, и ведь не встанет же ни фига, даже если захочешь, мрачно думает Макс. «Да кому ты такой нужен? — сразу отзывается внутренний голос. — Ты думаешь, с тобой тут пришли вареники есть? Вон тебе на романтический ужин всю дорогу намекали, мужик три дня в море ходил, ему трахаться хочется, кого интересует твое „не встанет”, сам же его сюда притащил. Сразу было понятно, зачем он идет». Макс бросает ложку. — Я не могу больше, — цедит он. — Мне заебало все. Прости, Володь, я не могу… Я после таких визитов сам не свой… — Вижу. Ты когда спал-то нормально? — уточняет Володя, тоже откладывая ложку. — Три дня назад. Смены подряд шли… — Вид у тебя больно замученный, доктор. Давай-ка ты в душ сходишь, а я пока на кухне уберу. Только одежду мне выдай, чтобы я не в форме посуду мыл. Она, конечно, уже ничем не испортится, но все же. Мне бы ее постирать хоть. «Ну да, сначала сходи в душ, а потом жопу подставь», — зудит внутренний голос. Макс чувствует себя глупо, очень глупо, психованный психиатр, блин… — Володь, — прямо говорит он, встречаясь с ним взглядом, — меня сегодня больше ни на что не хватит, кроме сна. — А на что тебя еще должно хватить? — смотрит на него открыто тот. — Даже в душ не пойдешь? — Пойду, чего же… — Макс чувствует себя еще более глупо, ему кажется, что его не поняли. — Ну и я пойду. Знаешь, Максим, если мы оба захотим сегодня спать — мы будем спать. Если спать захочет только один — мы будем спать. А так, ты три дня работал, я три дня работал, я пришел просто потому… — он замолчал, будто бы не решаясь, Макс затаил дыхание, - …что соскучился. — Я тоже, — честно ответил Макс. — Просто по-человечески. И… я тебе сейчас дам одежду. Он встал из-за стола, уходя с кухни в полном раздрае. Ему надо было подумать. «Он больше не придет!» — орал внутренний голос, а он едва ли не рыдал в душе, как последняя баба, от ощущения собственной ничтожности и беспомощности перед этим голосом. Его просто трясло: от усталости, от визита с котлетами, от этого голоса. Из душа он просто вывалился и наткнулся прямо на Володю в коридоре, реально врезался: тот, наверное, решил его поторопить или что-то вроде того… — Извини, что так долго… — пробормотал Макс, собираясь убежать в комнату, чтобы было не видно, как он разобран, но его удержали. Он даже сам не понял, как вцепился в Володю — тот уже переоделся, и уткнулся ему лбом в плечо. Володя наверняка хотел в душ, но стоял с ним в коридоре, и за это, за это тоже Макс испытывал чувство вины. Да сколько ж можно? — Совсем плохо, да? — спрашивают его шепотом. — Да, — честно отвечает Макс. — Ты иди в душ, иди… я и так там проторчал больше, чем надо. — Я ненадолго, — говорит Володя, но Макс уже просто не слушает. Он все-таки заходит в комнату, надевает трусы, бросает полотенце на кресло, гасит свет — постель уже, кстати, расстелена, — забирается на диван, отворачивается к стенке, скручиваясь едва ли не в позу эмбриона, и замирает. Ему больно. И самое паршивое, что он не может понять, почему. У него тотальное ощущение, что мама права — он не справится. Володя приходит быстро. Макс это слышит, но делает вид, что спит. Тот забирается в постель и почти сразу его обнимает сзади, мягко, прижимаясь животом и подбородком, и Макс судорожно вздыхает, послав нахер свою конспирацию, он больше не может, он вцепляется в руку и молчит, но то, что его обнимают, делает эту боль чуточку легче. Совсем самую чуточку. — Ты больше не придешь? — внезапно спрашивает он. Володя сзади замирает. — Чего? — слышится удивленный голос. — Ну если только ты скажешь, чтобы я не приходил, то я не приду. Но мне бы не хотелось… — Ты только нашел котлеты, да? — Я только нашел котлеты. Макс истерически смеется, потому что на большее его не хватает. И ему без разницы, как это будет выглядеть. — Максим, — говорит Володя, — если я правильно тебя понял — ты с чего-то решил, что я хожу к тебе только трахаться. И что ты мне должен сегодня предоставить возможность трахнуть тебя по-настоящему. Так? Макс ошалел так, что не нашелся с ответом. — Ясно, — вздохнул Володя. — Пожалуйста, Максим, не обижай меня так. Я пришёл к тебе, а не к твоей заднице, и наверное, я представляю из себя что-то большее, чем член на ножках. И мне приятно быть с тобой, говорить с тобой, обнимать тебя, и любить не только физически. Я пришёл к тебе потому, что три дня тебя не видел, а не потому, что мне нужно куда то срочно засунуть член. Поэтому — не переживай так. Еще из близости не хватало делать принуждения. Понимаешь? — Понимаю. Спасибо, — выдохнул Макс и снова вцепился в Володину руку. — Все в порядке, — шепчет Володя ему в плечо, обнимает, гладит по голове и Макс немного расслабляется. Совсем немного, ровно настолько, чтобы лечь поудобнее и начать дремать. Пока его не будит звонок телефона. Пол-одиннадцатого. Макс на автомате дотягивается до трубки, но телефон перестает звонить. А разбудить уже разбудили, суки. — Все в порядке, — гладит его по голове Володя. Судя по голосу, он тоже уже спал, но проснулся. Снова бы устроиться у него под боком и заснуть, но Макс понимает, что уже несколько минут пялится в стену. И даже глаза не закрывает. — Спишь? — зачем-то спрашивает он. — Нет, — отзывается Володя, завозившись рядом. Макс ложится на спину и его обнимают снова, он чувствует эти объятия и снова потихоньку расслабляется. — Спасибо, — шепчет он, гладя теперь уже сам Володю по спине. — Спасибо. Тот не отвечает, и Макс понимает, что он спит. Скоро сон накрывает и его, тихо и незаметно.