Мыс Фиолент

Ялта была, как обычно, довольно наполнена, но на побережье — никого. По пути они с Володей и вовсе прилипли к окну — Макс уже забыл, как у них красиво, а Володя все время сравнивал с видом с моря. В Ялте было менее ветрено, но все-таки осенняя погода чувствовалась — пришлось поднимать воротники и надевать капюшоны. Там они пересели на троллейбус до Алушты и уже скоро были на месте. Где Макс потащил его в магазин со знаменитым названием «Сыр и Вино». — Я помню, мы сдали госы и с последней стипендии завалились сюда. Почти всю стипендию прогуляли, торчали на пляже до ночи, напились как сапожники, но я был счастлив. Я реально был счастлив. — Почему? — Потому что я думал, я этот институт не закончу никогда. Они купили херес. Херес, который остался у Макса дома, и сыр. В сыре Макс не разбирался, переложив этот выбор на Володю. Платил, кстати, тоже Володя, потому что Макс купил билеты на автобус. Как-то само собой вышло. А потом они пошли на побережье, где никого, никого не было. Только редкие чайки и море. — Но мы купили сыр и вино, — напел тихонько Володя. Бутылку им открыли еще в магазине, и нес он ее сейчас очень бережно. — Это откуда? — Макс глядел на серое море и дышал свежим холодным ветром. — Ах, сударь, в море такая качка, помнишь? Это оттуда, хотя я ее не дописал. Но про сыр и вино там было. Я слышал про этот магазин. — А про что еще там было? — улыбнулся Макс. — Но мы смотрели на херес косо, но так и не увидели дно, — пожал плечами Володя. — Ну вот херес, кстати. Но косо на него я смотреть точно не буду. Макс заржал, а потом полез целоваться. Прямо на побережье, с пачкой сыра в руках. И это было прекрасно. Прекрасно, и отчего-то очень и очень свободно. — Давно я не пил вино прямо из бутылки, — сказал он чуть позже, когда они уселись на пирсе и попробовали наконец этот херес. И сыр, какая-то наглая чайка утащила у них два куска, пока они не заметили, и возмущенно орала, когда они запустили в нее пробкой. — А вы? А у вас как на корабле? Там же явно не до бокалов. — Стаканы есть. Вообще там пить запрещено так-то, но кто на это смотрит. Сейчас капитан наш, правда, следит немного, и у него правило, что должна быть трезва хотя бы половина команды, а лучше две трети. Там даже графики составляют, все организованно, так что, как ни странно, пьянства стало меньше. Не можешь справится с бардаком — возглавь. — Понятно. А ты, значит, и вовсе не пьешь. — Не пью, — кивает Володя, отпивая из бутылки. — Как ржет экипаж — у меня «медаль почетного трезвенника». Не говори им ни в коем случае, что видел меня с бутылкой, — он понижает голос до заговорщического шепота. — Они сказали, что я напьюсь, когда жениться буду. Так что, считай, что мы с тобой женимся. Макс смотрит на него в упор и серьезно поправляет: — Помолвка. Сначала помолвка. А потом смеется, тоже отпивает вина, и они снова целуются. А потом сбегают с этого пирса дальше, потому что на пляже кто-то появляется. А дальше снова никого. Они собираются домой, когда бутылка пуста, сыр кончился, и уже совсем темнеет. Выходят на трассу, потому что до остановки тащиться далеко, а здесь точно должны ходить троллейбусы. Макс высматривает транспорт, а Володя напевает что-то про Ассу, и становится отчего-то так тепло-тепло. В итоге их подвозит попутка до Ялты, а там они заваливаются на автобус до Севастополя, где Макс засыпает у Володи на плече — они едут на самом заднем сидении. И никого это не интересует. — Я хочу в душ и тебя, — заявляет Макс, когда они оказываются дома. — Вот так сразу? — щурится Володя. — Ну как пойдет, — Максу весело, херес еще не совсем выветрился, да и вообще. — Я соскучился. И после этой романтики я хочу физического взаимодействия. Володя притягивает его к себе, целует в щеку и шепчет на ухо, так что ноги подгибаются. — До свадьбы нельзя, ты в курсе? — Иди ты! — отмахивается Макс. — Мы же не совсем… Он снова ржет, они ржут вместе, а потом Макс замолкает. — Господи, как глупо я себя чувствую… — шепчет он, ощущая, как его целуют в волосы. — Володь, ну скажи мне, почему я так глупо себя чувствую? Как будто мы что-то должны… — Мы ничего не должны, — отвечает тот, целуя его снова. — Вот уж точно. Не мотай себе нервы, Максим, мы не сделаем ничего из того, что не захотим оба. — Да я это все знаю, — вздохнул Макс. — И вот главное, как трезветь начал, так меня и накрыло. Потому и пить не люблю, ощущение, когда опьянение проходит, неприятное. Хотя понимаю, почему многие люди спиваются — они все время состояние опьянения продлевают, ну и… Чтобы голоса не грызли. — Скажи своим голосам, что мы идем спать. А если нам в процессе захочется еще чего-то… ну так и посмотрим. — Так для еще чего-то готовиться надо, — фыркнул Макс. — А ты не готовься. Может нам захочется того, для чего готовиться не надо вовсе. Они ласкали друг друга руками, медленно, вдумчиво, будто исследовали. Не в спешной горячке, как в первый день, а осторожно, как в первый раз. Макс наткнулся рукой на внезапный шрам в паху, справа, едва заметная полоска рубца, и очень озадачился, потому что шрам от аппендицита должен был быть значительно выше. — Паховая грыжа, — ответил Володя, уловив даже в темноте его вопросительный взгляд. — Совсем в детстве, я этого не помню. Но шрам вон, как видишь, остался. — Понятно… — Макс не стал его особо трогать, возвращаясь рукой обратно на член, спускаясь чуть ниже, к основанию, и потом снова наверх. У Володи уже стояло, крепко стояло, но спешить никому из них сейчас не хотелось. Хотелось нежности и той романтичной романтики, которую они полной грудью вдохнули сегодня на побережье. — Можно, я тебя тоже потрогаю так, — сказал Володя. — А то там мне не очень сильно удалось… — он усмехнулся. — На побережье-то? Вот там точно не удалось бы так, — хмыкнул Макс. И подался бедрами вперед, под Володину руку. — И чайка! Чайка, которая у нас сыр украла! Максу не было жалко сыра. Его, наоборот, пропёрло вот это все: и как они сидели на берегу, и как Володя восторженно смотрел вдаль — «Я практически первый раз все это с этой стороны вижу», и как Макс смеялся и называл его морским волком. А Володя сказал: — А ты тогда морская Красная шапочка. — Белая шапочка, — усмехнулся Макс. — Колпак же. — О, да, — кивнул Володя. — Очень симпатичная белая шапочка… Тогда они ухитрились поцеловаться, прежде чем сбежали оттуда. А сейчас Макс глупо улыбается и чувствует, как Володя трогает его ниже пояса. Низ живота, паховые складки, мошонка, промежность… И никак, ну никак не трогает член, что же это такое. — Володь… а чего ты… там не трогаешь? — Всему свое время, душа моя, — говорит Володя полушутливо-полусерьезно, и вдруг сжимает его всей ладонью, так, что Макс и пикнуть не успевает — у него просто заходится дыхание от удовольствия. А сжатие тем временем ослабевает, Володя снова легонько проводит пальцами по стволу, словно дразнит. — Я так сейчас тебе тоже, — выдыхает Макс и устраивает на Володином члене и вокруг него настоящую тактильную пляску. Пальцы то еле касаются ствола, скользя по головке, а то сжимаются сильнее — в основном у основания, а под конец Макс вспоминает про то самое чувствительное местечко и прижимает туда два пальца сразу. — А-а! — выгибает Володю. — Да что же ты де… И Макс уже знает: это не просьба прекратить. Это просьба продолжать. Он и сам не понял, кто из них раньше сорвался, просто в какой-то момент они сплелись вместе, прижавшись друг к другу, и толкались, толкались, толкались. Макс запомнил, как он, совершенно мокрый, кончил Володе в ладонь, а тот, откровенно дрожа, уткнулся ему в плечо. И было в этом что-то нежное, когда Макс, обнимая его одной рукой, целовал его в мокрый висок и думал о том, что у него сейчас и слов нет, да они и были не нужны. Его ещё хватило на то, чтобы сходить в ванну, принести влажное полотенце и вытереть Володю — тот вырубился, стоило его отпустить. И проверить будильник. Потому что завтра обоим на работу. *** — Ткаченко, ты что, пил? Капитан, немногим старше их с Володей, сурово смотрел на того, так, что даже Максу стало не по себе. Да, они вчера по полбутылки хереса выпили к вечеру, но это явно все выветрилось — прибор не покажет. И не показал. Макс дышал сам, а записал Володе. На всякий. Пили-то они одинаково. — Утром, — пожимает плечами Володя и уточняет. — Вчера утром. Красное столовое «Алушта». И лицо у него при этом такое нейтральное. И ведь не врёт же - утром они действительно пили Алушту. А дальше никто не спрашивал. — Епона ж… да-а, когда ты научился разбираться в вине, — выдыхает капитан. Кроме них в медпункте никого, все уже выпустились. — А я и не разбираюсь, — отвечает Володя. — Я этикетку читал. — Вы меня простите, доктор, — это уже к Максу, который все это время тоже усиленно делал нейтральное лицо. — Если у меня главный помощник нетрезвый будет, это же просто швах, про остальную команду и говорить нечего… — Прибор по нулям, — отвечает Макс, честно глядя в ответ. — Да верю, вам-то какой резон… Давайте и я, что ли, для комплекта подышу. — Тогда ещё старшего механика пришлите, — веселится Макс. — А то он ещё не проходил. — Не проходил? Вот жучара, а! Пришлю, пришлю… У капитана ожидаемо по нулям, и они с Володей уходят. Макс краем уха слышит «у тебя, говорят, появилась девушка». А что, котлеты-то он забрал. Механик приходит «на штормах». Немного, но… Седой мужик по фамилии Сидоров, Макс вспомнил, что Володя про него рассказывал и что тот адекватный в принципе… но что с этим делать, было непонятно. — Ну и зачем? — спрашивает Макс, задумчиво глядя на цифры. Механик лишь пожимает плечами, а телефон уже звонит. На том конце Володя. — Сидоров пришел? У нас рейс через два часа! — Пришел. Отправьте капитана ко мне. — Не надо капитана, — несётся из соседней комнаты. — Я сейчас сам приду, — слышно, как Володя хмурится. — Подождите. — Что тут? — спрашивает он, появляясь через пять минут. Макс ведёт его к механику и просит того вытянуть руки. — Вот, — говорит он. — Цифр уже почти нет, мы сбили, но руки трясутся, это вообще… — Ну что это, Сидоров, ты ж знаешь, что тебе двое суток после этого надо! Руки и правда трясутся, крупно и широко. Механик хмурится, но смотрит виновато. — Я своих охламонов гонять буду, сам в механизмы не полезу, — бурчит он. Володя вздыхает. Макс тоже вздыхает и разводит руками. — Формально я могу допустить. Формально… — Нам в рейс вот как надо, — Володя смотрит на него отчаянно. — Нам даже заменить его некем. Окно в погоде, Болгария ждёт, туда идём порожняком. Я лично за ним прослежу. Макс вздыхает… и соглашается. Не потому, что он не хотел бы согласиться, а потому что, если бы он согласился слишком быстро, это было бы подозрительно. — Ещё раз так будет… — говорит он механику. — Понял. Доктор, да я же всегда… тут что-то вот… Макс и правда знает, за столько лет он и правда не видел его ни разу пьяным. И даже с такой трясучкой не видел. — Я приеду и позвоню, — шепотом говорит Володя, пока Макс подписывает задание, и добавляет уже громче: — Рейс на два дня ходу. Хорошо, если там быстро отгрузят. Макс отдает ему задание, вздыхает, а сам все равно улыбается. И Володя улыбается тоже. Днем работа шла своим порядком — в основном бумаги всякие и оформление журналов, а к вечеру Макса расколбасило. Он испугался. В натуре испугался: своими руками выпустил в рейс пьяного. Нет, даже двух пьяных: одного под началом другого. «Это все херня! — уговаривал он сам себя. — Цифры у них были совсем копеечные! У одного так совсем никакие!» «Ну да, — соглашался внутренний голос. — Никакие, потому что ты за него подышал. Ну как, как можно было забыть, что вам на работу? Как можно было бухать херес во второй половине дня? Как можно было не заметить, что он выпил больше тебя? Тем более что он практически не пьет, толерантность к алкоголю никакая! И все равно!» «Мы забыли, — вздыхал Макс. — Мы… увлеклись». «И по этому поводу ты совершил должностное преступление и злоупотребил служебным положением? Чуде-есно! Ты выпустил Володю, потому что это Володя, и выпустил его механика, потому что Володя попросил! А если этот механик спьяну разъебашит им весь корабль, и они пойдут на дно - из-за тебя!» «Да замолчи ты! — внутренне заорал Макс. — Ничего не будет!» «Хорошо, если так, — сказал внутренний голос и затих. Но тут постучали в дверь. — Да? — Максим Валерьянович, можно? К нему явилась буфетчица Лидочка. Та самая, которая напилась несколько дней назад. Только не это. Это же вообще… живой укор совести. — Что вам нужно? — Максим Валерьянович, — вздохнула Лидочка, — а чего вы домой не идете? — Не закончил еще рабочие дела. У вас какой-то вопрос ко мне? — Да, — Лидочка со смущенной улыбкой протянула ему пакет с пирожками. — Вот, возьмите! А то вы грустный такой… Мне поддержать вас хочется. Макс посмотрел на Лидочку. Потом на пирожки. И взял. Жрать хотелось неимоверно. — Спасибо, Лида, — он вздохнул. — Максим Валерьянович, — не отставала назойливая буфетчица, — а у вас девушка есть? — Нет, — честно сказал Макс. — Ой! А хотите, я буду вашей девушкой? Макс усмехнулся. — Нет, Лидочка, не хочу. Как минимум, вы не понравитесь моей маме. — Это еще почему? — А ей никто не нравится. — Все ясно с вами, — усмехнулась Лидочка. — Ну ладно! Все равно это лучше, чем винище глушить. Вон, у одной нашей жених бухает, хотя и на корабле служит тоже! Капралов такой, знаете? Они сегодня в рейс в Болгарию ушли на два дня, так говорят, сам капитан следил, чтоб Капралов не набухался перед рейсом! — Ну, капитан — это жирно будет, — со знанием дела заметил Макс. — А вот что Капралов сегодня трезвый был - это я свидетельствую лично. Я весь их экипаж сегодня выпускал. — Ой, хорошо, — Лидочка прижала ладони к щекам. — Нехорошо же, когда на корабле — и вдруг пьяный! Макс почувствовал, что его тошнит. От стресса. — Ну, спасибо, Лидочка, за пирожки, — он встал. — Пойду я, а то мама просила зайти. Это чтоб она не напросилась с ним прогуляться. Кто ее знает.