***
Подошва сапог звонко стучала, пока я спускался на нижний уровень тюрьмы, из которого живыми выбирались единицы. Честно сказать, бывал я тут нечасто, а если точнее, то один раз — обстановочка здесь была мрачноватая, контингент сомнительный, да и проклятия в спину по типу «Сдохни, тварь!» приедались довольно быстро, потому я искренне считал, что моя нога здесь появится лишь в одном случае — когда я доведу отца до такой ручки, что испробует на мне нетрадиционное воспитание. Но нет, я добровольно спускаюсь вниз, морщусь от санитарии и с лёгким любопытством смотрю на опаснейших заклинателей, представляющих очевидно потенциальную ценность, раз их головы до сих пор были на шее. Провожающий меня явно прожжённый малый — невозмутим, как танк, и на крики и попытки привлечения внимания реагирует так, будто чокнутые кидают в барьер не стулья, а зефирки. Я же не столь спокоен и с трудом сдерживаюсь, чтобы не вынуть меч или не ухватить за руку провожающего, потому что тут не важно сколь ты силён и крут, столь злобная и отчаянная рожа заставит напрячься и Будду. Потому, когда мы наконец дошли до нужной камеры, я не сумел сдержать облегчённый вздох, и провожающий милостиво сделал вид, что не заметил. — Глава настоятельно рекомендовал Вам не задерживаться, — кинул мужчина, снимая печати. — Знаю, — нервно улыбнулся я. — Но… преступник же крепко связан и не может пользоваться ци? — Верно, но не редки случаи в нашей практике, когда заключенному удавалось вырваться, — любезно подкинул дров в мою фантазию провожающий. — Такое случается каждый год. Например, на прошлом месяце… Выслушав историю до конца и помянув недобрым словом пару поколений этого болтливого, я наконец вошёл в камеру, будучи настороженным так, будто рассчитывал встретить как минимум Чикатило. Разумеется, представшая картина тут же вызвала диссонанс — крепко связанный на железном стуле — спасибо, что не на стуле ведьмы — ребёнок, обмотанный печатями так, будто в нём, как в «Омене», сидел антихрист, явно напряг мою гуманную часть и заставил возликовать вторую, чуть менее страдающую моральными терзаниями и не спавшую нормально из-за этого мальца уже который день. Его красные глаза тут же впились в меня, и я, порадовавшись, что рот ему предусмотрительно закрыли, расслабленно улыбнулся. — Давно не виделись, любитель ночных прогулок! — подмигнул я, пододвигая второй стул поближе к преступнику. — Как тебе местные виды? Как кормёжка? Даже через ткань стало видно, как он сжал зубы, а его сощуренные в бешеном прищуре глаза заставил бы кого-то куда менее стрессоустойчивого вздрогнуть. Я, впрочем, и не с такими сопляками дело имел, и хотя и понимал, что моя речь не добавляет мне симпатии, остановиться уже не мог. — Вижу, что неплохо. Ты даже как-то посвежел! — присвистнул я. — Как думаешь, сколько тебе нужно пробыть тут, чтобы перестать кидаться на незнакомцев и приходить в гости не с ножом, а с пирогами? Удовлетворившись едва заметно оскалившимся собеседником, мне в голову пришло, что он безумно напоминает зверёныша, рычащего на каждого, кто попробует протянуть к нему ладонь. Впрочем, не сказать, что его опасения в мою сторону были беспочвенными. Наверное, на его месте я бы извёлся десять раз, а в нём не только не читается неуверенность и страх, но ещё и выставляется напоказ ярость и настороженность. «Врагу не сдаётся наш гордый варяг!» Против воли я улыбнулся, но тут же постарался придать лицу серьёзный вид. Наконец, припомнив, что вообще-то не издеваться над инвалидами пришёл, я решил переходить к делу. — Что же, Сюэ Ян, поговорим по-другому… Задумчиво постучав костяшками пальцев по подлокотнику, я встал и, медленно подойдя к ребёнку, снял повязку со рта. Стоило мне повернуться спиной и сделать шаг, как мне в шею полетела игла, но я уже через секунду стоял за спиной пленника, расслабленно положа одну ладонь ему на плечо, а второй придерживая щёки. — Как раз с этого я хотел начать… Ты знаешь, мне не очень нравятся игры с иглами, битьём и удушением. Надеюсь, ты примешь это во внимание, иначе… Повернув его голову за щёки и крепко фиксируя положение, я сузил глаза и мрачно добавил: — …не удивляйся, когда я приму твои правила.***
С того памятного разговора моя жизнь, и без того не нуждающаяся в экстриме, стала совсем весёлой, и я спал и видел, как отправляю этого гадёныша в Тьмутаракань, лишь бы он не мозолил глаза своими выходками, с последствиями которых мне приходилось разбираться лично. Зря я посчитал, что метод кнута и пряника сработает на Сюэ Яне — узнав его поближе, я понял, что он уже сейчас представлял живую поговорку «как волка не корми, он всё в лес смотрит». Этот засранец предпринял столько попыток сбежать, взломать любезно прицепленный мой маячок и укусить как метафорично, так и прямо всех соклановцев клана Цзинь, что я уже и не знал, как можно успокоить его нрав, да и поддаётся ли он усмирению. Сюэ Яна я, чтобы не искушать отца, сразу обозначил своим воспитанником, выделил ему комнату к себе поближе и дал ему в практически няньки генерала Чао, которому подленькие трюки и скалящиеся сопляки были как слону дробина. Разумеется, с самого начала мной была проведена солидная профилактическая работа во избежание, несмотря на навешанные артефакты и горячечное обещание перерезать ему горло сразу, стоит хоть кому-то в клане от него пострадать. И если меня Сюэ Ян опасался и не лез на рожон прямо, довольствуясь пререканиями и проверяя границы дозволенного осторожно, то с остальными у него явно слетали тормоза. Сколько мой порог отбивали служащие и заклинатели за последнюю неделю, сложно и посчитать. Пожилой садовник, красные и плачущие дети слуг, заклинатели-старожилы и совсем юнцы, которым не посчастливилось напороться на ходячее несчастье. Разумеется, не каждый решался жаловаться и тем более жаловаться лично, но я и без того по докладам знал, какое бедовое решение предпринял, оставив пацана. Когда ко мне на поклон пришёл не рядовой и лебезящий адепт, а генерал Чао с мрачным и ничего не выражающим лицом, я понял, что потолок пробит, и надеяться на «авось оно само» больше не придётся. — Цзысюань, твою блажь я терпел только из-за уважения к твоему отцу, — начала он спокойно и медленно, а потому- взбешённо. — Взять безродного убийцу и решить, что сможешь воспитать из него достойного заклинателя… — Генерал. — Считать, что жадность, безнравственность и высокомерие уйдут, оставив благодарность и уважение, — с нажимом продолжил он, буравя меня взглядом, — в высшей степени глупо. — Дао говорит, что право на ошибку имеет каждый, — более миролюбиво ответил я. — Если человек хочет измениться, — презрительно фыркнул Чао. — А мальчишка меняться не желает. Ни одна истина не трогает его разум, как и милосердие — чувств. Мне ещё не удавалось увидеть столь… отвратительных людей. — Генерал, он ребёнок, — вздохнул я, массируя переносицу. — Прошу Вас, сядьте. Мы выпьем чаю, поговорим, а потом решим, что… — Цзысюань, — перебил он меня столь решительно, что я заранее застонал, закрывая ладонью глаза. — Ты понял моё решение, ты читал отчёты и… Я давно тебя знаю, ты не глуп, но в некоторых вопросах ты слишком мягок, как твоя мать. Здесь нет альтернатив и… — Позвольте мне самому решить, есть здесь альтернативы или нет, — взбесившись, процедил я, прекрасно понимая, что Чао затаит обиду, но не сумев сдержаться. — Не забывайте своё место, генерал. Вы слишком полагаетесь на мнение отца, а он не святой, чтобы всегда поступить верно. Перестаньте же равнять меня на него и дайте мне самому избрать путь. Между нами повисла напряжённая тишина, и я быстро пожалел, что высказался так, хотя и считал свои слова верными. — Генерал, простите и поймите меня, — мягко начал я. — Я Вас безмерно уважаю и ценю не только как достигшего невероятных высот заклинателя, но и как твёрдую и верную себе и своим принципам личность. Потому я и доверил Вам столь важную и непростую миссию, ведь забота о душе ребёнка, прошедшего непростой путь, очень сложна. Ему нужен пример. Пример того, кто сможет показать ему, что можно и не жить во тьме, что в мире есть и доброта, и сострадание, что он не станет слабым, протянув кому-то руку. И никто не подходит на эту роль лучше Вас. Лучше Вас, генерал. Стоило мне увидеть в его глазах искры сомнения и зарождающегося согласия, как во дворе раздался взрыв, и мы одновременно вздрогнули. — Сюэ Ян… — процедил Чао, и я спохватился. — Ха-ха, с чего вы взяли, что это он? Я ему дал задание в другом корпусе, он наверняка ещё занят там! — нервно засмеялся я. Конечно, мы оба понимали, что это мог быть лишь Сюэ Ян. Кому ещё хватит наглости так откровенно нарываться возле спален правящей семьи? Как назло, сегодня в голову оправдания не лезли, и я переливал из пустого в порожнее, пытаясь вновь вернуть генерала к прошлому настрою. — Полно, дела не ждут, — скривился он, вставая на ноги и не обращая внимания на мои намёки, отрезал: — Цзысюань, мой ответ не изменится. Больше этот зверёныш не моя забота… Надеюсь, ты прислушаешься к моим словам, нет нужды брать на себя ответственность за каждого отброса. Когда его массивная фигура вышла, я вздохнул, потирая уставшие глаза. Прежде чем дверь захлопнулась с щелчком, возобновляя барьеры, я услышал хмык генерала и с подозрением нахмурился. Прикрыв глаза и сосредоточившись, я понял, что Сюэ Ян стоит за дверьми, и одни лишь боги знали, услышал он что-то или нет. Подумав, я наконец покачал головой, — барьер против прослушки не был тронут — но почему он тогда не вошёл? Примеривался к новой шалости? Наконец, я встал и, приоткрыв дверь, смог пронаблюдать любопытную картину, на которой взрослый умудренный опытом вояка игрался в гляделки с двенадцатилетним пацаном. — Сюэ Ян, всё хорошо? — поинтересовался я, за рукав оттягивая ребёнка ближе. Вместо ответа он вырвал рукав, задушено фыркнул, но дальше не отошёл. — Генерал Чао, спасибо за разговор, не будем больше Вас отвлекать. Кажется, тренировки старшей группы ещё не закончились? — Да, благодарю, — насмешливо хмыкнул он. — Надеюсь, молодой господин подумает о словах этого старика. — Помилуйте, генерал, Вы всех нас переживёте, — весело фыркнул я. — Что же, Сюэ Ян, ты что-то хотел? Когда его изучающий мрачный взгляд прилип на мне, я вздохнул, открывая дверь. Он с опаской вошёл внутрь, хотя до этого бывал тут десятки раз, остановился, и я понял, что придётся брать инициативу на себя. И когда я расписывался в том, как я зол, что Сюэ Ян снова что-то натворил, и ко мне наверняка бежит несчастный с докладом, и когда оповещал о том, что тренировки его временно прекращаются, но я скоро найду альтернативу, и когда интересовался о его делах, получая колкие ответы, Сюэ Ян был незримо напряжен. И лишь когда я устало махнул рукой, отправляя его за дверь, он с едва заметным удивлением бросил на меня взгляд, и тогда я наконец заключил — всё-то он слышал, чертила.