Техника дыхания

       Неделя ранней осени выдалась сырой и холодной. Частые дожди вынуждали сидеть дома, выбираясь из сухости и тепла лишь на задания от главы истребителей демонов. Густой лес, в котором выход проходил через самую глушь, потемнел из-за нависающего над ним каждое утро тумана. Безжизненное небо с едва различимым бледным солнечным диском каждый день было серым.        Столпы встречались редко и по делу. Обычно чаще всего они навещали поместье Шинобу, поэтому Танджиро быстро привык и был рад видеть гостей и знакомые лица. Каждый раз, случайно уловив звонкие голоса Ренгоку или Узуя, он выглядывал из ее кабинета, где все чаще помогал ей с травами, и беззаботно подглядывал. Навещать других ему больше не приходилось, поэтому большую часть времени Танджиро проводил в поместье Бабочки или был предоставлен сам себе.       На столе Шинобу лежали удобно разложенные травы. Иногда Танджиро наклонялся, чтобы вдохнуть их необычный запах, но после возвращался к работе и продолжал помогать девушке перебирать растения, игнорируя легкое головокружение от запахов. Он отделял листья от стеблей уже второй час, поэтому пальцы его быстро стали зелеными. От юноши не укрылось и то, что Шинобу часто поглядывала в его сторону. — Прости, Танджиро-кун, тебе пришлось пропустить обед, чтобы помочь мне.        Шинобу бросила сухой стебель в форму с водой и другими растениями. Послышалось шипение и вверх поднялась маленькая дымка, мгновенно растворяясь в воздухе. Танджиро проследил за реакцией и сиротливо посмотрел в сырое окно, за которым снова покапал дождь. Столп Насекомого подошла и закрыла ставни. — Ничего страшного, я не голоден и всегда рад помочь Вам, госпожа. — Меня почти устроил этот ответ, — улыбнулась она, — ты мог отказать мне.        Танджиро стоило приложить усилия, чтобы сделать взгляд гранатовых глаз более осознанным. — Рад быть полезен. Я многим Вам обязан, поэтому помочь с такой мелочью для меня не составляет труда. К тому же из-за непогоды у меня появилось много свободного времени.        Девушка сдержанно улыбнулась — она слышала этот ответ едва ли не каждый раз, когда Танджиро взваливал на себя работу. Она начинала ревновать ее. — Потом мы с тобой вместе поужинаем, ты не против? Это должно взбодрить тебя. — Шинобу прошла мимо него, задевая торчащие волосы парня сухой ладонью. Танджиро прикусил внутреннюю сторону щеки.        Между ребер, казалось, у самого сердца, по-прежнему было больно, но юноша учился справляться. Но чаще — игнорировать. Недзуко перестала спать ночами, поэтому он навещал ее ночью и выводил за пределы поместья. Он присматривал за ней и улыбался, когда сестра недоуменно хмурилась, если незадачливая цикада взбиралась по ее кимоно, внимательно наблюдал за тем, как она идет по новому мостику и смотрит в воду, словно пытаясь позвать кого-то из бурно текущей реки. Дальше, где лес сиял из-за поляны, с которой видно рассвет, Танджиро сестру не пускал — свет убивал ее ничуть не хуже, как и окружающие издали поляну глицинии. Они возвращались в поместье Бабочки до того, как небо начинало светлеть — Танджиро внимательно следил за этим. Иногда он позволял себе уснуть в комнате Недзуко, рассказать о том, как ему непросто. Она слушала его, гладила и он засыпал.        Утром Танджиро тренировался с Иноске и Зеницу. В остальное время просил Шинобу дать ему задания, поэтому большую часть времени он проводил в ее кабинете, когда владелицу поместья навещали другие Столпы. И Столп Воды тоже.        Гию потом появился в ее доме еще три раза. В первый — у него заболели слуги и ему понадобился совет Шинобу. Танджиро украдкой наблюдал из ее кабинета приоткрытую комнату напротив, где Столп Насекомого давала рекомендации по лечению. Всего на мгновение Танджиро показалось, что Гию — бледный и хмурый — посмотрел в узкую щелку двери седзи. Туда, откуда на него смотрел Камадо с быстро бьющимся сердцем. Второй раз Гию снова пришел за лекарством, а в третий не к ней — к Зеницу. Танджиро обескураженно наблюдал за тем, как Томиока уводит дергающегося друга и разговаривает с ним у ворот поместья. Еще долго юноша пытался найти удобный момент, чтобы подловить друга и расспросить о такой встрече. Сначала, конечно, ненавязчиво, но после двух дней неопределенности и самобичевания Танджиро стало плевать. В голове воспалилась только одна мысль — забрать Зеницу с тренировок, даже если его не поймут, а затем выведать все о той встрече — от сути их разговора до подробностей выражения лица Гию.        Когда Шинобу отпустила Танджиро тщательно отмыть зеленые руки, он вытер их о бока и поспешил в комнату.        «А вдруг господин Гию обо мне с ним разговаривал? Спрашивал, как ему пересечься со мной? Он наверняка очень хочет со мной увидеться.»        Танджиро быстро преодолел коридоры, не попадаясь никому на глаза, а после постучал в комнату и раскрыл двери. Зеницу обнаружился на постели в чистой одежде, вытирающий мокрые волосы. Он озадачено посмотрел на Танджиро и кивнул ему. Первые его слова исчезли в раскате грома, поэтому Танджиро не услышал его. — Снова девочки победили. — Это тренировка, Зеницу, а не игра. — Я готов оставаться мокрым каждый раз, если услышу, как они смеются!        Танджиро раздраженно вздохнул и прикрыл двери. — Я могу с тобой поговорить? — Конечно, Танджиро, только не пугай меня такой интонацией. — Иноске не здесь? — Этот свин снова пропадает в лесу. Вчера опять девочек распугал своими нападками!        Юноша приблизился к другу и уверенно схватил его за плечи. Зеницу вздрогнул и икнул, а Танджиро удивленно разжал пальцы, не замечая, каким нервным было его резкое движение. Он осторожно опустился рядом с ним. — Танджиро-кун, что с тобой происходит? У тебя как будто лихорадка. Точно, лихорадка! У моей тетушки такое же было, сначала нервная такая, злая, встревоженная, потом температура поднялась и она померла! Танджиро, миленький, обратимся к Шинобу-са-а!..        Камадо встряхнул его, заставляя парня проглотить окончание слов. Зеницу замолк, а Танджиро сдержанно прикусил губы — от громкого визга друга у него заложило уши. Он приблизился к лицу, еще больше пугая его таким действием, и смог разглядеть капли пота на висках. — Я полностью здоров, Зеницу, я очень часто вижусь с Шинобу-сан. Она бы заметила, если бы я заболел. На самом деле мне нужно кое-что от тебя услышать. Только правду, Зеницу! Поклянись, что скажешь правду.        Агацума активно закивал и попытался увеличить расстояние между их лицами. Танджиро продолжил смотреть в его глаза таким взглядом, словно помешанный. Зеницу выглядел испуганным и сбитым с толку, часто вздрагивал, если неожиданно грохотал гром. — Два дня назад поместье навещал Томиока-сан. Я видел, что вы разговаривали с ним. Он что-то сказал про меня?        Выражение лица Зеницу стало менее напуганным, но более смущенным. — Правда не говорил, Танджиро! — парень отсел подальше с удивленным видом. — И слова не сказал о тебе. — Зачем ты тогда понадобился ему?        Зеницу издал смешной звук и принялся царапать ногтем заусенцы. — Ему понадобился Узуй, а раз я его цугуко, то знаю, где его искать чаще всего. — И все?.. — вырвалось из самой груди Танджиро, когда он услышал ответ. — Подумай, Зеницу, вспомни, может, он все-таки говорил обо мне? — Точно знаю, нет! — уверенно заявил Зеницу, а затем продолжил тише. — У тебя к нему какие-то особые чувства, да, Танджиро-кун?        Юноша кивнул — ему надоело скрывать это. Он не считал, что это был секрет. — Ты догадался? — Я, может, и не сообразительный, но не слепой! — Я знаю, прости. — Об этом все знают. — Что? — Тебе не безразличен Томиока-сан. Между вами что-то произошло? Ты перестал ходить к нему, поник весь. Неужели тренировки были настолько изматывающие? — Нет, — Танджиро покраснел и сжал в руках край одеяла, — просто мы не можем быть вместе. Как бы сильно не хотелось. — Почему? Вас разве кто-то осуждает? — Мне все равно, что скажут обо мне. Я это переживу и не буду воспринимать всерьез. У меня есть дело важнее. Но Гию-сан не заслуживает осуждения. — Ты влюбился, Танджиро! — А ты еще громче скажи, — обиженно сказал парень и покосился на замкнутое окно, — еще хуже. Я его не видел так долго, что… Как будто в огне горю. Такое неправильно испытывать, да? — Тебе нужно прийти к нему и поговорить об этом. — В этом нет смысла, он не хочет удерживать меня. Через время он забудет и чувства исчезнут. Понимаешь, Зеницу, когда у тебя есть цель всей твоей… И не только твоей жизни, ты знаешь, что все вокруг, кого ты любишь… Их может однажды не стать. Чувства для меня — второе место. Первое — всегда Недзуко. Сначала я найду способ сделать ее снова человеком, а когда она будет счастлива, я смогу подумать о себе. — Это какой-то обратный эгоизм, — Зеницу нахмурился так серьезно, что Танджиро это удивило, — думаешь о всех, кроме себя. Да, Недзуко-чан всегда будет у тебя на первом месте. И у меня тоже, Танджиро. Она очень хорошая. Но в погоне за лучшей жизнью ты можешь забыть о своей. Прекрати терпеть лишь потому, что ты старший брат. Ты слишком рано стал взрослым. — Я старший брат, я привык. Это моя обязанность. Меня это не угнетает. — Танджиро, так нельзя! Подумай, что сказала бы Недзуко, если бы могла? Что ты глупый лопух и забываешь о себе!        Зеницу встал с постели и упер руки в бока. Танджиро посмотрел на него и даже неосознанно сжался. Друг говорил правду. — Она не будет счастлива, пока ты жертвуешь собой ради нее и окружающих. Подумай хоть раз о себе и своих чувствах. Если Гию-сан действительно тебя любит, он не станет помехой на твоем пути и будет помогать тебе. Тогда твой путь станет намного легче. Научись делиться несчастьями тоже.        Танджиро посмотрел на него очень осмысленно и задумчиво. Как будто он уже знал это, но не хотел принимать, и стоило ему услышать свои далекие мысли, звучавшие в голове как будто из-за стены, от другого человека, как все разом стало ясно. — Скажи, Зеницу, — обратился он, неосознанно понизив интонацию голоса, — а в любви всегда так? — Конечно, иначе это не любовь вовсе. Обоим больно.        Слышать подобные рассуждения со стороны Зеницу было непривычно, но Танджиро не хмурился и был очень благодарен ему.        «Мне нужно устроить встречу с Господином Гию.»                                     ***        «Мне нужно встретиться с Танджиро». — Томиока-сан, сколько еще вы будете приходить к Шинобу-сан за лекарствами, которые якобы для нас? — спросила девочка-служанка. Она обошла хозяина сбоку, держа дистанцию, и поставила рядом с ним чайник. Тут же смиренно присев, она принялась наливать травяной отвар в тяван. Гию посмотрел на нее и постарался изобразить улыбку. Сидя на лоджии, он выглядел уставшим. Каждое утро он проводил на ней по несколько часов, пока слугам не удавалось уговорить его зайти в дом, чтобы согреться — осень в новом году обещала быть холодной и сырой. Но Гию продолжал на протяжении недели выходить на лоджию в шелковой одежде, не заботясь о том, что тело мерзнет. — Вы ведь уже заболели, Господин, почему Вы так себя не бережете? Это из-за того юноши в клетчатом хаори? Может, стоит позвать его в гости? — Это сделает хуже, — охрипшим голосом произнес Гию и притронулся к тявану с мерзким запахом, — а я просто закаляюсь. В этом нет ничего страшного. Я делаю так каждую осень. — Вы пятые сутки смотрите на беседку, будто видите там кого-то каждый раз, но не успеваете окликнуть.        Томиока округлил глаза и посмотрел на служанку таким взглядом, словно именно этих слов и ждал. Он потянул руку и достал из рукава бумагу, взял под ступенями чернила и принялся чертить беседку. Девушка поклонилась и отошла назад, но Гию четким движением дал понять, чтобы она не уходила. Несколько минут он рисовал (черкал по бумаге) размазанными линиями, шмыгал носом (на самом деле сдерживался, чтобы не зайтись кашлем), а после поднял лист. Черные разводы, пусть и не аккуратные, имели особый шарм. Рисунок приобрел изюминку благодаря мыслям служанки. Но что-то в унылом пейзаже темными чернилами не устроило Гию. Он посмотрел на девочку так, будто она была в этом виновата. — Там было гораздо больше моих любимых цветов. — Уже осень, холода близко, а из-за сырости все цветы завяли. — доходчиво объяснила она, словно перед ней сидел ребенок. — Это закон равновесия, Господин Гию. Вы бы не любили эти цветы, если бы они не цвели каждое лето. Зимой Вы их ждете очень сильно, весной в предвкушении, когда замечаете первые бутоны, а летом наслаждаетесь их ароматом. — Нет, я всегда люблю эти цветы. Лишь потому, что однажды они росли зимой. И напоминают мне об одном человеке. Как бы я ни старался, у меня не удается вывести те самые цветы, которые были бы устойчивы к холодам.        Гию, наверное, раз пять взял пустой тяван и поставил обратно. — А как Вы смотрите на прогулку по ясному саду? — решила попытаться девочка.        «Я не люблю свет. Он слишком яркий. Он обнажает мою гнойную натуру, выворачивает меня наизнанку и показывает таким, какой я есть со всеми моими недостатками и грязными секретами. Во тьме я могу раствориться. В ней я не разберу, где начало моей тьмы, а где — начало другой.» — пронеслось в голове Гию, но вслух он ничего не сказал.        Она огорченно вздохнула, поклонилась и исчезла за дверью седзи. Гию снова остался один лицезреть печальный вид своего засыпающего сада. Скоро цветов не останется совсем и он закроет лоджию до самой весны.        Он поднялся с пола только спустя час. Начинало темнеть. Гию посмотрел на угольный кусочек неба, который значительно отличался от остального, и остановился. Пятно приближалось к нему все ближе и ближе, пока он не смог разглядеть в нем крупного ворона. Молодой мужчина вытянул руку и птица приземлилась на нее, встряхиваясь от сырости. Гию зашел с вороном внутрь дома и погладил птицу, осторожно вынув из его лапы записку. Несколько секунд он читал ее с задумчивым видом, а потом еще несколько минут смотрел расфокусированным взглядом сквозь лист.        «Задание, значит. Еще и с новыми мечниками. Придется следить за ними и учить… Далеко очень. Когда вернусь, точно встречусь с Танджиро. Я чувствую, что он будет ждать. »       Томиока потеплее укутался в кимоно и выпустил ворона, недолго наблюдая за тем, как он снова удаляется, превращаясь в неразборчивое пятно. Молодой человек зашел в свою комнату и принялся собираться. Катана на стене, занявшая почетное место, остро врезалась в глаза. Гию немного трясло — то ли от холода, то ли от осознания, что он снова идет на миссию один. Как бы хладнокровно не выглядело его лицо в отражении, сердце его всегда колотилось чуть быстрее, а дыхание становилось чуть громче. За годы убийства демонов он так и не смог привыкнуть к дрожи перед выходом из дома. Он собрал вещи, оставил короткую записку слугам и ушел.                                     ***       Когда Танджиро проследил за промокшей маской кабана, похожей на облезлое чучело, в его голове вдруг возникла мысль, что все старания Иноске были напрасны. Но, как всегда, он снова промолчал, тихо вздохнул и продолжил надраивать половицы. Иноске же отряхнулся и пошлепал прямо по коридору, оставляя за собой тянущуюся дорожку из луж — девочка Аой, увидев это, упрекнула Танджиро в том, что он терпит этого свина, а сама побежала отчитывать его, огибая мокрые следы грязи. Вскоре и ее голос стих и вокруг стало непривычно тихо. Танджиро начал мычать под нос песню и снова принялся усиленно натирать полы. Но даже постоянная работа не спасала от гнетущей тишины и чувства одиночества. Танджиро вытер пот со лба тыльной стороной ладони и уже через полчаса заметил, что полы идеально чистые. Он поднялся на ноги и убрал корыто с тряпкой. После работы его руки выглядели еще более жуткими — в шрамах, мозолях и отшелушевающейся, как у змеи, коже, а ладони, покрывшиеся красными пятнами, больше не были мягкими. Юноша тщательно вымыл зудящие руки грубым мылом с таким же неприятным запахом и понял, что началось раздражение. Шинобу не было в поместье, поэтому мысль о том, чтобы попросить заживляющую мазь Танджиро отложил на потом.        Он вышел в открытый пустой зал и из-за темноты ничего не смог разглядеть. Свечи в целях экономии горели только там, где они были нужны — девочки занимались либо шитьем, либо тем же, чем и Танджиро последние несколько дней — перебирали для Шинобу травы на зиму, поэтому свет им был необходим. Хоть Зеницу и не говорил, но темноты боялся, поэтому часто брал свечки и ставил на столик у кровати — в ином случае сидел с юными ученицами Шинобу и помогал.        Танджиро ушел глубоко в себя и не сразу заметил, что тело бьет неслабый мандраж. Он прижал руки к груди в беспокойном жесте и сконцентрировался на дыхании.        «Что-то нехорошее произойдет. Не нравится мне это все. Надо завтра утром узнать, дома ли Томиока-сан. Чувствую, что это с ним связано. Надо обязательно поговорить обо всем. Я уверен, он тоже очень тоскует».        Танджиро сиротливо прислушался к шуму ливня где-то на фоне и бодрее зашагал к противоположному выходу из зала. Работы на вечер уже не было, к тому же ощущалось довольно позднее время. Он быстро помылся в привычно прохладной воде, теплее завернулся в халат и направился в комнату к товарищам. Юноша открыл дверь тише, чем обычно, ожидая, что они спят, но когда он приоткрыл ее, на него устремилось две пары глаз. Зеницу облегченно выдохнул, как будто готов был оказаться пойманным с поличным. При виде Танджиро его лицо смягчилось и стало даже миловидным при свете свечи. Даже Иноске снял маску и сидел на своей постели в позе лотоса с каким-то умиротворением. Он быстро замахал рукой Танджиро, чтобы тот быстрее зашел и закрыл двери, что Камадо и сделал. — Что вы делаете? — наивный вопрос сорвался с губ Танджиро. — Год назад неделей раньше мы смогли выбраться из леса, где было наше первое задание. В то время там были такие же новобранцы. Избранные уже прошли финальный этап и на рассвете будет их первая серьезная миссия, — непривычно серьезно заговорил Иноске. Друзьям показалось, что он становился другим человеком, когда снимал маску. Свеча вздрогнула и на его лице заиграли огненные линии. — Иноске почему-то очень трепетно отнесся к этому факту. — Тихо, горластый. Завтра Столпы отправляются на особые задания с новобранцами. У каждого по несколько новых истребителей. Столпы, конечно, помогать не станут, но смертей постараются не допустить, — он наклонился ближе, чтобы расслышали только его товарищи, — у главы мечников подслушал, что слишком мало нас становится, а демонов все больше. Вот и каждый истребитель на счету. — Не думаю, что вызывать на это задание стоило именно Столпов. Есть же другие, ниже по рангу, чем они, но выше, чем новобранцы.        Иноске покачал головой. — Новые демоны непредсказуемые и все берутся откуда-то с огромной жаждой крови. Как будто они упивались ею веками, а потом вдруг восстали из-под земли и никто о них ничего не знает. Тут дело опасное, особого внимания требует. — Говорят, Ояката-сама на покой скоро пойдет… У него какой-то недуг. Что с нами со всеми будет? Кого сделают следующим главой не только всех мечников, но и тем, кого до смерти уважают все Столпы?! — Сплетни — это нехорошо, — Танджиро потрепал Зеницу за ухо и бросил на Иноске недовольный взгляд, — перестаньте. Ояката-сама проживет еще много лет. И хотя меня тоже гложет странное чувство насчет всего этого, нельзя говорить о таком. У стен тоже есть уши. — Танджиро, тебе очень плохо? — спросил Зеницу. — Нет, я в порядке. А почему ты спрашиваешь? — Ты раздражаешься по мелочам очень часто, а еще постоянно занят чем-то. На тренировках сам не свой, убить готов! — Простите, ребята, — Танджиро вдруг стало стыдно, — завтра все улажу, обещаю. Я поговорю с Гию-саном и все прояснится. Давайте спать. — Мы на твоей стороне, — сказал Зеницу и недовольно уставился на широко улыбающегося Иноске — при такой улыбке даже его лицо не могло быть симпатичным, — я за себя не ручаюсь, если ты вдруг снова подсунешь мне ночью под бок свою вонючую маску! — Я все еще зол из-за того, что красотка тебя по голове потрепала! Ты спи, спи, терпила!        Танджиро поскорее занял свою постель между ними двумя, чтобы не разразилась новая ссора. Он укрылся одеялом и забормотал о чем-то нейтральном, чтобы успокоить друзей, поэтому и они вскоре улеглись.        Ночь Танджиро прошла в чудном сне.        Он помнил, как шел по болоту, но не тонул. Он вдруг стал значительно ниже и почувствовал, как ромашковое поле касается его колен. Юноша принялся срывать их прямо с корнями в неаккуратный букет, чтобы зачем-то потом подарить его слуге Гию, с которым они подружились в первый день. Вдруг ромашки выпали из рук и Танджиро оглянулся — вокруг, помимо густого темного леса, не было ничего, а позади него стоял высокий дом. Он бросил ромашки и зашел внутрь.        Изнутри дом выглядел так, будто в нем не было людей уже несколько лет. Из-за того, что он стоял не на самом удобном месте, полы его проросли травой и мелкими цветами. Раскрытые окна с полопавшимися от старости скрипящими досками находились почти везде, куда бы Танджиро не посмотрел. Внутри было темно и жутко, но непривычно уютно. Парень осмотрел незнакомое место, а когда повернулся, то увидел Шинобу. Ее волосы были заплетены в еще более тугую прическу на затылке, из которой на лицо выпадали черные пряди. Она стояла перед ним в темно-фиолетовом платье-кимоно и смотрела на него очень предвзято. — Быстрее, закрой двери. — Зачем? — опешил Танджиро, но резко начал закрывать облезающие двери и окна. — Быстрее!        Он быстро выполнил ее приказ и лицо Шинобу расслабилось. Она села за развалившийся стол, прямо на траву, проросшую сквозь пол, и заговорила, перебивая вой ветра снаружи. — Ками милостив. Монах любил это место, и вера его была так сильна, что обрела физическое воплощение.        Танджиро взял со стола горячий чайник с ароматной заваркой и налил кипяток в тяван. Шинобу посмотрела на него очень остро и улыбнулась. — Ты не справишься с этим. Грядут новые времена. Ночью лучше переждать здесь, а утром уйдешь живой. Но тебе придется пожертвовать чем-то. Дом монаха убережет этой ночью лишь одного. Кто утром сможет уйти домой?        Дверь заходила ходуном. Танджиро напрягся и посмотрел сквозь Шинобу. Какой-то свист и рев сопровождался ритмичным треском старых досок двери. Была видна широкая тень в щелке под дверью. — Все уйдут живые.        Он обернулся к Шинобу, но вместо нее напротив сидел Гию. Танджиро вмиг успокоился и готов был броситься к нему, но лицо молодого человека исказила гримаса боли и страха. — Сейчас же уходи и не смей возвращаться. Не вздумай обернуться, иначе сгинешь. Я никогда не прощу, если вернешься.        Гию оттолкнул его. Танджиро ощутил, как начинает тонуть — он удалялся все быстрее и быстрее, смотря в испуганное лицо Гию, а сам испытывал такую тоску и несправедливость, что становилось почти физически больно. Он цеплялся за размывающиеся силуэты веток, деревьев, за ромашки в поле, но все, чего он касался, исчезало стремительно и безвозвратно. Прежде, чем Танджиро проснулся, он запомнил яркий блеск его глаз.        Юноша обескураженно поднялся на локтях. Спать было холодно — одеяло упало на пол, пока он ворочался во сне. Он вздохнул поглубже и понял, что в горле совсем пересохло.        «Это был очень странный сон. Наверное, стоит обратить на него внимание. Поговорю об этом с Шинобу-сан, она всегда точно знает, как поступить… Хорошо, что у меня есть человек, к которому я всегда могу обратиться за советом».        Танджиро в кромешной тьме шел по наитию. Мышечная память хранила воспоминания о том, как он много раз бродил по коридорам, в которых мыл полы. Как только он дошел до террасы, где стоял кувшин с водой, ему вдруг стало холодно. Быстро освежив горло, юноша снова ушел в комнату, теряясь в воспоминаниях о сне. Уснул быстро и оставшуюся ночь спал без сновидений.        Утром он не застал ни Шинобу, ни кого-то, с кем мог бы поговорит по душам. Он с унылым настроем потренировался один в общем зале в темноте и пошел к сестре.                                     ***        Первая за последнее время ночь Гию вне дома отразилась на нем острее, чем он предполагал: раздражение по пустякам донимало его, а противная сырость делала его одежду практически чужой на ощупь. Новобранцы с наивными лицами, в боязливом уважении идущие по пятам Гию, старались не проронить и лишнего слова — разговаривали редко и по делу во время привалов. Иногда молодой мужчина позволял себе печальную улыбку, глядя на новых истребителей, которым еще только предстояло пройти тяжелый путь. Все они были практически на одно лицо из-за новой однообразной утепленной формы, но даже это не помешало Гию запомнить имена своих новобранцев с первого знакомства. Несмотря на обязанность оставаться молчаливым наставником-проводником, он видел, как каждый раз загорались глаза мечников, если им хотелось что-то спросить у него. Он отвечал — сухо и однообразно, не рассчитывая стать для них кем-то большим, чем просто из вежливости уважаемым человеком.        Гию шел впереди, чувствуя себя мамой-уткой. В туманном лесу дышать становилось нелегко, дорога вечно шла вверх, прямо в горы с разряженным воздухом. «Цепь» идущих замыкал парень — высокий, крепко сложенный, внимательный — это сразу понравилось в нем Гию. Они ни разу не обмолвились и словом, не считая момента, когда парень назвал свое имя — Мамору Такето. Имя показалось женским и необычным, но Гию не стал делать акцент на этом — парень и сам выглядел… Не то чтобы странно, скорее необычно для местности. Его чуть желтоватое лицо с очень узкими щелками-глазами, среди которых, если присмотреться, была видна почти черная радужка зрачка, было плоским, но мужественным и в некоторой степени суровым. Среди других мечников пониже он выглядел почти нелепо. Когда в кустах послышался шум — заяц — Мамору отреагировал первый. Гию даже показалось, что обернулся тот быстрее, чем звук в зарослях стал громче. Тогда он и решил сделать его замыкающим.        Шли они долго, пока не добрались до старого буддийского храма. Несмотря на тот факт, что все молчали, Томиока знал, что новобранцы устали идти и хотели отдохнуть в более сухом месте. Он позволил мечникам войти в покинутый храм только после того, как осмотрел внутри каждый угол. — Надвигается еще более плотный туман. Дальше идти — заблудимся. Переждем здесь, а чуть стихнет — отправимся дальше.        Приказ, ничуть не симпатизирующий, но неоспоримый, встретился унылыми кивками головы. Кто-то сразу сел на длинную поваленную колонну, кто-то попытался отломить доски и развести костер, а кто-то за негромким разговором решил восполнить силы едой. Гию и самому было паршиво — идти всю ночь и почти пол дня в ужасной погоде он бы пожелал себе в последнюю очередь. Когда позади него громко треснуло что-то твердое, он неторопливо обернулся и уставился на обескураженного мечника, который держал в руках почти половину обвалившейся стены алтаря. — Я думал, у меня получится разломать доску… Чтобы разжечь костер…        Гию отвернулся, всем своим видом показывая, что ему абсолютно все равно. Он нахмурился и занял руки разрезанием айвы на части.        «Как они вообще отборочные прошли? Их должны были смолотить уже через два… Час, после начала. Если они выживут, то будут на кого-то равняться. Несладко придется Столпам. Да если я возьму в ученики кого-то из этих наивных сопляков… Нет, не возьму. Должно быть, Ояката-сама действительно в отчаянии, раз пошел на такой шаг — разослать письма в соседние деревни, где о демонах и не слыхали. Дожили, имею дело с фанатиками…»        Томиока встал и подошел к истребителю, возившемуся с доской. Он разломил ее одним резким выпадом вперед и, не удосужив взглядом паренька, ушел на свое место. Подумал, что новобранец затрясется от страха, если увидит его холодные глаза, направленные на него — поэтому Гию решил ничего не делать. Мальчишка напомнил ему Танджиро — того самого, который добрый до мозга костей, всегда ищущий и находящий третий вариант из двух, наивный и доверчивый. Того самого, который находился в поместье Шинобу в тепле и наверняка тосковал. — Господин Гию, туман опустился на лес! Дальше носа ничего не видно. Группа волнуется, как бы это не стало помехой в дальнейшем пути.        Гию никогда не составляло труда выйти из своих мыслей и переключиться на более важные проблемы в реальности, но в тот момент ему пришлось приложить усилия для этого. Мечники смотрели на него одинаковыми глазами, ожидая, что предпримет Столп Воды, а на их лицах отражалось глубокое уважение к нему и вера в его силы. Он смотрел, как в их глазах крепла надежда. — Судя по координатам, мы уже близки к цели. В туман идти рисковано. Я могу использовать технику и рассеять его, но это ненадолго и расточает мои силы.        Когда он высунулся из храма, гудящая белая даль леса заворожила его своей безысходной пустотой. Мужчина нахмурился — интуиция шептала на ухо, что с туманом не все так гладко, как казалось на первый взгляд. Он обратился к низкому мечнику по имени Тору — неосознанно, только лишь потому, что тот напоминал ему Танджиро. Гию неопределенно хмыкнул и смущенно отвернулся. Он хотел обратиться к Танджиро за советом, хотел услышать его мнение и увидеть его в действии. Но Танджиро был за несколько миль от него, далеко, возможно, даже не подозревающий, что сейчас делает Гию и где он находится. Молодой человек был на все сто уверен, что Танджиро думал о нем, хотел и ждал встречи. Эта мысль теплилась сердце и была единственной, которая взбодряла его. — Если что-то пойдет не так, почувствуете себя странно или увидите что-то из ряда вон, обо всем доложите мне. Мы в опасной близости от деревни, рядом с которой обитает демон. Самое главное — не разделяйтесь и держите друг друга на виду. — Томиока, Томиока-сан, Коити пропал.        Гию моргнул. — Что значит пропал? — Ему понадобилось справить нужду и он ушел за храм. — Почему вы отпустили его одного именно сейчас, именно в этот туман? Я неясно выразился? Или тут полно идиотов, желающих сдохнуть?        Глупые лица уставились на Гию. Он нервно выдохнул через нос и нахмурил брови. — Что нам делать? Его нет уже несколько минут. — Я иду за ним. Всем оставаться здесь. Узнаю, что кто-то вышел из храма — с вами даже Окаята-сама разбираться не будет, наказание за непослушание последует незамедлительно. Вы, бесстыдные, привыкли, что с вами няньчатся. Здесь такого не будет. Здесь либо умрешь ты, либо демон.        Истребители демонов покорно закивали и собрались в круг. В круг из девяти человек.        Гию вышел из храма, топя в себе ощущение, что напрасно оставляет их одних внутри. Он внимательно смотрел под ноги, шагая по наитию то в трясину, то в мокрую росистую траву. Туман стоял практически ненатуральный — как будто его тщательно нагнали именно в это место, чтобы создать белые непроглядные стены. Томиока старался идти осторожно, но чтобы его точно услышал потерявшийся Коити.        Когда он обошел весь храм, находя в траве его старые атрибуты, он решился немного развеять туман, чтобы увеличить видимость. Когда крупные змеистые клубы расползлись по сторонам, уступая ему дорогу, Гию начал всматриваться тщательнее. Настойчивое и раздражающее уши гудение и попеременное хлюпание постепенно отступали, чтобы потом накатить с новой силой. Томиока прислушался к хлюпанию и понял, что оно звучит откуда-то сверху, чуть правее от него. Он заозирался, неосознанно кладя руку на катану, висящую внизу, и пропустил по спине холодок — как будто сзади на него дыхнули чем-то морозящим и смертельным.        Гию поднял голову и столкнулся с лицом Коити практически в нескольких сантиметрах. Источник «хлюпания» показался перед ним — из исполосанного полуобнаженного тела, которое кто-то поместил на ветки кривого дерева, капала кровь. Внизу, прямо под ногами, образовалась целая лужа, в которой, казалось, можно было застрять по колено. Гию отпрянул, пораженно глядя в безжизненное лицо мечника, искаженное гримасой надежды и ужаса. Лицо, которое никогда больше не выразит иных эмоций. Молодой человек задышал чаще. Ему хотелось отвернуться от зрелища, которое потрясло его, но он стоял и продолжал смотреть.        Вдруг он схватился и повернул голову так резко, что шея хрустнула. Он сорвался с места, на периферии сознания чувствуя провожающий его взгляд некогда еще живых глаз. Он бежал к своим мечникам, которых оставил в храме. Туман позади него, как будто с издевкой снова наступал на пяты.        Стоило ему вбежать внутрь, как голову потрясло жуткое осознание, что из-за поражающей тишины все могли быть уже мертвы. Гию почти злобно вломился внутрь, где сразу стало темно. Он увидел других мечников и обреченно выдохнул воздух — вряд ли они все прилягли отдохнуть.        Он обвел внимательным взглядом новых, но уже мертвых товарищей, и прислушался. Рука лежала на ручке катаны каждую секунду, не расставаясь с ней ни на миг. Гию казалось, что если бы он отпустил ее, то непременно бы оказался убит. Бархатистое, почти затихшее шуршание — перекат слов на языке — прозвучало в мертвой тишине. Гию обернулся в сторону мечника, который еще был жив. Он убрал руку с катаны и быстро примкнул к нему. Тору. Лжетанджиро. — Холодно, так холодно, — просипел он дрожащим голосом, — и страшно.        Гию присел рядом, почти заботливо обведя его щеку похолодевшей рукой. Из-за крови, пролитой на лицо, больших от испуга и шока глаз и сбитых волос он еще больше походил на Танджиро. Гию затрясло. Хорошо, что на самом деле это не он, хорошо, что это…        Не хорошо. — Я буду жить, да? Господин Гию, мне так страшно и больно…        Гию посмотрел на его вспоротый живот и отвел взгляд от внутренностей. Руки с его лица он не убрал. — Ты будешь жить. Обязательно. Тебе холодно?       Молодой человек дрожащими руками прижал его к себе и испуганно втянул воздух через нос. Противный воздух, воздух с запахом крови и смерти. — Танджиро… Ты будешь жить. — Когда? — спросил пустой голос и замолк. Гию задышал громче, заобнимал крепче, чтобы отбить от себя правду. Несколько секунд он сидел так в полной тишине храма, нарушаемой только его шумными вдохами и выдохами. Когда он пришел в себя и отпустил Тору — мечник безвольной куклой повис в его руках. Гию закрыл его глаза. Он остался совсем один.                                     *** — Я очень беспокоюсь за Гию-сана, — робко, но твердо сказал Танджиро. Он, наверное, сказал это уже не первый раз. Митсури, озабоченно глядя на него, постаралась бодро улыбнуться ему. — Давай поверим в Гию-сана, он очень способный и сильный! Когда он придет, ты увидишь, что волнения были безосновательны.        Митсури грустно вздохнула, поправила заколки и присела рядом, кутаясь в теплую накидку. На ее плечах расшитая красная ткань выглядела очень дорого, девушка была чем-то похожа на невесту. — Хотелось бы мне быть такой уверенной в своих словах… Сама волнуюсь, все-таки это опасное задание. — Почему Вас не назначили на подобную миссию? — спросил рассеянно Танджиро и кивнул, когда Митсури подлила ему зеленого чая. — Хотели. Но я отказалась, — она грустно хмыкнула, из-за чего под ее глазами появились полосы от прищура, — я не такая ответственная, как остальные, а там столько новых мечников… Я струсила, если честно. Побоялась нести ношу. Поэтому кому-то досталось больше новеньких. Знаешь, так страшно думать о том, что по твоей вине, из-за твоей оплошности, из-за того, что ты просто не успел в последнюю секунду… Могут погибнуть все. — Вы думаете о себе слишком плохо, Митсури-сан, — тихо произнес парень, — это адекватное оценивание своих сил. В смысле… Если Вы не уверены в себе и в том, сможете ли привести мечников домой целыми, лучше не возлагать на себя непосильную ношу. — Тебе ли говорить о непосильной ноше, милый Танджиро? — материнским тоном сказала Митсури и неспокойно вздохнула. Танджиро смутился и узнал этот вздох — точно такой же, какой был у него, когда он думал о Гию. — Вы, кажется, ждете кого-то еще.        Митсури покраснела, но ей было приятно. — Так заметно, да? Игуро-сан… Когда он вернется с задания… Я думаю, все изменится.        На лице Митсури застыло выражение глубокого беспокойства, неуверенности, но в то же время любви. Искренность ее чувств поражала Танджиро. Ему было приятно, что не он один такой. И еще потому что он тоже ждал возвращения важного для него человека. — Простите меня за такой вопрос, но… Вы дали Иноске ответ?        Митсури переполошилась. Теплая накидка на ее плечах задрожала. Она отвела взгляд. Девушка как будто испугалась и попыталась провалиться сквозь землю. — Да… Но это не помогло. Хотя он перестал приносить мне животных. Даже живых. — Это успех. — Зато теперь их место заменили насекомые. Жуткие! Красивые, конечно, но жуткие! Я люблю одного человека. И это Игуро-сан. Иноске… Он для меня как очень сильный младший брат. — Мне очень жаль, что все так вышло. Хотите, я поговорю с ним?        Не то чтобы Танджиро верил в лучший исход событий — в любом случае. Иноске все равно не услышал бы его и продолжил добиваться девушки, которая уже занята. Они с Митсури понимали это. — Если тебе одиноко, можешь остаться сегодня у меня в поместье. Да и поздно уже, не хочу отпускать тебя в такой холод на улицу… — Спасибо большое за приглашение, Митсури-сан, — сказал парень, — но я пойду в поместье Шинобу. Аой и девочки там совсем одни, не считая Иноске и Зеницу. Вдруг им понадобится помощь. — Ну, хорошо, но поторопись.        Митсури встала вместе с Танджиро. Они прошли по пустому коридору и девушка остановилась у выхода. — Если что, приходи ко мне, поговорим по душам. Только с тобой я могу сделать это! И еще… — она взяла его за руку. — Не волнуйся насчет Гию-сана. Он обязательно справится и вернется.        Танджиро поклонился. — Спасибо за теплый прием! Я верю в него. И вы верьте в Игуро-сана.        Несмотря на то, что отношения Обаная и Танджиро не заладились с первых минут, парень знал, что для Митсури он являлся очень важным человеком. В конечном счете он не знал, какой Игуро в отношениях. Да и не очень-то хотел знать. Надеялся лишь на то, что Митсури действительно счастлива с ним.        Когда он оказался за пределами поместья Митсури, его больше не терзали плохие мысли. Он поверил в Гию и успокоил себя, заверяя наивное сердце, что тот обязательно справится. Пока он шел по протоптанной дорожке леса, иногда пожимая плечами от холода, ему было не по себе от одиночества. Парень захотел увидеться с Недзуко.        Вернувшись в поместье и чуть не попав под дождь, он первым делом согрелся, чтобы не идти к сестре и не обнимать ее холодными руками, прижимая к такой же холодной одежде. Было довольно поздно, тишина свидетельствовала о том, что в доме Бабочки все спали после работы. Без Шинобу было как-то дико, а вся организованность перешла на плечи Аой — девушка хорошо справлялась с обязанностями и иногда вспоминала о Канао, которая также ушла с Шинобу на задание — по ее же рекомендации.        Танджиро недолго просидел с сестрой, а после ушел в свою комнату. Зеницу спал на своей постели, даже Иноске без маски лежал не вразвалку, как обычно, а завернувшись в одеяло, как мышь. Танджиро, разглядев это даже в темноте, улыбнулся и лег на свою постель. Сон не шел. В голове были только мысли о Гию. Он был готов собраться в тот же миг и пойти к нему, чтобы поскорее покончить с заданием и вернуться домой вместе.        Парень долго ворочался и вздыхал, много думал об их прощании, а после уснул и увидел быстрый, но еще более странный сон.        Плечо Гию, на которое он положил потяжелевшую голову, было мягким и теплым, но при этом очень сильным — Танджиро чувствовал себя защищенным и счастливым. Они шли по яркому саду, взявшись за руки, а Гию постоянно молчал. Когда Танджиро спросил, в чем дело, молодой человек остановился. Остановился и парень — обескураженный и сбитый с толку. — Что-то не так? — Ты не можешь всегда любить меня. — Что? — Ты говорил, что всегда будешь любить только меня. Ты не можешь знать этого. — Я говорил?.. Гию, я люблю тебя очень сильно. Зачем ты думаешь об этом? Если мы все равно умрем… Стоило ли вообще начинать эти отношения? Давай наслаждаться друг другом каждый миг. Все может вдруг прекратиться и исчезнуть, не будет вчера, не будет завтра. Я хочу связать твою жизнь с тобой. — Танджиро, я не хочу, чтобы ты хоть когда-нибудь, хоть на миг пожалел о своем выборе.        Танджиро закачал головой. — Я останусь с тобой. Гию, я дам тебе все. Я не знаю, что и как… Но я стану для тебя всем, чем захочешь. Я научусь любить.        Гию отвернулся и, делая крупные шаги, удалился в саду. Парень побежал за ним, но собственные ноги как будто застряли в чем-то вязком. Он схватился за растения, но неожиданно острые шипы вонзились прямо в ладонь. Паника захлестнула юношу, когда он потерял Гию из виду. Прекрасный сад начал меркнуть, вместо красивых цветов его окружали лишь похожие на когти лозы и колючие растения.        Танджиро снова проснулся посреди ночи. Он прислушался к дыханию спящих товарищей, перелег на другой бок и, вытерев слезы с переносицы, прикрыл глаза.        С раннего утра началась суматоха. Танджиро никогда не спал долго, но странный ночной кошмар дал о себе знать, поэтому юноша проснулся даже позже Зеницу. Он быстро взбодрился и вышел из комнаты. Аой постоянно куда-то бегала, а девочки с причудливыми заколками, напоминающие Танджиро бабочек, порхали за ней по пятам. — Что-то случилось, я могу чем-то помочь? — осторожно поинтересовался Камадо, не узнав собственный голос. Аой отвлеклась и посмотрела на него так, словно впервые видела. — Мы не ожидали, что миссия закончится так скоро и так плачевно! — сказала звонко маленькая девочка. — Очень много раненных! — А ну кончайте языком молоть! — грубо произнесла Аой. — Бегом подготавливать палаты, потом сутками спать не будете у пострадавших! А ты, — она повернулась к Танджиро и ее взгляд изменился, она взяла себя в руки. Было видно, что ей непросто руководить всем, — а ты перенеси футоны в общий зал. Попроси Иноске и Зеницу помочь. Тех, кто не поместится, придется переместить туда.        Аой начала доставать из склада футон, а Танджиро помогал вытаскивать его, чтобы девушке не было тяжело. — Я думаю, так… Так бы и поступила Шинобу-сан…        Ее голос выдавал неуверенность и сомнение в своих действиях. Танджиро улыбнулся ей. — Конечно, — коротко согласился он, — Вы со всем справляетесь, Аой-сан.        Девушка покраснела от комплимента и обращения — она была едва ли не младше Танджиро, но его серьезное отношение к ней радовало ее.        Целое утро юноша таскал футоны в другой конец поместья — с помощью Зеницу и Иноске им удалось справиться раньше, чем прилетел ворон и сообщил о приближающихся какуши с раненными. Все в доме Бабочки суетились и помогали друг другу с обязанностями.        Когда открыли ворота, Танджиро помогал переносить раненных. Члены какуши, поминутно напоминавшие, как переносить пострадавших, заполнили все свободное место. Несмотря на их скрытность, всюду виднелась их форма. Истребителей демонов устроили на футонах и тут же принялись лечить. На плечи Аой легла тяжелая ноша — раздавать указания и проверять раны. Танджиро и Зеницу старались не тревожить ее, скромно выполняя мелкие поручения, к которым их допустили. Маска Иноске виднелась среди толпы — он переносил людей с потрясающей скоростью и поразительной осторожностью — после подзатыльника от Аой. Вскоре, когда бешеный поток стих, Танджиро выглядывал в толпе Шинобу, но так и не смог найти ее и ему пришлось смириться. Он беспокоился за Шинобу почти как за сестру, поэтому минуты ее отсутствия проходили мучительно.        Еще через несколько часов некоторые начали приходить в себя. Многие просили написать и отправить письма, а кто-то еще в стрессовом состоянии дрожал от страха пережитого — таким Танджиро очень сочувствовал. Многие после первой миссии решили уйти в какуши. Чьи-то раны были несовместимы с продолжением работы истребителя — они также пополнили ряды организации.        Ближе к вечеру, Танджиро, пораженный и еще даже не завтракавший, наконец встретил Шинобу. Девушка, как всегда, улыбалась, но тревога явно проглядывалась на ее лице. Она искала кого-то глазами, стоя у ворот с гордым видом. Камадо поздоровался с ней и был очень рад, что она цела. — В западной части леса, куда отправился Томиока-сан со своей группой, произошло что-то страшное, — сказала она почти незамедлительно. Камадо, уставший и голодный, вдруг оживился. Шинобу оглядела его сверху вниз. — Тебе нужно поесть, милый Танджиро. У меня остались с похода онигири с соевым соусом. Пойдем к нашему мостику и я все расскажу.        Парень покорно пошел за ней. Ему казалось, что Шинобу оставляет за собой светящуюся пыль при свете неожиданно яркого вечернего солнца. Она была похожа на Вестника Ночи, на большую круглую Луну, на отражение света в ней.        Они покинули поместье и, свободные от работы, вместе ожидали чего-то плохого. Танджиро чувствовал подвох и страх, странное ощущение на дне желудка, как будто он проглотил тяжелый камень. Несмотря на то, что с Шинобу ему стало значительно спокойнее, новости, которые она несла, беспокоили парня. — Возьми, — она протянула ему плотно слепленный рисовый шарик и присела на перегородку заново отстроенного мостика, — тебе не было одиноко? — Разве что немного. Я хотел поделиться с Вами о снах, которые мне снились. У меня ощущение, что это неспроста. — Сны имеют большую символику и могут многое значить, — она ласково кивнула. Танджиро пересказал ей свой первый сон. На протяжении рассказа лицо девушки становилось то бесстрастным, то смущенно-серьезным, как будто она знала, что все это значит. После исповеди юноши она замолчала и хмуро уставилась в воду — даже не улыбалась больше. — Танджиро, — произнесла Шинобу очень серьезно, чем напугала его, — мне есть, что сказать. Я не знаю, что может значить твой сон, но думаю, что ты сам сможешь проследить путь. — Говорите, пожалуйста, — попросил Танджиро и прекратил есть. — Господин Томиока, Столп Воды, исчез. Считается, что он, вероятнее всего, погиб при исполнении долга.       Танджиро пораженно выронил из рук онигири. Мир потускнел. В ушах зазвенело. Он медленно повернулся к девушке, разом выбивая воздух из легких. — Его команда истребителей погибла. Их тела были найдены в заброшенном храме. Гию среди них не нашли. — Тогда почему Вы решили, что он мог погибнуть? Доказательств нет! Гию-сан не умрет! Я знаю его, он пошел за демоном, который убил истребителей.        Танджиро пробрала злость. — Я тоже так думаю. Меня поражает, что Ояката-сама сделал такие выводы, — ответила Шинобу. Некоторое время она молчала, а после повернулась к юноше, — Танджиро, ты собираешься пойти следом за ним? — Да. И меня ничто не остановит. — Я знаю. Я помогу тебе с этим и прикрою, если вдруг за тебя схватятся. — Спасибо, Шинобу-сан. — Я бы предпочла, конечно, чтобы ты остался в безопасности у меня в поместье, но твои намерения всегда отличались твердостью и непоколебимостью. Этим ты напоминаешь мне одного важного для меня человека. Обязательно возвращайся вместе с Господином Гию. Будь осторожен.        Танджиро сжал кулаки. Она по-семейному тепло чмокнула его в шрам на лбу, теплой ладонью пригладив волосы. — Обязательно.        Ночью, когда все спали, он вытащил ящик с сестрой, надел форму и оголил черный клинок. Путь обещал быть долгим.