Право слабого

— Держись! Держись! Аррана, мать твою за ногу, куда открылась! Не могу я, тренерша. Нихуя я не могу. Хотела сама стать в оборону, ну блядь, стала. Даже за руки его пару раз поймала, только он тяжелый, сука, даже если уронишь, не удержишь. Нихуя не могу. Вымотанная опять вкрай, едва на ногах держусь. Эта морда рыжая еще улыбается, словно сучий эльф, а не орк нормальный. — Сдавайся, Аррана, — советует тихо. — Я все равно сильней. Да хуй ему, блядь! Бросилась, дернула за руку, чтоб уронить. В партере-то я… Только хватка соскользнула. Блядь. Ну совсем позорище. Э, а какого хера он за мной пошел? Я ж знаю, я его не дернула! А эта падла лежит рядом на боку, глаза смеются. — Не могу же я позволить будущей жене так плохо выступить. И приласкал меня, дрянь, лбом да в переносицу. Следующее, что помню — тренерша меня ругает. Мол, дура и все такое, зачем вообще в реванш полезла, только очки потеряла. Я ж этому хую опять вчистую просрала, на всех кругах. Удары не проходят и все. Несчитово. Хоть плачь, блядь. — Да не хочу я за него! Тренерша аж крякнула. В затылке почесала. — Ты дура, а? — поинтересовалась, словно у на голову стукнутой. Хотя я ж, блядь, и есть стукнутая. — Хуй положи на то, что там перед ареной ляпнула. Все горят, ух! Все хуйню мелят. Притащит тебе ожерелье с повязкой, тогда думай. Во дура. Дура. Не могу так, раз пообещала. Проспорила, значит, пообещала. Этот мудак подошел еще, лапу протянул — но я так зыркнула, что он убрал сразу. Сел так, чтобы не достала, сука, и блядь, правильно, а то я б его тут уебала, и похуй на все! Хоть с турнира прогонят, срать уже вообще. — Аррана, — еще обращается так успокаивающе, гад! — Аррана, прости. Мы не с того начали. Но ты такая… Я сразу понял, что за тебя хочу. Я просто далеко жил. Там орчанок нет. Вот я и сказал, что “моей”. Я понял уже. Мир? А. Вот чего он так странно говорит, не как орк вообще. Я разглядывала его, все равно мрачно. Блядь, ну не нравится он мне! Рожа какая-то не такая, и шрамов мало, и патлы эти рыжие. Гадость. Выполз же, дрянь, откуда-то. Блядь, еще и руку протянул. И че вообще. Типа, я проигравшая, мне предлагают мир, я ж последней дурой буду, если аренное потащу за круг. — Мир, — проворчала, коротко пожимая руку. — Но ты мне пиздец как не нравишься. — Раньше не проигрывала? — И улыбается так, сученок, что если бы не знала, что просру, вызвала бы прямо сейчас! — Тупой ваще, что ли? — возмутилась я так, что аж обернулись на нас. — Я с щенячества на арену полезла, меня по тренировочной валяли два года! Потом только я валять стала. Мы этот, отбор когда был, думаешь, я не всирала? Да еще как, блядь! Любая нормальная всирает! А этот че-то глаза опустил. Не, серьезно, он странный. Тоже с эльфами переобщался, что ли? И тут этот мудак сраный признался, глазки эдак потупив: — Я ни разу не проигрывал. Ну, меня простить можно. После такого не прописать ему в ухо — себя не уважать. А он даже уворачиваться не стал, только башкой своей рыжей потряс, пощупал ухо — хорошо распухает, и под серьгой в хряще кровить стало. Еще и сказал: — Извини. — В этот раз увернулся. — Подожди, Аррана! Сучьи рефлексы! Меня так только Лир просил, я уже, блядь, привыкла замирать! Этот гад еще и лапки поднял, чисто эльфик! Сука! Он, видать, понял, что щас его отметелят уже вне арены и насрав на правила, так что заторопился: — Я правда издалека, у нас маленькая деревня, один я в бойцы хотел. Там некому было проигрывать, поверь, правда! — Ты ж не снихуя в турнир попал! — пиздит, как дышит, блядь! А это мудло рыжее почесало в затылке и эдак застенчиво заявило: — Да получается, снихуя. Я просто пришел, сказал, что лучший боец Каррасты, меня и записали. Даже не узнали, что в Каррасте арены толком нет. Блядь, его эта манера бесит просто до дыма из ушей и жопы! — Че ты, блядь, как эльф треплешься?! — рявкнула. Он только заморгал. Блядь, бесит-то как!!! Ну, че я, страдать должна? Встала, развернулась — домой пойду, подушку пинать. Но этот, слов на него нет, меня за руку поймал. — Научи? Пожалуйста. Как говорить, чтобы быть тут своим. Чтобы твоим быть. Не, ну… Ладно, это он правильно даже сказал. Как-то даже чуть полегче стало. Когда на меня так снизу вверх просяще смотрят, я теперь размякаю, пиздец. — Ну пошли, блядь. Ты че, уши в деревне своей потерял? Слушай, как я говорю, как ваще. Ты, блядь, не то как эльфы, не то непонятно как треплешься! Он за мной пошел, послушный такой, с щенячьими глазами. Даже набухался, как нормальный, так, что два слова не вязал — и все равно, сука, пиздел не как нормальный орк! Я тоже припила, так что как мы домой пришли, хуй знает. Но как-то типа моргнула еще за стойкой, прихлебывая крепленку, а открыла глаза в своем гнезде, и эта падла подо мной прогибается, как та кошка. Только тошно было, как на рынке тогда. Не. Хуже даже. Там типа я знала, что решила, а тут как вырубили. Ну, он так стонал, что я сжалилась, дотрахала, пока в него не кончила. Так-то че, ну, неплохо. Жопа у него пиздец узкая была, не эльфячья, но не сильно далеко ушла. А потом эта падла перевернулась. И тут я, блядь, из собственного дома сбежала. Он на меня смотрел, как трезвый.