***
Вот они сидят у самого моря в обнимку, Ладони у них в песке, И они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз Просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас Даже пахнут они — гвоздика или анис — Совершенно не нами Значительно лучше нас Полозкова — Снова не мы
Шесть месяцев назад
— Хватит смотреть на меня так, будто я в любой момент начну регенерировать. Ты отвлекаешь, — сказала она с полуулыбкой, не отвлекаясь от приготовления еды. После очередной ссоры, в которой Мисси запустила в Доктора тарелкой, он всё-таки поставил ей в хранилище кухню. Человеческую кухню 21 века, в коем они и находились, но после двух месяцев доставки еды, она была благодарна и за это. Конечно, Мисси для вида покапризничала, но с удовольствием наблюдала, как Доктор собственноручно устанавливает человеческие атрибуты, наполняя уютом просторное, но холодное помещение хранилища. В прошлой регенерации Люси научила Мастера готовить много изысканных блюд, но разве может она в этом признаться, наблюдая за шипящим и ругающимся на галлифрейском Доктором на её кухне? В попытке разобраться в основах Земной кулинарии случается два пожара, ожог первой степени, интимно вылеченный позже капелькой её регенерационной энергии, и одна, разбитая о стену после очередного «удавшегося» шедевра, кружка — и эти дни, вопреки хаосу и дыму, заставляют её впервые за долгие годы украдкой улыбаться. Не так, как это дел Мастер, но так, как когда-то умел Кощей. Доктор сдерживает своё обещание и остается охранять её, сам оказываясь пленником собственных обязательств. Он всё реже задерживается на работе и всё чаще проводит вечера с ней в хранилище: они читают книги, принесенные из библиотеки Тардис, на самых разнообразных языках, после чего спорят до посинения и криков. В этих историях Мисси всегда защищает злодеев, чуть ли не описывая психологический портрет и причинно-следственные связи каждого действия, но иногда, изредка, когда персонаж попадается чертовски напоминающим ворчливого шотландца, скромно позволяет себе отметить, что тот был хорош, вызывая у Доктора, уже готового с пеной у рта защищать своих добрятских героев, смущенную улыбку. Иногда они проводят вместе молчаливые ночи, лежа на её кровати: он в одежде, она — в тонкой сорочке. И Мисси под утро позволяет себе доверчиво засыпать, ощущая длинные изящные пальцы, играющие с локонами её волос, и аккуратно поправленное одеяло на утро вызывает у Тайм Леди глупую улыбку, которую она больше не стремится сдерживать наедине с собой.***
Нет, не любовь это. Это — зависимость. Одержимость. Клара — как наркотик, и Доктор бьется в истерике, готовый пойти на что угодно ради того, чтобы вернуть себе этот наркотик. Доктор задается вопросом, хороший ли он человек, и Клара без зазрения совести становится его моральным компасом. Сломанным, стремящимся к адреналину и саморазрушению, моральным компасом. Он — разучился сопереживать и чувствовать. Он — доктор, со всеми атрибутами профессионального выгорания, только в более глобальном масштабе. Вместо попытки развить эмпатию, заставить зеркальные нейроны вновь работать, вернуть себе истинное значение имени Доктор, он подчиняется Кларе, добровольно застегивая на своей шее ошейник и выбрасывая ключ. Он позволяет, только сейчас позволяет себе просто отпустить эту роль и расслабиться. Делать то, что умеет и любит, иногда проявляя чрезмерный эгоизм и жестокость. Раньше спутницы учили Доктора чувствовать, но Клара позволяет ему избегать этого. Вместо искреннего сопереживания — карточки с подсказками, как быть вежливым. Вместо стремления спасти всех — жадность до информации и панический страх лишиться той единственной, с кем не нужно иметь границы, быть вежливым, держать маску. Однажды они переступают грани, так долго и тщательно выстраиваемые прошлым воплощением Доктора: обмен манипуляциями становится всё смелее от осознания полного принятия и безнаказанности друг другом, манипуляции сменяются приказами, и оба привязывают друг друга к себе всё крепче, так и стремясь натянуть поводок. Однажды цепи надеваются насильно: неспешно оборачиваются вокруг шеи, развязывая друг другу руки, но намертво сковывая мужчину с девушкой между собой — и даже вселенная содрогается от появления гибрида увлекающейся женщины и повелителя времени. А цепи стучат всё сильнее, уютным камнем расположившись на шее, и каждый понимает, что тонет, продолжая жаждать совместно пройти по дну. Когда она в очередной раз пытается убить Мисси, Доктор всё-таки ломает Кларе руку, выбивая нож, а потом лечит пол дня в медотсеке Тардис, сращивая хрупкий сустав. Стоит лечению завершиться, только что сломанная рука с размаху впечатывается в щеку Тайм Лорда — и уже неважно, что там болит в действительности, кто оказался прав и как далеко зайдут они в следующей стычке.***
— Мисси, прости меня, я должен был предвидеть, что она сможет найти способ войти — говорит Доктор уставшим голосом, кладя голову на руки. Мастер только посмеивается, но глубоко в душе чувство вины Доктора и желание её защитить, пусть и от назойливой, но мнимой угрозы, распространяется теплом в сердцах. — Ты правда думаешь, что она сумеет причинить вред мне? — задает вполне ожидаемый вопрос Тайм Леди, и он готов поклясться, что полностью разделяет её надменную усмешку в голосе и абсолютную уверенность, что ни один человек, даже такой настырный как Освальд, не несет ни малейшей опасности Повелителю времени. Любопытство пересиливает здравый смысл вопроса и слова сами срываются с губ Доктора: — Почему ты её ещё не убила? — Я теперь хорошая, ты забыл? — отшучивается Мисси, картинно закатывая глаза. Изогнувшаяся бровь Доктора говорит красноречивее любых слов, и Мисси с видом «черт с тобой» продолжает, — Мне скучно, и если единственная моя компания, помимо хмурого шотландца, будет тявкающий питомец, то я совершенно не против игры в покушение. — Мисси… — продолжает давить мужчина с видом, будто ни на секунду не поверил сказанному. — Я сама выбрала её для тебя, Доктор. И она превзошла все мои ожидания. С ней ты становишься другим, свободным, лишенным привычных игр в высокоморальные принципы. Ты становишься искреннее не только с миром, но и со мной. А я так долго пытаюсь показать тебе, как мы на самом деле похожи, что позволю это сделать Кларе, если ты меня слышать не хочешь. — слишком откровенно для Мастера, но плотину прорвало. Видимо, она тоже заметила излишнюю откровенность, поэтому поспешила сменить тон разговора, продолжив с усмешкой — Ну, и я же теперь хорошая девочка, Доктор. — Я никогда не отрицал, что мы с тобой похожи, Мастер. — произносит повелитель времени, намеренно выделяя это имя из остальных. Он обращается не к Кощею, затерявшемуся под складками платья и тысячами лет хаоса и разрушений, даже не к Мисси, в характер и хрупкое тело которой сейчас плотно укрыт его лучший друг. Доктор говорит это Мастеру, всем его регенерациям сразу, признавая и принимая двухтысячелетнюю историю боли, потерь, становления именно тем повелителем времени, которого он видит сейчас перед собой. Перед глазами вмиг проносятся сотни картинок, начиная первым несмелым, робким поцелуем голубоглазого мальчика под палящими солнцами Галлифрея, и заканчивая воспоминаниями о последнем разе, когда они были вместе в прошлой регенерации Мастера: о Саксоне с чуть тронутыми сединой блондинистыми висками и вихрем, отражающимся в бездонных голубых глазах, подрагивающем от каждого толчка, отзывающийся на каждый укус, обещание никогда не прощать, относящееся ни то к попытке подчинить, ни то к исцелению бесконечного ритма в висках Масты. И от этих мыслей плоть Доктора начинает твердеть, желание скручивается в тугой комок где-то внизу живота, расползается по телу яростно, разрушая уже давно слишком хрупкие стены самоконтроля. В глазах Мисси он видит отражение своих мыслей и это дает ему смелость медленно, словно позволяя той передумать или отстраниться, приблизиться к женщине, сидящей на краю кровати, мимолетно оставить нежный поцелуй на пока незнакомого вкуса губах, чтобы следом, опустившись перед ней на колени, взять тонкие маленькие ручки в свои и, осыпая их поцелуями, шептать как умалишенный словно молитву настоящее имя Мастера. И она не отстраняется — проводит ладошкой по щеке Доктора, очерчивая каждую морщинку легким касанием пальчиков, направляет его встать, уверенно притягивает к себе, и опускается на кровать, маня его накрашенным ноготком следом за собой. Позволяет лечь сверху, чувствовать телом сквозь одежду учащенное сердцебиение Тайм леди. И пока Доктор, с несвойственной ему неуверенностью, медленно принимается за пуговицы её блузки, Мисси не нападет, не язвит и не вырывается, лишь податливо ловит каждое действие сильных рук, пробирающихся сквозь её защиту. С каждым движением Доктор не перестает всматриваться в родные глубокие глаза, видевшие больше, чем любое другое существо, кроме него самого, во вселенной. Взгляд влажных, голубых глаз как у самой первой регенерации, пробуждает в Докторе до сих пор похороненный трепет, и он впивается шершавым языком в приоткрытую кожу хрупкой шеи, произнося звук, напоминающий стон странника в опаленной пустыне, дорвавшегося до ключевой воды. И он, поддаваясь порыву, вылизывает нежную кожу, впитывая каждый миллиметр его Мистресс. Язык проходит вслед за руками, вниз, к небольшой круглой груди, укрытой черным кружевом лифа, спускается по ложбинке вниз к плоскому подкаченному животу, вынуждая Мисси сжимать в руках простынь и тихо постанывать. И когда опытные руки лишают её блузки, она сама тянется к молнии на юбке, спеша избавиться от мешающей сейчас одежды. Такая нежная, мягкая и непривычно податливая, она тянется за каждым движением, стремясь прижаться как можно ближе, и это не соотносится с той силой, с какой она разрывает рубашку на мужчине, стягивает ткань яростно, отрывая пуговицы и открывая желанный вид на своего Тайм лорда. Доктор отстраняется на минуту, чтобы снять с себя брюки, и позволить жару между ними чуть угаснуть, но один вид Мисси, распускающей свои черные как смоль волосы, бретелька бюстгальтера, будто случайно соскользнувшая с её плеча, вынуждает Доктора задыхаться от желания впиться в это тело незамедлительно, что он и делает. Но от обжигающей страсти обладать не остается даже следа, когда Мисси так доверчиво стыдливо разводит ноги, мягко обнимает лицо Доктора и тянется в поцелуе, позволяя себе отпустить, расслабиться под руками Тайм Лорда, позволяя себе верить, что на этот раз он не причинит боли. И он покоряется ей, с нежностью проводя языком по нежным губам, углубляется в приоткрытые лепестки так осторожно, как только может, высвобождая руками Мисси из плена бюстгальтера. Опускается ниже, обводя языком напряженные горошины сосков, впалый живот и вдыхает запах влажного кружева — последнего элемента одежды, отделяющего Мисси от его горячих губ. Достаточно поднять взгляд на эти голубые глаза, призывно зазывающие в бездну, чтобы Доктор лишился остатков контроля. Стянуть черные трусики, проникнуть губами сквозь мокрые складочки плоти, поцеловать горошину, скрытую во всем этом великолепии — для него это сродни поклонению божеству, так Доктор чувствует себя, выбивая у Мисси громкие стоны удовольствия. И когда уже тогой ком возбуждения между ног становится невыносимо терпеть, а с приоткрытых губ женщины слетают слова мольбы на галифрейском, он позволяет себе ввести палец в нежное лоно, мягко растягивая преграду. С губ Доктора срывается хриплый вздох удивления, но она толкается навстречу, притягивая его за волосы своей тонкой ладошкой к себе между ног ещё сильнее, и взрывается в оргазме, маняще пульсируя на его длинных пальцах. Капелька регенерационной энергии невольно высвобождается на кончиках пальцев Доктора, потому что он просто не может позволить себе причинить ей хоть на мгновение больше боли, чем уже натворил за все их прошлые жизни, но она не замечает этого, подрагивая в сладкой неге удовольствия от оргазма. Доктор опускается на кровать рядом с ней, снимая боксеры и высвобождая источающийся смазкой член, охватывает его рукой, в попытке снять невыносимо острое напряжение, но Мисси опережает его: наваливается сверху и, повторяя его же движения, легко прикусывает его соски, целует кубики пресса, особое внимание уделяя дорожке волос внизу живота и без промедления погружает твердый член Доктора в свой влажный рот. Теперь его очередь утробно рычать, почти грубо вцепляясь в локоны черных волос, и уже неважно, что в глазах Мисси стоят слезы, когда он особенно глубоко толкается в податливые губы — Тайм леди не отстраняется, позволяя Доктору задавать желанный ритм и с жадностью обхватывает ствол ещё сильнее губами, доводя того до взрыва и иск перед глазами. Он садится и впивается в её губы сразу, без промедления слизывая остатки влаги с податливого рта, смешивая их языки в танце неугасаемой страсти. И Мисси тает от этой искренности, нужды в его взгляде, перекидывает ногу через повелителя времени, удобно усаживаясь сверху и, не прерывая поцелуя, опускается на всё ещё твердый член.