Право слабого

— Прыг! Прыг! Давай-давай, шире ноги, че ты халтуришь! Прыг! Я прыгал послушно — раз, ноги в стороны, хлопок над головой, два, ноги вместе, руки опустить. — Молодец! На пол давай! Быстро, быстро, ну! Вот так! На пол — это руки прямые, пальцы ног упираются в землю, тело вытянутое и напряженное. В первые разы локти сразу начинали дрожать и подламываться, сейчас я могу выстоять намного дольше. О нет, нет, нет, только не это! Я заскулил, пытаясь удержать тело вытянутым от пяток до плеч под тяжелой ногой, опустившейся на поясницу, а Аранаэ давила сильней и сильней. — Я не могу, — выдохнул за миг до того, как руки все-таки подломились. Растянулся на полу, надеясь на передышку, но меня только слегка пнули в бок. — Куда прохлаждаться! Давай переворачивайся! Колени к груди по очереди, раз, два, раз, два, вот так! Я послушно выполнял упражнения, пот катил градом, но дыхание держалось, почти не пытаясь сбиться. Согласиться на тренировки было лучшим решением в моей жизни. Тело крепло, а вместе с телом, совершенно неожиданно, мой светоч. Я чувствовал, как с каждой неделей он разгорается ярче, наполняет изнутри яркой живой силой, хотя я никогда не слышал о том, чтобы наши предки укрепляли свои тела, а не дух. Ни в одной книге не было ни намека на это, ни кратчайшего упоминания — я специально перечитал все, надеясь найти пропущенное. Возможно, они не упоминали развитие тела потому же, почему никто не упоминает о необходимости дышать? Поэтому я занимался усердней, чем ожидал от себя. Каждый день, столько, сколько позволяла Аранаэ — сам я бы делал еще больше, но за первую же попытку она надавала мне тумаков, легчайших с точки зрения орчанки, но весьма болезненных для меня. А что важнее, она объяснила, как работает мое тело, что при напряжении до крайности оно не даст силы, а израсходует все до капли. Признаться, я не мог не попробовать сам. Мне хватило одного раза, когда дома я загонял себя до изнеможения, а потом день не мог встать с кровати, в ужасе ощущая, как мигает и едва тлеет светоч, словно после изнасилования. Поэтому дальше я слушался Аранаэ во всем. Она действительно лучше знала мое собственное тело, и, о, Богиня, если бы она знала его только в тренировках! Почти каждая заканчивалась одинаково. Аранаэ давала мне обмыться, каждый день ради этого набирая бадью, а перед тренировкой бросая в нее угли, закрытые в промасленном кожаном мешке. Теплая вода смывала усталость, так что после я становился готовить. Одеться перед этим она мне не позволяла и лежала в гнезде, лениво наблюдая. Потом она начинала трогать себя. Иногда я сам не выдерживал, в забвении бросаясь к ней за прикосновениями, иногда она ловила меня, как бы я ни пытался уворачиваться, подтягивала к себе. — Ты же хочешь, ну чего ты? Я в самом деле хотел. Мой член, крохотный по сравнению с ее, вставал твердой палкой, и она трогала меня так же, как саму себя, пока я метался в ее руках, не помня себя. — Взять б тебя, — вздыхала Аранаэ то и дело, но дальше этих слов и настойчивых ласк дело не шло. Она сажала меня на себя, терлась между ягодиц, мяла их, растягивала в стороны и, прости, Богиня, то, что должно быть отвратительно, заставляло меня плавится от желания. Потом, когда это кончалось, она снова отправляла меня сполоснуться, вытиралась сама. Дальше я мог уже готовить спокойно, Аранаэ только просила — да, я научился различать, когда она просит, а когда требует, — чтобы я говорил при этом. И я говорил. Конечно, не рассказывал про магию Эльфаэнн, но о нашей жизни, о сохранившейся культуре, о том, как мы добываем пропитание и лоскуты для лаэрос. О том, почему живем в эльнаэнн, а не смешиваемся с орками. Аранаэ возмущалась, рычала, кидалась подушками. К счастью, я уже привык к такому ее поведению и больше не нырял под стол, боясь ее гнева. В первый раз она так растерялась, что даже сразу перестала кричать, вместо этого начав осторожно расспрашивать, что со мной. Было до странного стыдно. Естественно бояться орков, вся наша жизнь учит этому, а они словно вообще этого не понимают! Из разговоров с Аранаэ я узнал, что орки полагают, что щадят нас и проявляют к нам нежность из-за нашей хрупкости. Тогда я бросился за дверь, едва подхватив лаэрос, и думал, что никогда больше не вернусь в этот дом. Но позже… Позже я ходил по эльнаэнн, смотрел на то, как мы живем, вспоминал, сколько из нас не пропадают, не умирают от болезни, голода или ран, но погибают в орочьих кварталах, и с ужасом думал, что Аранаэ говорила правду. Я бы умер, если бы, как требует наша гордость, уполз после насилия к себе. Аранаэ, едва не убившая меня, сама же спасла мне жизнь. Тогда я рыдал всю ночь, словно разрушаясь изнутри, но на следующее утро все же пошел в город. Каждый день был одинаков. Утром я ходил за книгами и артефактами, узнавал, где их искать, сговаривался о цене, разбирался с тем, что получалось добыть. К полудню шел на свой угол, выступал там, зарабатывая костяшки. Вечером приходила Аранаэ, хватала мою табуретку, иногда прямо вместе со мной, и тащила в свой дом. Стыдно признать, я уже привык к такому обращению, и требовал только, чтобы она несла меня осторожней, раз уж не желает ставить на землю. Висеть вниз головой на ее плече мне не нравилось абсолютно, но с ходом тренировок руки окрепли достаточно, чтобы создавать надежную опору, и я мог не болтаться мешком, а устраиваться хоть немного удобней. Вот только в тот день она не пришла. Я ждал почти до полуночи, до последнего зрителя, и заработал, конечно, заметно больше обычного, но в душе только разрасталось беспокойство. Впервые с того раза, когда я принес ей продукты, я пошел в дом Аранаэ сам.