Коллеги с привилегиями

Вообще-то Юэ Цинъюань своими достижениями гордился, статусом был всецело удовлетворен и чужого никогда не желал. А вздумай он возжелать, ну, в очень широких пределах разумного, ему бы тотчас это доставили. Если не верные ученики, то уж точно многочисленные прихлебатели и подпевалы, надеющиеся получить покровительство главы первой из заклинательских школ. К сожалению, то единственное, что было необходимо Мечу Сюаньсу, получить было невозможно ни силой, ни хитростью. Ни даже бесконечным терпением. Драгоценная ваза прежней привязанности была разбита, черепки рассыпались по полу - и это целиком и полностью была его вина. Говорят, далеко, на землях Дунъина, такие осколки скрепляли золотом, и получившиеся сосуды ценили едва ли не больше новых. Юэ Цинъюань мог только просить прощения да подсовывать жалкие, смешные подарки. Как будто все еще было не совсем потеряно, как будто они все еще были детьми, и сяо Цзю просто злился на глупость своего Ци-гэ. Сяо Цзю раз за разом смахивал со стола угощения, бил чайные сервизы и даже выкидывал веера. Но ни разу, ни разу не проигнорировал подношение, как делал это со всеми остальными, пытавшимися заполучить благосклонность главы Цинцзин. Может быть… Может быть, однажды. Или уже нет. Потому что недавно сяо Цзю, едва заметно улыбаясь, принял его подношение, но в доме его явственно звенела чужая ци, полная ян. Благородный, праведный заклинатель Юэ Цинъюань впервые по-настоящему пожелал смерти одному из своих братьев. И почти мгновение сладостно представлял себе, как вдавит наглеца в самое скальное основание Цанцюн. Это даже была бы… допустимая потеря. Редко кто из глав Байчжань доживал до смены поколения. Школа бы справилась. Но - сяо Цзю улыбался за веером и, кажется, был доволен. Ци-шимэй точно сказала бы, что к этому и шло. Ци-шимэй читала непозволительно много романов и щедро одаривала ими всех, кто подвернулся под руку. Юэ Ци подворачивался часто. Старшему ученику Цюндин нужна была поддержка, а дева Ци была из старой заклинательской семьи.. Ци-шимэй никогда не знала Шэнь Цинцю так, как знал его Юэ Цинъюань. Сяо Цзю был иньский котел и касаться себя позволял только целителям. И лишь когда без этого было уже совсем никак. Будь Лю-шиди чуть менее прямолинеен, а сяо Цзю чуть менее… гадюкой цвета цин, глава Юэ уже начал бы действовать, предполагая совершившееся насилие и наихудший из возможных исходов. Но пока, пока сяо Цзю выглядел довольным. И Юэ Цинъюань не собирался подглядывать или следить. Просто зайти и побеседовать. Подождать задержавшегося где-то хозяина и побеседовать. На рабочем столике, рядом с чернильным камнем в виде пруда с лотосами, стоял чайный набор. С чашечками из полупрозрачной желтой яшмы с залитыми золотом трещинами. Как раз на дунъинский манер. Юэ Цинъюань помнил их разбитыми. Теперь от чашечек несло чужой ци. Но сяо Цзю не выкинул осколков и явно сам, собственными руками склеил черепки. Это же должно было что-то значить? Хоть что-нибудь? Юэ Цинъюань плохо помнил, как оказался в чужой спальне. Ни один талисман, ни одна печать не остановили его - даже там, куда постороннему не должно было быть хода. Даже главе ордена. Даже ему. Сяо Цзю не пожелал запретить?.. Предметы вокруг расплывались, превращаясь в свои отпечатки в течении ци. Юэ Цинъюань частью себя понимал, что все глубже проваливается в тонкое зрение, но остановиться не мог. То, что обычным взглядом казалось лишь мазками и сгустками чужой ци, теперь обретало пускай не плоть, но образ. Смутные, но узнаваемые фигуры, память вещей - он смотрел и не мог оторвать взгляда, даже слыша, как на краю сознания нарастает тонкий комариный звон. Сюаньсу тревожился. Поодаль, у туалетного столика, мелькнула еще одна фигура, третья - и это было так странно, что Юэ Цинъюань даже затормозил, повернулся с натугой, словно под водой. В этот раз липкие нити запрещающего заклятия он все же почувствовал - но отмахнулся от них с той же небрежной брезгливостью, с которой смахивают с лица прилипшую паутину. Створки узкого алтарного шкафчика открылись бесшумно, без ожидаемого тревожного скрипа. В нем не было нужды - имя на мемориальной табличке справилось с этим куда лучше. “Шэнь Цинцю. Как вынести разлуку Прозрачной осени Холодною порой”. Лучше всего думать у Лю Цингэ получалось в процессе. Драки или полета - не так важно. Главное - действие, и нужный ответ на любую проблему находился как-то сам собой. Вэй-шисюн посоветовал выбирать в подарок то, в чем разбираешься, и Лю Цингэ сейчас кружил около чужого пика, трепетно придерживая шкатулку со стилетом старинной, тонкой работы, какой не стыдно носить и главе пика книжной учености. Можно было, конечно, принести чай, как Цингэ делал всегда, когда приходилось выполнять светскую часть обязанностей главы Байчжань, или какого-нибудь монстра. Но чай был подарком для всех, на поиски хорошего монстра нужно было время, а глава Цинцзин собирался отбывать на аукцион в Чжили, и это заняло бы больше недели. За эту неделю Цингэ собирался найти что-нибудь интересное, с чем можно было бы наведаться в гости, и вот для этого монстр подошел бы идеально. Шэнь Цинцю был редким знатоком странных тварей и не отказался бы обсудить диковинку. Но… на аукцион Шэнь Цинцю обычно сопровождал Юэ-шисюн, через раз доводя Шан Цинхуа до седины и тихой истерики, и не думать обо всех ходящих по школе слухах было практически невозможно. Тем более что Юэ-шисюн как раз пролетел мимо и очень целенаправленно спикировал к бамбуковой хижине. Насчет того, что произошло потом, Цингэ с удовольствием отговорился чутьем на опасность, тем более что такое у него действительно имелось. Реальность, к сожалению, была куда прозаичней. Не так давно, в пещерах Линси, Цингэ в полной мере прочувствовал вкус дурной крови, которую изверг из себя во время отклонения ци. Сейчас во рту стало так кисло, словно он и впрямь отхлебнул уксуса. Цингэ потряс головой, прогоняя этот фантомный вкус, и направил меч вниз раньше, чем успел передумать. В конце концов, он всегда сможет сказать, что пришел к Шэнь Цинцю с подарком - и это даже будет правдой. Когда в паре шагов от бамбукового дома оттуда вдруг неудержимым потоком хлынула ци Юэ Цинъюаня и закричал Сюаньсу, заставив даже Чэнлуань содрогнуться в ножнах, Цингэ отбросил все неподобающие мысли в сторону. Гадюка тревожилась о предательстве - о яде, который мог облегчить проникновение в орден, о нападении, которое случилось слишком удобно, когда Юэ Цинъюаня не было на Цанцюн, а Лю Цингэ едва не погиб от отклонения ци. Гадюка тревожилась настолько, что без колебаний подпустила Цингэ к себе. И вот теперь Юэ Цинъюань. Искажение ци у меча Сюаньсу было катастрофой - и потому, что Юэ Цинъюань был главой Цанцюн, и потому, что остановить его у Лю Цингэ не хватило бы сил. Но он собирался попытаться. Чужая ци выплескивалась толчками, как кровь из глубокой раны, затапливала пространство глухой и тяжелой безнадежностью, совершенно не похожей на обычные всплески-выволочки. Лю Цингэ плыл среди этого смертного отчаяния, подстраиваясь под чужой ритм: замереть на пике волны, шагнуть, как только напор чуть ослабнет. Под ногами жалобно хрустели осколки ночных жемчужин, не выдержавших напора чужой ци, по губе щекотно скользнула капля крови. Жалкие полтора десятка шагов от крыльца до внутренних покоев растянулись на целые ли. В ушах звенело, Цингэ, напрягшись, дослал еще ци в тело, защищая хрупкие ушные перепонки и глаза, заставляя кожу “одеться камнем”, но давление ци было настолько чудовищным, что понемногу пробивало даже эту защиту. Верхнее пао и вовсе мгновенно истлело, и сейчас трепало уже второй слой, со вшитыми защитными печатями. От Юэ Цинъюаня хлестало беспредельным горем - и тяжелым, предсмертным ужасом, и это от него, почти идеального образца внутреннего баланса! Сейчас этот образец глухо выл, скорчившись вокруг… чего-то. Юэ Цинъюань даже не атаковал, а, похоже, просто спустил себя с цепи. Цингэ сглотнул, собрал ци в локте, прикрыл им глаза и бросился вниз, почти вслепую нащупывая лопатки шисюна. Локоть едва не вывернуло из сустава, Цингэ развернуло, он зажмурился - и все равно уперся ладонями в спину, направляя в духовные вены Юэ Цинъюаня свою ци. Юэ Цинъюань словно состоял из концентрированной ци, в нем будто не осталось человеческой плоти, и Цингэ с натугой прокладывал сквозь нее путь. Что-то скользнуло рядом, он невольно распахнул глаза - и показалось, что на краю обзора мелькнула знакомая зелень. Сначала с одной стороны, потом с другой, в голове потихоньку мутилось, в глазах двоилось, пока с грохотом не вырвало одно из окон - и оттуда не хлынула знакомая иньская ци. Шэнь Цинцю оказался рядом мгновенно, Цингэ еще успел вяло удивиться тому, как быстро тот преодолел расстояние, через которое Цингэ едва ли не полз, а потом, когда его отшвырнули в сторону, сообразил, уже отключаясь. Шэнь Цинцю просто поглотил всю эту бушующую ци - и превратил ее в топливо для себя. И теперь, рывком развернув к себе Юэ Цинъюаня, поглощал все то, что тот отдавал в пространство, а потом отдавал обратно, уже усмиренным. Глава Цинцзин, гадюка и гнусная тварь, по праву считался среди бессмертных мастеров особо искусным в управлении ци и теперь выкладывался на полную. Чужое умение… впечатляло. Поток, хлеставший от Юэ Цинъюаня, свернуло в кольцо, словно гибкий ивовый прут, и теперь эта река извергалась в главу школы обратно, восстанавливая резерв и наполняя духовные вены. Лю Цингэ с удовольствием посмотрел бы еще, но в глазах все еще двоилось, казалось, будто гадюка одновременно сидела рядом с главой Юэ и судорожно металась по комнате, потроша свои драгоценные шкатулки. Стоило хотя бы проморгаться, и Лю Цингэ закрыл глаза всего на мгновение, но когда открыл, рядом уже собирал свои иглы Му Цинфан, бессознательный Юэ Цинъюань лежал на кровати, а Шэнь Цинцю, наконец переставший разделяться на два смазанных силуэта в зеленом, расставлял вокруг постели маленькие курильницы. В венах знакомо струилась иньская ци, медленно тая и смешиваясь с собственным пламенем, и хотелось прижаться щекой к прохладной ладони. - Как себя чувствует Цингэ, Му-шиди? - Шэнь Цинцю, установив пятую курильницу, наконец подал голос. Вышло устало, и Цингэ, едва не зажмурившийся польщенно от разницы в обращениях, немедленно приподнялся на локте, а потом и вовсе вскочил с ковра, где его устроили, подложив под голову подушку. - Достаточно хорошо, чтобы его невозможно было удержать в лазарете, - проворчал Му Цинфан, тоже вставая. - Состояние Юэ-шисюна стабилизировалось, в остальном этот мастер оставляет его на попечение Шэнь-шисюна. - Что?.. - Цингэ непонимающе моргнул и дернул рукой, когда его попытались взять за локоть и увлечь за собой наружу. - Му Цинфан, он и так выложился! Лекарь тяжело вздохнул. - Сейчас уже никто кроме Шэнь-шисюна не в силах помочь Юэ-шисюну, - терпеливо пояснил он. - Прошу Лю-шиди покинуть дом вместе со мной. Шэнь Цинцю, неотрывно смотревший на Юэ Цинъюаня, устроенного в его собственной постели, хоть и поверх покрывала, кивнул, не повернувшись. - Также я буду признателен Му-шиди за… - Разумеется. Недоумевал Цингэ недолго: стоило только выйти за порог и закрыть за собой дверь, Му Цинфан взялся за рукоять Гугуа*, и поверх едва ощутимых щитов вокруг бамбукового дома лег еще один массив. Стоило цветной ленте замкнуть круг, как Цингэ перестал ощущать происходящее внутри. Исчезли запахи, звуки, даже течение ци. Сейчас Цингэ даже не сумел бы сказать, что поблизости вообще находится кто-то уровнем выше ученика, а ведь в бамбуковом доме оставались заклинатели в ранге бессмертных мастеров! Именно это позволило даже Цингэ опознать массив. “Врачебная тайна”, один из редких покровов конфиденциальности, доступный только лекарям, мог быть наложен лишь снаружи и потому почти не использовался в бою: не было никакого смысла оставлять лекарей под угрозой. С уровнем Му Цинфана массив мог продержаться сколь угодно долго - и быть снят лишь в том случае, когда охраняемый сознательно покинул безопасную зону. Цингэ хмуро взглянул на лекаря и устроился медитировать прямо напротив выхода, старательно пропустив мимо ушей еще один тяжелый вздох. В конце концов, Лю Цингэ так и не отдал приготовленный подарок - и собирался дождаться, пока Шэнь Цинцю выйдет наружу. Сколько бы это ни заняло времени. *Гугуа - скальпель, буквально "скребущий кости" Отрыжка собачья! Рыбьи потроха! Шэнь Цзю хотелось орать вслух и вцепиться в горло небесной твари. Из-за него Ци-гэ свалился в искажение ци! Это же и был план, да? Уболтать, обмануть, наплести про божественные откровения. А Цзю повелся, как последний идиот, как будто не знал, как будто забыл, как будто поверил, что кому-то когда-то было дело до его слез и молитв! Будь он помойной крысой или бессмертным мастером. Небесам не было до него дела, и теперь Ци-гэ поплатился за его доверчивость. Но Цзю же смотрел! Смотрел сам, неустанно и внимательно, в доме не было ни одного опасного талисмана, никто не вмешивался в защитные печати, когда и как сучий потрох все подстроил? Когда и как он успел? И что теперь делать? Школа могла позволить себе потерять главу второго пика. Опасно, но не критично, может быть, Ци-гэ, идиот несчастный, научится следить за своей спиной. Смерть главы означала смену поколения, а преемник был не готов. Старший ученик меча Сюаньсу был избалованный сопляк, наивный, как комнатная собачка. И такой же задиристый. Это была катастрофа, потому что не зря же Ци-гэ столько сил убил на эту школу, не зря же он променял ее на давнее обещание, чтобы вот так просто все бросить? - …Шэнь Цинцю! - подменыш, сучий потрох, рявкнул так, что чуть не зазвенело в ушах, и Цзю наконец заставил себя собраться. - Да отлепись ты от него! Паразит распотрошил прямо на чайном столе коробку с благовониями, как будто понятия не имел, сколько стоит цзинь голубых маков и ушек гриба от черного удового дерева. Как будто он, тварь, знал, что делать, и готовился все исправить. Шэнь Цзю глубоко вдохнул, постаравшись вобрать столько ян, сколько позволяло призрачное тело. И не успел - снова не успел. - Помогай уже! - раздраженно велела небесная тварь, и Цзю рванулся ближе, пытаясь разобрать, какую именно смесь пытается составить это уебище. К макам и ушкам добавились алые незабудки и почему-то простецкая конопля, годная только на то, чтобы довести бездуховных до пьяного хихикания: Шэнь Цинцю конфисковал её у разбушевавшихся посетителей Теплого Красного павильона смерть назад да так и забыл. - Сейчас домешаю, разделишь на пять равных частей и отнесешь по курильницам, - знакомая - собственная! - иньская ци изливалась из ступки белоснежным дымком, напитывая составляющие силой, измельчая до мелкой пыли ингредиенты, чтобы потом они отдавали эту силу равномерно. - Контроль не отпускай, держи искры у угольного слоя, загореться должно одновременно. - Что оно даст? - каркнул Шэнь Цзю, судорожно разыскивая в памяти благовоние, которое могло все это включать. - Говори уже! Шэнь Юань закончил с донорством ци и поднял голову. - “Сорочий мост”, - почти без звука ответил он, и Цзю сначала взвился внутри от непонимания - как могла помочь сейчас глупая старая сказка?! - а потом неверяще замер. - Я знаю точный рецепт. Не эти ваши потуги вроде “отрады разлученных”. Он на самом деле простой. Тварь небесная сглотнула, словно ей вдруг перестало хватать воздуха. - Этот сон стирает преграды, даже если спящие находятся в разных царствах, - зачем-то пояснил Шэнь Юань. - Вы сможете поговорить. Ты сможешь его спасти. Там у тебя будут твои возможности и твое тело. Паника отхлынула, словно ее никогда не существовало. - Но? - в голове было пусто и холодно, словно в снегах на высочайшей из вершин. Цзю даже не хотел взять паразита за горло и как следует потрясти. Теперь Цзю был готов ждать, сколько потребуется. - Условие возвращения? Ци-гэ должен проснуться. Должен. - Только слившись воедино, ваши силы смогут разорвать сон, - почти виновато признался небесный подметальщик. - Если ты хочешь, чтобы глава Юэ очнулся, вы должны не просто достичь седьмых небес на ложе, но и сделать это в полном слиянии тел, чтобы облака пролились дождем - и тогда сорочий мост развеется. И тогда Ткачиха и Свинопас снова останутся по разные стороны звездного пути. Тварь могла бы и не изощряться, выплетая слова. Цзю предстояло войти в чужой сон и позволить… Пустить к себе чужие руки и чужую ци. Чужой яшмовый корень. Стать всего лишь углем в топке чужой силы. Годы совершенствования? Золотое ядро? У Янцзы не успел выбрать, кому выгоднее продать упавшее в руки сокровище, и теперь сокровищу пришлось решать самому. Школе нужен был глава. Меч Сюаньсу. - Что еще мне следует знать? Потянувшийся вверх от курильниц дымок понемногу затягивал спальню, скрадывая очертания мебели и стен. Перед алтарным столиком неопрятной кучей из обломков и щепок валялись останки таблички. - Ни один из вас не умеет управлять снами, - тварь небесная торопливо смочила водой шелковый платок, прикрыла лицо. - Это значит, что для вас сон будет настоящим. Цзю, поморщившись, одним толчком отправил паразиту шляпу с вуалью из дальнего сундука. Шэнь Юань просветлел и быстро накинул ее, мягко просияли вышитые на полах обереги. - Но при этом сон - порождение разума, - придурок поспешно устроился на постели, поймал Юэ Цинъюаня за запястье. Сквозь расплывающееся зрение Цзю тем не менее отчетливо видел, как потекла с пальцев в духовные вены главы ордена ци. - Здесь я дам вам столько времени, сколько тебе понадобится там. “Сорочий мост” поможет, проложит путь. Шэнь Юань поднял голову, и Цзю едва не вздрогнул от выражения на своем собственном лице - даже сквозь вуаль. - Десять, сотню часов или дней - ты должен добиться от него причины отклонения ци. Цзю молча склонил голову и позволил душистому дыму поглотить себя. Открыл глаза он уже во сне - и это было странно. Не похоже ни на человеческий дурман, ни на демонический морок. Скорее на дверь в один из пространственных карманов, куда Цзю как-то раз по вопиющей небрежности вляпался и потом еле унес ноги. Предстояло повторить. На этот раз вместе с Ци-гэ, если небесная тварь не соврала. Потому что если соврала, Цзю все равно вывернется, только чтобы выпустить кишки похотливому недопеску. И плевать, небесный он или нет. Было темно. Воняло кровью, невдалеке кто-то надсадно выл на одной ноте, и чужая - знакомая! - ци дрожала вокруг игольчатым болезненным пламенем, передышкой между двумя волнами. Цзю рванул вперед не задумываясь. Ци-гэ, наивный идиот, был здесь, и у него было искажение. К счастью, после короткой заминки включились рефлексы, проснулась любовно откормленная паранойя: Цзю выпустил тончайше паутинки ци, целым облаком - не только вокруг себя, но и сверху, и снизу, и с удивлением ощутил что-то вроде… камня? Камня, полного ци. Камня, который он отлично помнил. Словно стоило осознать это, и вокруг просветлело: пещеры Линси всегда чутко реагировали на присутствие заклинателя. Не то чтобы это заставило Цзю расслабиться и свернуть тонкие чувства. Теперь он был почти уверен, куда идет - и все равно удивился, когда вход в знакомую пещеру, где Ци-гэ… Юэ Цинъюань помог ему взрастить золотое ядро, оказался заложен. Кладка была основательной: кто-то не просто потрудился завалить узкий проход принесенными снаружи валунами, но и укрепил конструкцию запирающими и укрепляющими талисманами. Цзю узнал руку Вэнь-шибо, прошлого главы Цюндин. И все равно они едва держались, когда кто-то внутри ударился о завал всем телом - и буйной, ломающейся, нестабильной ци. - …меня! Выыыпуууу… - внятная речь снова сорвалась на вой, и завал снова дрогнул. - …рнуться! …Цзю! У Цзю не было отклонения ци, у него и тела-то сейчас толком не было. И все равно от осознания закружилась голова. Старый сердечный демон издох под неожиданным ударом, и от освободившейся, скованной раньше в узлы ци Цзю покачнулся и едва не рухнул, едва успев опереться на стену. Юэ Ци никогда не посмел бы обвинить в своей неудаче наставника, выбравшего его, уличную крысу, в ученики и вознесшего в преемники главы ордена. Юэ Ци никогда не считал оправдания в чем-либо достойными внимания, придерживаясь старой максимы “либо делай, либо не делай”. Юэ Ци так и не простил себе неудачи и поспешил дрочить на свою вину второй десяток лет, вместо того, чтобы дать Цзю возможность решить самому! Нахлынувшая ярость была настолько же сокрушительной, насколько недавнее облегчение. Цзю рывком оттолкнулся от стены и всю только что освободившуюся силу вложил в удар по завалу, а потом шагнул внутрь сквозь образовавшийся провал. Он еще успел увидеть Юэ Ци в оборванных одеждах главного ученика Цюндин, полубезумного, окровавленного, бросился навстречу - и пещера вокруг дрогнула и растаяла. Следующая сцена была из порядком набивших оскомину. Очередной совет, дежурный обмен вежливыми оскорблениями, непривычно молчаливый для спора о том, кто больше виновен в нападении демонов, Лю Цингэ и глубокая миска с танъюанями у локтя. Одно небрежное движение рукава - и разноцветные шарики разлетятся по полу. К сожалению, Цзю был всего лишь наблюдателем, а проклятый подменыш подношение принял. Как будто так и должно быть! А Ци-гэ, наивный дурак, аж засветился, разулыбался весь! Да разве можно быть таким слепым?! Шэнь Цинцю никогда не принимал чужие угощения! Шэнь Цинцю никогда не остановился бы поговорить с байчжаньским зверьем! Какое право имел Ци-гэ смотреть так на эту небесную тварь! Ничего, Цзю напомнит ему, на кого Ци-гэ имеет право смотреть! К счастью, воспоминание закончилось раньше, чем Шэнь Цзю успел бы сделать какую-нибудь позорную глупость - например, попытался бы развернуть Ци-гэ к себе, а не позволил ему и дальше с тоской смотреть вслед улетевшему на Сюя паразиту. Вход в зал совета наконец смыло новым видением: Юэ Цинъюаня как раз окатило радужной пленкой защиты Цинцзин. Глава ордена сошел с меча во внутреннем дворике, зачем-то коснулся давным-давно погашенного фонаря и негромко постучал в двери, прежде чем войти: отлично знал, что ждать разрешения он будет до самого вознесения. Юэ Цинъюань вошел и принялся хозяйничать внутри: Цзю отлично видел, как он выбрал любимый повседневный сервиз Цзю из черной исинской глины и чай к нему в пару. Цзю же предупреждал паразита, что после танъюаней Юэ Ци сразу же обнаглеет, поди, еще и надумал себе невесть чего! Пока Цзю негодовал, Юэ Цинъюань забрал все на чайный столик и, щелчком пальцев вскипятив воду, принялся заваривать чай. - Юэ-шисюн? - проклятый глист наконец выплыл из спальни - в домашнем! - и Цзю едва не сломал веер. Вот, значит, что он пропустил, пока отсыпался! Волосы убраны в мягкий узел, губы едва заметно припухли, смотрел Шэнь Юань с сонным недоумением, но двери в спальню прикрыть не забыл, надежно отсекая все звуки. Сообщить откровеннее, чем он вчера - или даже ночью? - занимался, подменыш просто не мог. Ци-гэ, скотина, смотрел, не отводя взгляда. Даже ответил не сразу, когда его позвали. - …обязан? Юэ-шисюн? - Жуань-шиди обмолвился, что… Цинцю-шиди заказывал на днях духовную пищу с большим содержанием ян, но ее нужно везти издалека, и… - наконец отмер Ци-гэ, вымучив какое-то идиотское оправдание. - Этот мастер совершенно случайно вспомнил, что подобное дарили на Цюндин пару месяцев назад, и… Шэнь Цзю чуть не стошнило от отвращения. Желчь поднялась к самому горлу, кислая и горькая. И это глава ордена, великий Юэ Цинъюань? На встречах с Хуаньхуа он так же блеет?! - Юэ-шисюн, - паразит проводил взглядом извлеченный из рукава небольшой лаковый короб, но не сделал даже попытки подойти. - Этот шиди, разумеется, чрезвычайно благодарен за… раннюю доставку. Тон был похож. Слова… тоже. Даже лучше - Шэнь Юань изображал капризного молодого мастера куда успешней, чем когда-либо удавалось Цзю. Шэнь Юань был им. Юэ Цинъюань от этого тона поник, словно лунная лилия под жарким солнцем, и Цзю едва удержал в груди рычание. - …был бы благодарен, если бы ради нее глава Юэ не утруждал себя визитами раньше тигриной стражи. Сцена рассеялась - снова до того, как Цзю успел рвануть подменыша за грудки в попытке вытряхнуть из своего тела. Цзю не успел затормозить, пролетев сквозь белесое марево, и понял, что смотрит в стену. А светлое пятно на ней - блик от зажженной ночной жемчужины. Юэ Цинъюань сидел почему-то за собственным чайным столом Цзю и работал, вывалив ворох бумаг на столешницу и пол: читал, писал сам, сверял сказанное в посланиях с черновиками своих писем, просматривал отчеты. Цзю замер перед ним, не в силах отвести взгляд. Привычные регалии главы ордена оказались сняты, волосы стянуты на затылке лентой, платье роскошного черного цвета в густом полумраке казалось куда более простым темно-коричневым. Обычно гладкий лоб прорезала морщинка, широкие брови, которые хотелось проследить пальцем, сошлись, да так и замерли, словно от привычной тревоги или застарелой боли. Когда Юэ Ци поднял голову, словно почувствовав на себе взгляд, Цзю даже вздрогнул. А тот вскочил и бросился малым не сквозь Цзю, и новая часть воспоминания тоже осветилась. Этот балдахин и эту кровать Цзю отлично знал. В постели тяжело ворочался в лихорадке он сам - молча, даже в беспамятстве зная, что подавать голос нельзя. Юэ Ци знал это тоже - и потому, окунув ладонь в небольшой таз у изголовья, молча прижал мокрые пальцы к щекам и лбу, еще и еще раз. Столько раз, что Цзю сбился со счета, словно вдруг разучился считать. Наконец Шэнь Цзю в постели затих и теперь тихо, но ровно дышал. Юэ Ци так и не вернулся к рабочему столу: бережно отвел с щеки прилипшую к влажной коже прядь, заправил за ухо. Цзю даже прикрыл глаза, словно мог ощутить это прикосновение. Мечтая ощутить его. Возвращаться за бумаги Юэ Цинъюань не стал: устроился на полу рядом с кроватью, поймав в ладони безвольную руку Цзю, на мгновение прижался к ладони щекой, коснулся губами костяшек - и снова замер. Цзю стоял у него за спиной, не зная, сколько прошло времени. Не желая ничего знать. Потом воспоминание начало меркнуть, и Цзю успел увидеть только, как Юэ Ци роняет голову на постель, утыкаясь лбом в ладонь, которую все еще держал. Впору было фыркнуть, что тревожиться за жизнь главы пика Цинцзин, бессмертного заклинателя, куда проще и приятнее, чем за существование безвестного оборвыша. Но обезумевший Ци-гэ из пещеры все еще слишком ярко стоял перед глазами. Невероятный. Феерический просто идиот. Как будто Цзю позволил бы себе так идиотски умереть, оставив этого блаженного без защиты. Стоило только отвлечься - и впустил в школу невесть какую тварь! А если бы Цзю и вправду умер? Так олуха небесного никто бы и не заподозрил. И вот этот точно натворил бы дел, потому что был даже хуже Ци-гэ. Хотя бы потому, что так и не повесил на алтарь никакой толковой защиты, и Шэнь Цзю вынужден был снова смотреть, как распахиваются створки и Ци-гэ оседает на пол со страшным, беззвучным воем. Не идиот ли? Он даже тела не видел! Цзю рванулся вперед прежде, чем картинка успела поменяться. Пытаться в рукопашную с Юэ Ци даже во сне он не собирался, пусть байчжаньская псина развлекается такой глупостью. Цзю пнул табличку - роскошную, сандалового дерева, с безупречно выписанными именем и эпитафией. Даже успел порадоваться, что во сне ее было не жаль. Табличку перекосило, Юэ Ци попытался ее удержать, но Цзю вложил в пинок немало ци - и проклятая деревяшка рассыпалась на осколки. Медленно, словно во сне, Юэ Цинъюань поднял голову - ци колебалась вокруг него, словно язык пламени на кончике свечного огарка, будто не зная, исчезнуть или вспыхнуть в полную силу. Цзю не дал ему времени на раздумья. Пнул снова, под дых, опрокидывая на спину, старательно убрав из движения ци - и чуть не отшиб ногу. Юэ Ци смотрел неверяще, не отводя взгляда, словно боялся даже моргать - а вот его ци уже потянулась навстречу, обняла, согревая, как Цзю запомнил навсегда с того двойного совершенствования в Линси во время образования золотого ядра и запретил себе вспоминать. Цзю отбросил носком сапога осколок таблички и подошел вплотную, а потом, перекинув через Юэ Ци ногу, уселся сверху, чуть наклонился - и как следует тряхнул за грудки. - Ты не охренел меня хоронить, идиота кусок? - почти ласково осведомился Цзю, запрещая себе смягчаться, когда теплые ладони стиснули запястья. - Когда-нибудь ты научишься сначала думать, а потом делать? - Сяо Цзю… - с благоговением выдохнул под ним Юэ Ци, явно пропустив мимо ушей едва начатую выволочку. - Сяо Цзю, живой!! Цзю не успел возмутиться - опять не успел. Он ничего не успевал сегодня, не иначе, особо неудачный день в личном календаре, звезды сошлись в созвездии Болота, иначе с чего бы ему так вязнуть и отставать?.. Он не успел даже додумать эту мысль, потому что Юэ Ци дернул его к себе, вплотную, с неожиданной ловкостью поймал за затылок и принялся целовать. Куда попадал - лицо, волосы, уши, подбородок, шею, даже руки, и его ци выплескивалась следом, бурлящая, теплая, почти обжигающая своим счастьем, словно вспенившаяся вода в горячем источнике. Бормотал что-то невнятное, бестолковое, разом перейдя от блеяния к бурлению, и Цзю мог только моргать и жмуриться под этим потоком. Ци-гэ, придурок, отдавал не считая, и Цзю честно собирался его отчитать. Потом. Потому что было это стократ лучше, чем все, чем байчжаньское зверье делилось с подменышем. И сравнить нельзя. Ци-гэ достигал совершенства во всем, что делал, даже если брался за совершеннейшие глупости. А им ведь еще предстояло как-то из всего этого выбраться, даже если Цзю хотелось не двигаться с места, купаясь в чужом тепле. Ци-гэ справился за него. Отстранился, заледенел взглядом, мгновенно превращаясь из конченого влюбленного идиота в главу школы Цанцюн, Меч Сюаньсу. Цзю едва не всхлипнул от вопиющей несправедливости. Не успел. Опять! Вторая волна ци была холодной и тяжелой, даже дышать было трудно. - Демон снов? - голос у Ци-гэ был очень спокойный, ненавязчиво так любопытствующий, и Цзю чуть не расхохотался. Идиота кусок, оказывается, был способен на здоровое недоверие и осторожность. Где только раньше все это пряталось? - Шэнь Цинцю предупреждал, что нападением девы Ша демоны не ограничатся, - Ци-гэ не пытался вывернуться или отстраниться. Даже руку с затылка не убрал. - Кто твой хозяин, тварь? - И чем же этот ничтожный выдал себя? - Цзю оскалился, еле сдерживая разъяренное шипение. Ци-гэ был кретином. Полнейшим и безоговорочным, способным спутать жалкую подделку и оригинал, и это было неожиданно больно. Едва ли не больнее, чем мысль о предательстве. Размен помойной крысы на блестящее будущее и предательством-то не был. Цзю уже почти смирился с этой мыслью, когда выяснилось, что кое-кто был слишком туп, чтобы поступить, как любой приличный человек. И за молчанием прятал свои косяки. Как в сопливом детстве! - Шэнь Цинцю никогда бы не прикоснулся ко мне по своей воле, - Ци-гэ улыбнулся своей лучшей официальной улыбкой, и Цзю ощутил почти непреодолимое желание дать ему в рожу. - Шэнь Цинцю предпочел Меч Чэнлуань. Почему-то это стало последней каплей. Все это - лихорадка от отклонения ци, смерть, призрачное бытие, небесный паразит, оккупировавший его тело, и их с Лю Цингэ постельные игрища, пророчества о смерти Ци-гэ из книги судеб, снова отклонение ци, только теперь уже самого Юэ Ци - копилось в чаше его терпения и заполняло ее по капле, а то и по ложке. Но последний упрек словно шваркнул в эту чашу полновесный половник. В этот раз Шэнь Цзю успел бы себя остановить, он знал. Успел бы - но не стал. Напротив. Цзю вывернулся из хватки и закатил Юэ Ци настолько сильную пощечину, насколько позволила неудобная поза и отсутствие размаха. Официальная улыбка осыпалась у Ци-гэ с лица, как рисовая пудра со щек престарелой шлюхи. Осталось только беспредельное изумление. С открытым ртом - у Ци-гэ всегда были сочные, четко очерченные губы - Юэ Цинъюань был похож на безмозглого карпа, так и оставшегося в пруду, а не давным-давно преодолевшего свои драконьи врата. - Ты настолько просрал последние мозги, что поверил, что я мог выбрать эту тупую псину?! - едва не плюясь от негодования и обиды, зашипел Цзю. - Ты легко поверил, что эта дерьмовая подделка - я, Ци-гэ? Вот этот лох беззубый, мажор балованный, благополучный пиздюк, родившийся с золотой ложкой в жопе? Это я?! Цзю стремительно наклонился вниз, снова тряхнул Юэ Ци за грудки. - Он же такой беспроблемный, правда? - с ядовитой лаской протянул Цзю. - Спас в пещерах байчжаньское зверье, наладил отношения с главами пиков, небось еще и перестал сечь всю эту дворянскую поросль на Цинцзин за хамство и неповиновение, а ты и обрадовался? Взгляд у Юэ Ци вильнул куда-то вниз, и Цзю поймал его за подбородок, заставив смотреть себе в глаза и умирая от желания провести большим пальцем по нижней губе - и разозлился еще сильнее. - Ты был счастлив, когда эта небесная вошь наконец прервала свой целибат, Ци-гэ? - Цзю наклонился так низко, что чувствовал теперь на лице теплое дыхание. - Му Цинфан озвучил тебе свои восторги, что золотой иньский котел взялся за ум, и теперь его можно будет использовать? Уже подумал, под кого следующего его положить, как мечтал Ду-шишу, когда звал меня на “обучение” на Цяньцао? Ци-гэ ухмыльнулся криво и незнакомо, но теперь смотрел в глаза. Наконец-то. Это, несомненно, был вызов - и это было куда лучше, чем бесконечные и бессмысленные извинения. Честнее. - Я хотел убить его тогда. Ду-шишу. И Лю-шиди - все еще хочу. - С ума сошел?! - Они не могли позволить себе смерть еще одного бессмертного мастера! Особенно главы Байчжань, когда девица Ша явно была всего лишь первой ласточкой, а старый хрыч из Хуаньхуа только и искал повод оспорить лидерство. Даже если бы небесная тварь не предупреждала о последствиях, Лю Цингэ был тупым варваром, но все же одним из глав Цанцюн! - Ты не выбирал меня, - Ци-гэ поднялся рывком, будто Цзю и не весил ничего, вцепился в плечи, выдохнул длинно - и заговорил. - Но ты был жив. Рядом. И видел меня. Даже если отталкивал. Видел. Не обращал внимания на других. Он сглотнул и вдруг наклонился ближе, ткнулся лбом в плечо. - А потом от него несло твоими благовониями, и я думал, как он прикасался к тебе, - полушепот сделался лихорадочным, и Цзю, закрыв глаза, прижался щекой к макушке. - Как ты прикасался к нему. Вы говорили после совета, а я мечтал вытащить меч. “Сорочий мост”. Название дурмана больше не казалось смешным. - А потом… я зашел к тебе - а там и сервиз этот, и слепки ваши в ци, и… и табличка, сяо Цзю, табличка с эпитафией, - Юэ Ци вскинул голову, и в глазах у него стыло отчаяние. - Я смотрел - и знал, был уверен, что это правда. Не чья-то дурная шутка, не отвратный подарок - табличка была настоящей, сяо Цзю, перед ней читали сутры и возжигали благовония, тот, кто ставил ее, был убежден, что ты мертв, мертв! Юэ Ци глубоко вздохнул. Вышло рвано, со всхлипом, и Цзю словно во сне поднял руку, погладил его по щеке. - Я ведь умираю, сяо Цзю? - с каким-то детским доверием спросил он. - Ты умер первым и пришел за мной? Тварь небесная предупредила, что во сне у Цзю будет его тело. Не солгала - губы словно занемели и сделались непослушными, горло сковало немотой. - Спасибо, что пришел, сяо Цзю, - Юэ Ци прижался к ладони щекой, поцеловал прямо в центр. Щека у него была мокрая. - Я не заслужил, я знаю - и к тебе опоздал, и с мечом не справился, даже странно, что Сюаньсу нет здесь, наверное, он все-таки дожрал меня там, перед смертью, хотя орал, словно его режут, как подсвинок под ножом. Но ты всегда прощал мне глупость и неудачи. Прости меня. Что-то дрогнуло в ткани сна. Шэнь Цзю даже не потребовалось задаваться вопросом: теперь он знал, от чего Юэ Цинъюань провалился в отклонение ци, и осталось выполнить лишь одно условие. Шэнь Юань сказал, что “сорочий мост” проложит им путь друг к другу. Не было ничего странного в том, что он пролег через все несказанные слова. И этот путь предстояло закончить, иначе Ци-гэ, придурок, и впрямь доведет себя до смерти от горя. С него бы сталось. - Мне холодно, Ци-гэ, - едва сумел себя заставить заговорить Цзю. Было так тяжко, словно он катил камень в гору - и был уверен, что тот вот-вот сорвется вниз. - Мне было тепло только в тот раз, когда ты помогал мне с золотым ядром. Юэ Ци смотрел понимающе. Был убежден, что стоит им начать - и нежить, неупокоенный дух с лицом и памятью Цзю выпьет его досуха. И не собирался ничего с этим делать. Идиот. - Хотя бы грелка из меня все-таки получится, - глупо пошутил он, и Цзю, разрываясь от отчаяния, любви и надежды одновременно, наконец заткнул болтуна поцелуем. Оказалось почти не страшно, потому что это был Ци-гэ. Среди всех алчных тварей, игравших в благородство, Ци-гэ был единственный идиот. Не пытался прикоснуться. Щедро отдавал собственную ци. А если бы это был не Цзю, а какая-нибудь нечисть? Такого источника ян хватило бы накормить лисий выводок, не меньше. Бессмысленные траты. Но Ци-гэ улыбался и блестел глазами. - Сяо Цзю тепло? Этот может ничтожно мало, но сяо Цзю тепло теперь? Придурок. Ему надо словами объяснить, что ли?.. Цзю, свирепея, укусил его за губу и разозлился еще сильнее, когда Ци-гэ непонимающе захлопал глазами. …с такими ресницами Цзю чуть не сдуло! - Лентяй и халявщик, - расстроенно зашипел Цзю. - Это “сорочий мост”, бестолочь! Из него отпускает только соединение тел! Подозрение обдало холодом, и Цзю потянул на себя ладонь. - Или Ци-гэ требуется представить кого-то еще, чтобы… захотеть этого ничтожного? Когда Юэ Ци подхватил его под спину и поднялся с пола одним легким движением, Цзю даже ахнул от неожиданности. Вцепился в Ци-гэ, как привык держаться, и только что зубами не ухватился за воротник. - Сяо Цзю хочет со мной сплетения тел? - Цзю растерянно моргнул, когда его аккуратно уложили на кровать - это все еще была его собственная спальня, точно! - а потом задохнулся, когда Ци-гэ медленно опустился сверху, теплый, тяжелый - и прижался пахом к животу. - Действительно хочет? Отчетливый бугор у него в паху вдавился Цзю в живот, и во рту пересохло. Первым порывом было рвануться, ударить, избавиться от слишком тесного, слишком опасного прикосновения. Уничтожить осмелившегося раньше, чем он поймет, что случилось, чем сумеет кому-то рассказать. Но это был Ци-гэ - глупый, честный и верный, которому Цзю уже доверил свою тайну и свое совершенствование. И его надо было спасать. - Сяо Цзю? - Ци-гэ, удивительно чуткий, когда не надо, явно почувствовал его колебания. Замер, отстранился. - Я… Не так? Можно? Идиот. Тряпка бесхребетная! Какого гуя спрашивать, когда Цзю уже и так под ним? Очень хотелось оскалиться по привычке, ляпнуть что-нибудь этакое - например, про заклинателя, который может подмять все цзянху и не способен поиметь даже одного человека. Но Ци-гэ точно отстранился бы и принялся извиняться. Хорошо если не рыдать, как в сопливом детстве. Им надо было переспать. Всего лишь переспать. Обменяться ци на ложе. Как небесный писарь с байчжаньским зверьем. Интересно, скольких этот поганец через спальню пропустил, чтобы звать к себе вот так, без стыда? - Сяо Цзю? - Ци-гэ смотрел голодно и жалко, как впервые попавший в бордель юнец. - Да сделай уже что-нибудь! - раздражение вспыхнуло с новой силой, привычно перекрывая страх. Странным образом это ослабило напряжение. Ци-гэ никогда не боялся его гнева, напротив. Вот и сейчас он наклонился ближе, к самому уху, горячее дыхание скользнуло по мочке, и Цзю едва сдержал дрожь: помимо фонового страха тело словно обдало жаром. - Сяо Цзю предпочел бы быть старшим братом? - губы скользнули по уху, и Цзю невольно сглотнул. - Или будет снисходителен к моим мечтам доставить ему удовольствие? Обжигающей вспышкой вернулся образ из собственной спальни: Лю Цингэ, измученный ласками настолько, что сбил Шэнь Юаня с ног и опрокинул на постель, а потом бросился в седло, явно не в силах больше ждать. То, как псина буквально трахнула себя на члене паразита, поскуливая от наслаждения… Цзю тогда оцепенел одновременно от ужаса и позорного возбуждения. Согласится ли на подобное Ци-гэ? Будет ли так же мучиться желанием сам Цзю? Пожалуй… пожалуй, когда-нибудь Цзю попробует первое. Но сейчас хотелось второго - чтобы Ци-гэ вернул ему все, что задолжал. Все, от чего Цзю по глупости отказывался. - Ци-гэ придется как следует постараться, - облизнув губы, прошептал он. - Чтобы я не был разочарован, что не выбрал иного. Ци Юэ Цинъюаня качнулась вокруг, окутывая их согревающим коконом, отсекая от мира, и Цзю даже прикрыл глаза, чувствуя, как гаснет вечный страх - и разгорается телесный жар, словно отвоевав себе место. - Сяо Цзю не пожалеет, - посулил Юэ Ци и, прежде чем Цзю успел съязвить, наконец наклонился за поцелуем. Это было совершенно ужасно. Это было куда лучше, чем Цзю мог себе представить, глядя на кувыркания в постели небесной твари и байчжаньского зверья. Чужая ци теплой, ласковой волной прокатилась по духовным венам, и хорошо, что Ци-гэ переместил их на постель, иначе Цзю ни за что не ручался. Это было бы страшным позором. Глава Цинцзин не должен терять контроль из-за таких мелочей. Они всего лишь целовались! Юэ Цинъюань действовал с изрядным пылом. И опытом. Немножко хотелось убить всех тех, на ком старший братец тренировался. Но куда больше - продолжить. Так что Цзю потянулся навстречу - весь, вливаясь своей несбалансированной иньской ци в обмен, вцепившись в плечи и едва удерживая себя от того, чтобы обхватить Ци-гэ коленями и повиснуть на нем, как обезьяна. Удержался не зря: Ци-гэ прижал его теснее, подхватил под затылок и ягодицы и, пока Цзю решал, насколько унизительно потереться об эту горячую ладонь, вдруг поднял, садясь на постели на пятки. Даже поцелуя не разорвал. Кто еще тут ходил по борделям! Цзю собирался возмутиться, но забыл, потому что губы скользнули по шее, рука - по волосам, а потом Ци-гэ просто выдернул шпильку из гуани и зарылся ладонью в освободившиеся пряди. Показалось, или ци его, хлынувшая сквозь пальцы, сделалась горячее? Подушечки массировали корни волос от затылка до макушки, и Цзю застонал, осознавая, как исчезает вечная боль в висках от натуго закрепленной гуани. Это было едва ли не лучше всего. Почти как облегчение от сбитых колодок. Глава Цинцзин был безупречен и неприступен. Сяо Цзю мог позволить себе растрепанные волосы и распахнутые одежды - и Ци-гэ, терпеливо распутывающего завязки нижнего платья. Чужие пальцы, путающиеся в тонком шелке, невзначай касались кожи, с каждым прикосновением посылая по духовным венам жаркие искорки ци. Цзю словно со стороны слышал собственные нетерпеливые стоны, когда все мешающие завязки сдались, позволив ткани соскользнуть с плеч - и даже не собирался заставить себя замолчать. Он даже отмахнулся от того, что Ци-гэ оставил на нем только самый нижний халат, ловко стащив штаны: слишком хотелось прижаться к этой горячей коже вплотную. Юэ Ци явно не возражал: Цзю и моргнуть не успел, как оказался у него на коленях, и невольно охнул и закусил щеку, когда собственный член проехался по теплому твердому животу, и что-то твердое и горячее коснулось ягодиц. Поток ци изменился, не дав ему снова напрячься: теперь теплая волна струилась снизу вверх, и чем ближе было к нижнему даньтяню, тем теплее. Цзю бы, может, и возмутился - а может, одобрил, но Ци-гэ принялся спускаться поцелуями вниз, и оставалось только вцепиться ему в плечи, когда Ци-гэ сильнее сжал его бедра - и мягко откинулся на спину, заставив Цзю усесться теперь прямо у себя на груди. Горячие ладони гладили ягодицы и поясницу, Цзю, хватая воздух, неверяще смотрел сверху вниз на расхристанного Ци-гэ, так и не снявшего пао главы ордена, а потом Ци-гэ потянул его ближе - и обхватил губами головку члена. Приноровился не сразу, изрядно испачкав губы, но потом втянул в рот, и Цзю вонзил ногти в теплую гладкую кожу, пытаясь не сойти с ума немедленно. Было жарко, отчаянно хорошо и столь же стыдно, потому что Ци-гэ видел его там. Не просто видел, касался. Так, как будто был одной из ивовых сестричек, а не главой Цанцюн и сильнейшим из заклинателей. Надо было вывернуться, поменять их позу, исправить её, Цзю ведь собирался быть младшим братом, как можно было допустить, чтобы Ци-гэ… Но Ци-гэ держал его, бережно и крепко, так что оставалось только подчиниться. Контролировать себя, не стонать, не толкаться слишком глубоко. Не получалось. Ну, скажем так, не все: бедра аж подрагивали от нужды скользнуть глубже в этот теплый, влажный рот, проехаться головкой по языку, взять Ци-гэ за волосы и насадить на себя сильнее, до самого горла, и Цзю бросил попытки не стонать, чтобы удержаться. Если при этом он буквально плавился от того, как горячие ладони Ци-гэ мяли ягодицы, никого кроме их это не касалось. Твердые пальцы гладили внутреннюю сторону бедер и между ягодиц, и Цзю буквально чувствовал, как все сильнее разъезжаются колени. Скользкие пальцы, коснувшиеся медных врат, он даже заметил не сразу - а заметив, почувствовал одновременно облегчение и сожаление. Все должно было вернуться на положенные места… но было жаль, что ласки должны были вот-вот закончиться. Не следовало забывать, зачем он во все это влез. Ци-гэ надо было вытаскивать. Как можно быстрее. Не отвлекаясь на не стоящие внимания мелочи вроде настойчивых пальцев и жарких губ, и… и всего Ци-гэ, к гую бы под хвост эту его властную покорность! Как будто ласкать тело Цзю - право и честь, а не только похоть и отчаяние. Надо было заканчивать быстрее, переходить к главному, где можно будет отвернуться и даже не смотреть, если получится, но ци внутри дрожала, шла волнами, растапливала иньский лед, сковывавший духовные вены, и жар поднимался по всему телу. Прикосновений становилось категорически недостаточно, не взять предложенное было все сложнее, и Цзю едва не упал, когда Ци-гэ коснулся потаенной жемчужины. Сколько Цзю себя помнил, его собственный нижний даньтянь был похож скорее на ледник, чем на источник. А теперь Ци-гэ ласкал нежные стенки кончиками пальцев, понемногу растапливая своей ци источающий холод ледяной шар, и Цзю уже стонал и ерзал не скрываясь, насаживаясь на эти горячие пальцы, чувствуя, как тепло проникает в самое нутро. Когда в тонком зрении ослепительно-белый от мороза шар ледяной ци в нижнем даньтяне сделался серым и ноздреватым, как лед на речке по весне, и дал течь, Цзю выгнулся и кончил с недостойным хриплым воплем помойного кота. Он с трудом хватал воздух пересохшими губами, чувствуя, как из нижнего даньтяня набирает силу тончайшая струйка ци, покидая тело вместе с семенем. И, с натугой приподняв отяжелевшие веки, уперся взглядом в лицо Ци-гэ под собой - блаженное, непристойно счастливое. С белесыми потеками семени в уголках рта и на щеках. Ци-гэ что, проглотил? То есть… Это было неподобающе. Ужасно. Но сил на возмущение уже не хватало. Поэтому Цзю поерзал, сдвигаясь вниз, упираясь ягодицами в чужой нефритовый стержень. Ци-гэ остался там твердым. Твердым и горячим, так и не успевшим получить своё. И едва получилось сдержать раздраженный вздох, потому что Ци-гэ должен был взять что хотел, не лежать тут, как блаженный дурак, он же глава ордена, и Цзю разрешил, и это же больно, ивовые сестрички шептались… Сестрички много о чем шептались, пока думали, что Цзю уже задремал. Он даже кое-что запомнил. Жаль, что сейчас сил осталось только упасть вперед, в знакомые объятья, утыкаясь носом в чуть влажную шею, которую стоило бы провокационно лизнуть или прикусить, быть может… Но Ци-гэ гладил спину - размеренно, успокаивающе, в том же ритме текла по венам его согревающая ци, и просто моргать оказалось непосильной задачей. Цзю еще вспомнил про небесного писаря, который остался там, в реальности, и с последним всплеском злорадства отметил, что Шэнь Юаню придется отвлечься от своих шашней с байчжаньской псиной и посторожить тело Юэ Цинъюаня чуть дольше, чем они планировали. Мелочь, а приятно. Цзю проснулся в уютной, теплой полутьме, прижимаясь щекой к плечу и беззастенчиво обвившись вокруг Юэ Ци. Оказывается, Ци-гэ успел не только спихнуть на пол все их одежды, но и опустить занавеси балдахина вокруг кровати, оставив крошечный светлячок в изножье. Цзю проснулся - и с негодованием понял, что никогда не спал лучше. Даже если учесть, что у него слегка затекла шея. - Ты должен мне таких ночей спокойного сна за все эти годы, - проворчал он, ущипнув Ци-гэ за бок - и закидывая на него ногу подальше. - Как будет угодно сяо Цзю, - Ци-гэ еле слышно фыркнул в ответ. Старое прозвище больше не вызывало желания взвиться и плюнуть ядом. Сяо Цзю было угодно. Много чего. Лежать, например. И компенсацию за все несъеденные пирожные. Но для этого надо было вернуть себе старое тело. Или, лучше, обрести новое, если небесный подметальщик не брехал. Может, и не брехал. - Ци-гэ опять тебя подвел. А вот тут сдержать раздраженное шипение не получилось. Заводить старую песню в такой хороший момент! - Ци-гэ - дурак! Теплая ладонь на спине чуть дрогнула, но продолжила выписывать успокаивающие круги. - Дурак. И его всегда обманывают, стоит сяо Цзю отвернуться. Ловушка была детской, но Цзю не стал взвиваться снова, промолчал, неохотно заставляя себя начать думать, а не лениво млеть под ласкающей ладонью. - Давно задрал нос настолько, чтобы обвинять себя в том, что не распознал божественное вмешательство? Так я поправлю, - буркнул Цзю. - Уж наверняка к Хунцзину его не раз сводили. - Это потому настоятель Чжан из храма Трех звездных старцев в Дали прислал мне благодарственное письмо в начале лета? - припомнил Юэ Цинъюань, проводя кончиками пальцев по щеке и заправляя за ухо непослушную прядь, и Цзю даже приподнялся на локте. - Помнится, сяо Цзю путешествовал в Наньчжао меньше года назад... - Гадальщица у храма сидела, с духовной искрой, - Цзю отвернулся от него. - В кои-то веки не попрошайничали, а хоть попытались отработать. Поступление на пик Чжицзи не потянула бы, но расклад сделала. - Сяо Цзю рекомендовал ее храму и совершил пожертвование, - без вопроса продолжил Юэ Цинъюань, и Цзю фыркнул ему в плечо. Но не возразил. - И наверняка её же и снарядили положенные благопожелательные молитвы возносить. Эту тему Цзю продолжать не хотел: не хватало еще проболтаться, о чем просил и в чью пользу молитвы заказывал. - Уж не знаю, с чего этому писарю небесному в их канцелярии не сиделось, - перескочил он на паразита, - сил в нем на бумажный фэнь, все на вселение потратил, да и то вынужден был отклонения ци дожидаться. Но в книгу судеб заглянул, не поленился. По крайности, эту псину Лю уже нам спас. И... Юэ Ци молча ждал. Терпеливо и хищно. Явно готовился приговорить паразита сразу при пробуждении. Цзю запретил себе думать о том, как обожгло в паху от этого убийственного намерения - не хватало еще начать тереться. - И он знает, как вырастить мне новое тело. - Новое тело? - в голосе Ци-гэ тревоги было налито щедро. Куда больше, чем то тело стоило бы. - Я непочтительный сын, - Цзю лениво фыркнул и все же прижался ближе. - Когда еще получится развести небесное мудачье. Они нам задолжали. - Ты воровал с алтаря подношения, - Ци-гэ изобразил свой лучший осуждающий тон. Сдвинул ладонь на поясницу. И ниже. - Мы воровали. И это иньский котел, Ци-гэ. Иньский котел, который начал парное совершенствование с Лю Цингэ. Горячая ладонь на мгновение до боли стиснула задницу, и Цзю зашипел и укусил Ци-гэ за плечо, даже когда хватка разжалась, и его ласково погладили там же, искупая вину. - Даже если учесть, что эта тварь небесная положила псину вниз и затрахала, как хотела, а тот только подмахивал… - Цзю поморщился. - Если и впрямь сумеет вырастить мне тело, пусть мучается иньским котлом сам. - После того, как мы вернем тебе тело… помнится, сяо Цзю особенно негодовал на попытки прошлого главы Цяньцао настоять на “обучении”, - медленно, вкрадчиво напомнил Юэ Ци. - Желает ли сяо Цзю, чтобы я признал подменыша в твоем теле членом Цанцюн, но в этот раз разрешил Цяньцао то, о чем они мечтали? Цзю заинтересовался. Приподнялся на локте и поймал Юэ Ци за подбородок, глядя в глаза. - Чего это добренький Ци-гэ решил наказать паразита? - приторно пропел Цзю. - Неужто за то, что перепутал нас и не заметил, а, хлопая крыльями, таскал ему поесть? Юэ Ци дернулся, на скулах и лбу у него разлились пятна румянца. - Не смей, придурок, - посерьезнев, велел Цзю. - Не хватало еще просрать божественный дар мелочной местью. Уж не знаю, где мы с тобой наскребли хорошей кармы на такой подарок, но не вздумай напугать его - зарежешь русалку, плачущую жемчугом. Понял меня? - Но… - Изгнать его из моего тела ты всегда успеешь, - напомнил Цзю, запретив себе закатывать глаза. - Знает он много, читал наверняка не только одну лишь книгу судеб, по которой ты, болван доверчивый, рванулся меня спасать, поверив письму, написанному кровью, и загремел в засаду. Разумеется, прекраснодушного придурка это лишь воодушевило. - Дважды я опоздал к сяо Цзю. Больше глаз не спущу, - перебил Ци-гэ и даже договорить не дал, потянулся за поцелуем. Признаться, Цзю не особенно возражал. Даже когда пришел в себя на спине, с бедром Ци-гэ между ног, чувствуя, как пах залит смутно знакомым жаром. Ци-гэ, целовавший шею, почувствовал взгляд и поднял голову, испытующе вгляделся в лицо. - Трахай уже, - проворчал Цзю, чувствуя, как становится жарко ушам. - Нужно просыпаться: мало ли, что там успел наворотить мой горе-родственник, пока мы оба в отключке. - Родственник? - Юэ Ци привычно вычленил главное. Разумеется, над старой мечтой уличной крысы о том, чтобы оказаться потерянным ребенком неизвестной семьи, нынешний Цзю мог бы только посмеяться, но тот, старый Цзю, за такой шанс мог бы и загрызть. Юэ Ци это прекрасно знал. - Зовут его Шэнь Юань, - неохотно, стесняясь сам не зная чего, бросил Цзю. - Как я понял, перед небесами умер молодым. Может, поэтому и… - И услышал, и вселился, - одними губами закончил Юэ Ци. Цзю молча кивнул - и сам потянулся за поцелуем. Получилось куда лучше, чем в прошлый раз. Все же одних наблюдений за паразитом было мало, следовало практиковаться. Как можно больше и как можно тщательнее. Цзю собирался наверстать, сколько бы благовоний для этого ни потребовалось. Губы пекло. И шею, и грудь. Жарко было везде, где прикасался Ци-гэ. Ци никак не желала сочиться тонкой струйкой и только по нужным каналам, как учили схемы пособий с Цяньцяо. Ци, обычно холодная и вязкая, медлительная, как вода в замерзающем ручье, текла ровно и гладко, выливаясь с готовностью и будто не убывая. Разгоняя тепло в нижнем даньтяне, заставляя желать продолжения и прикосновений. Это ли чувствовала байчжаньская псина? За этим возвращалась? Цзю бы не удивился. Ци-гэ спускался поцелуями все ниже и ниже, и жар катился следом. Когда-то Ци-гэ успел переплести их пальцы, и теперь Цзю чувствовал себя так, словно давным-давно онемевшим от холода подушечкам вдруг возвращается чувствительность. Кожу будто обожгло, закололо, Цзю невольно вцепился сильнее, пытаясь справиться с ощущениями, и вздрогнул, когда Ци-гэ прошелся губами по своду ребер, влажно лизнул пупок, обвел языком пресс, совсем немного не дойдя до паха. Когда он вдруг отстранился, Цзю даже не сумел сдержать возмущение. - Куда?!. - Счастлив, что сяо Цзю понравились мои неуклюжие попытки, - Ци-гэ жарко выдохнул прямо в пах, и член напрягся с такой силой, что у Цзю даже закружилась голова. - Сяо Цзю готов продолжать? Цзю молча раздвинул колени, отчаянно надеясь, что этого будет достаточно, и непонимающе моргнул, когда Ци-гэ вдруг выпрямился, а потом одним мягким толчком перевернул на живот. Скользкая шелковая ткань простыней прошлась по раздразненной коже, одновременно лаская и успокаивая, а потом Ци-гэ медленно, позволяя осознать это движение, опустился поверх. Прижался пахом к ягодицам - так, что напряженный член опустился меж бедер, скользнув по мошонке, коснулся грудью спины, а потом лёг полностью, всем своим весом, раскаленный, надежный, вжал собой в постель и коснулся поцелуем загривка. Цзю ждал привычной вспышки панического ужаса, требующей бить со всей силы и бежать немедленно, и приготовился сдержать себя. Начни он вырываться сейчас - и великодушный дурак Ци-гэ отпустит, отстранится, будет смотреть несчастным взглядом и задавать идиотские вопросы. И они никогда не выберутся из этого подобия дома. Но сердце заполошно вздрогнуло раз, другой, а потом Ци-гэ принялся выцеловывать загривок, с ненавязчивым, но очень обстоятельным вниманием выискивая места, где ближе всего под кожей шло переплетение духовных вен. И паника ушла сама собой, сдулась, едва начавшись. Цзю был слишком занят - ловил чужую ци и грелся. Стыдно сказать, пригрелся настолько, что когда Ци-гэ чуть приподнялся на локтях, Цзю даже буркнул что-то недовольное - и стих, когда мягкие поцелуи вдруг сменились укусами. Первый, самый легкий, вдруг пробрал так, что от почти целомудренного блаженства ничего не осталось: жар ударил прямо в член, Цзю застонал, даже чуть поерзал, прижимаясь ягодицами к паху, и Юэ Ци внял, начав спускаться все ниже и ниже. Горячий язык скользил по позвоночнику, Ци-гэ прикусывал за лопатки, целовал, сильно втягивая кожу, и жар разливался по телу, заставляя извиваться в руках. Цзю толком не соображал, чего хотел бы добиться этими движениями, знал только, что лежать неподвижно больше не было ни сил, ни желания, ни терпения. Простыни давно разогрелись, почти раскалились, и казалось, что скользкие горячие складки тоже ласкают тело, только спереди, так что когда Ци-гэ сел позади на пятках и потянул бедра чуть вверх, отрывая от постели, Цзю даже вздохнул с облегчением, получив передышку от нестерпимого жара. А потом Ци-гэ провел языком между ягодиц. Довел влажную полосу до самого входа и снова принялся ласкать кожу вокруг, целуя и покусывая плоть. Цзю затрясло. Одновременно от шока и нужды, почти жажды, и уже знакомое прикосновение смазанных чем-то скользким пальцев ощущалось как облегчение от этих оглушающих, заставляющих извиваться от желания прикосновений. От скольжения влажного горячего языка по складкам входа в голове что-то перемыкало, Цзю едва соображал, стонет он или вообще воет, как кошка в течке, и он уже не думая насаживался на открывающие его пальцы, чувствуя, как вместе с ними течет внутрь теплый поток ци, заставляя внутренности трепетать. Когда Ци-гэ раздвинул его ягодицы большими пальцами и проник языком внутрь, Цзю хрипло заорал и кончил, с неверием и ужасом осознавая, что даже это толком не убавило лихорадочного желания. По простыням растекалось неряшливое пятно, а Ци-гэ продолжал держать его и ласкать там… так… что закатывались глаза. Когда входа наконец коснулась горячая твердая головка, Цзю успел перевести дух - и прийти в себя достаточно, чтобы ощутить, прочувствовать проникновение. И даже отозваться на него ответной волной собственной ци, и без того бурлившей сейчас, словно у подножия водопада. В любое другое время Цзю бы испугался подобного бурления. Искривленные, кое-как проложенные меридианы любое излишнее движение могло покорежить еще сильнее, и пришлось учиться обходиться тем, что есть, не тревожить ци понапрасну, отдавать скупо, по капле. Что угодно, лишь бы не скатиться в очередное искажение ци. Сейчас можно было не рассчитывать усилий. Ци-гэ удержал бы его, Ци-гэ согревал реку текущей между ними ци, выравнивал ее, выверял по собственному идеальному балансу. Можно было не думать, наконец. Уткнуться лицом в простыни и не думать. Не беспокоиться о том, что благородный господин с пика книжной учености выглядит сейчас как дешевая торговка весной. В точности так, как ему пророчил У Янцзы. Нагим, растрепанным, жалобно скулящим, потому что Ци-гэ был методичен и безжалостен. Ци-гэ никуда не торопился, прикусывал кожу на лопатках, оглаживал грудь, чуть царапая соски, толкался внутрь неглубоко и плавно. От этой неторопливости плавило кости и ныло, отчаянно ныло внутри. Цзю даже не пытался взять себя в руки, взнуздать ошалевшее тело и одурманенный разум. Двигался навстречу мелким толчкам, дурея от проникновения все сильнее, от того, как сила Ци-гэ затапливает тело, и возмущенно укусил его за плечо, когда Ци-гэ вдруг остановился. А потом вдруг осознал. Ци-гэ полностью был внутри, прижавшись пахом к ягодицам Цзю, заставив тело Цзю принять подходящую себе форму. Словно не было никогда проклятия иньского котла, из которого норовил испить каждый. Может быть, если Шэнь Юань не солгал… Ци-гэ качнулся внутри, неспешно и неотвратимо, проехался по потайной жемчужине, и Цзю задохнулся - одновременно от сокрушительного удовольствия и нестерпимой надежды. Юэ Ци двигался внутри, его ци накатывала волнами в такт, задавая темп, Цзю отзывался, как мог, чувствуя, как наслаждение возносит все выше и выше, все ближе к седьмым небесам, цепляясь за руки Ци-гэ, наслаждаясь мягкими поцелуями на истерзанной шее и успокаивающим весом на спине, прикосновением разгоряченной, чуть влажной кожи. В этом горячем, жидком меду тонули последние мысли, и Цзю вынесло на пик вместе с этой жаркой неостановимой волной, когда Ци-гэ выплеснул внутрь и семя, и ци. Шэнь Цзю дышал, медленно приходя в себя, все еще ощущая Юэ Ци внутри. Взгляд упал на их все еще переплетенные пальцы, и Цзю бездумно озвучил то, что успел осознать, уже ощущая, как сон вокруг понемногу тает: - Если Шэнь Юань не солгал… хочу тело, которое будет подходить твоему балансу ци, Ци-гэ.