Мыс Фиолент

Они пьют чай - точнее, Володя пьет, переодевшись в домашнее. Одной рукой держит чашку, а другой — обнимает Макса за плечи. А Макса трясет, буквально зуб на зуб не попадает. Словно это он вымок под дождем, а не Володя. И сейчас он не в состоянии сказать ни слова. А Володя отпивает из чашки и говорит: — Ну что ты? Что с тобой? Я не представляю, чтобы тебя вот так растаращило из-за того, что ты увидел, как на меня вешается девица. Ты же умный здравомыслящий мужик. Значит, до этой девицы было что-то еще. Что-то, что тебя очень… подкосило. Я верно понимаю? Макс вздрагивает и кивает молча. — О господи, — вздыхает Володя. Ставит кружку на стол и разворачивает Макса лицом к себе: — Что это было? Макс молчит. Он и рад бы сказать, но не идут слова, хоть тресни. «Ты меня поимел и бросил»? Так, что ли? Володя терпеливо ждет. Поглаживает Макса ладонями по плечам — и ждет. Даже про чай забыл. — Я когда-то… у меня когда-то… друг был, — наконец выдыхает Макс. — Его звали Саша… и он предлагал мне дрочить друг другу. И я… согласился. Володя склоняет голову набок. И внимательно слушает. — Я согласился, а он… он сказал… что это низко и неинтересно. Что я должен был поломаться для приличия, а потом соглашаться. И раз я такой… такой… он не хочет со мной… Горло снова перехватывает, и Макс замолкает. А Володя хмурится и вдруг говорит: — Погоди. Кажется, я начинаю понимать. И тут Макса прорывает: — Ты меня трахнул и ушел! Ты в резерве сидел! Ты не заглянул ни разу за это время! Тебе неинтересно стало, что я так быстро согласился, да еще и подставился сам, и подмахивал, как… как… шлюха портовая, — добавляет он сдавленным шепотом. — А я вчера еще… мне все говорил словно кто изнутри… что нельзя так… а я забил на это… и оказалось, что все-таки зря… мы встали утром, и ты даже не… даже не… ни слова… да, опаздывали, но на это времени много не надо… и не зашел… и если я тебе больше не интересен, скажи сразу… а не показывай мне, как ты с девушками… которые ломаются… для приличия… Он к концу говорил совсем шепотом, крупно вздрагивая. А потом собрался встать. Но Володя его удержал. — Охуеть, — сказал он четко. — Охуеть, Максим. — Что охуеть?! — Макс уже не мог кричать, не мог, у него сел голос, остался только шепот. — Что охуеть? Что, не так, что ли? — Не так, — спокойно возразил Володя. — Совсем не так. — А как тогда?! — Макса снова начало трясти, он увернулся, когда Володя потянулся коснуться его волос. — Как тогда? Почему ты не заходил все это время? Ты даже на причале меня не заметил! — Заметил. — А почему тогда продолжил все это? — Потому что… — Потому что тебе все равно было! — Максим… — Все равно было, что я думаю и что я чувствую! — Максим… — Потому что ты на меня болт клал, вот что! — Максим! Макс замолчал. Володя так внезапно повысил голос, что это было очень… непривычно. Внутри все заныло. «Допрыгался? — фыркнул внутренний голос, — Сейчас тебе в морду пропишут». Макс больше не мог. Он закрыл глаза ладонью, прочти перестав дышать, и замер, ожидая если не удара, то как минимум «пошел на хер» или чего-то вроде. — Я не мог прийти, — внезапно очень тихо сказал Володя, так что Макс сперва и не понял, что он говорит. — Меня сначала отправили в штаб разбираться с документами по рейсу и экипажу, пока капитан торчал у погоды. Потом я пошел на склад и разбирался с торговой декларацией и накладной, потому что второй помощник не пришел. Потом я пошел на причал, и тут ко мне пристала эта… Эта официантка… Я даже не помню, что она мне говорила, у меня голова была занята документами. А потом ко мне подошла невеста Капралова и стала слёзно за него просить. А то ему выговор уже впаяли, ещё один, и он может быть уволен. А когда я освободился и пришел, ты уже был на взводе. Макс немного выдохнул, чувствуя, как его целуют в висок, совсем легко, невесомо, и сглотнул, чувствуя на пальцах горячие капли. Свои слезы. Голоса по-прежнему не было. Но хотя бы дышать получалось нормально. Почти нормально. — Я бы мог сказать, что ты идиот, — шептал ему на ухо Володя, прижимая к себе. — Но не скажу. Знаешь, почему? Когда мне было лет пять, я дразнил местную дворовую шавку, и она меня тяпнула. И с тех пор я боялся всех собак, даже соседскую болонку Люсю, которая писалась от страха. Только в учебке меня попустило, потому что с командиром поговорил, — Володя еще раз поцеловал Макса в висок. — А знакомый мой в аварию попал на машине, так долго не мог за руль сесть, его трясло. Так и и ты… пошел на контакт, раскрылся, отдался — а он тебе в болевую. И сейчас ты - отдался, раскрылся, а голосок внутри — «вот не надо было, вот посмотришь, теперь тебя сразу и пошлют». И ситуация, черт ее дери, складывается так, словно и правда послал! Но, Максим… — Володя замялся. — Наверное, знаешь что? Эти голоса затыкаются, если их поучения озвучивать вслух. И обсуждать… с близким, кому ты доверяешь. И если ты хочешь, ты можешь обсуждать это со мной. По крайней мере, зачем, как говорила моя бабушка, панихидить прежде покойника? Еще не случилось ничего, а ты уже приговор вынес… и себе, и мне. Знаешь, как нас в учебке натаскивали? Что бы ни произошло — сперва посмотреть на это внимательнее, понять, что в реальности происходит, а не тебе кажется по твоим внутренним лекалам, и только потом принимать решения. Даже в экстремальной ситуации можно выделить чуть-чуть времени на подумать. И если кого-то из нас будет как-то так еще дальше колбасить — мы сперва дождемся возможности это обсудить, а потом будем паниковать… если останется необходимость, — он усмехнулся. А потом прижал Макса к себе еще крепче и прошептал: — Нет, я все-таки скажу тебе, что ты идиот. Потому что… ну как, как я мог тебя послать и бросить, если я тоже жутко хотел… тебе отдаться? И сейчас хочу. Если бы не нужно было в казарму пилить — отдался бы прямо сейчас… если бы ты взял. И не в качестве компенсации, а в качестве… удовлетворения любопытства и чувства взаимной близости. А то так нечестно: тебе такой кайф, а мне? Он смеялся, обнимая Макса, и тот волей-неволей начал смеяться тоже. — Давай я завтра после работы к тебе приду, а? Мы в резерве сидим, и еще дня три, ну два, сидеть будем, прогноз штормовой. Я раньше освобожусь и приду, а назавтра уже выходной должны дать… И мы с тобой… Макс молча закивал. Обнял Володю в ответ и почувствовал, как его отпустило. — Но вообще я удивился, ты закатил мне совершенно безобразную истерику, — с улыбкой сказал Володя, так что было понятно — это нисколько не претензия. — Не надо! Если бы она была безобразной, я закатил бы ее прямо на пирсе! Пошла вон, портовая шлюха, вешаешься на чужих мужиков! — А ты мог? — удивленно спросил Володя. — Я был близок к этому, — признался Макс. — И только понимание, что это может стоить тебе работы, меня остановило. — Погоди, мне работы?.. — переспросил Володя. — Да. Потому что моя меня тогда не интересовала. Володя обнял его, снова мягко целуя в висок. И замер. — Я вообще не придал этому значения. Вот честно. То, что они пытаются на меня вешаться — это уже из разряда рутины. Я же не отвечаю за то, что они делают. Но еще раз, Максим, если бы я имел чувства к кому-то еще - я бы не начинал это. — Да я понял, — ответил Макс. — Я уже понял. Володя уходит впритык: они вызывают такси, и он уезжает. Макс не идет его провожать, потому что - а смысл? Они увидятся завтра на работе, а потом будет выходной. Макс провожает Володю до двери, выдирает по дороге телефон из розетки связи и засыпает сразу, едва добравшись до кровати. Потому что за сегодня он очень и очень устал. *** — Ткаченко, собирайся, окно в погоде дали, — сообщил капитан, едва Володя переступил порог казармы. — Где ты ходишь, я тебя уже полчаса ищу? — Я… — Давай быстрее, мы через час выходим. Вещи с собой бери, документы вот, и жду тебя у штаба. Корнейчука я уже на склад послал с накладной. Все в порядке? Ты трезв? Нам еще контроль проходить, медика надо вызывать. — Так позвонить надо, — нашелся Володя. Позвонить, позвонить Максу, чтобы тот хоть был в курсе, что они уезжают, а то его долбанет, точно долбанет на фоне сегодняшнего. — Диспетчер уже звонит. Давай, давай, собирайся, у тебя двадцать минут, бегом! Десять из этих двадцати минут Володя тратит на то, чтобы дозвониться до Макса. Не выходит. Тот не берет трубку. Спит, наверное. Хотя как можно спать, если так трезвонить. Только если… выключен телефон. Но с чего бы? — Кому ты так названиваешь, Володь? — интересуется любопытная тетя Даша. — Зазнобе своей? Так ночь, спит же она! — Да, спит, — Володя кладет трубку и вздыхает. Спит, и ничего не скажешь тут, сам понимает — Макс вымотался. — Может, что передать? Номер оставь, я сама позвоню утром, предупрежу. — Нет, спасибо, — благодарит Володя. И бежит собираться. Потому что в вещах еще конь не валялся, а документы он так и не открывал. На душе тоскливо. И больше всего достает, что предупредить, не привлекая внимания, никак, совсем никак. Надежд, что до Максима дозвонится диспетчер, если не дозвонился Володя, никаких. Совсем никаких. Они уходят в рейс почти на рассвете. Пять утра. Погрузка закончена. Володя работает на автомате, а мысли у него заняты тем, что он так и не предупредил Макса. Лишь бы тот не загнался по новой. Лишь бы… Ну должен же он понять, когда узнает, что они действительно ушли по работе. Должен же. Но на душе все равно тоскливо. Впервые отсутствие шторма его совершенно не радует.