Мыс Фиолент

— И вот, значит, когда «Непокоренный» застрял где-то по дороге, в штабе очень напряглись. А когда те наконец выскреблись оттуда, где застряли, и пришли в порт с опозданием на три недели, тут прямо такой кипиш подняли! Телевидение, журналисты, оркестр при швартовке играет «Легендарный Севастополь», и девушки встречают команду хлебом-солью и жареной свиньей! — В каком смысле свиньей? — удивился Макс. — Прям настоящей? — Именно,- кивнул Володя, размешивая что-то в миске. — Натуральным жареным поросенком. Команда обрадовалась, а кэп держит этот самый хлеб на рушнике, и по лицу заметно — оч-чень сожалеет, что рук на свинью у него уже не осталось! Они эту свинью там всей командой друг другу так уморительно передавали, обхохочешься. — Слушай, — вдруг спросил Макс, — а торговые суда тоже так встречают… с музыкой и свиньей? Я просто ни разу не слышал. — И логично, что не слышал. Потому что «Непокоренный» — судно военное, они возвращались с задания, это раз. А во-вторых, они, видишь, на целых три недели застряли, их тут заждались уже, вот и устроили… А если каждое торговое судно так встречать, то и музыканты охренеют, и свиней на всех не хватит! Садись, болтушка готова. С помидорами и перцем. И надо будет сейчас хотя бы фарш заготовить для котлет, а то пропадет. Лук я все-таки порежу ножиком, это будет логично… — Потрясающе, — расхохотался Макс. — Ну вот правда, искренне мечтаю, чтобы ты на мне женился! Володя обернулся как стоял, с тарелками в руках. И серьезно ответил: — Вот завтра выйду на работу, а в следующие выходные мы с тобой… пойдем и купим наконец. Кольца. Чтобы в коробочке их держать. Я понимаю, что это так… развлечение, но для меня… Макс охренел. Встал с диванчика, подошел к Володе и обнял его со спины. — Для меня это тоже не развлечение, Володь. Садись, я тебе с тарелками помогу. — Знаешь, откуда я знаю всю эту ситуацию про свинью и музыку? — спросил Володя, когда они почти закончили с завтраком. — Я был там. — На «Непокоренном»? — Нет, мы загружались в то же время. И вот, мы почти закончили, до отправления час, а тут музыка, и большой корабль идёт. Нас старший помощник отпустил посмотреть, что там, потом говорит, расскажете. Я ещё тогда третьим ходил. И вот пошли мы, а там он швартуется. И музыка, пироги эти… Свиньи в смысле. И мы так на это смотрим, и тут механик наш говорит: эх, вот бы нас хоть раз хоть одна баба со свиньёй встретила! А то встречают с претензиями. Приходишь, а тебе — почему так долго ходили, почему так мало денег, почему ты бухой. Так зачем же такая жена, спрашивает второй помощник, ты же сам выбирал. Не жена, вздыхает механик, теща. Как хорошо, что я не женат, сказал тогда я. — А сейчас жалеешь, что не женат? — иронично спросил Макс. — А сейчас жалею, — серьезно ответил Володя. И добавил, глядя Максу в глаза: — Что я не могу жениться на тебе по-настоящему. Макс уронил вилку, и она загремела так, будто он уронил связку вилок, не меньше. — Ага, — растерянно улыбнулся он. И полез под стол за вилкой. И спросил оттуда: — А представь, я так буду? Прихожу на пирс и такой: почему так долго ходили, почему мало денег, почему ты бухой? — Во-первых, — рассмеялся Володя, — я не бухой. Я же в рейсе не пью, да и вне рейсов… не очень то. А во-вторых, это я бы у тебя спрашивал, почему мало денег! Он наклонился и заглянул под стол: — Максим? Вылезай оттуда, или диспозиция изменилась и мы будем после завтрака и без душа заниматься оральным сексом под столом? — Ты сейчас договоришься, — заржал Макс и вылез. — Договорюсь до чего? — Володя задает вопрос с совершенно серьезным лицом. Макс смотрит на него пару секунд, улыбается и лезет обратно под стол. — Максим, я же пошутил… — выдыхает Володя себе в ладонь, когда Макс забирается рукой ему в белье, а губами прижимается к бедру. Он сам едва не роняет вилку на пол, откладывает ее подальше и закрывает глаза. — А я нет, — весело отзывается Макс из-под стола, слегка сжимая пальцы на его члене и целуя чуть ближе. Ладонь Володи ныряет под стол, ласково зарываясь ему в волосы, и Макс жмурится от затапливающей его самого нежности. — Макси-им, — выдыхает Володя. Ему и внезапно очень классно, и неожиданно, и немного неудобно. — Макси-им… мы же еще в душ не… не ходили… Макс на секунду отвлекается от своего занятия и ехидно вопрошает из-под стола: — Ох ты, я не знал, что моя паранойечка заразна! Не извольте беспокоиться, товарищ мичман, все в порядке! И снова целует практически у самого паха. А потом сдвигает трусы вбок и губами прихватывает мошонку. Оральный секс в трусах — это что-то новенькое, но Максу совершенно не хочется заниматься сейчас их стаскиванием. Кстати, когда Володька успел их натянуть? Нет, дальше нужно будет поднять вопрос о нахождении на территории квартиры хоть в тех же халатах, но без белья. К чертовой матери! А сейчас ему весело и классно, и он отодвигает Володины трусы еще дальше, высвобождая член. Ого! А там уже стояк наполовину! Атлииична! — Я совершенно не шутил, — рассказывает Макс Володиному члену, весело улыбаясь и лаская ствол пальцами. — Я соскучился, и если диспозиция позволяет… давайте почаще ронять со стола приборы, только лучше ножи, а то вдруг внезапно приедет мама или еще кто! Он целует Володю прямо в открывшуюся головку. — Ну так что? Мне вылезать или нет? — А-а-а, — только и выдыхает Володя. — Макси-им… — Ну в общем, я понял, — Макс кивнул и продолжил. Стащил с Володи трусы прямо к лодыжкам, а потом совсем. И плотно занялся всем пахом: раздвинул бедра, насколько позволяло пространство, прошелся губами по внутренней стороне, поласкал мошонку. А потом взял в рот на треть, так, что головка плотно проехалась по нёбу. Володя дернулся, и Макс погладил его по бедрам: мол, тихо, тихо, а то я подавлюсь. Он и правда боялся подавиться, изначально боялся, и что его тошнить начнет — боялся тоже. Поэтому, упаси господи, и не пытался брать глубоко, тем более что под столом это и подавно не просто. Нет, хотя бы частично, но чтобы Володька чувствовал это все: и поглаживания бедер с внутренней стороны, и ласки мошонки пальцами, и то, как Макс, плотно сжав губы и стараясь не зацепить зубами, двигает головой вверх-вниз. — Ааа… Макси-им… Ну, все ясно! У мичмана Ткаченко кончился словарный запас. Кажется, Максу пытаются что-то сказать: что сейчас… оно все закончится? Ой, ну напугал же, сил нет. Макс сидит под столом и ничего такого не понимает, он развлекается, его прёт. Он только чуть сильнее надавливает Володе на бедра ладонями — мол, все в порядке, хочешь — давай. И Володя не выдерживает, он с каким-то полустоном-полувсхлипом кончает Максу в рот, и это даже ощущается, прекрасно ощущается, особенно если сильнее сжать губы и почувствовать, как вздрагивает и пульсирует ствол. А потом проехаться еще раз по стволу губами, по головке языком, сглотнуть, вытереть рот и выглянуть из-под стола: — Круто! Как себя чувствуешь? — А… — выдыхает Володя откуда-то сверху. Он сидит, запрокинув голову, совершенно точно запрокинув, Макс в этом почти уверен. — Сложные вопросы… задаёшь… Макс целует его бедра, колени и думает о том, почему его так прёт. Володя дышит так, что это слышно даже под столом, и сидит, сидит, видимо, ещё не до конца отойдя от возбуждения. — Максим, — наконец шепчет он. — Пойдем… я обнять тебя хочу… Когда они оказываются в постели, и Макс сверху, Володя действительно его обнимает, обнимает, прижимает к себе, утыкается лбом ему в шею и замирает. Макс сначала обнимает его в ответ, а потом отмечает, что вцепляются в него очень уж сильно, и осторожно спрашивает. — Все в порядке? — Да… Накрыло просто. Ты так душевно это делал, что… прям накрыло. Макса внезапно тоже накрывает. Они понимает, насколько чувствительный Володя, и что столько лет на флоте среди «настоящих мужчин» с тактичностью чурбана может держать только огромная любовь к морю. И может, действительно он единственный, кто видит Володю хоть немного настоящего. Хоть немножко. — Как же ты выжил там, — говорит Макс. — Среди этих всех… гардемаринов ваших. Это же… Это же… Жесть натуральная. Он обнимает Володю в ответ и говорит шепотом: — Давай теперь ты мне немножечко поможешь, а потом я хочу предложить романтическую прогулку! — Да, да… — отзывается Володя, чуть отпуская его. Целует в шею, так, что Макс вцепляется уже сам, и спрашивает: — Как ты хочешь, чтобы я сейчас тебе помог? — Если ты ещё пару раз так поцелуешь, то мне и помогать не придётся, — выдыхает Макс. — Да? — горячим шепотом интересуется Володя и целует снова. — Вот так? — А, мичман Ткаченко… — договорить Макс не успевает, потому что Володя внезапно спускается вниз и берет у него в рот. Мягко, но основательно так. Макс аж выгибается под этим напором, и теперь Володя гладит его по бедру, чтобы он не толкался. «Охуенно, охуенно, это охуенно» — стучит в мозгах у Макса, пока он пялится в потолок, пытаясь хотя бы дышать, и сжимает собственные пальцы. Вроде не первый раз они уже так, а все равно кроет, как будто сердце сейчас зайдется… Он сглатывает вместе с Володей, он чувствует этот жест на своем члене и кончает, потому что помочь ему правда нужно было совсем немного. И едва не отрубается. Вот реально. — Спишь? — улыбается Володя. — А как же романтическая прогулка? А как же котлеты? А как же… — Да иду я, — бормочет Макс, открывая глаза. — И знаешь что - может, сперва котлеты? Это долго вообще? — Понятия не имею, — пожимает плечами Володя. — Я же не делал ни разу. Час примерно? — Давай с котлет начнем тогда, что ли. А то и правда… Ты чего, Володь? А Володя просто смотрит на него и улыбается. И коротко облизывает губы. Макс подается вперёд и целует его в эти губы, обхватывая за плечи. И Володя обрадованно отвечает. А потом шепчет куда-то Максу на ухо: — Мне кажется, нам по пути… Наверное, в этот момент он окончательно решается на кольца. Где бы их взять ещё.