Техника дыхания

       «Никогда бы не подумал, что такой заметный и шумный Иноске сможет пропасть. Даже если вдруг на него напал демон… Нет, это невозможно, лес окружен глицинией. Все так хорошо начиналось… Даже не верится.»        Танджиро снова позвал Иноске, а сам удивительным образом смог сделать круг вдоль лесной реки и вернуться на место поиска. Он остановился и прислушался к звукам, но кроме течения, пения птиц и редких всплесков рыб ничего не услышал. Запахи смешались: от обычных полевых цветов и трав, находившихся на соседней поляне, до запаха Гию, который пошел на поиски его друга вместе с Танджиро. Парень осторожно посмотрел на мужчину и весело фыркнул — вряд ли Томиока питал какую-то привязанность к Иноске, чтобы пойти искать его. Танджиро снова прислушался и до слуха долетел обрывок звонкого восклика Зеницу «Не трогай меня! Отошел на десять шагов назад!» — вероятно, вместе с ним отправился Тенген. Судя по тому, как Гию усмехнулся, он тоже услышал перепалку Столпа Звука и его цугуко. — Господин, Вы можете пойти к остальным, я посмотрю еще в другой стороне, а потом, если не найдем его, что-нибудь все вместе придумаем. — Я не хочу. Шинобу знатно помозолила мне глаза. С тобой всегда приятнее, даже если это поиски пропавшего… кабана.       Танджиро улыбнулся обнадеживающей улыбкой, заставляя Гию покрыться потом. Томиока первый отвел взгляд в сторону, разглядывая в гуще кустов мелкую птицу, и осторожно отошел, чтобы не стоять слишком близко. Он оступился и несколько веток оглушительно треснуло. Томиока замахал руками и свалился прямо в горку сухих листьев. Танджиро резко обернулся и изумленно уставился на молодого мужчину. — Что с Вами? Вы не ушиблись?        Гию помахал головой и разрыл листву, задумчиво хмурясь, а затем достал гарду от катаны. Танджиро безошибочно определил, что она принадлежала мечам Иноске. Он подошел ближе и протянул руки, покрытые мелкими шрамами, молодому человеку. Гию смущенно поднялся сам, лишь едва опираясь на протянутую ладонь, и возвысился над ним. — Вы прекрасный искатель, Господин Гию. — Забавно вышло. — У нас есть улика. Не думаю, что Иноске просто так ее выбросил из-за небрежности, но, — парень замолчал, вспоминая, как товарищ «точил» новые клинки камнями, — думаю, он ее случайно потерял. Значит, мы ищем в правильном направлении, я чувствую его запах! Гию-сан, давайте за мной, я знаю, мы не заблудимся!        Танджиро развернулся на пятках и прибавил ходу. Под ногами хрустели листья и ветки. Они шли в тишине, нарушаемой удаляющимися плесками реки и пением птиц. Каждый был погружен в себя, но оба думали об одном и том же. Танджиро старался не оборачиваться, чтобы лишний раз не встретиться взглядом с Гию, и шел только вперед, петляя, осторожно раздвигая ветки — не дай бог по неосторожности запустит ею в Столпа Воды, это будет полный провал!        Отчаянно краснеющие и все больше смущенные сложившейся ситуацией, они смогли выйти на новую местность — всюду валялись разбросанные переломанные саженцы. Танджиро осмотрелся и заметил в тени большую маску. — Иноске!        Парень выскочил из-за деревьев, поудобнее перехватив пойманного зайца за уши. Бедный зверь боязливо отбивался задними лапами, но против сил Иноске у него не было ни единого шанса. — Мы тебя все ищем, куда ты пропал? — Дичь для красотки! Я гнался за ним, а он ух какой быстрый! — Надо сказать Зеницу и Тенген-сану, что ты нашелся… Подожди, ты поймал зайца для кого-то?        Танджиро посмотрел на Гию, будто ожидая, что тот обьяснил ему. — Для красотки! У нас в горах это брачный обычай — преподносить добычу самке! — Спасибо и на том, что не убил его, — тихо заключил Гию. Танджиро испуганно посмотрел на него. — Конечно, она сама как заяц пугливая. Ух, там медведь такой, но живым бы не утащил, кровище та… — Иноске, дурак, тебе понравилась Митсури-сан? — Прямо в точку, Гомпачиро! Ну, я молодец, что дичь живую поймал?!        Танджиро побледнел. Не потому что боялся, что Митсури отвергнет Иноске (хотя и поэтому тоже), а потому что знал, что перед ней стояла преграда в виде Обаная, встать на пути у которого было наравне с харакири. Парень сглотнул, не зная, что ему сказать. На суровую правду он не решился и отчаянно пожалел, что Иноске выбрал именно эту пассию. Молчание затянулось. Заяц беспокойно бился в руках Иноске, который крепко держал его за уши и был явно этим доволен. Танджиро сочувственно сдвинул брови и сжал кулаки, чтобы придать себе сил. — Иноске, ты… — Хорошо, что додумался не убивать его. Если она отвергнет твой подарок, животное можно будет выпустить, — произнес Гию, про которого юноша и вовсе забыл. Затем молодой человек осторожно взял в руки перепуганное животное, нежно прижимая к груди.       На гладкой одежде оставалась заячья шерсть, но он улыбнулся и погладил зверя по голове. Притихшее животное закрыло глаза и спрятало голову в изгибе его локтя. Танджиро смотрел, как Томиока улыбается, чуть вороша шерстку зайца, и так искренне радуется этому, словно дичь поймали для него. У парня забилось сердце, он облизал губы. Если бы не присутствие Иноске, то он обязательно поддался вперед и поцеловал Гию в щеку, наплевав на приличие и их тяжелые взаимоотношения. Томиока вернул зайца Иноске и довольный охотник побежал с ним вперед. Танджиро ущипнул себя и пожелал, чтобы вечер поскорее наступил. — Ну вот и нашелся твой товарищ.       Они отправились за ним и вскоре вышли к остальным. Вопреки всему Танджиро не спешил подойти. — Господин Гию, это ужасно, — тихо сказал парень. — Почему? — Я про то, что он влюбился в человека, с которым у него все обречено. Мне его жалко. Если бы только я мог чем-то помочь… — Ты берешь на себя ненужный груз, Танджиро. Посмотри на него, — Томиока указал на Иноске. Довольный пойманной добычей, он подошел при всей компании к Митсури. Девушка сразу встала и принялась отчитывать его, говорить, что не стоит сбегать и не предупреждать, но стоило ему показать ей пойманного зайца, то Митсури тут же растрогалась и взяла животное на руки. — Он не похож на того, кто сдастся после первого отказа. Попробует еще. Болван. — А как же Обанай-сан? — Иноске обязательно вызовет его на бой. Поколотят друг друга, а потом получат еще больше от самой Митсури-сан.        Они синхронно посмотрели на Шинобу — она замахала рукой и улыбнулась, зазывая подойти ближе. Гию перевел взгляд страдальческих глаз на Танджиро, и парень усмехнулся. — Идемте, Господин.        Гию нерешительно протянул руку, но тут же одернул себя. Они вышли на поляну к остальным и увидели, что все увлеклись друг другом: Ренгоку что-то рассказывал брату о своих приключениях, Митсури поглаживала Зеницу и Иноске, пригревшихся под ее боком, по голове, а сама отвлекала Тенгена — это получалось у нее едва ли не отлично. Столп Насекомого отвлеклась от рассказа Ренгоку и подвинулась, освобождая место Танджиро. Она снова улыбнулась той таинственной улыбкой, которая появлялась на ее лице каждый раз, когда было о чем заподозрить. Камадо стало не по себе от ее доводящего до мурашек взгляда. Шинобу погладила его по плечу, как заботливая старшая сестра, и искоса посмотрела на Гию. — Томиока-сан, какой-то у Вас цукуго бледненький! Вы не переусердствуйте с тренировками!        Танджиро побледнел. Гию покраснел. Шинобу беззаботно улыбнулась. Рассказ Ренгоку оторвался на полуслове. — Как, цукуго?! — Господин Ренгоку, это не так! Я все еще очень хочу обучаться у Вас, Шинобу-сан просто… — Я намерен забрать его. — отчаянную речь Танджиро прервал Гию. — У меня никого нет, Ренгоку-сан, и никогда не было. И вряд ли уже появится. Танджиро очень способный ученик и он достоин стать моим последователем. Вы не сильно огорчены?        Танджиро впервые видел Ренгоку таким обескураженным и сбитым с толку. Тенген ободряющим жестом коснулся его плеча.       «Интересно, меня спросить кто-нибудь хочет? Я и Ренгоку-сан только узнали об этом, так еще и ситуация неловкая… Из-за слов Шинобу-сан он может очень расстроиться. Но все же я хотел бы сам выбрать. Если отдавать предпочтение тренировкам, то в этом случае я много научусь у Гию-сана. Какие бы странные они ни были, они действительно эффективные… Но я хочу быть цугуко Ренгоку-сана. Я восхищаюсь ими обоими, но это нельзя сравнить, как любовь к айве или сливе — сказать, что больше нравится. Ренгоку-сан заставил меня понять очень много важных вещей, Гию-сан тоже, но… Но к нему я чувствую что-то особенное, нежели к Столпу Пламени.» — Прекратите, пожалуйста, давить на милого Танджиро, он стал еще белее! — неожиданно возразила Митсури и спор прекратился. Танджиро посмотрел на Гию — отчего-то он ощущал в этом потребность — и увидел в его глазах ошарашенную искру осознанности. — Вам нужно предоставить выбор самому Танджиро, но не в этот момент, — Шинобу прижала его к себе одной рукой и парень почувствовал себя в полной безопасности под крылом «старшей сестры», — но он должен выбрать без угрызения совести, что кому-то будет обидно. Поэтому Митсури-сан права: не давите на него и лучше попросите прощения. — Я-я в полном порядке, правда, — заплетающимся языком сказал Танджиро и с трудом вывернулся из-под ее руки, — я не могу больше тянуть и дам ответ как можно скорее…        Ренгоку и Гию сидели с виноватым видом. Столп Пламени заговорил первый. — Ты мне очень нравишься, Танджиро! Я был бы очень горд тобой, если бы после меня ты занял мое место. Я считаю, что ты заслуживаешь этого! Но мы с Господином Гию и правда переборщили, прости. Это только твой выбор, и ничто не может повлиять на него. Я буду ждать ответа, каким бы он ни был!        Гию поймал взгляд Танджиро. Они кивнули друг другу, безмолвно обещая, что перенесут разговор об этом на потом. Танджиро обескураженно вздохнул — в его жизни с недавних пор стало слишком много «потом». Отложенные непростые разговоры о чувствах всплывали в голове каждое мгновение и он подбирал, что скажет, как ответит и что сделает.        Спор мягко замяли и продолжили вести разговоры ни о чем в спокойной атмосфере уюта. С каждой минутой поднимался ветер, холодя до мурашек, и казалось, что никто вовсе не замечал сгущающиеся тучи. Танджиро с тоской посмотрел на небо и понял, что дождь все-таки будет. Он обвел взглядом присутствующих, что не ускользнуло от рядом сидящей Шинобу. Она с вниманием повернулась к нему и улыбнулась. — О, — заключила она, когда следом за парнем посмотрела на небо, — полагаю, скоро будет гроза. Нужно собираться. — До поместья Шинобу-сан очень далеко, — сказал Зеницу, обращаясь к Иноске. Парень отвернулся и испуганно икнул, столкнувшись лицом с Тенгеном. — Тебя не должно это волновать. Мой цугуко должен находиться в блестящем поместье своего учителя! — Я не пойду с тобой, противный профурсет! — Ты пожалеешь о своих словах! Я тебе ярко отомщу!        Танджиро тактично промолчал, хотя отчего-то покраснел, когда встретился взглядом с Гию. — Нужно поскорее собираться, иначе промокнем! — Митсури обулась, не обратив внимание на мозоли, и принялась помогать остальным.       Небо быстро потемнело, ветер нагнал густые тучи. С каждой минутой гром становился громче, а вдали, за горизонтом, небосвод иногда рассекали фиолетовые полосы молний. Где-то внизу, за деревьями, стоял маленький полуразрушенный храм, заросший лианами и непроглядной листвой.        Большая компания собрала вещи и поспешно спряталась в низине горы, под высокими деревьями, закрывающими целое небо. Ренгоку предусмотрительно взял Митсури на руки, поскольку из-за неудобной обуви она шла медленнее всех. Зеницу и Танджиро безмолвно переглянулись, когда посмотрели на явно недовольного этим Иноске. Тогда Зеницу, засмотревшись на друга, поспешил к нему, не глядя под ноги, из-за чего споткнулся о выпирающий корень мертвого дерева и полетел вперед. Танджиро протянул руку, но уже не успел поймать товарища, и только круглыми глазами наблюдал за тем, как друга ловит Тенген. Столп Звука, довольный сложившейся ситуацией, подхватил его сильными руками и небрежно закинул на плечо. Зеницу вдруг закричал и также неожиданно замолчал.        Сквозь листву начал пробираться дождь. Капли стекали на запыленную дорогу, делая ее влажной, а запах от нее распространялся еще на несколько метров вверх. Компания с веселым шумом мчалась под ближайшие укрытия, смеясь, намокая под дождем, как будто это была единственная радость, позволенная им. Танджиро бежал за Гию, который специально останавливался, чтобы подождать его, а сам готов был поклясться, что слышал звук колокольчиков, каким сопровождается служба в храме. Ренгоку с Митсури, прикрывающей его от дождя рукавами юкаты, умчался вперед вместе с Тенгеном и ворчащим Зеницу, и вскоре из-за белой пелены дождя их силуэты нельзя было разглядеть ясно.        Танджиро снова отстал, уловив звук колокольчиков, и остальные его друзья скрылись за деревьями. Он оглянулся, разрываясь между желанием побежать за ними, пока совсем не промок, и любопытством проверить, откуда идет мелодичное звучание. Юноша натянул хаори до головы, чтобы волосы не пушились, и все-таки оставил звук колокольчиков позади себя. Он сиротливо осмотрелся — кроме свежего запаха влажной земли он не чувствовал запахов друзей и только бегло всматривался в рощь в надежде не заблудиться. Танджиро ускорился, натягивая хаори на себя в жалкой попытке укрыться от безжалостного ливня.        Вдруг парень вздрогнул — из-за полосы неожиданно появившегося тумана показался высокий силуэт. Он присмотрелся — силуэт приближался все ближе и ближе, и вскоре Танджиро смог разглядеть в нем Гию. Томиока, промокший и взъерошенный, вернулся за ним, и при этом ему удалось сохранить гордое выражение лица. Он протянул Танджиро намокшую шершавую ладонь, и парень, не долго думая, схватился за нее. И они на одной скорости побежали домой.                                     *** — А остальные добрались домой? — спросил Танджиро и быстро снял мокрую одежду, липнущую к телу. — Да. Шинобу вынуждена принять гостей до тех пор, пока дождь не закончится. У меня не так много места для такой компании. — Господин Гию, спасибо, — сказал парень, когда молодой человек принес ему теплый зеленый чай. В комнате пахло теплом и рисом. Ощущалась острая необходимость взглянуть друг на друга и начать разговор, который они долго откладывали. — честно сказать, с Вами я чувствую себя дома. Как будто дом — понятие растяжимое. Это не всегда место, да? — Интересная мысль. — Давайте поговорим, Господин Гию, — Танджиро улыбнулся и поставил емкость с остатками чая на пол. Он выпрямился, смотря на мужчину напротив таким взглядом, каким святые одаривают грешников. Томиока хмуро прикусил язык. — Для начала я хочу попросить у тебя прощения за все это. — О, нет, я нисколько не разочарован Вашими действиями, только смущен и сбит с толку. Вы по-прежнему очень уважаемы мной.        Где-то в горах громыхнул гром. Дождь застучал по крыше с новой силой и они обрадовались, что успели дойти до поместья гораздо раньше, чем начался настоящий ливень. В воцарившейся атмосфере чувствовалось что-то интимное, гораздо интимнее, чем их бессчетные ночи, проведенные в компании друг друга. Томиока искоса смотрел на своего «подопечного», и ему стало так неловко и стыдно, что хотелось залечь под покров травы на несколько миль к центру Земли. Неловкость убивала его, хотя ему все еще удавалось сохранять невозмутимое выражение лица — для Танджиро он не осмелился сделать его мрачным. — Я мог с самого начала сказать тебе, — молодой человек сглотнул, вдруг пряча взгляд от выразительных глаз юноши, — что… Что я чувствую к тебе. — Я могу полагать, что это не платонические и тривиальные… — Вовсе нет. Понимаешь, когда у тебя есть любимый человек, ты хочешь быть с ним, вне зависимости от ситуации. — Почему Вы не сказали мне и скрывали это? Вы же меня знаете очень хорошо, я никогда не отрекусь от Вас, только потому что все сложилось вот… Вот так. — Я не был уверен полностью, — угрюмо отозвался Гию и ощутил, что готов поклониться ему, но вовремя сохранил самообладание, — я пытался проявлять какие-то свои чувства. В целом по отношению к людям, которые мне дороги. Но из этого не вышло ничего хорошего. — Господин Гию, Вам не должно быть одиноко и плохо из-за этого, — бодро отозвался юноша, — потому что Вас окружают необычайной чувственности люди, готовые поддержать. Я тоже. Я не считаю, что Ваши чувства ко мне какие-то неправильные. Не думаю, что чувства вообще могут быть неправильными… Вы же не контролируете это? Я обязательно помогу Вам с этим разобраться.        Яркая улыбка на губах Танджиро задела струны души Гию. Как бива, которая оглушительно трещит, перед тем как сломаться от натянувшихся струн. Он посмотрел на него с едва скрываемой тоской и с трудом сглотнул — Камадо буквально отверг его признание. Нелегкое, накрытое покрывалом мрака и лжи ради собственного эгоистичного желания быть с ним рядом. Молодому человеку потребовалось несколько секунд, чтобы унять поднимающуюся дрожь, чтобы восстановить тяжелеющее дыхание, справиться с острым осознанием: Танджиро в этом не заинтересован. Танджиро не имеет к нему ответных чувств. Он не нужен Танджиро.        Гию приподнял голову, чтобы вдруг не заблестели слезы. Он шмыгнул носом и взмолился всем Ками, чтобы Танджиро не понял этого из-за шума дождя. Он и без того достаточно опозорился. — Танджиро, — Томиока пожал плечами и нервно сжал кулаки, — извини, мне не стоило надеяться. Не думаю, что ты когда-нибудь сможешь меня простить.        Юноша дышал теплом. Он сидел на расстоянии метра, маленький и взъерошенный, но оттого более домашний и уютный — в одежде Гию — и смотрел доверчивыми глазами, как когда-то, когда попросил мужчину стать его наставником. — Вы… — парень понизил голос и почти зашептал, — вы не хотите избавляться от этих чувств, Господин Томиока. Не пытайтесь, прошу Вас.        Парень встал на колено, чтобы подняться, и коснулся взмокшей от слез щеки Гию. Они удивленно отстранились: Танджиро — потому что тот плакал, а Томиока — потому что ладонь обожгла его. Столп Воды вскочил на ноги и, развернувшись, засеменил в другую комнату. Какой ужасный позор.        Собственная широкая хакама запуталась в себе. Молодой человек рухнул на колени и прищурился от болезненного воссоединения с полом. — Стойте! Куда же Вы? Не убегайте, пожалуйста. Господин Гию, я что-то не так сказал? — Глупо было надеяться, что у такого, как я, есть общее будущее с кем-то, как ты.        Слова, слетевшие с губ Гию, пронеслись по комнате, отбиваясь от стен, и еще долго висели в воздухе. Атмосфера накалилась до предела. Танджиро, крепко сжимающий ткань его одежды в кулаке, забыл, как нужно дышать. Казалось, что сердце опустилось в легкие и слилось с ними воедино. Из глаз хлынули слезы, он растерянно шмыгнул и пожал плечами. Гию нахмурился. С каждой секундой появлялась лишняя причина ненавидеть себя. Он прикусил губы и отстранился, отвернулся и зажмурился. — А может я люблю Вас! Вы не подумали об этом? Может быть, не так, как Вы, потому что… Наша с Вами встреча была случайной! Мы не должны были встретиться! Но мы стали друг другу большим, потому что потеряли всех дорогих нам людей! Вы просто… Воспользовались мною, чтобы заклеить брешь в сердце? Я бы никогда не позволил Вам прикоснуться к себе, если бы не любил Вас и не доверял Вам! Я никогда не влюблялся, у меня никогда не было ни к кому чувств, и я потерян! Услышьте меня!        Гию задрожал, обнимая себя за плечи. Любое слово, сказанное Танджиро, ранило хуже, чем удары кнутом по оголенной коже, а вместе с ударами выуживало часть души. Томиока никогда не думал, что волна чувств затмит его разум, наконец откроет сердце, вытащит наружу и подкинет к ногам Танджиро.        Парень зарыдал, заглушая раскаты грома, и кинулся к нему. Он обнимал мужчину, как мог, обвивал руками его тело, пытался прижать к груди голову, но Томиока сопротивлялся и отталкивал его. — Я недостоин, Танджиро. Пожалуйста, только не я. Я ужасен, — рвано шептал он. — Никогда не ужасен! Я хочу доверить Вам свою любовь, я ничего не потеряю и никогда не пожалею об этом! — Ты не можешь знать потом. — Зачем нам потом, когда есть сейчас! — Танджиро страстно встряхнул его и всмотрелся в его глаза. — Вы единственный, кто заботился обо мне. Еще тогда, в нашу первую встречу, Вы думали о том, как не навредить мне. А Ваша готовность пожертвовать собой, если я стану неугодным главе мечников меня убивает! Вот здесь! — юноша схватил его похолодевшую ладонь и прижал к своей груди. — Прямо здесь!        Гию, не сумев больше смотреть в его глаза, вздохнул так, словно в грудь ему вонзили нечто острое, тяжелое и раскаленное. Из-за их суеты свеча в фонаре погасла, вызванная резкими взмахами одежды. — Позвольте стать Вашим спасением во тьме, Господин. Стать Вашей звездой на мрачном пути. Я выстою все, никакой стыд и позор мне не страшны, пока Вы смотрите на меня.        Танджиро ощутил, как ему стало легче. Накопившееся в мутной душе вырвалось наружу с невероятной силой, переломив ребра изнутри, и ранило его в горячной агонии. Он закрыл глаза и снова прижался к теплому телу Гию. — Мы не можем. Нас не поймут. Давай… Никогда не вспоминать это. Мы навсегда останемся друг для друга самой первой губительной любовью. — Я понимаю, — Танджиро вздохнул и Гию увидел, как нелегко ему это далось, — я не позволю себе опозорить Вас, осквернить Вашу честь.        Танджиро прислонился к нему, объяв теплое тело. Гию не нашел в себе силы сделать что-то в ответ. Когда юноша поднял глаза — они в последний раз поцеловались, не касаясь друг друга, не придвинувшись навстречу ни на сантиметр — только взглядом. Танджиро погладил его грубую ладонь мокрой от слез щекой и вздрогнул от пронизывающей боли. Томиока уловил мелодию на флейте своего слуги, доносившуюся с заднего двора. Они встали — растрепанные и помятые, и между ними как будто образовалась пропасть. — Давай вместе прогуляемся по саду. — Я уйду обратно в поместье Бабочки, как только закончится дождь.        Гию не ответил, хотя понимал, что так будет гораздо лучше. Он осознал, что ему предстоит пройти долгий путь, чтобы суметь отвергнуть свои чувства и забыть Танджиро, суметь стать хорошим, достойным человеком.       Они вышли из дома на скользкую лоджию. Танджиро хотелось взять себя в руки и сбежать куда-то далеко, где будет только сестра и он. Он шел за Гию, сдерживая слезы, и кусал губы. Томиока шагал впереди, не оборачиваясь, не говоря ни слова, и было так паршиво, что идти становилось труднее. Мрачно сжимая в руках края хаори, он пытался совладать с дыханием и восстановить ровный шаг. С каждым пройденным метром в мокром саду после дождя, где слышалось, как в воде плещутся карпы, идти становилось труднее. Синие вечерние фонари поместья погасли и вокруг стало темно и пусто.        Ноги привели их к беседке. Гию помог Танджиро зайти внутрь, поскольку опора была скользкой. Оказавшись в темной беседке, куда едва доставал свежий охлаждающий ветер, они прислушались к дальнему раскату грома и печальной мелодии флейты.        Томиока повернулся к Танджиро, но вместо мрачной угрюмости разглядел на его лице полное умиротворение. Он изумленно замер — юношу окружили теплые, почти волшебные лучи светлячков. Перегнувшись через перегородку беседки, Танджиро протянул к насекомому, сидящему на свисающей лиане, руку, но так и не смог дотянуться. Досада читалась на лице Гию — точно также он не мог дотянуться до него.        Камадо повернулся. Смотря на страшный шрам на лбу, напоминающий, каким нелегким был его путь, Гию становилось еще хуже от осознания того, что он доставляет ему лишние проблемы. Ему хотелось подойти к парню, чтобы погладить его по плечу, поправляя спадающую верхнюю одежду, наклониться и обнять его, суметь защитить, закрыв собой, и при этом не доставить ему неудобств.        В их гробовом молчании было что-то уютное. И до боли жуткое, что-то, что они как будто провожали, стоя поздно ночью после грозы в саду, обнимая друг друга в своих головах. — Не уходи, — тихо произнес Томиока, — сейчас очень темно. Побудь еще одну ночь у меня. — Это убьет нас, — отчеканил Танджиро. Гию посмотрел на него и убедился, какой он взрослый в свои шестнадцать. Какой он мужественный и сильный, стойкий и несокрушимый, и тогда молодой человек понял, что попросту не сможет защитить его из-за собственной слабости.        Он не стал говорить про риск идти на ночь глядя домой. Он не стал ничего говорить. Мелодия флейты за домом затянулась. — Мне проводить тебя?        Танджиро повернулся и, укрывая плечи теплой одеждой, посмотрел в его глаза с безнадежной улыбкой. — Поцелуйте меня, Господин. А потом оттолкните.        Гию задышал чаще. Слезы на щеках юноши застыли, но даже во мраке сада его глаза были по прежнему яркими и нежными. Молодой человек сорвался с места, всхлипнул, и кинулся к нему с такой скоростью, будто расстояние между ними было несколько миль. Взметнувшиеся волосы упали на плечи. Гию лихорадочно сгреб его в свои руки, боясь отпустить юношу, словно он мог раствориться. Танджиро пришлось привстать на цыпочках, обхватить его руками и сжать на спине хаори, пряча лицо в линиях одежды. Томиока прижимал его, как никого и никогда, а сам дрожал и целовал его, куда придется — в смещающиеся ладони, в плечи, затылок, лоб, щеки, и столько в этих движениях было боли, что сердце норовило выскочить. Танджиро снова прижался к его груди — Томиока давно осознал, как тот любил слушать бешеные удары внутри, которые звучали лишь для него. Он сгреб юношу в свои руки, укрывая длинными рукавами, и скрыл от внешнего мира, который так желал отобрать его свет души.        Гром усилился, где-то блеснула молния, но Гию еще не отталкивал Танджиро. — Утром. Я уйду утром.        И утром он ушел.                                     ***        Каждое движение, каждый выпад, каждый рывок и прыжок совершался с яростью на грани отчаяния. Шест дзе мельтешил то слева, то справа, то сверху, раздваиваясь в глазах. Пот бежал по спине и лбу. С каждым выпадом соперника юноша обескураженно защищался, краем уха прислушиваясь к поддерживающим воскликам Зеницу. Шест свалился на землю, как будто руки перестали слушаться. Иноске замахнулся и перепрыгнул через Танджиро, чтобы не задеть его. Через несколько прыжков он развернулся, а юноша озадачено заморгал, когда недовольный друг подошел к нему. — Кампоко, что за дела?! Сейчас бы как треснул! Совсем расклеился! — Прости меня, — произнес парень, вытирая пот со лба, — давай вечером потренируемся снова.        Он измотанно улыбнулся — не спал всю ночь — и, отвернувшись, зашел в дом Бабочки. Иноске приподнял маску, взглянув исподлобья на Зеницу — парень озабочено сдвинул брови. — С нашим Танджиро явно что-то не так. Это на него не похоже! Неужели он потерял мотивацию?! — Не неси чушь, у Гомпачиро мотивация похлеще твоей будет!        Танджиро поспешил, чтобы не услышать разговор друзей, а затем скрылся за поворотом. Он задышал, обнимая себя руками — бессонная ночь и самобичевания отняли у него все силы. Парень прикрыл глаза и постучал. — Недзуко, ты еще спишь?        Стучать не было необходимости. Парень грустно вздохнул, снова не услышав «заходи, братик!», которое так грело ему сердце когда-то давно. В темной комнате, похожей на темницу, стоял плотно сколоченный короб. Не тронутая кровать была застелена также, как и в первый день появления в поместье Бабочки. Парень улыбнулся и подошел к коробке, присел на пол рядом и поднял голову вверх, чтобы посмотреть на кусочек неба, видный в мелкое окошко. Он услышал, как шуршит кимоно и протянул руку к дверце, осторожно постучал. — Тук-тук, Недзуко.        Еще несколько минут он сидел на полу в полной угнетающей тишине. После его нелегкого вздоха ящик с писклявым скрипом открылся. Показалось лицо сонной девушки с прищуренными глазами. — Привет, — сказал парень, — добрый день.        Девушка поморгала и улыбнулась одними глазами. Через несколько мгновений она вылезла из ящика и села рядом с Танджиро, приобнимая его за голову. Парень расслабился. Действительно расслабился — в объятиях сестры было спокойно, уютно, а главное по-домашнему тепло. Он прикрыл глаза и, проигнорировав покалывание в носу, пропустил несколько слез по переносице. Недзуко гладила его по волосам — несколько нервно и неумело, но нежно, мурча что-то ласковое. — Я в порядке, Недзуко, — он кивнул, шмыгнув носом, — я правда в порядке. Любить очень тяжело. Это не всегда воздушные чувства, это еще и бремя. Я обязательно сделаю так, чтобы ты полюбила и не сожалела.        Недзуко клюкнула его затылок — парень горько усмехнулся этому. — Я сегодня должен был постараться лучше, но вышло даже хуже, чем во время обучения у Урокодаки-сана. Прости меня. Я обязательно выложусь на полную, обязательно.        Танджиро замлел, закрыл глаза и прилег на пол. Недзуко поморгала, шурша заштопанным кимоно, и села рядом, продолжая поглаживать брата по голове, спине, плечу.                                     ***        К вечеру погода сменилась. Волосы трепал прохладный ветер, освежая перегруженную голову. Гию сидел на лоджии, разложив вокруг себя листы бумаги. В их окружении он чувствовал себя не так тоскливо. Сидящая поодаль Шинобу с девочкой-служанкой перебирала листы и складывала в стопки. Она хранила чуть ли не религиозное молчание и с невозмутимой улыбкой одаривала девочку довольным взглядом. Когда та закончила помогать, Шинобу кивнула ей и служанка ушла, оставляя Столпов одних. Гию вздохнул — Столп Насекомого не могла не заметить это. Она прижала листы бумаги плотной дощечкой, когда ветер норовил разбросать их по округе. — Вы сам не свой, Господин Томиока, — осторожно заметила девушка, глядя на него искоса. Гию повел плечами, выпрямляя спину. — Просто не выспался. Спасибо за заботу и за оказанную услугу, Госпожа. Хочешь, угощу тебя чаем. — Не стоит, благодарю, — Шинобу кивнула, из-за чего несколько волос из заплетенной прически упали на лицо, — давайте выпьем мой отвар, он успокаивает сердце. — Метафорично, — Гию повернулся к ней вполоборота, — это Вы так придумали? — Не совсем, — она улыбнулась, глядя на оживающий сад, — этот отвар очень приятный, если пить его охлажденным, а еще полезно для здоровья.       Не дожидаясь ответа от товарища, Шинобу привстала, взяла маленькие теко и налила в них немного из своей фляги. Гию убрал мешающие волосы на одну сторону и принял отвар. — Не знаю, какая тренировка у вас с Танджиро в этот раз, но я думаю, что вам обоим не очень хорошо. Сегодня я поила его этим же отваром и он выглядел совсем никаким. — Тренировок больше не будет, — тихо сказал Гию, стараясь не вызвать лишних вопросов, избежать которые в случае с Шинобу казалось невероятным, — он выбрал быть цугуко Ренгоку-сана. Я тоже думаю, что так будет эффективнее, — соврал он.        Шинобу смерила его гипнотическим взглядом, не позволяя разорвать зрительный контакт, а затем он отвернулся — и стало стыдно. Волосы сильно мешали, падая на лицо. Тогда девушка подсела к нему за спину и взяла их по обе стороны. Томиока вздрогнул, когда тонкие пальцы дернули его за волосы на виске. — Прошу прощения! Кажется, они Вам мешают, — произнесла она, шипя, как змея, плюющаяся ядом, — мне очень сильно кажется, что Вы мне врете, Господин Томиока!        Из-за ее радостного голоса Гию нервно сжимал в руках емкость с отваром и мрачно отпивал почти по каплям. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть сад и беседку, но ощущение рук на своей голове стало ярче. Иногда Шинобу дергала его волосы и он кривился, будучи уверенным, что делала она это не случайно. — Я очень не люблю людей, которые мне врут. — У Вас лицемерное представление об окружающих, Госпожа, — улыбнулся Гию, на что девушка снова дернула его за волосы, — и нет совершенно никакого искреннего уважения к товарищам. — Я очень уважаю тех, кто уважает меня. Это справедливо. А еще Вы увильнули от темы. Ловко, очень ловко, но трусливо. — Если бы я посчитал эту тему не личной, я бы рассказал, — мрачно отозвался Гию, — но это никого не касается. — Даже меня? Я же Ваш самый лучший друг! — она пощекотала его спину, но Томиока не дернулся. — Обычно у Вас, конечно, и так угрюмое лицо, но сегодня больше, чем обычно.        Ветер завыл, пронесясь среди сада Гию, а после кусты и деревья зашатались, даря тревожное ощущение. Молодой человек опустил голову вниз, позволяя Шинобу доделать ему удобную прическу, а сам смотрел на искусанные ночью руки, пряча их в складках хаори. Он приподнял голову — вернее Шинобу приподняла, чтобы взглянуть в его лицо, да так близко, что они чуть не столкнулись носами. — У Вас жуткое лицо, Госпожа Шинобу. — То же самое я могу сказать о Вас. И как только Танджиро влюбился в такого мрачного человека.        Гию затрясло, он развернулся к ней и подскочил. — Вы знали! — Возможно, глупый Господин, я знала об этом раньше, чем вы оба! — она улыбнулась. — Это так очевидно и даже глупо. Все вокруг видят ваше друг к другу отношение, но предпочитают делать вид, что ни о чем не догадываются. Но я не такая. — Вы выдали секрет Танджиро. Вы плохой друг. — Вряд ли это секрет. Вас же теперь ничего не связывает. Значит и чувств нет. Прекрасно, Танджиро заслуживает столько хорошего! — она схватила Гию за плечи — не сильно, но ощутимо, и надавила, чтобы он снова сел на лоджию. Девушка взялась за его волосы и принялась завязывать дальше. — Я думаю, у него будет прекрасное будущее с красивой, умной и влиятельной девушкой. Таких на примете очень много, знаете? — Мне все равно, — сквозь зубы процедил Гию, нервно теребя одежду. Он смотрел в одну точку сада и размеренно дышал. — Ему было бы хорошо даже с красивым влиятельным мужчиной. Но не с Вами, Вы слабый и ничего не можете для него сделать.        Гию не ответил. Шинобу привстала, шепча на ухо: — Значит Танджиро-кун сейчас свободен. И вполне может быть даже моим близким другом. — Не смей, — со сбившимся дыханием произнес Гию и сам не заметил, что вскочил. — Что такое? Вам же все равно? — Мне, — он смял в кулаках хакаму, — нет. Никогда не будет. Но я никогда… Я не имею права обладать им. Я хочу ему свободы. — Свободы рядом с Вами, так? — Да, — немного погодя ответил он. В тот момент Гию понял, что давно проиграл эту битву. — Это не свобода, — озвучила вслух Шинобу, не изменяя дружелюбную интонацию голоса, — Вы привыкли усложнять всем жизнь. Будьте добры определиться с чувствами. Или же не усложняйте жизнь Танджиро — он достаточно натерпелся, у него никогда не найдется времени и сил потакать Вашим эгоистичным прихотям.        Гию покраснел. Сжимающие его плечи ладони ослабли. Девушка встала, а на ее лице не осталось и намека на сдерживаемую агрессию. Она сочувственно вздохнула — Томиока почувствовал колыхание воздуха. — У Танджиро есть дело поважнее. Миссия, цель всей жизни. И Вы будете его только тормозить. Если же Вам есть, что предложить ему, чтобы облегчить его непростую ношу, то опровергните мои слова. Не вслух.        Шинобу постояла некоторое время, слушая тишину, пока ветер не растрепал ее волосы совсем, а затем поклонилась и ушла. И Гию, объяв себя руками, совсем позабыл о листах, которые разлетелись по всему поместью из-за резкого порыва ветра. Он поморгал, смигивая слезы, и приложил руки к месту, где у него должно было быть сердце.                                     ***        Танджиро сбросил волосы с лица и улыбнулся Зеницу: тот отвел взгляд, продолжая нервно заправлять покрывало в постель. Парень раздосадованно прыснул и подошел к другу, чтобы помочь — Зеницу балластом огорченно сел на край кровати. — Ты сам не свой, Танджиро, — уныло произнес он, — и мне грустно от этого! У тебя проблемы, но ты ничего не рассказываешь. Только улыбаешься так и вздыхаешь, а еще каждый раз смотришь в окно после тренировок. Как будто ждешь кого-то.        Танджиро снова вздохнул и посмотрел в окно. Он успел пересчитать каждую выпирающую занозу из подоконника, каждую пылинку, посаженную на пальцы, и разглядеть весь двор поместья Бабочки. Зеницу посмотрел на товарища большими грустными глазами и Танджиро сел рядом на заправленную постель. Они недолго молчали — Зеницу — потому что расстроился, а Танджиро — потому что не мог сказать. — Мы с Иноске тебе доверяем. Не думаю, что ты стал бы скрывать что-то, что нас касается. Но если тебе плохо, всегда скажи об этом нам! Мы ведь все-таки напарники, да? У меня никогда не было напарников, не говоря уже о таких хороших, как вы.        Танджиро улыбнулся ему печальной, но искренней улыбкой. — Я рад, что прохожу этот путь вместе с вами. Но нет ничего, за что стоило бы переживать. Это пройдет совсем скоро, не волнуйтесь.        Зеницу доверчиво кивнул, погладив друга по плечу, и вышел из комнаты — он понял, что тот нуждался сейчас в одиночестве. Перед дверью он постоял, топчась на месте, а затем ушел. Танджиро опустил голову и раскрыл ладони, в которых лежала смятая несколько раз бумажка. Он прикусил губы и снова перечитал содержимое.       Дыхание ветра колышет сирень,        Душу будя воспоминанием.        Как я своим теплым дыханием        Шею твою покрыл в тот день.        Он покрылся мурашками и обнял себя за плечи — он помнил теплый взгляд Гию, направленный на него, помнил его горячие руки теплым утром, сбивчивое сердцебиение. Танджиро покраснел и сконцентрировал дыхание — все-таки Гию не обманывал — недоговаривал, но не обманывал, и прогресс от тренировок был налицо.        Парень сконфуженно поджал ноги — он нашел в полах комнаты затейливые узоры. — Почему Вы меня так легко отпустили? Почему даже за свое счастье мне нужно бороться?        Он зажмурился, вороча рукавами по покрывалу, и зарычал, сжимая кулаки так, что на ладонях оставались отпечатки ногтей. Юноша поднял голову и изумленно уставился на соседнюю кровать. — Я зол… Почему я зол? Мне хочется кричать. Внутри все горит от злости. Это странно. Но что еще более странно, что я говорю сам с собой…        Танджиро посмотрел в приоткрытое окно — вечерняя мгла с жарким воздухом душила его — он почти ощутил, как вокруг шеи смыкаются ладони. Парень шумно дышал, пустым взглядом смотря на свои колени.        «Когда-то Господин Гию ластился к моим ногам, как сытый кот… Какой кошмар, забудь это, забудь! И смотрел так жадно, как будто говорил: «Никому не отдам». Хотел бы я услышать это. И еще услышать: «Будь послушным», «Я хочу овладеть всем тобой и добраться до самого сердца»… Почему я так хочу этого? Никак не забуду. А забыл ли он? Для него тоже этот период — муки? Когда мы встретимся, когда останемся наедине, сможем ли мы оба делать вид, что ничего не было?»        Танджиро поджал под себя ноги, забираясь на постель. Сиротливо стоящая рядом обувь прожигалась его взглядом — задумчивым и глубоким, тяжелым. Парень погладил себя по плечам, размышляя над недавно произошедшими событиями, которые никак не мог выбросить из головы. Каждый раз, когда он касался своих плеч ладонями, представляя, как бы это делал Гию, он покрывался мурашками. Он снял хаори от неожиданно окутавшей его дымки жары и долго выдохнул.        «Я не хочу его оставлять. Но я устал постоянно бороться. Я не эгоист, правда… Я просто иногда хочу, чтобы боролись за меня. Я могу позволить себе совсем немного.»        Танджиро прикусил губы и, вытянув ногу, закрыл окно, где виднелся пустой двор. На кровати было не жарко — тепло. Одиноко. Парень прижал ладони к груди, с каждой секундой отмечая, что бьется оно все быстрее и быстрее. Испуганно моргнув, он опустил взгляд вниз, на свою хакаму, и постарался скрестить ноги, с угрюмой стыдливостью отводя взгляд. Но долго смотреть в сторону он не смог — снова вернулся к разглядыванию необычной реакции своего тела на откровенные мысли. Откровенного в них было мало, но сам факт, что Танджиро завелся от одних только воспоминаний о руках Гию уже взбудоражил сознание.        «Если я сейчас попробую… Только ради тренировки. Посмотреть, чему меня смог научить Господин. Это ведь не что-то плохое, это просто тренировка.»        Юноша прислушался к звукам за дверью и спустил хакаму, туго завязанную на поясе. Он стыдливо хмыкнул, спуская нижнее белье, задевающее возбужденный член. Танджиро вздохнул, стараясь не дышать слишком громко, как будто за одно только дыхание его могли услышать и прийти проверить. Он сжал ладонь в кулак, разжал, борясь с подступающей неуверенностью и страхом, и коснулся влажными ладонями теплых бедер. Скользнул вниз по кровати, устраиваясь удобнее.        Танджиро чувствует, как сбивается дыхание — если бы Гию видел это, то обязательно сощурил глаза, неодобрительно глядя на него, и хлопнул по руке. От этой мысли член Танджиро вздрагивает, становясь твердым и скользким. Парень жмется к подушке, глядя влажным взглядом на свой орган, и боится вздохнуть. Он нетерпеливо хватает ладонью член, сглатывая густую слюну, образовавшуюся где-то в глотке, и ведет ладонью — старается по памяти двигать, как делал Гию. Неумело, неуклюже, но ему абсолютно все равно — только бы достичь того, что показал ему Томиока — невероятно яркое, как вспышка, и сладкое, как мед. Танджиро пропускает несколько вздохов — вспоминает, как хищно смотрел Гию, нависал, словно пытался скрыть от всего, и облизывал свои губы, как будто они были самые сладкие на свете. Картинка в голове размытая, не четкая, но такая желанная, ясная, такая горячая, что думать о чем-то другом просто не выходит. Танджиро представляет его руки — представляет, как эти руки гладят грудь, представляет, как пальцы уверенно обхватывают головку его члена и начинают быстрое поступательное движение, такое резкое и животное, что кружится голова. Танджиро водит рукой по члену, мягко водит кулаком по всей длине, как следует смазывая не только всю плоть, но и мошонку. Хрипит одно только имя вслух, видит один только образ в голове, мечтает только об одном — чтобы Гию Томиока сейчас оказался рядом и расцеловал шею, покусал за плечи, чтобы самому накинуться на него и проехать по его коленям — грязно, развратно.        Танджиро быстро водит ладонью, чувствует, как приближается что-то долгожданное. У самого грудь ходит ходуном от рвущегося дыхания, мокнут смятые волосы, лезущие в рот и на лицо, а сам все громче и громче шепчет «ГосподинГиюГосподинГию». Через несколько быстрых рывков он кончает и закидывает голову назад, выгибаясь дугой. Дышит быстро и сорванно, мелко дрожа, и уже скоро сталкивается с осознанием того, что сделал. Танджиро смотрит на сперму, брызгами разлетевшуюся по напряженному животу и груди белыми разводами, и облизывает пересохшие губы, пряча лицо в изгибе локтя. Он мелко елозит на подушке, пока из его уретры жемчужными струями стекает горячая сперма.                                     ***        Когда грозовое облако улетает прочь за покрытые голубой дымкой горы, снова начинает печь солнце. Деревья с изумрудными листьями «мигают» на жарких лучах, чередуя ветки под ветром, как танцующие гейши. Чудесное пение птиц — бодрое и веселое — раздается сразу как будто со всех сторон.        Митсури и Гию сидят на лоджии, наслаждаясь спелой сливой, и играют в сёги. Гию все равно, проиграет он или нет — ставка всего лишь несколько ягод, лежащих в тарелке позади. Молодой мужчина делает ход и смотрит на обескураженную Митсури. Она неуверенно водит рукой по краям доски и наконец переставляет фигуру. Она выглядит едва ли не как сама Аматэрасу — величественная и яркая. На ее голове чудесная заколка, сверкающая на солнце золотым. Плечи ее покрыты легкой вуалью, на ней прекрасно сидит красное кимоно с журавлями. Неподалеку стоит ее гета, она сидит босиком, касаясь кончиками пальцев ног кромки воды. Любопытные карпы Гию подплывают к верхушке, хлюпая ртами, и снова зарываются под растения.        Митсури делает ход и улыбчиво смотрит большими добрыми глазами на хмурого Гию. — Вы что-то сам не свой, Господин. Может, отложим игру на потом? Кажется, Вам нужно больше спать. Такие страшные синяки под глазами! — Ты права, — говорит он медленно. Он уже давно не придает значения обращениям к Митсури — они видятся чаще, чем Гию видит собственное отражение, тем более они неплохие друзья — почему бы не опустить некие формальности? — Вы все равно снова почти выиграли.        Гию наклоняется, показывает ей ее возможные ходы и Митсури вздыхает, но тут же смеется. — Видимо, мне еще нужно мно-ого учиться.        Молодой человек смотрит на нее странным взглядом и видит, как девушка мнется. Она не хочет возвращаться в свое поместье. Гию опускает взгляд, нерешительно кашляет. — У тебя что-то случилось? Ты выглядишь… Растроенной?        Митсури долго смотрит на него, моргая длинными ресницами, и вздыхает. Она берет сливу и раскрывает пополам, вытаскивая косточку. Половинка ее отрывается и падает в воду, прямо навстречу любопытным рыбам. — Наверное. Простите, что заставляю переживать. Все такое странное… Оказывается, в меня влюблен товарищ твоего ученика — Иноске-кун! Я не знаю, что мне нужно делать… Он каждое утро кладет под мое окно орехи, ягоды, фрукты… И то только после того, как я сказала ему не охотиться на зверей. Я не вынесу, если увижу у себя в поместье мертвую лисицу!        Гию почесал затылок. В любовных делах он был последний человек, к которому можно было обратиться. Но все же он не пожалел, что спросил. Они оба смотрят, как мимо сада пролетают птицы, и возвращаются к разговору. — Гм, — хмыкает Томиока, — тебе он не нравится? — Нравится, очень! Но не так, как я ему. — говорит девушка. — Но мой избранник… Другой человек, я обещала ему. — Если тебе приносит это боль, скажи им обоим. — Я люблю своего избранника, — сказала она, краснея, — но и разбивать сердце Иноске-куна… Это ужасно. — Я думаю, он переживет. — Господин Гию! Я волнуюсь, не знаю, что сказать ему.        Девушка посмотрела на дно реки, болтая ногами. Края кимоно намокли, поэтому она подняла их вверх и выжала воду. Гию долго смотрел на нее, теряясь в мыслях, и стыдливо пожимал плечами. — Тебе надо сказать, что ты не заинтересована в его чувствах. Иначе ничего хорошего из этого не выйдет. Скажи прямо и будь чиста. — Мне будет очень неловко… — Либо одно сердце, либо два. Из двух зол мы выбираем меньшее. — Из двух зол мы выбираем меньшее для нас. — Нельзя разорваться, Митсури-сан. Подумай, с кем бы ты была счастлива. Кто может сделать тебя счастливой.        Митсури опустила голову и улыбнулась. — Спасибо Вам. Я подумаю над этим, — она помолчала, — я, наверное, пойду. Приходите в следующий раз ко мне!        Гию провел ее, искоса взглянув на слугу, и ушел в свою комнату.