Мыс Фиолент

Три ощущаются уже достаточно туго, и Макс всеми силами старается не напрягаться. Но полное ощущение, что это их с Володей первый раз, что они вот так прямо сразу… прямо на кушетке в здравпункте… — Никто, никто не узнает, — шепчет Володя, второй рукой гладя его по бедрам. — Тесный вы какой… ты… Максим… Володины пальцы прицельно задевают предстательную, и Макс выгибается навстречу: — Да! Еще… Володя подается пальцами назад, практически выходя, а потом вставляет снова, тоже не быстро, и сразу трогает простату, гладит, нажимает внутри. И Макс не выдерживает. — Аааххх… Володя… давай сам… солью сейчас… Он пережимает себе основание члена и так разворачивается лицом к лицу. И подушку под бедра, и ноги развести шире. Володя смотрит на него, коротко вздрагивает, высвобождает член на всю длину из трусов, добавляет смазки на себя и на Макса и опускается между его ног прямо в форме, направляя себя рукой. И входит. Головка под весом тела проскальзывает внутрь, и Володя останавливается. — Максим… скажи… что-нибудь… не больно тебе? Макс смаргивает, ощущая все очень хорошо, на грани. Они спешат, их несёт и они спешат. — Я хочу тебя глубже, — просит он. Ему реально нужно глубже, он хочет это прочувствовать, он хочет ощущать все так сильно, как это может сейчас быть. — Глубже, пожалуйста… — просит он снова, вцепляясь в плечи, в спину. — Возьмите меня… Возьми… Володя… — Не спеши, пожалуйста, — просит тот, но входит дальше, и Макс под ним выгибается. Сжимает бедрами, вцепляется руками и замирает. Макс чувствует, как у него пульсирует все, как у них обоих пульсирует. Володя упирается в постель одной рукой, гладит его по затылку и ждёт. А Макс хренеет от этих всех ощущений. — Тебе точно не больно? — едва слышно уточняет Володя. — Точно? — Точно… — выдыхает Макс. И гладит Володю по спине, по бедрам, хотя на нем форма, и хорошо, Макс сам просил, его от этих ощущений, от этого зрелища дополнительно ведет. Он на грани боли, и может, даже чуть-чуть за гранью, но ему и это сейчас нужно, потому что он вспоминает, сколько в реальности ждал того, как все раскроется, и, если бы они действительно тогда смогли бы так - тоже бы просил сильнее и глубже, потому что ему нужно… ощущать. Даже через боль ощущать, как его берет Володя. Тоже дурацкая песня из детства вспоминается вдруг: «Ты, моряк, красивый сам собою». О да! Володька в форме — это вот прямо такое… такое нечто… И сейчас Макс очень хочет чувствовать, что Володя реально его берет. — Не бойся, — шепчет Макс ему на ухо. — Я хочу чувствовать тебя… хочу ощущать тебя… что мне это все не снится. Ну же, давай… давааай, мичман… Володенька… Володю срывает на этом «Володенька», он целует Макса в губы и начинает двигаться. Макс стонет, стонет, держась за плечи. И чувствует — да, Володя его натурально берет. — Давай, давай… — как заведённый шепчет он. Выгибается, подставляя шею под поцелуи, то прижимает к себе сильнее, то снова отпускает, откидываясь обратно. Володя выходит почти полностью и потом снова входит до основания, и у Макса просто каждый раз захватывает дух от всего этого. Натурально захватывает. — Давай… — выдыхает он, подаваясь навстречу. — Ещё… И замолкает, потому что Володя его целует, поймав подбородок ладонью, глубоко так целует, с языком, и Макс замирает от всего этого. Володя ведёт бедрами, входя ещё глубже, и Макс судорожно вцепляется в его плечи, отвечая на поцелуй. А… Возбуждение накатывает волнами, и становится ясно, что скоро все закончится. И Макс шепчет: — Может… я опять на колени? Чтобы… не испачкать… тебя… — Да плевать я хотел, — хрипло выдыхает Володя, останавливаясь на мгновение. — Я видеть тебя… хочу… целовать хочу… я сам сейчас солью, все равно на форму попадет… замоем, застираем… не бойся… не бойся, миленький, хороший мой… У Макса перехватывает горло — и он кончает. Тем более что Володя выдыхает это «хороший мой», входя в него практически на всю длину, и снова проезжаясь по предстательной. Ухтыгоссподи!.. Он успевает заметить, что Володя тоже выплескивается, там, у него внутри, и Максу кажется, что он ощущает это. Резинку напрочь забыли, надо же! А может… может, он и не захотел. Володя еле держится над Максом, и тот тянет его ближе к себе: — Ложись на меня… совсем… Как тогда, в их настоящий первый раз, когда они только потерлись друг об друга. Нет, вот так-то совсем классно! — Хороший мой, — снова повторяет Володя еле слышным шепотом. — Ложись, ложись, — шепчет Макс, прижимая его к себе, и Володя ложится. Как тогда. У Макса заходится сердце, он чувствует, чувствует все отчаянно хорошо, и это кажется правильным. Володя дышит ему в шею, а Макс прижимает его к себе и закрывает глаза. — Так спать не получится, — шепчут ему на ухо. Макс хочет ответить что-то вроде «спать он и не собирался», но тут понимает, что да, не получится. Хотя бы потому, что они все ещё… Володя всё ещё в нём. И надо реально что-то менять, а потом раздеваться — не спать же Володе в форме, это будет просто издевательство. — Я люблю вас, доктор, — внезапно говорит Володя, и у Макса все внутри поднимается. Что, опять? Ааа? Да он, в общем-то, и не против. — Пойдёмте… Пойдёмте, мичман Ткаченко, пойдёмте в душ, — просит он. — Ко мне домой пойдёмте… Вы уже и в свою казарму опоздали, наверное… — Точно, — отзывается Володя, и эта полуигра странным образом будоражит. Володя выходит из него, и Макс сводит ноги — странное и совершенно незнакомое ощущение. — Больно? — взволнованно уточняет Володя. — Непривычно, — Макс прислушивается к себе. Ему действительно не больно, и это… Это определено радует. — Пойдёмте в душ, — напоминает Володя и потягивает ему руку. — Пойдёмте, доктор. Раз уж вы приглашаете меня к себе домой. В ванной они первым делом занимаются Володиной формой. Чистят ее сразу — это оказывается недолго. А потом лезут в душ. И тут Макса растаращивает. У него, к слову, эрекция и так полностью не упала, а тут, под водой, его что-то совсем накрыло. «Да сколько ж можно! — бурчит внутренний голос. — Что ты как похотливая сучка? Все тебе мало!» Макс чувствует себя хуево по этому поводу, но ничего поделать не может — ему хочется. — Володь, вы… — шепчет он, обняв того за шею. — У меня опять на вас стоит, представляете? — У меня тоже, доктор, — хрипло отвечает Володя и целует его в шею. — У меня и не падало толком… Я не знаю, как это по-медицински называется… — Ууу, — тянет Макс. — Сложные вопросы вы какие задаёте сейчас… — Он поворачивается спиной и прижимается бедрами. И чувствует — ещё немного, и он попросит его взять прямо в ванной. — Да и черт тогда с ними, с терминами, — шепчет Володя ему в шею сзади.- Мне этих терминов на работе хватает… Вспоминаю просто сейчас, доктор… Пошли мы как-то в рейс, как бы не в Бургас тот же самый, вроде плевое дело — два дня, это как вам вон на набережную сбегать погулять… И застряли прямо в акватории: штормит, причалить не дают, лишние пару дней на воде проболтались, а провизия-то не рассчитана! Хотя должна была. Но видимо, тогдашнее командование подумало — а и черт с ним, рейс короткий, не повезем запас. Вот, помню, когда на берег сошли — все портовые кабаки опустошили, жрали и жрали, словно у всей команды днище выпало. Это я к тому, что… вспоминаю сейчас, сколько я ходил, чувствами своими маялся, стихи писал да выбрасывал, глаза поднять боялся, и судьбу благодарил, когда к Зое Ивановне попадал, а в то же время — как же хотел! Как же я хотел! И вот сейчас… такое чувство, что как в Бургасе тогда… не наемся никак… Он говорит, перемежая свою негромкую речь хриплыми выдохами, и прижимает Макса к себе все плотнее, водя руками по его груди и животу, задевая напрягшиеся соски, и Макс чувствует, как у Володи стоит. Крепко и серьезно. — Так и я видимо… наголодался… — выдыхает Макс. — Хочу… Хочу вас… еще… — Тебя, — шепчет ему на ухо Володя. — Доктор, миленький, не могу больше от этой официальщины… Зовите вы меня «ты» и по имени. Очень думать хочется, что мы… не последний раз с вами… с тобой… так… Ты прямо здесь хочешь? Прямо в ванной? — Нет… — бормочет Макс, цепляясь за его руки. — Скользко тут… Пойдем… на кровать обратно… И давай теперь… на четыре точки встану… а ты… сзади меня обнимешь, и… — Аааа, — хрипло выдыхает Володя. — Максим… люблю тебя… Их обоих трясет, когда они, кое-как вытеревшись, добираются до кровати. И там, прежде чем Макс устраивается на ней на четырех точках, Володя обнимает его и негромко спрашивает: — Это же ничего, что я… без одежды теперь… без формы своей… это же не… ну, чтобы не думал я, что тебе только форма моя нравится, а не я сам… Макс чуть отодвигается, высвободившись. Смотрит на Володю: голого, с влажными спутанными волосами и торчащим членом. И улыбается: — Володька… Ты мне нужен, ты, а форма… то так… фантазия просто была, а теперь… теперь мне тебя надо… как и тебе, наверное, меня, а не халат мой… В ответ на это Володя тоже молча обнимает его, буквально сграбастывает в охапку, и прижимает к себе, тяжело дыша. Макс уж на что немаленький ростом, а в Володиных руках чувствует себя какой то дюймовочкой. Володя выше всего на каких-то пять-шесть сантиметров, но вот этот импринтинг — высокий офицер в чёрной форме с золотом, фуражка, осанка, выправка — видимо, так и остался в голове. Плюс еще… вот эти объятия. От которых Макс тает, как пломбир на набережной, и хочется… хочется… вот с потрохами отдаться хочется, напрочь. «Ох у тебя и самомнение! — зудит голос внутри. — Больно нужны ему твои потроха!» — Максим, — тем временем тихо смеется ему на ухо Володя, — ну так что? Идем в кровать? Или… стоя хочешь? Стоя я, боюсь, не удержу тебя… И тут Макс начинает чуть ли не в голос ржать. — Ты чего? — вторит ему Володя, тоже начиная хихикать. — Ааа… Товарищ мичман… — веселится Макс. Его попускает, потому что это… ну… — Я частушку вспомнил… Хрен знает где я ее слышал, и вот сейчас… — он натурально хрюкает, давясь от смеха, и цитирует даже с каким то выражением: — Не любите, девки, море, а любите моряков… ой, не могу… ха-ха-ха… Моряки ебутся стоя у скалистых берегов! Он буквально висит в володиных руках и ржет, и Володя вместе с ним: — Ядрен компас, как говорил один наш боцман! Ну нееее! Ещё и у скалистых — ну нафиг, пусть они сами там… А мы… — смех постепенно переходит в возбуждённые выдохи, — а мы в постели будем… Лёжа… Или как ты хочешь? — Вот так, — говорит Макс. И устраивается на кровати на четвереньках, прогнувшись. Ему хочется, ему отчаянно хочется, быстрее и прям сразу, но Володя касается его так медленно, что это кажется почти невесомым. А потом скользит внутрь пальцами и шепчет: — У тебя припухло все… Можно? Я пальцами сначала, совсем чуть-чуть… Можно?.. Можно. Макс прогибается под его пальцы и молчит, обнимая подушку, оказавшуюся рядом. Пальцы ощущаются очень интимно, смазку они толком и не смыли, или Володя добавил. Невозможно разобрать, сколько пальцев: после члена все кажется несущественным. Макс плавится, а потом вдруг слышит шепот и не сразу понимает, что от него хотят. — Ты хотел резинку… Надо? — Не надо, — отвечает Макс. — Не надо. Не надо никакой резинки, иди сюда, Володь, пожалуйста. Ему реально надо, ему хочется, хочется почувствовать, как это - второй раз подряд, ему хочется Володю внутрь, второй раз, хоть первый только что и был, почти недавно был… «Шлюха, — нудит внутренний голос. — Как есть шлюха. Ну вот что тебе ещё надо? Ты ещё словами попроси, чтобы ему тоже стало понятно, что ты шлюха». И Макс просит. Потому что не может не просить. Потому что ему приятно наплевать на этот сраный внутренний голос. — Володенька, возьми меня, возьми, пожалуйста. У тебя прекрасные руки, но не могу больше… «Дожили, — закатывает глаза внутренний голос. — Шваль подзаборная. Он тебя трахнет и бросит, потому что такие, как ты, никому не нужны». Макс вцепляется в подушку и молчит. У него просто рвется мозг от этого диалога и возбуждения. Но останавливать себя он просто не хочет. — Иду, — негромко шепчет Володя. — Иду, Максим. Иду, мой хороший. Он рвано дышит, и гладит Макса по бедрам, и вцепляется в эти бедра скользкими от смазки пальцами, и упирается членом, практически сразу находя вход, и медленно, издевательски медленно проталкивает головку. — Быстрее, — вдруг вырывается у Макса. — Быстрее, Володя, пожалуйста, прошу, не тяни… И тот не выдерживает, толкается бедрами вперёд и буквально проваливается в Макса практически по основание, и Макс дрожит и резко вскрикивает. — Больно? — останавливается Володя. — Нормально! — в голос кричит Макс. — Полный вперёд давай! Володя усмехается и даёт: сперва входит до упора, потом выдвигается тоже почти целиком, чтобы даже головка наполовину вышла наружу, и снова входит, почти единым толчком, и опять выдвигается… Ему и классно, и страшно — не травмировать бы, и странно — он думал, что вряд ли кто сможет принимать его вот так целиком… И его безумно прёт и таращит оттого, как Макс подается навстречу, и хрипло стонет на выдохе, и сжимает его внутри. Володя чувствует, что даже с учетом второго раза долго не продержится. Макс комкает подушку, стонет, забыв про соседей, и подмахивает так, что внутри у него все замирает. Его берут, берут полностью, он чувствует, как его тянут на себя, потом внезапно ощущает Володины яйца, когда тот внезапно прижимается сзади, наваливается и замирает. — Ты весь? Ты весь, что ли? — удивлённо шепчет Макс и лезет туда рукой. Убедиться. Володя стонет ему в плечо, когда пальцы задевают мошонку, и толкается ещё сильнее, так, что Макс не удерживается от крика — ему хорошо прижало простату. — Весь… Больно? — Володя подаётся было назад, но Макс прогибается к нему и сжимает внутри — ещё чего. И чувствует, как Володя кончает от неожиданности. С пальцами Макса на мошонке, с его стонами. Макса тоже накрывает почти сразу, и похоже, он испортил подушку, но… его трясет, ему классно, а внутри горячо-горячо. И голова просто откровенно едет. Он не помнит, как из него вышли, он натурально не помнит, как заснул — просто упал и вырубился, едва уткнувшись лицом в простынь, все ещё плавая в этих ощущениях. Одеяло на своей спине он уже точно не помнит. И даже толком не помнит, что шептал, но что-то точно шептал, что-то вроде «люблю»… Или это ему уже показалось.