Мыс Фиолент

Утром их будит дождь. Стучит в окна, и вставать совершенно не хочется. Хорошо, что сегодня не на работу. Володя спит, все так же его обнимая, и Макс слегка выбирается, чтобы посмотреть на время. Девять часов. Хорошо. Не так-то рано, можно уже вставать. Он некоторое время нежится, потом начинает рассматривать Володьку, который находится совсем близко. У Володи длинные ресницы. И пушистые, как… не то, чтобы Макс особо обращал внимание на внешность других людей, но сейчас они кажутся ему очень длинными. Некоторые девушки таких не имеют. Веснушки рассыпаны по щекам, как на плечах, сейчас они не сильно заметны, а весной наверняка ярче. Довольно пухлые губы. Макс усмехается про себя, почему-то это его очень трогает. Двухдневная щетина, вчера еще не ощущалась, сегодня видно. Володя хмурится во сне, так, будто сдает экзамен по судоходству, а потом внезапно вздыхает и что-то бормочет. — … Я не могу, у меня тут… — он замолкает и снова хмурится. «Девушка, — достраивает внутренний голос в голове Макса. — Девушка у него где-то, и ебал он тебя, простите за оборот, в полном смысле». — …Любовь… — выдыхает Володя. — Я не поеду. «Ой-ей, — думает Макс. — У него что, проблемы из-за меня? Его куда-то отправляют, а он… не едет?» Володя молчит, спит у него на плече и молчит, Макс тоже молчит, дышит очень тихо и старается его не разбудить, и думает, думает, думает. — Нет, мама, я не женюсь, — внезапно выдает Володя, заставляя Макса снова покоситься. — Потому что она дура. «Блядь, — веселится Макс про себя. — И этому досталось. А говорил, девушки нет, девушки нет, была же, вон явно бросила». — Да потому что, — продолжает диалог Володя, наверняка с мамой. — У меня есть уже…. У меня врач… Макс едва не спихивает и зажимает себе рот рукой, чтобы не выдохнуть в голос. Ему становится очень странно и… У него возникает ощущение, что они ходят по краю. Очень по краю. А если Володя так на работе разговаривать будет? Может он все-таки притворяется, а? Не спит? Максу бы очень хотелось в это поверить. Очень. — Володь, — тихонько зовет он шепотом. — Володь… — А?! — Володя вздрагивает и просыпается: разом, словно по команде «Подъем». — Что происходит? — Я, — улыбается Макс. — Я происхожу, Володь. Он все еще смотрит, не отводя глаз, не зная, как сказать. Володя спрашивает: — Что-то случилось? Ты что такой взволнованный? — Ты… ты разговариваешь во сне, — Макс словно ныряет в море с обрыва. — И ты… рассказываешь про… меня. — Да? — спрашивает Володя с убийственным спокойствием. — А что я рассказал? — Что у тебя была девушка, на которой тебя хотели женить. Что она дура. Что ты никуда не поедешь, потому что у тебя тут… любовь. И эта любовь — врач. — И? — улыбается Володя. — Для тебя новость, что ты моя любовь? — Мы залетим, Володь. Мы однажды залетим. Я боюсь. Володя окончательно охреневает: — Максим? Ты… трезвый? Ты в порядке? Как мы… залетим? Кто от кого? Ты от меня или я от тебя? Нет, конечно, мы можем пользоваться презервативами, но… — Перестань! — срывается Макс. — Перестань, Володь, пожалуйста, это глупые шутки, мы однажды залетим… в смысле — нас поймают и расколют! Потому что если ты у себя там… в рейсе…будешь так во сне разговаривать. — А что я такого сказал? — все еще не понимает Володя. — Я сказал, что не поеду никуда, и жениться не буду, у меня тут любовь. И эта любовь — врач. Ты думаешь, в Севастополе мало врачей? И половина примерно из них - женщины! Или мои сослуживцы подумают, что я к врачу только на предрейсовый осмотр хожу? Макс не может успокоиться. — Володь… ты же наоборот… всегда предусмотрительный такой. — Я самый спокойный, — улыбается Володя. — И знаешь, мне мама как-то сказала тоже, когда я к ней в гости приехал: сынок, ты разговариваешь во сне. И на работе тоже? А я сказал: нет, мам, на работе я не разговариваю. Потому что на работе я не могу настолько расслабиться. И значит, здесь у тебя… у нас… я расслабляюсь полностью. Расслабляюсь и доверяю. Он садится в постели — и все-таки хмурится: — А вообще, конечно, ты прав, Максим. Только таких неприятностей нам еще и не хватало. Поэтому нужно с этой фигней что-то поделать. Вот ты скажи мне, как врач, как психиатр в конце концов: что делать, если человеке во сне разговаривает? — Нас учили, что это безопасная парасомния… то есть расстройство сна или отклонение от его обычного течения, — поясняет Макс. — Я еще тогда смеялся — а если человек во сне выдаст военную тайну? А преподаватель отвечал, что все умные люди знают — болтовня во сне обычно безосновательна! Он смеется, глядя на Володю. — А чтобы избавиться от нее… дай вспомнить… а! Лекарства, говорили, не существует, но есть некоторые методы. Например — свести к минимуму повседневные стрессы. Или - добавить спортивную нагрузку. Или - больше бывать на солнце. Или - изменить привычки, связанные со сном. Например, не наедаться на ночь, не пить кофе и алкоголь на ночь, проветривать помещение для сна… А! Вот еще, мы гоготали очень: использовать кровать только для сна. Не читать, не смотреть телевизор, не сидеть в интернете и не слушать музыку лежа в кровати. Мол, если использовать кровать только для сна, то для мозга и тела она будет ассоциироваться со сном, и будет проще сразу заснуть и обеспечить себе более глубокий и спокойный сон! Кто-то, точно не я, тогда спросил: а сексом где же заниматься? Преподаватель, помню, рассердился. Представляешь? — Представляю. Он вам про серьезные вопросы рассказывает, а вы ему про секс, — сказал Володя и чуть улыбнувшись, добавил: — Шутка. — Да иди ты, — охуел Макс. — Я думал ты тоже, это… снобский пассаж выдал. — Так что преподаватель-то ответил? — уточнил Володя. — Да ничего, — пожал плечами Макс. — Где хотите, говорит, только не в кровати. У нас ещё группа тогда ржала — на полу, говорят или на столе, выбирайте, где вам больше нравится! Главное, не кровать! — Так мы в итоге нарушаем заветы преподавателя? — с улыбкой спросил Володя. — Да ну их, — махнул рукой Макс. — Тоже мне заветы. Ну про уровень стресса всё-таки правда, снизить бы. Как у тебя с этим? Он заметил, как погрустнел Володя и как он отвёл глаза, куда-то в сторону, будто и не на стену смотрел, а куда-то вдаль вообще. — Как, как, доктор, никак, в стихах-то всё написано было… Особенно в первом. — А что там написано? — Макс начал вспоминать строчки на память — пока читал, уже выучил. — Я самый спокойный, как будто другой выбор был у меня… Для флота земли небольшая потеря… Пусть воют ноктюрны, луну хороня… Я иду ко дну… — Макс осекся, внезапно сложив два и два, и шлицевую отвёртку, и эти стихи… И то, что до казармы мичман Ткаченко скорее всего не дошел бы, если б Макс отказал. «Суицидальная готовность», орало чутье психиатра. И это был не дешёвый пафос, которым обычно шантажируют, чтобы получить желаемое, это было… основательно… Так основательно. — Володь… — осторожно позвал Макс. Тот застыл, как будто понял, что до Макса дошло. Понял, и пальцы его дрогнули, когда Макс накрыл их своими. Да, впрочем, и у Макса руки тоже дрожали. Они оба какое-то время молчали. Потом Макс, не поднимая взгляда, вдруг сказал: — Я вот о чем думаю, Володь. А зачем тебе вообще в казарме жить постоянно? Как думаешь, твое командование сильно будет к тебе в претензии, если ты ко мне… насовсем переберешься? Ну, скажешь, что угол снял. Что с другом на пару квартиру снимаешь. Никто же не запрещает дружить, верно? Он вздохнул. — Хотя, конечно, такая гадость — ощущать, что ты не такой, как все. Что вынужден скрываться и прятаться. Но все-таки… может быть? Я думал об этом давно уже, честно говоря. Когда мы тут с тобой… про кольца говорили. А? Просто тогда всем будет похуй, что ты там во сне говоришь. Точнее — не услышит никто. Володя смотрит на него, вполоборота, и молчит. Но руки не убирает. Потом всё-таки отвечает, хоть и не сразу и в общем негромко: — Я не могу, Максим. И не потому что не хочу, а потому что если я не живу в казарме не в выходной, я обязан предоставить информацию, где меня искать, если вдруг нас дёрнут в рейс. Адрес, телефон, понимаешь? Меньше всего мне хочется, чтобы… ты пострадал. И дружбой тут не отделаешься. Я не могу сказать им ничего про друга, когда они мне, с моей же подачи, девушку приписали. Ну это мелочи, в общем. Я по факту и так у тебя живу, если ты заметил. Но на дежурные дни я обязан быть там. Как и все. Он гладит его по руке другой рукой и вздыхает. — Я понял, — отвечает Макс. — А сегодня тебя никуда не дёрнут? — Не имеют права, — ведёт плечом Володя. — После рейса мои законные сутки отдыха. Если бы рейс был коротким, то 12 часов, а так - сутки. Поэтому я и здесь. Потому что меня никто отвлекать не будет. — Ну… тогда что ж. Тогда ладно. Максу почему-то горько, страшно и обидно, хотя Володя говорит все правильно. Но все равно как-то… — Ладно, — встает он, высвобождая руку. — Что дальше будем делать? Какие планы на остаток выходного? — Ты обиделся? — вместо ответа спрашивает Володя. Он внезапно смотрит на Макса, и тот тушуется. И сначала кивает отрицательно, а потом вздыхает, не найдя, что сказать. Володя молчит. Макс кусает губы изнутри и тоже молчит. Он чувствует себя… плохо. — Ты бы чувствовал себя лучше от того, что я официально живу у тебя и ухожу на работу, чем когда я официально живу на работе и ухожу к тебе? — внезапно спрашивает Володя. — Так? — Так, — быстро отвечает Макс. — И я даже могу объяснить. Во-первых, реально бы никто больше не слышал, что ты там говоришь во сне. Во-вторых, у меня и у тебя появилось бы чуть больше возможностей как-то регулировать твой уровень стресса. И в-третьих… это уже такое, эгоистичное… Может быть, у меня бы наконец прошла эта сраная тревога «когда-нибудь это баловство закончится, он женится и все». Я не знаю, почему она должна была бы пройти, если бы ты жил тут, но… Да ладно, Володь. Я же большой мальчик, я понимаю. — Она бы не прошла, — серьезно заявляет Володя. — Потому что приходить к тебе — это одно. А жить и ждать, пока тебя выгонят — это… — Да с чего бы я должен тебя выгнать? — охреневает Макс, но Володя только пожимает плечами. — Я… Господи, какая хуйня, Володь, какая хуйня… — Как говорит наш старший механик с серьезным лицом — хуйня по правому борту, сэр, — цитирует Володя с грустной улыбкой. — Я… не могу, Максим. Дай мне хоть немножечко времени. — Ну в общем я понял, — Макс даже улыбается. — Тебе нужно убедиться… что мне и моим чувствам тоже можно доверять. Вот это, кстати, совсем не обидно. Реально, мало ли что может вступить в голову кому-то из нас? Ну, давай так пока. Не вопрос совершенно, Володь, вот правда. Он снова берет Володю за руки и притягивает к себе: — Чай, кофе, потанцуем? Пиво, водка, полежим? — Какой широкий ассортимент, — негромко смеётся Володя. — От спиртного я, пожалуй, воздержусь, памятуя наш опыт, а все остальное… Он притягивает к себе Макса, целуя, и тот внезапно понимает, как этого не хватало. Как будто они реально договорились и друг друга поняли. И Макс целует его в ответ. А потом шепчет: — Володь? А ты не против продолжить то, что мы пробовали вчера? Помнится, я говорил, что повторил бы, и ты вроде не возражал? — Никоим образом, — Володя негромко посмеивается, прижимая Макса к себе и обхватывая за задницу. — Прямо сейчас пойдем? А то я, кажется… Как-то уже постепенно и в боевую готовность прихожу? — Вот давно пора, — весело упрекает его Макс. — Сполоснуться бы, и посмотрим, что у нас там на повторе выйдет? — Ты озверел, Максим, — смеется Володя. — Давай хотя бы по бутерброду проглотим! Мы же только встали и совсем не жрали. — Прикинь, я забыл! — хохочет Макс. — Я напрочь забыл, потому что у меня во внутренней инструкции написано: принимающий не жрет. Аххаха! А теперь скажи, что я сексуальный маньяк! Володя смотрит на него и улыбается. И говорит: — Один мой приятель, еще в учебке, любил говорить в таких случаях, когда кто-нибудь про себя начинал заявлять, мол, да я всегда хочу, я прямо сексуальный маньяк: ты, говорит, не сексуальный маньяк, а невъебенный мудак. Прости, Максим, это к тебе не относится, я просто вспомнил! Привет твоему внутреннему голосу! Обнял Макса и сказал на ухо: — Я сам хочу. Но волнуюсь. А если я не поем, поводов для волнения у меня будет больше. Я боюсь опростоволоситься, и… — Ой-ой-ой, — расхохотался Макс. — Мичман Ткаченко и его тараканы, дубль два! Пойдем жрать. Он вылез из кровати и натянул трусы. — Ничего, если я так пойду? Кто будет готовить завтрак? — Я, — вдруг сказал Володя. — Я хочу болтушку по-херсонски. Что-то соскучился. А ты будешь сидеть со мной на кухне и слушать, как я травлю морские байки! Макс на самом деле очень любил слушать, как Володя травит морские байки. И любил смотреть, как Володя готовит. А уж два в одном — это был просто подарок.