Право слабого

Я сел на земле. Развернулся, стал на колени, поставил табуретку перед собой, сложил руки просительно. Мы проиграли. Мы молим о жизни, о помощи, о работе. Нам отвечают презрением и насмешками. Мы терпим, а когда терпения не остается — Первый эльфийской бунт. Единственный. Наш бой, наша магия, наша попытка драться даже на коленях. Как мы не сдавались — и что делали с нами, не сдававшимися. Я лежал на земле, сорвав с себя одежду. Прикрылся дрожащими руками. Сел у ножки табурета, склонив голову. Замер. — Рааааа! Нет! Не так! Вскинулся, увидел стоящую надо мной Аранаэ. Пугаться не было сил, я всего себя вложил в представление. Только закаменел всем телом, а она вздернула меня на ноги, завязала на мне мое несчастное платье, словно набедренную повязку. Хлопнула по плечу. — Ты сильный! Был слабый, еще слабый, будешь сильным! Подняла в воздух, поставила на мой табурет, так что я оказался выше ее на голову. Покачнулся, ухватился за орчанку, чтобы не упасть. Она рыкнула одобрительно. Испортила мне представление. Нет ничего такого, мы не станем выше благодаря им. Орки не опора для эльфов, орки — ноги на наших спинах. Но они аплодировали, кричали, кидали в мой стакан костяшки. Спорить было глупо. Я просто ждал, пока толпа успокоится, закончит рычать и хлопать меня по спине. Одна седая орчанка ухватила меня за плечи, наклонила к себе, ткнулась лбом в лоб. Прорычала: — Ожерелье надо. Когти в стакане не носят! И воткнула коготь мне в спутанные волосы. Что ж. Значит, можно сделать представление, красота которого дойдет даже до орков. Важное открытие, которое поможет мне заработать. Только и устал я до изнеможения. Даже спуститься с табурета без помощи Аранаэ не мог, чувствовал, что упаду, если попытаюсь. Слишком выложился, играл, распахнув сердце, отдавая самого себя… В пустоту. Я прекрасно понимал, что могло быть иначе, что я мог быть хоть и уставшим, но счастливым, совершенно удовлетворенным прошедшим представлением — если бы я разрешил себе прочувствовать весь тот восторг, в котором меня утопили. Это ведь отклик, живая реакция зрителей, она была более чем щедрой. Но я не желал признавать в орках тех, для кого поставил это представление. Я пока не задумывался всерьез о том, что сделал, а теперь начинал осознавать и ужасаться. Падение Эльфаэнн, изображенное для развлечения толпы. Если я сделал это, так ли я отличаюсь от эльфки, которая использовала свое тело для скидки на аренду? Но нет, отличаюсь. Пока отличаюсь, ведь разница проходит не по делам — слишком часто мы не можем избежать того, чего не желаем — но по отношению к ним. Пока я не наслаждаюсь своим представлением, пока это лишь тяжелая работа, я могу считать, что я не предал свой народ. Что я остаюсь эльфэ. — Ну-ка, подними руки. Мое многострадальное платье практически разваливалось на части — я слышал, как трещали мои неумелые швы, пока я тянул себя за ворот, словно задыхаясь, падал и перекатывался по земле. Возможно, сейчас стоило бы смириться с его ролью набедренной повязки, хотя бы на время, но Аранаэ, решительно завязавшая лаэрос у меня на поясе, теперь столь же решительно, как все, что делали орки, сорвала его с меня. Я стоял голый посреди улицы, опять, даже на том же месте. По телу прошла дрожь, меня обдало сразу холодом и жаром. Я боролся с желанием сжаться, обнять себя, унимая страх, но Аранаэ просто вздернула мои руки вверх и набросила мне через голову… — Что это? — Эльфье платье. Ты что, башкой стукнулся, что не узнаешь? Я молча стоял, растянув руками подол и глядя на аккуратно сшитые лоскутки. Наверное, я еще долго пытался бы осознать происходящее, но Аранаэ не любила ждать. Она просто закинула меня себе на плечо и понесла все тем же, становящимися привычным маршрутом. — Я могу идти сам, — не мог не заметить я. — Да уж видела! — Фыркнула Аранаэ, шлепнула меня, словно младенца. — Представление у тебя было, ей-ей. Словно по голове здоровенным мешком прилетело, не меньше. А получается, ты этим мешком сам себе настучал, а нам как бы передал? Бля, даже на словах сложно выходит! — Не сложно. Пожалуйста, скажи мне, откуда ты взяла эту одежду? Ты была в нашем квартале? Если из-за меня орчанка ходила в эльнаэнн, Богиня, это даже представить невозможно! — Да не, зачем. У вас же эти шмотки не продают. — Но как ты узнала? Вы же ничего не знаете о нас! — На рынок пошла, — охотно рассказывала орчанка. — Там ваши торгуют тоже, ну, которые на орков работают. Спросила у них, и одна мне платье продала. Тонюсенькая, ну как ты, и беременная. Странная такая, все время дергалась. Почему? Я зажмурился, сдерживая гримасу злости. Орчанка не видела сейчас моего лица, но это не повод позволять себе выражать подобные чувства. — Потому что осталась голой посреди рынка? — Предположил как мог спокойно. — Не, ну ты че, — возмутилась Аранаэ. Но мне даже страшно не было — злость и усталость заглушали все. — Я ей повязку купила взамен, красивую, шерстяную! И узор наштамповала ювелирский, как надо. Я только вздохнул, оперся локтями на влажную от пота спину орчанки, приподнимаясь. — Она там была одна? — Не, втроем. Но нормальная только эта. А другая ее вообще локтем ткнула, беременную! У, я б ей наваляла! — И что они делали, когда ты заставила эту эльфэ переодеться в набедренную повязку? — Э? — Она правда не заметила? Впрочем, конечно, орчанка же. Пока ее не ударят, не почешется. — Да никак, им-то дело какое! Я вздохнул, тут же едва сдержал возглас — Аранаэ снова шлепнула меня, теперь намного больней. Потребовала: — Ты объясняй давай! Чего им за дело было? Че она дергалась? — Наше платье называется лаэрос. Оно начинается с той пеленки, в которую мать заворачивает младенца, и дальше пополняется лоскутами в течение всей жизни. Конечно, ветхие его части заменяются новыми, и все же каждый может сказать — лаэрос видела хотя бы последние десять лет его жизни. То, что ты сделала... Ты фактически отняла у той эльфэ ее жизнь и отдала мне. — Нихера ж себе! — Аранаэ присвистнула. — А что тогда вы делаете, если платье рвется? — Зашиваем его. Сами, или близкие родственники, или Хранительница. — А чего ты так хреново зашил? — Я не умею. Она толкнула дверь в свой дом, уронила меня на шкуры, пошла к полкам, где хранилась ее еда. Это было так странно. А хуже всего — я чувствовал себя в безопасности в этом месте. Ирреальное ощущение. — А чего тебе Хранительница не зашьет? Я только отвернулся, опустил взгляд. Намного проще было говорить о незнакомой бедной эльфэ, чем о себе. И я решил попробовать продолжить эту тему, проигнорировав вопрос. Рискованно, но не более чем многое другое, что я делал. — Помимо ритуала, есть еще одна причина, почему та эльфэ дрожала. Ты переодела ее в набедренную повязку. Для нас это значит, что она отказывается от своих предков, становится подобием орчанки. Она не сможет вернуться в свой квартал в такой одежде. — Бля, — Аранаэ села на пол, ухватила себя за голову. — Бля! Пиздец-то такой. Чего она не сказала, дура? — Потому что ты орчанка. — Че? Аранаэ подняла взгляд, вишневые глаза смотрели растерянно. Все лицо ее, грубое, отвратительно несимметричное, от этой растерянности вдруг показалось мне мягким, почти детским. — Это то, что мы запоминаем, едва становимся на ноги, — тихо объяснил я. — С орками нельзя спорить. Вы сильней нас, ваши желания нужно выполнять. Аранаэ вскочила, всплеснула руками. — Тупые вы! Говорить надо! Вызывать, — осеклась, села опять на корточки, схватившись за голову. Ткнула в меня пальцем. — Вызывать, да. Вот почему у тебя представление такое жуткое. Ты показывал, что проиграть это все, это насовсем. А неправда же! — Для вас неправда. Но мы — эльфэ. Мы не созданы для ваших ритуалов. Мы не можем стать сильнее вас. Пока не можем. Но если я найду нашу потерянную магию, все изменится. — Тупость! Та ж эльфка с Ворхом смогла. Меня передернуло, я даже прятать свое отвращение не стал. Аранаэ кинула в меня подушкой. — Чего? Отличная ж эльфка вообще, победила так хорошо! — Она проиграла. — Не-е, победила! Она Ворха затрахала, значит, победила! — Я не, — начал было, но только покачал головой. Что я мог ей объяснить? Что само согласие жить по вашим правилам, драться так, тем более, прости Богиня, побеждать так — это проигрыш? Аранаэ не поймет. Она ведь орчанка. Аранаэ тем временем закружила по комнате, бормоча ругательства: — Ну бля. Бля. Ладно, рынок закрылся, где-то она перекантуется ночь небось. А завтра ей тогда что, платье вернуть надо? А ты? — Я зашью свое еще раз. Аранаэ скривилась, пожевала губами. Просияла. — Придумала! Я тебе тряпки новые куплю. И иголки с нитками нормальные, чтобы ты самые разъебанные лоскуты заменил. Научишься шить заодно. Лови! Я неловко взмахнул руками, пакет из лэммо упал мне на колени. У меня даже уши вспыхнули. — Я не твой питомец. Не нужно меня кормить. — Э? — Аранаэ обернулась, жуя свой сверток. — Ты типа гость вообще. Я пригласила. И я жрать хочу, весь день не ела. Одной стремно. Достаточно здравое рассуждение. Я посмотрел на лежащий на коленях пакет, на Аранаэ. — Давай вгрызайся, — на свой манер подбодрила она меня. — Эльфы такое тоже жрут, я помню. Захочешь, в следующий раз сам жратву притащишь и меня угостишь. Эльфэ такое не едят. Но я смогу потратить больше костяшек на магию, если соглашусь принять ее подачку. На вкус это было менее ужасно, чем я ожидал. Конечно, мясо, что само по себе плохо, но прямо сейчас мне все равно нужно было все начинать заново. Сочное, острое, с резким пряным вкусом, оттененным свежим тоном лэммо и нотками помидоров и, возможно, лука. Я нахмурился, заглянув в середину странной еды. Оттенки были несомненно другими, к тому же они использовали мясо, но... Но кажется, я узнавал это блюдо. Что ж, орки украли у нас даже древнюю имперскую кухню. Чему я, в самом деле, удивляюсь. У нас она все равно была намного вкусней. Но орочья версия была сытной. Даже слишком — когда я доел весь кулек, меня даже слегка тошнило от ощущения непривычно полного желудка. Кажется, теперь мне не потребуется еда еще день, если не больше. Неправильно. Маги не могут так объедаться. Маги вообще не могут есть такую еду, и тем более радоваться этому. А я все-таки был рад. К голоду можно привыкнуть, но избавиться от него сродни погружению в прохладную реку во время жары. Облегчение тела сильней, чем беспокойство разума. И я не чувствовал, чтобы мой светоч становился слабей. Возможно, впрочем, мне просто недоставало опыта, чтобы распознать колебания его силы. — Эй, Лир, а Хранительницы у вас — типа вожди? — окликнула меня Аранаэ. — Скорее, главы кланов. Мы в целом не решаем ничего силой, ум и опыт намного важней в наших кварталах. — А Хранительницы самые старые? — Нет, не всегда. И они не всегда женщины, Хранителей-мужчин даже больше. Это потомки нескольких родов Эльфаэнна. Каждые пятнадцать лет весь квартал собирается, и наблюдает, как члены этого рода проходят экзамен. То есть, выполняют несколько умственных заданий. Тот, кто справится с ними лучше всего, становится Хранителем эльнаэнн на пятнадцать лет. Я говорил и смотрел, как Аранаэ разбирает вещи на своих полках. Вот она нашла большую шкатулку, сняла с пояса кожаный мешочек, в таких орки носили мелкие вещи, а мы — костяшки. Распутала завязки, перевернула над ладонью. Я запнулся на полуслове, увидев на ее смуглой коже пару сережек, алых, как кровь. Сглотнул. Нет, это не может быть для меня. Аранаэ уже дважды отпускала меня из своего дома, она сказала, у меня есть выбор. Она вообще была доброй — о Богиня, что я думаю об орчанке! Зачем ей эти серьги? Я не решился спросить сразу, и уже не смог — дверь распахнулась. — Хэй, Слайха!.. О. Эльфик. Я склонил голову в поклоне. Орк был молодым и не очень крупным — впрочем, их женщины всегда больше мужчин. Его волосы были заплетены в толстые косы, собранные в хвост, ожерелье почти пустовало, только один коготь красовался посередине. Кем он приходился Аранаэ? Соклановцем, очевидно, но ничего конкретней я сказать не мог. Никогда не пытался разобраться в орках. Впрочем, гость ответил на мой незаданный вопрос: — Е, у сестренки домашний питомец! Смешной какой, — подпрыгнул ближе, толкнул меня в плечо. — Эй, на тебе тренироваться можно? А мне можно? Он же должен видеть, что у меня нет сережек в ушах! И одет я нормально. Что ему до меня? Глупый вопрос. Ему скучно, поэтому он пристает к тому, кто подвернулся на пути. — Патлы какие! Ты вообще эльф или эльфка? — Меня вздернули на ноги, ощупали грудь. — Не, для эльфки слишком плоский. А тут чего... Не прикрываться руками. Не зажиматься. Терпеть. Ему наскучит и меня оставят в покое. Орк не дотронулся до моего паха — раньше отлетел к стене от мощной пощечины. Но рявкнула Аранаэ почему-то на меня. — Че молчишь?! Придурок вообще! — Обернулась к своему брату, уперла руки в бока. — Тупая башка, куда руки потянул! Ему же противно! Ты че, слепой?! Орк сел на полу, потер щеку. Посмотрел на Аранаэ растерянно. — Че? Кому противно, ему? — Ну! Я отвернулся, думая — конечно, орка это ничуть не интересовало, как всех их. Но он вдруг сказал: — Я не понял. Он молчит же, как разберешься! Ты как догадалась вообще? Аранаэ пожала плечами, обернулась ко мне, смерила взглядом, от которого стало жарко. — Просто видно, — сказала неуверенно. Тряхнула головой. — Ты че хотел-то, Рархо? — Да штуку устроил, во, — протянул ей еще курящуюся паром полосу ткани. — Силка, — обрадовалась Аранаэ, захлопала. Схватила ткань, приложила к плечу, разгладила, приклеивая. — Сам сделал? — Типа. Пробую. На темной коже светлая полоса смотрелась странно, словно длинный широкий шрам. Аранаэ смотрела на нее с восторгом, вытянула руку, крутанула, напрягла взбугрившиеся мышцы. Посмотрела такими же горящими глазами на брата, спросила почти просяще: — Подеремся? — А эльфик тебе... — Рархо! Бой будет! — Да чего вообще, — он покосился на меня, стал перед сестрой, кулаки выставив. — Давай тренировку. Не хочу лицом в пол.