Право слабого

Проснулась я только к ночи, и сходу была осчастливлена охуительным рассказом про житье-бытье эльфок на ферме. Звучало как пиздец. Не, ну я догадывалась, что там жизнь должна быть не сахар, но как-то вообще не представляла размеры пиздеца. И, блядь, при всей пользе свеч и живинки это как-то… как-то блядь. Жестоко. Не по правилам. Нельзя со слабыми вот так. Ага, выйду я на площадь, скажу, что пиздец и нельзя, и вот меня охуительно все послушают! И что, блядь, делать? Хуй его знает, что делать. И Лир мой трясется. Рассказ про его рваную жопу понравился мне еще меньше, но с этим порешать проще. Серьезно, куда мой клитор входил, младенца тоже выпустит, если подготовить. Лир, правда, от такого заявления сначала глазами лупал, потом затрясся, а потом смеялся и рыдал, опять в истерике. Ну, я переждала. Поинтересовалась, какого хуя. — Ты чудовище, — сообщил мой эльфэ со вздохом и кривой улыбкой. — Ты чудовище, Арана. Таких в нашей империи не было. Ты циничная, грубая и бесчувственная. Я аж обиделась всерьез, когда он внезапно закончил: — И это правда может меня спасти. Уткнулся опять мне в грудь, как щенок месячный, разве что сиську сосать не взялся. — Я тебя ненавижу, — выдохнул так, словно охуеть признался. Тут заржала уже я, обняла его, взлохматила волосы. — Ты эльф. Этот, эльфэ. А я орка. Тебе положено меня ненавидеть. Только есть одна хуйня, Лир. Я же не нисхуя из дома съебала. Ну и выложила ему про арену, про пидора этого рыжего. — Каррах из Каррасты, — закончила, откинувшись на спину. Солнце закатилось уже почти, Лир в этом свете охуительно красивый был. — Даже прозвище тупое выбрал. — Прозвище? Лир смотрел так растерянно, что не улыбнуться, блядь, невозможно. Погладила я его по голове. — Прозвище, — кивнула. Аж свой голос не узнала, такой нежный стал. — Мы имена только в семье называем. Ну и своим. Как своему орчику, типа того. Посмотрела на него еще, как он себе в голове собирает все это. Зуб могла дать, знала, что скажет. Не проиграла. — Арана — это тоже прозвище, да? Ну вот чего он так убито звучит? Я ж ему руку и сердце не обещала! Ага. Я больше обещала. Притянула его к себе совсем, губами ушка коснулась. Он заалел, вздрогнул жарко. Словно вообще этого месяца не было, когда мы по отдельности были. — Слайха, — выдохнула ему на ухо. — Имя — Слайха. Он улыбнулся счастливо так, по-дурацки совсем. Устроился у меня на груди, ладошки под подбородок положил. Выговорил: — С-л-а-й-х-а, — так старательно, словно салат свой резал. — Слайха. Поняла, что сама ему улыбаюсь так же глупо. Потому что это он сразу сказал правильно. А еще потому что просто он это сказал. Мое имя в этих бледно-розовых губах. Ай, нахер. И полезла к нему целоваться.