Право слабого

— Эльф, салат! — Лир, ебать тебя в качель, где мясо?! Да не могу я с такой скоростью готовить! Тарелка с мясом проскользила по стойке, салат нарезать, дальше суп, гренку сверху, сыр, полить еще половником бульона. — Лир, блядь, сколько тебя ждать?! Невозможно на орков работать. Устаешь так, что до дома едва доползаешь. — Лир!!! — Да, господин! Салат по стойке, суп туда же. Что еще? Лепешку, мясо в нее, все овощи нарезаны заранее. Есть. Снова суп. Другой кусок мяса. Слава Богине, хоть за напитки я не отвечаю. Лепешка. Рыба. Заготовки кончились. Мне каждый второй день казалось, что до вечера я не доживу. Но доживал каким-то образом, не иначе последним чудом мертвой Богини. Доползал до эльнаэнн, отдавал костяшки, падал дома на матрас и спал до следующего полудня. Если бы я на каждый день устроился, точно бы умер, а так даже немного успевал жить. Заниматься тренировками, разыскивать новые книги и вещи, изучать их. Скучать. Это было стыдно и больно, но я правда скучал по ней — и ненавидел ее тоже, за то, какой она оказалась, за то, что я ей верил, за то, что я скучал. Так не должно было быть. Я давно привык к одиночеству, да и ни один нормальный эльфэ не станет искать общества орчанки! Я ведь нормальный? У меня горит светоч, ярко горит, хотя я устаю до полусмерти, значит, со мной все в порядке, правда же? Я сам себе не верил. Делал все, что должен был, а в голове царила разруха, как в Империи перед самым ее падением. Мою внутреннюю крепость тоже захватила орчанка, и я не мог ее изгнать, как бы ни старался. Я не должен был думать о ней. У меня была цель, у меня стало получаться даже порезы залечивать — на работе я постоянно задевал ножи от усталости. Орки не приемлют не острые ножи, даже когда совершенно не обязательно их так тщательно точить. Я боялся, что усталость со временем накопится, а костяшки нет — я все равно тратил все до последней, как и раньше. Поэтому я заставил себя пойти искать ферму. Чудовищное место. Даже у орков считается неправильным держать кого-то в рабстве — и они делают вид, что мы соглашаемся на этот ад сами. Ложь. Может быть, самые первые из нас соглашались — ради того, чтобы их семьям заплатили за них. Но сейчас в эльнаэнн, во всех эльнаэнн, нас почти не осталось. Элайфэ. Тех, кто раньше был надеждой нашей цивилизации, загнали на фермы, как скот. Говорили, что и разводили там, как коров. Все старались об этом не думать. О тех, кто пропадал, говорили, как о мертвых. Но я поклялся. И пора было эту клятву выполнить. Хотя бы перейти к чему-то настоящему, чему-то, что даст мне план действий. Найти ферму, для начала. Наверное, меня заставило действовать и то, что я сам едва не попался в лапы этих орков. Лютый ужас, который я пережил, превратился в гнев и решимость спасти не только мать и сестру. Спасти всех, кто там оказался. Каждого эльфэ на каждой ферме. Я должен был. Больше некому. Поэтому после дня работы я снова вышел из эльнаэнн и направился на рынок. Проще всего было проследить, откуда привозят целебные свечи, дальше из дома алхимика, который их делает, проследить путь до склада, и оттуда — до фермы. Еще на рынке я понял, что слишком приметный. Светлокожий эльфэ в платье, как только я попадусь на глаза хоть кому-нибудь, связанному с фермой, мне конец. Я стоял в тени навеса в углу рынка и пытался решиться. Вокруг кричали, продавая мясо и соты, временами меня толкали, эльфенок, рожденный не с нами, мазнул рукой по моему поясу и недовольно скривился. Да, я научился прятать костяшки на груди под лаэрос. Воришку не было жаль. Меня просто не хватало на это. Я должен был идти на все, что нужно, чтобы спасти их. Я никогда не думал, что от меня потребуется такое. Я решительно выдохнул, открыл глаза, и пошел к ювелирному ряду. Мне нужны были три эльфийки, одна из них беременная. Ее лаэрос я помнил. — Дарэмо аэ, — поприветствовал тихо. — Я знаю, тебе давали повязку. Ты не выбросила ее? Эльфэ смотрела на меня огромными испуганными глазами. Я не понимал, почему. Подождал ответа, продолжил: — Это для меня та орчанка брала твой лаэрос. Маранэ. Я не хотел такого. — Ты мне его вернул, — она перевела дыхание, улыбнулась горько. — Маэр. Ты успел. Я не относила ту вещь в эльнаэнн. Поищи за складами на западе рынка. Лучше было продать, наверное, но я спрятала ее там. Она смотрела на меня с болью, и я понимал, почему. Она спрятала повязку, а не выбросила совсем, потому что сомневалась, не понадобится ли она ей однажды. — Маэр. Аэ рэмо. Она была за складами, серая мягкая ткань, промоченная дождем и пахнущая затхлостью. Желтый рисунок то ли выцвел, то ли изначально был блеклым, но это было неважно. Лаэрос я спрятал там же. Она была теплой, эта ткань. То, что я знал, ее купила Аранаэ — Ар-рана, я никогда не запомню это ее имя, — делало все только хуже. Я словно все же становился ее, надев это, я чувствовал себя голым в этом орчанском подобии одежды, хуже, чем голым. Мне представлялось, как просто меня изнасиловать в этом. Весь план казался не просто глупым, а безумным, самоубийственным! Я стоял за складами в повязке, которую купила когда-то Аранаэ, обнимал себя за плечи и отчаянно трусил. Только возня за стеной склада заставила меня очнуться. Я должен был хотя бы попытаться.