***
Сердце стучало громко и гулко, и его стук, казалось, отзывался дрожью в каждой клеточке существа. Компас, кривой, со стёртыми боками от постоянных касаний напал на след, и его стрелка весьма точно, хоть и не без помех, указывала дорогу. Яшма на крышке переливалась, отражаясь в моих лихорадочных глазах, и лишь лёгкий хруст металла сумел привести меня в чувство. Рука тут же ослабила хватку. Я медленно поднял взгляд и расширил губы в ухмылке. — Цзысюань! Цзысюань, ты где?.. Щёлкнув крышкой и спрятав компас в рукав, я на мгновенье прикрыл глаза, успокаивая бурлящую в венах кровь. Шорох за спиной и несдержанные чертыханья привели в чувство, и я развернулся, заводя руки за спину и чувствуя, как катится по ладоням кровь от впившихся в кожу ногтей. — Ты где был? — фыркнул Вэнь Чао, смахивая с себя листья и сучки. — Созерцал, — односложно ответил я, усмехаясь и прикрывая глаза. — Зачем искал меня? Поиски уже увенчались успехом? Вместо ответа он неопределённо пожал плечами, отводя взгляд, и я только сейчас приметил бутылку, надёжно закреплённую на его поясе. Задумчиво наклонив голову, я, сморгнув, повёл рукой и, ободряюще улыбнувшись, сказал: — Чего же ты застыл, мой друг? Подходи ближе. Тебе я рад всегда… Он проворчал что-то невразумительное под нос, но его лицо, весьма подвижное для человека, занимающего столь высокий пост, осветилось почти детской радостью. — Эти недомерки ещё долго будут возиться там, и я подумал, что нам стоит воспользоваться случаем, — потряс он бутылкой с таким энтузиазмом, что я не удержал смешка. — Не могу с тобой не согласиться… Когда вино было распито, а третье содержимое пиалы отправилось мне за плечо, я задумчиво посмотрел на солнце в зените и прикрыл глаза. — Я так счастлив, что на том турнире встретил тебя, — схватив момент, начал я, когда Вэнь Чао допивал свою чашу. — Р-разумеется! — скрыв замешательство за самоуверенностью, провозгласил он, и его щёки потеплели уже не только от алкоголя. — Второй наследник ордена Вэнь — это лучшее… — Да нет же, — бесцеремонно отмахнулся я, перебивая. — Наследник Вэнь-не наследник Вэнь… Я рад, что именно тебя встретил. Выждав паузу, я добавил: — Порой мне думается, что никто не понимает меня так, как ты… До нашей встречи я был будто в другом мире. В нём каждый являлся будто с чужих краёв, не понимая ни моих поступков, ни меня, но упорно смотря мне в рот, ведь шелк моих одежд ослеплял и ставил на колени любого. Никто не говорил мне в лицо всё, что думает, никто не видел за титулом меня и не пытался увидеть. Я не виню, ведь блеск золота ослепляет… Но разве я не достоин кого-то, кто стоял бы со мной на равных? Вздохнув, я прикрыл глаза, краем глаза отслеживая и нахмуренные брови Вэнь Чао, и его скованность. — Признаться, с семьёй мне не повезло, — горько ухмыльнулся я, пожимая плечами. — Матери будто нет для меня. Она… Её в моей жизни совсем немного, а отец… Через силу вздохнув, я устало провёл рукой по волосам, и Вэнь Чао вдруг подлил мне вина. Встретившись с непривычно хмурым взглядом, я благодарно кивнул. — Я для него как… кукла. Без лица, без чувств и желаний. О кукле необходимо заботиться и изредка доставать с полки, дабы протирать пыль и смазывать шарниры. Иначе тонкий прутик, заменяющий хребет, может не вовремя хрустнуть, разрушая выверенную сценку. Стеклянные глаза станут пустыми уже навсегда, а долг пред предками осыпется деревянной трухой. Куклы удобны и послушны. Неважно, в страхе ли, в слепой жажде любви или в покорности, но они готовы стоять на полке, пока их не коснётся жёсткая рука… Но можно ли куклу любить? Отпив уже по-настоящему, я посмотрел на руку: нежная кожа на ней была очень прихотлива и нуждалась в постоянном уходе. — Кукле и не нужна эта глупая любовь, — выплюнул наконец он, и я перевёл на него рассеянный взгляд и мягко улыбнулся. — Уже не нужна, — согласился я. Когда моего рукава коснулась чужая рука, я вздрогнул и с удивлением посмотрел на отводящего взгляд Вэнь Чао. — Я тоже. — Что? — рассеянно хлопнул глазами я. — Я тоже рад, — махнул вяло он второй рукой, всё ещё украдкой косясь на меня. Не сразу поняв, чего он хочет, я моргнул и мягко улыбнулся, с фырком дёргая наследника за рукав и притягивая в объятия. Мягко похлопав того по спине, я с удивлением отметил, какими хрупкими шарнирами тот обладал. За ними нужен тщательный уход, и тогда, как знать, может управлять механизмом будет иная рука.Часть 20. О трудностях в выборе кукол
1 декабря 2022 г. в 14:05
Примечания:
Лучшая ложь - это ложь, смешанная с правдой.
Приятного чтения! <3
Отсутствие девушек, прибывших на обучение из клана Лань, обескуражило настолько, что я ещё долго косился на беленьких тихих и благочестивых адептов. Чтобы сохранить душевное спокойствие, я решил остановиться на версии, в которой девушка, меня целовавшая — гений конспирации, и хитро решила, дабы подозрения не упали на неё, нацепить ленту на лоб. Из сладкой иллюзии выбивался лишь факт, что меня считали спящим, потому изощряться не было смысла.
Я бы так и забыл тот позорный случай, если бы едкий внутренний голосок не заставил с недовольством обратить внимание на адептов ордена Лань. Проверить, испытывает ли к тебе чувства человек, в сущности, довольно просто. А любые сильные чувства, как известно, оборачивались петлёй вокруг носителя, который к тому же добровольно вручал конец верёвки объекту обожания.
Было не так много вариантов, кого из клана Лань я мог так сильно очаровать (или взбесить), что тот решится на подобный приём. Было очевидно, что прямого признания я не получу. Да я и не собирался до подобного доводить, ведь то, что не было озвучено вслух, можно легко не замечать и игнорировать.
В отличие от России, где ты от всей души мог позволить себе орать признания в любви девушке поздней ночью под окном, здесь добиться заверения в возвышенных чувствах можно было лишь на старости лет, когда вторая половинка, наконец, поймёт, что ты серьёзен, её не отвергнешь, да и вообще, пятьдесят лет брака и десять детей примирили её с мыслью, что именно ты предназначен ей судьбой. Во избежание последствий пришлось перенять манеру местных и каждой прелестнице, вскружившей голову, не твердить о горячей любви. Однако, что с отцом, что с матерью я мог себя не сдерживать, и каждый в клане знал, как дороги мне родители, и что мать, стоит её смутить, очаровательно краснеет, фыркает и ругается (но наедине, разумеется, похвалит за необычный слог стиха), что отец утомлённо закатит глаза (чтобы потом невзначай похлопать по плечу).
Тотальное опасение местных своих чувств и своеобразный этикет играли мне лишь на руку, а учитывая нравы клана Лань, я мог быть уверен, что тоскливыми взглядами в случае чего дело и ограничится.
— Сегодня прекрасный день, господин Лань!
Лань Ванцзи вздрогнул и смерил меня пристальным взглядом, отворачиваясь от небольшой реки. Солнце пускало по ней блики, и мне очень захотелось зажмуриться и лениво потянуться, в чём я себе отказывать не стал, тут же слыша тихий фырк.
— Как ваша нога? — поинтересовался я, приземляясь на камень неподалёку.
— Лучше, — коротко ответил он, бросив на меня косой взгляд.
— Я рад, — сонно кивнул я, поправляя сбившийся хвост.
Открыв рот, чтобы залиться соловьём, я поймал себя на том, что широко зеваю, едва успев прикрыть рот рукой, и в таком состоянии быть заводилой у меня не получится, как бы не хотелось, потому лучше затихнуть и помолчать. Послушав мудрый сонный внутренний голос, я уронил голову на руку и прикрыл глаза, вслушиваясь в щебет птиц и журчание воды.
Решив, что спать в присутствии этой святоши безопасней, чем в церкви, я стал медленно погружаться в сон, и когда мне уже начали видеться прекрасные силуэты валькирий, меня вернуло с небес на землю тихое:
— Вы… в порядке?
Моргнув, я приоткрыл глаза, осмыслил вопрос, моргнул ещё раз.
— О, — наконец выдавил я, потирая веки. — Да, наверное… В смысле, в порядке. Никак не могу заснуть в комнате, в которой помимо меня кто-то храпит. То есть я, конечно, не храплю… Или да? Нет. Да? Не знаю. Меня только мама иногда будит, а она вроде не замечала…
Потянувшись до хруста, я наклонил голову и поинтересовался:
— А вы крепко спите?
Он бросил на меня косой взгляд, и я постарался сделать глаза как можно более невинней.
— Не всегда.
— Тоже шорохи мешают? — с сочувствием спросил я.
— Нет. Не они.
Вспомнив, что у него есть другие причины для бессонницы, я по-новому на него взглянул и, грустно улыбнувшись, хмыкнул.
— На вашем месте я бы не волновался, — не проявляя и капли жалости, пожал плечами я, и на его вопросительный взгляд пояснил: — Уж не знаю, в каком амплуа предстаёт перед вами Лань Хуань… Вы могли этого не замечать, но поверьте, он из той породы, что не только из любой передряги выберется, но ещё и домой голову врага притащит, сожалея, что та испачкала его белые одежды.
Припомнив приторную улыбочку хитренького Ланя, я фыркнул и провозгласил:
— Так что у вас нет ни единого шанса забыть о первом Нефрите. Попомните мои слова, он вернётся с помпой и фанфарами, чтобы потребовать справедливости и забрать что-то равноценное у Вэнь Жоханя… К слову, когда встретитесь с братом, передайте ему, чтобы он обратил внимание на ромбик на лбу главы Вэнь. Он такой ужасный! Пусть, когда надерёт ему зад, отберёт и его! Согласитесь, он же совсем не вписывает в образ!
Серьёзно покивав, я посмотрел на остолбеневшего и растерянного Лань Ванцзи. Когда я посчитал, что грубое утешение получилось грубоватым даже для меня, он дёрнул уголком губ и отвернулся.
— Какая глупость…
Отсмеявшись, я прикрыл зевок и, подумав, сказал:
— Если вас ещё одолеет бессонница, можете найти меня. Скорее всего я буду либо гулять по лесу, либо спать на входе в комнаты клана Цзинь. Не сказать, что собеседник из меня выйдет достойным… Но в любом случае это будет веселее, чем считать трещины на потолке. Я, к слову, насчитал семьдесят три.
Между нами повисла тишина. И пока я присматривался к чужим запястьям, скрытым длинным рукавом, и рассчитывал их объём исходя из телосложения, скромняга наконец выдавил:
— Хорошо.
— Правда? — поднял брови я, чтобы тут же исправиться. — В смысле, это замечательно! Ваше присутствие сделает любую ночь волшебной!
Засмеявшись скорее от неловкости, я попытался встать с камня, чуть не рухнул и только собрался уйти, дёргано махнув рукой, как Лань Ванцзи сказал:
— Пятьдесят девять.
— Что? — удивился я, обернувшись.
— Трещин на потолке, — с лёгкой иронией пояснил он. — Я насчитал пятьдесят девять.