Ром с привкусом безумия

      Когда Стид открыл глаза в первый раз, перед ним оказался только белый потолок. Смазанный, нечёткий. Дрожащий и наклонённый под неправильным углом. Совершенно незнакомый. Стид отключился в этот же миг. Неважно, где он. Важно лишь то, что ему плохо, чертовски плохо. Тело горит, а ресницы склеиваются от капающего со лба пота. Одежда мокрая насквозь, а руки отчего-то болят в области плечевых суставов…       Во второй раз всё оказалось ещё хуже: Стид очнулся от ужасного чувства тошноты. Он не помнил, удалось ли ему сдержать его. Он потерял сознание снова, почти сразу, как понял, что комната кружится перед взором.       А дальше его состояние лишь ухудшалось с каждым временным пробуждением. Каждый раз, как Стид поднимал отяжелевшие веки, он видел Найджела. Тот нависал над ним, лежа в кровати, приближаясь к самому лицу, и шипел в уши обвинения. Найджел смеялся. Найджел говорил всё больше и больше унизительных вещей. С каждым новым словом Стиду становилось всё больнее. Руки давили на живот, опускались на грудную клетку, и от этого становилось невыносимо. А Стид почему-то не мог сопротивляться. Не мог пошевелиться, чтобы оттолкнуть.       По светлым стенам незнакомой комнаты стекала кровь, и Стид больше не хотел открывать глаза, чтобы не видеть ни её, ни лица Найджела.       — Ты ни на что не годишься. — Голос отца ровно и холодно прозвучал из-за газеты. — Не можешь ни учиться, ни общаться с людьми, ни даже элементарно наблюдать за моей работой. Скажи мне, что такого сложного в том, чтобы взять пистолет в руки?       — Ничего, — тихо ответил Стид, глядя на белоснежную скатерть, расстеленную на обеденном столе. Стейк невероятно вкусно пах, но есть его желания не было никакого.       — Тогда почему ты не можешь выстрелить хотя бы в стену? Для начала.       — Потому что я не хочу.       Газета опустилась, и на Стида уставились устрашающе холодные глаза. Такого же оттенка, что и у него самого, но совершенно лишённые эмоций, которые Стиду иногда так хотелось в них увидеть.       — Мне плевать, чего ты хочешь. Есть то, что ты должен делать. Есть обязанности. Я не собираюсь отдавать бизнес непонятно кому. Это семейное дело. И иногда в нём приходится замарать руки. А я хочу знать, что, когда умру, ты сможешь защитить не только его, но и себя.       — Да, отец. — Стид вздохнул, беря в руки вилку. Есть он тоже должен, потому что повар старался. — Я всё понимаю. Я очень постараюсь сделать так, как ты хочешь.       Лёгкая тень улыбки скользнула по лицу. Но большего Стид не дождался.       Очнувшись в очередной раз, Стид увидел знакомое лицо. Как будто это уже происходило с ним. Как будто он просыпался вот так, проживая заново одни и те же воспоминания, и снова смотрел на это лицо. Только на этот раз Стид знал, кому оно принадлежит. В этот раз он знал имя.       — Эд…       Он не смог выговорить до конца. Сил не хватило. Из лёгких вырвался лишь жалкий звук. Знакомое лицо исчезло. А вместе с этим исчезло и облегчение. Ведь вместо него вновь показался Найджел. А смотреть на него не хотелось. И единственным спасением оставалось вновь опустить веки. И раз за разом возвращаться в собственный кошмар.       Стид впечатался спиной в стену и простонал от боли. Он изо всех сил прижал книгу к груди, но сильные руки всё равно вырвали её из отчаянной хватки.       — Почему ты не в школе? Мне сказали, ты прогуливаешь больше месяца.       Паника поднялась к груди, свернувшись тугим узлом, и Стид, не зная, что ответить, раскрыл рот.       — Получается, ты врал мне.       — Нет, нет, я не врал! Я просто…       Стид замер, понимая, что именно это он и делал. А он знал — обмана отец не выносит больше всего остального.       — Книжки, значит, читаешь. — Любимая книга с неприятным хрустом раскрылась, и пальцы начали листать страницы. — Про пиратов… занимаешься всякой ерундой вместо того, чтобы делать то, чего я от тебя хочу.       Стид зажмурился, когда крепкая рука поднялась для удара. Но его не последовало, стоило прошептать:       — Я просто пытаюсь понять, как быть тем, каким ты хочешь меня видеть.       Стид снова прошептал его имя. Отчаянно позвал. Он не знал, кого молить о помощи, но её очень хотелось. Её никогда не было. Как бы сильно он ни кричал. Стид не виноват, что в последнее время именно он постоянно рядом, не оскорбляет его, не пытается сделать больно. Тот, чьё имя со страхом произносят на улицах, к кому с почтением обращаются в «Пиратской Гавани».       Когда Стида скрутило новой судорогой горячей агонии, ему было абсолютно плевать, кого он зовёт на помощь. Потому что руки всё ещё казались онемевшими, потому что ему всё ещё страшно и плохо.       Потому что Стиду хотелось, чтобы кто-то пришёл на помощь.       — Беги, малыш Стид, беги! Далеко убежать тебе не удастся, я всё равно тебя поймаю!       И ведь оказался прав. Стид плохо бегал и всегда задыхался. А ставить подножки, чтобы он шмякнулся носом об пол — нечестно, когда у него был шанс убежать.       — Попался, маленький откормленный паразит, — Найджел ущипнул его за щеку, размазывая по ней кровь, потёкшую из разбитого носа, и за шкирку потащил по школьному коридору под всеобщий смех. — Умников никто не любит, дорогой мой, ты не должен был один писать контрольную на «отлично», когда все мы получили «неуд». Поверь, никто не против хорошенько тебя за это проучить.       Стид пытался сопротивляться, но Найджел был старше. Он был слишком сильным и крупным. Может, Стиду в самом деле стоило заниматься собой, как говорил отец? Но что делать, если он просто не хотел?..       — Не надо, что ты делаешь?! Отпусти! — Стид попытался пнуть его, бесполезно махая руками в воздухе, но Найджелу удалось втолкнуть его в тесный железный шкафчик старой раздевалки, уже давно закрытой на нескончаемый ремонт.       — Ничего страшного не будет, не переживай, я выпущу тебя завтра утром. У тебя как раз будет время подумать о том, как плохо ты учишься. Главное, не бойся приведений.       — Найджел! Выпусти меня! Пожалуйста! Найджел!       Но Найджел со смехом ушёл, оставив его одного… в темноте.       Руки по-прежнему казались онемевшими, и как Стид ни пытался вертеться, чтобы высвободиться из непонятной ловушки, становилось только больнее. Хотелось закричать, а может, он уже это делал. Он плохо понимал, что происходит.       А потом до его руки дотронулась чужая ладонь. Пальцы сжались на его, и Стид ухватился за это спасение. На секунду ему стало легче. Только, открывая глаза, он уже не видел ничего. Лишь смазанные тени и продолжающую литься по стенам кровь.       Стид вдохнул запах весенних цветов и улыбнулся. Он сидел в поле, среди лаванды, любуясь чистым голубым небом и вдыхая запах наступающего лета. Пальцы сплетали меж собой стебли простым узором, оставляя лепестки с разных сторон. Венок готов не до конца, но Стид уже предвкушал, как красиво он будет смотреться на его голове. Со светлыми волосами будет в самый раз.       Мимо пролетела бабочка, и Стид улыбнулся. Ему так редко удавалось вот так остаться наедине с собой, собственными мыслями и мечтами.       А мечтал он всегда только об одном…       — Вот ты где!       Его схватили за руку и резко подняли, ставя на ноги. Стид покачнулся и едва не упал, схватившись за рукав отца.       — Чем ты занимаешься?!       Стид уже открыл рот, прижав незаконченный венок к груди, но отец внезапно смягчился. Схватил его за локоть и потащил прочь, обратно в сторону загородного дома.       — Это неважно, сейчас не до этого. Приехал владелец очень влиятельной компании. Мы негласные конкуренты, но на людях приходится делать вид, что мы друзья. Тем не менее, всегда надо ожидать выстрела в спину. Да и я не против, чтобы его компания досталась мне.       Стид ни слова не понимал из того, что говорил ему отец. Пока, наконец, его не привели в дом. У него испачкался костюм, Стид выглядел совершенно непрезентабельно, а потому стушевался, когда увидел девочку в шикарном кукольном платье.       — Познакомься, Стид, это — Мэри. — Отец широко улыбнулся. — Ты ведь для неё собирал цветы?       Стид растерянно перевёл взгляд с Мэри на венок. Он плёл его почти два часа. Тяжело вздохнув, Стид натянуто улыбнулся и протянул его Мэри. Та взяла его кончиками пальцев, брезгливо скривилась и кинула на пол.       — У меня аллергия.       Стиду не понравился её голос.       Мэри вообще ему не понравилась.       — Тише, птенчик, не нужно так кричать. — Знакомый голос прозвучал почти у самого уха, и Стид открыл глаза.       Очень смазанный силуэт Эдварда склонялся над ним. Найджел исчез, наконец оставив его. Пальцы продолжали крепко сжимать его ладонь, но лицо Эдварда по-прежнему расплывалось перед глазами. Стид почувствовал, как по виску скатилась капля пота.       — Скоро это закончится.       Стид простонал нечто невразумительное, хотя в своём понимании произносил его имя.       — Надо только немного потерпеть.       Слёзы собирались в уголках глаз, пока Стид отчаянно сжимал кулаки, стараясь не разжимать веки, чтобы окончательно не заплакать. Со всех сторон слышался довольный хохот, и Стид старался представить, что всё это происходит вовсе не с ним.       Ведь когда-нибудь это должно закончиться…       Только смех не прекращался, и Найджел, не выпускающий его из рук, всё продолжал громко говорить.       — Мэри сказала, что ты очень любишь цветы, — шепнул он ему на ухо, когда поймал в коридоре и запихнул в пустой класс. Стид понятия не имел, где Найджел раздобыл платье, но гордился хотя бы тем, что удалось поцарапать ему щеку, в жалкой попытке отбиться. Но потом Найджел позвал своих друзей. А дальше посмотреть на веселое зрелище сбежалась вся школа.       Открыв глаза, Стид почувствовал, как слёзы всё-таки побежали по щекам. И поймал в толпе взгляд Мэри.       Конечно, ей стыдно.       Ведь через десять лет её заставят выйти за него.

***

      Эдвард устало посмотрел в сторону, откуда в очередной раз за ночь донёсся крик Боннета. Пальцы сжали бокал, на дне которого лежали кубики льда вперемешку с нетронутым ромом. В какой-то момент эти крики показались ему невыносимыми.       Боннет умолял не трогать его, просил уйти. Постоянно повторял, что он «не хотел». Стонал то одно незнакомое Эдварду имя, то другое. Становилось страшно от того, что же такого происходит в голове юного Боннета, отчего в его стонах столько отчаяния и боли. Знал Эдвард про чудо-свойства этого особого порошка, но такого, пожалуй, ещё не встречал.       От этого становилось жутко. Не такой Эдвард ещё жестокий, чтобы игнорировать чужое состояние. Иззи ушёл спустя час, сказав, что больше не в состоянии слушать это, и у него есть дела поинтересней. Эдвард не возражал. Иззи всё равно ничем не поможет. Не поможет даже сам Эдвард. Единственное спасение — только время. Судя по тому, что у Боннета началась сама ломка, значит порошка в его организме уже меньше, чем нужно. Значит, спустя время она закончится. А потом закончатся и галлюцинации.       Через три часа Эдвард отыскал в аптечке нужные растворы и, предварительно смешав, кольнул их Боннету. Это должно было если не облегчить процесс, то хотя бы ускорить. Эдварду довелось видеть тех, кто недели провёл в подобном состоянии, но в те случаи не имели хорошего прогноза. Боннет явно только на начальной стадии, и его ещё можно спасти.       Иначе жаль терять столь ценный экземпляр.       Эдвард встрепенулся, очнувшись от мыслей, когда Боннет выкрикнул его имя.       Может, ему показалось? Может, задумался слишком сильно. Но нет, звук, похожий на его собственное имя, вновь отчаянно донёсся из комнаты.       И Эдвард поднялся.       Смотреть на Боннета оказалось тяжело. Если бы не наручники, кто знает, как сильно бы тот метался по кровати. А так, только пытается и терпит неудачи, поджимая ноги.       Эдвард обхватил его ладонь. Холодная. Липкая от пота. Пальцы Боннета жадно сжались, впиваясь в него мёртвой хваткой. Глаза открылись, незряче уставились на него, а после закатились. Боннет прохрипел, кажется, снова его имя, и вновь опустил веки. Он тяжело и рвано дышал, грудная клетка часто вздымалась. Промокшая насквозь белая рубашка задралась, обнажив почти заживший аккуратный шрам на животе.       Слишком слабый малыш.       Но так активно пытается бороться с целым миром…       Боннет страдал всю оставшуюся ночь, и, когда занялся рассвет, Эдвард продолжал сидеть рядом, всё не выпуская его руки. Забавный он оказывался птенчик. Такой по необычному красивый и дерзкий, тогда стоящий у барной стойки, он показался Эдварду чрезмерно самоуверенным. А потом этот танец… Танцевал он по-особому. И как бы окружающие, включая самого Боннета, ни говорили, насколько профессионален и красив Люциус, Эдвард глянул всего раз и отвернулся, но Боннет… в его танце сквозило нечто искреннее. Завораживающее. От этого зрелища невозможно оторваться. И после тоже. В каждом жесте и сказанном слове Боннета проглядывало нечто такое, с чем Эдвард до этого не сталкивался.       Стид казался до восторга обворожительным и мягким, и теперь Эдвард понял, почему, стоило узнать, кто его отец. Но при этом умудрялся не давать себя в обиду, он кололся, как только к нему прикасались. Не подпускал к себе, при этом всем своим видом словно маня. Так умело очерчивал вокруг себя границу, выглядя при этом совершенно открытым и доступным.       И это едва ли не сводило с ума.       Маленький Боннет оказался не просто красивой вещью и усладой для глаз. Он оказался красивой вещью с характером. А таких так и хочется испытать на прочность.       Только сейчас, глядя на то, как эта красивая вещь трескается у него на глазах, а прочность теряется, становилось неприятно.       Как-то так быть не должно…       И этого Эдвард принимать не хотел.

***

      Боннет пришёл в себя только на следующий вечер. За это время Эдвард успел провести с ним много манипуляций. В основном — облегчающих инъекций. А ещё пришлось поменять ему рубашку, когда Стида всё же стошнило. Эдвард с опаской снял с него наручники, но к тому моменту Боннет уже совсем походил на неживого и лишь расслабленно обвис в его руках. Но от греха Тич пристегнул его обратно. Если вдруг Боннет очнётся и решит сигануть в окно — никто этому рад не будет.       Когда Стид открыл глаза, Эдвард успел задремать на противоположном конце кровати. Он сразу очнулся, как только Боннет завозился под его ногами.       Первое, что сделал Боннет — огляделся по сторонам. Но это не походило на то, как он озирался здесь в первый раз. Тогда Стид не понимал, где он, боялся, что его увезли в незнакомое место. Но теперь Эдвард точно заметил — Боннет выискивал кого-то конкретного. Ему было неважно, где он находится. Важно, кто рядом.       И только после они встретились взглядами. Боннет поморгал, приоткрыл рот. Закрыл. Устало выдохнул.       — Что произошло? — тихо спросил он, смотря в сторону. Он успел заметить знакомую комнату, незнакомую одежду, одеяло, которым его накрыли. Даже руками дёрнул и испуганно посмотрел на наручники. Только не паниковал. Вероятно, устал.       Эдвард внимательно его изучил, не найдя ненужных признаков. Вроде тот же самый, знакомый ему Боннет. Только истощённый и измученный.       — А как много ты не помнишь?       — После смены я пошёл прибираться в зале… а потом… — Боннет зажмурился и выдохнул. — Потом не помню…       — Или помнишь, но говорить не хочешь, — заметил Эдвард, закидывая ногу на ногу. Очень сильно хотелось покурить, но что-то подсказывало, что делать этого рядом с Боннетом пока не стоило. Не нужно ему пока дышать сигаретным дымом. — Можешь не говорить. Я и так всё знаю.       Стид вскинулся настолько испуганно, что металл неприятно заскрежетал по дереву кровати.       — Что именно ты знаешь?..       Эдвард усмехнулся. Милый птенчик, который таит в себе слишком много тайн.       — Галлюцинации ловишь? — спросил он, уставившись на Стида. Тот побледнел, а потом вдруг покраснел и отвёл взгляд, не желая отвечать. — Думаешь, что начал сходить с ума, потому что нормальные люди не должны видеть то, чего не видят остальные? Не стесняйся, птенчик. Я замечал, как ты иногда разговариваешь сам с собой или застываешь, подолгу глядя в одно место.       — Я думал, мне удаётся это скрывать. — Стид поднял взгляд. Кажется, не так сильно стесняется. Или просто больше не выдерживает.       — Просто, чтобы увидеть, нужно наблюдать. Может, это и Геральдо понял, поэтому и решил, что ты не сможешь защититься.       Боннет посмотрел на него устало. Даже слишком. Эдварда всего передёрнуло с того, каким был этот взгляд.       — Джеки давала мне порошок, от которого они становились слабее, но… — Стид выдохнул. — Он закончился.       Эдвард хмыкнул.       — И тебя никогда не смущало, что без порошка их не было?       Стид растерянно заморгал. Уставился на него в непонимании. Какое-то время Эдвард смотрел на него, а затем продолжил мерным и тихим тоном, отчётливо проговаривая каждое слово:       — Когда ты пришел в «Пиратскую Гавань»: просто выпить, устроиться на работу или чёрт его знает ещё зачем… Сперва ты выпил. Ром, водку, лонг-айленд, неважно. Возможно, пожаловался на головную боль или просто лежал на барной стойке, всем своим видом показывая, что ты в том состоянии, в котором людям требуется помощь. Появилась Джеки, хотя, казалось бы, что начальнице клуба делать за барной стойкой, и дала тебе таблетку. А после ты решил, что сходишь с ума, когда появилась твоя первая галлюцинация. Это состояние хорошо видно со стороны: ты напуган, бледен, таращишь в сторону глаза, словно увидел призрака. Легко заметить. Заметила и Джеки, сразу предложив лечебное средство. И ты был так рад тому, что галлюцинация, напугавшая тебя, исчезла. Но что будет, если она вернётся?.. Поэтому Джеки сказала, что будет давать тебе порошок, избавляющий от них, если ты будешь работать на неё. Ведь она — твой единственный шанс на спасение.       Боннет во все глаза уставился на него, раскрыв рот.       — Я прав?       — Это она сказала тебе? — со страхом в голосе выпалил Боннет. — Ты всё-таки что-то говорил ей про меня?..       — Это просто её стандартная схема, птенчик. Чтобы товар кто-то покупал, на него должен быть спрос. Джеки — умная стерва, она сильна не только в химии, но и прекрасно разбирается в людях. Её чудо-порошок даёт тебе мнимое спокойствие и спасает от страхов, которые едят твой разум, но в то же время, путём сложных механизмов именно он и вызывает их, замыкая всё в замкнутый порочный круг, и твоё подсознание начинает пожирать само себя. Самое лучшее, чтобы держать на цепи таких штучек, как ты — тех, кому больше некуда идти, кто оказывается в её клубе без цели в жизни. Главное, найти повод дать первую дозу, вызвав галлюцинацию. Именно поэтому таблетки. Таблетки начинают, а порошок заканчивает, хотя на деле, вещество в них одно и то же. Но подсознание воспринимает это по-разному. А под действием веществ мозгу тяжело разобраться, что причина и следствие — один и тот же враг. Он верит только в своё спасение. Затем твоя галлюцинация становится безобидной, продолжает существовать, но как только действие порошка заканчивается, она становится злой и начинает пугать тебя. — Эдвард прищурился, внимательно глядя на Стида. — Прямо как этой ночью.       — Откуда ты всё это знаешь? — прошептал Стид.       По ужасу в его глазах Эдвард понял, что попал в точку. Почти. Где-то совсем близко.       — Это одна из причин, по которой я хотел забрать у Джеки клуб. — Эдвард перекинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. — Мне не нравится, что рядом с моим районом творится подобное. Обычные мирные жители валяются прямо на улицах, и происходит с ними то же, что и с тобой. Поэтому я заранее знал, как тебя вылечить. Давно обсуждал всё это с доктором. — Эдвард стиснул зубы. — Слишком много людей умерло вот так.       Боннет побледнел. И замолчал.       — Ты меня прости, птенчик, — протянул Эдвард. — Но пока я не удостоверюсь, что вся дрянь из твоего организма вышла окончательно, браслеты так и останутся на твоих лапках.       — Тебе в детстве животное отказывались покупать? — Стид вскинул на него недовольный взгляд. — Я тебе не птица и не кошка, чтобы обращаться со мной вот так!       — А когти выпускаешь.       Стид оскалился и тут же отвернулся, понимая, как это выглядит.       — Почему ты решил обратиться за помощью к такой, как Джеки? — спросил, наконец, Эдвард после недолгого молчания.       — При всём моём уважении к тебе и тому, что ты мой босс, — Стид поднял взгляд. — Это не твоё дело, Эдвард.       Эдвард покачал головой. Он рассчитывал именно на такой ответ. Его управляющий не так прост, чтобы взять и сказать всё прямо.       — Значит, дело всё-таки в том, что ты — сын Боннета.       Стид вытаращил глаза. Он не нашёлся с ответом. Просто продолжал смотреть на Эдварда, то открывая, то закрывая рот. И бледнея всё больше и больше.       — Как же так вышло, что сын одного из богатейших бизнесменов мрачной Британии внезапно оказался в нашей солнечной Флориде? — спросил Эдвард, прямо глядя на Стида. — Что такого ты натворил, чтобы сбежать в одиночку в другую страну?       Неожиданно Стид поджал губы, сильно побледнев, и резко отвернулся. Браслеты наручников обиженно звякнули, и Боннет весь обратился в непреступную статую, не желающую ни о чём разговаривать.       Эдвард растерялся. Сам он не мог понять, для чего богатому человеку, у которого есть всё, лишаться этого, чтобы оказаться на полу подпольного клуба, будучи обдолбанным дурманом. Ради развлечения? Нет, Боннет точно не выглядел, как человек, которому захотелось приключений. Нет, что-то точно за этим скрывалось. Нечто, приведшее его в итоге к Испанке Джеки. К нему, Эдварду Тичу.       — Кто такая Мэри? — спросил Эдвард. Без издёвки. С искренним любопытством.       И, возможно, именно эта беззлобная искренность заставила Стида повернуть к нему голову. Растерянно посмотреть.       — Ты шептал её имя, пока лежал без сознания. Много имен. Но её чаще всего.       — Мэри — моя жена, — ответил Стид, и Эдвард с пониманием кивнул. Что ж, тогда очевидно, почему он так рвался к ней. — Её отец, владелец компании по производству авиадеталей, заставил её выйти за меня, когда нам обоим исполнилось по восемнадцать. Потому что с моим отцом им было выгодно строить совместный бизнес. — Эдвард посмотрел на него с ужасом. — Да, представь себе, в наше время тоже бывают фиктивные браки. Нынешнее общество бывших аристократов всё ещё пытается поддерживать старые традиции.       Эдвард пододвинулся к нему. В его глазах загорелся огонёк интереса, но Боннет не заметил его, внезапно увлекшись рассказом. Он вдруг поднял на Эдварда затравленный взгляд.       — Я пытался быть хорошим мужем, правда. Я дарил ей подарки. Старался быть ласковым, не обижать её. Но почему-то всё, что я делал, не нравилось ей. А дети… не желали общения со мной. Да и мне… не было с ними интересно.       — У тебя есть еще и дети?! — Эдвард ошарашенно раскрыл рот.       — Двое, — Стид улыбнулся. — Мальчик и девочка. Мой отец, он… настоял на том, чтобы у нас с Мэри были дети.       — Хочешь сказать, ты их не хотел?..       — Я не хотел даже жениться. Мне было восемнадцать! И, моя жизнь, она была… совсем не той, какой я её видел. — Стид краем глаза глянул на Эдварда и вздохнул. — Официальный бизнес моего отца — производство оружия. Но при этом он… такой же преступник, как ты. Только… только богаче. И всю жизнь он говорил, что когда-нибудь мне придётся занять его место. А для этого я должен быть… — Стид запнулся, — таким же бандитом. Я не знаю… не знаю, каким словом назвать то, чего он от меня хотел. Он убивал на моих глазах людей. Он мучил их, а потом говорил, что, когда я вырасту, буду делать то же самое. И каждый раз, когда я не хотел… он заставлял. А заставлять он умел. И потом я просто… сдался. Я делал всё, чего он хотел. Я выучил все возможные науки, чтобы вести его бизнес, поступил в колледж, который выбрал он, женился, завёл детей… но единственное, чего я всё не мог сделать… я не мог держать оружие. Сама мысль о том, чтобы причинить кому-то вред, была мне противна. Понимаю, для тебя дико слушать подобное, я знаю, кто ты и чем занимаешься. — Эдвард нахмурился на этих словах. — Но я пытался. И как я ни старался, ничего не выходило. А потом я зарёкся, что, если мне суждено быть преступником… я буду хотя бы таким, кто не убивает людей. Решает всё иными способами. Эта мысль помогала мне выжить в том обществе, в котором мне приходилось жить.       Эдвард, затаив дыхание, пододвинулся к Стиду, положив локоть на кровать и оперев на него подбородок.       — А что потом?..       Стид, казалось, не заметил, как близко Эдвард подобрался к нему.       — Я был на благотворительном вечере. Никакой это на деле не благотворительный вечер. Сборище людей, возомнивших себя аристократами и считающих, что, отдавая кучу денег в детские дома, они покупают себе бесплатную рабочую силу. Все они такие же преступники, как мой отец. Как я… каким мне пришлось стать… И на этом вечере я случайно встретился с… — Стид запнулся, — Найджелом…       Голос Стида стал ниже, тише. Он как будто сам весь стал меньше.       — Мой… мой бывший одноклассник. Мы не очень ладили… точнее, мы совсем не ладили. Я был слабее, а потому Найджел знал, что может делать со мной, что душа пожелает, а я не мог сопротивляться… — Стид вдруг поднял на Эдварда испуганный взгляд. — Впрочем, это совсем не важно. Он узнал меня. Вёл себя так, будто в школе между нами не было никаких… разногласий. А потом получилось так, что за разговором он увёл меня наверх, в одну из пустующих комнат. И я как будто снова вернулся в школьные годы. Снова он начал говорить всё… что говорил когда-то. А потом он поднял пистолет… и сказал, что такой, как я, не должен наследовать такому, как мой отец. Что его семья заслуживает этого больше. — Голос Стида спустился до хриплого шёпота. — Я пытался защититься… потому что, когда ему не удалось застрелить меня, завязалась драка. Я всё детство не мог защититься от его нападок, но тогда что-то отчаянно не давало мне проиграть. — Стид с ужасом в глазах посмотрел в глаза Эдварда. — А потом я вытолкнул его в окно. Я не хотел этого… я просто оттолкнул его от себя. Если бы у меня был выбор, я бы дал ему убить себя, чем сам стал убийцей. Он упал на острые пики забора и не выжил. А я поспешил убраться с этого вечера как можно быстрее. И незаметнее.       Стид выдохнул и опустил взгляд.       — Мне хотелось сбежать как можно дальше, так, чтобы меня никто не нашёл. Но самое ужасное далеко не это. — Он снова посмотрел на Тича. И так бледный, он стал ещё бледнее. — Ужасно то, что если бы отец узнал об этом… он бы ничего не сказал. Ведь я стал тем, кем он всегда хотел.       Эдвард поймал отчаянный взгляд Боннета.       — А когда я сбежал и оказался уже здесь… Ты прав, я случайно попал в бар к Джеки. Я был слишком подавлен, а она заметила это. Предложила сперва средство от проблем, от которого я не отказался. И предложила работу. А потом… мне понравилось. Клуб, танцы, множество людей. И никто не знает, кто я, никто не знает о моём прошлом и происхождении. Всем плевать. Можно просто наслаждаться свободой. Делать всё, что угодно. А потом появился Найджел… как ночной кошмар, вечно преследующий меня, даже когда я не сплю. И чем больше я пытался избавиться от него, тем больше у меня не получалось. Я работал у Джеки почти год. И если бы не Найджел… это был бы лучший год в моей жизни. Я не жалею о том, что сбежал. Не жалею, что бросил отца и жену. Мне плевать даже на то, что происходит с моими детьми. И я не вернусь туда даже под страхом смерти. Единственное, о чём я действительно жалею… о смерти Найджела. Я правда… — Стид виновато посмотрел на Эдварда. — Не хотел. Не хотел становиться таким.       Эдвард приоткрыл рот, глядя на Боннета.       — Ты только что рассказал мне всё… даже не зная, что у меня при этом на уме?       — Просто я не думаю, что у меня есть какой-то выбор. — Стид устало наклонил голову набок. — Я в твоём доме, пристёгнут наручниками к твоей кровати. Мне некуда идти. Мне нечего делать. Всё, что у меня было — «Пиратская Гавань». И теперь ею владеешь ты. Я понятия не имею, каким будет мой завтрашний день. Всё равно, что плыть в открытом море без компаса. Так почему бы не раскрыть всё это ещё одному бандиту. Тебе, например. Сам-то ты что теперь будешь делать с этой информацией, Эдвард Тич?       Эдвард усмехнулся. Потому что прямо сейчас Боннет выглядел так, будто преимущество у него.       Странно. И непонятно. Хоть и при этом так откровенно.       — Я тебе помогу, — ответил Эдвард, и Стид в очередной раз ошарашенно на него посмотрел. — Ты не сможешь прятаться вечно, Стид, когда-нибудь твой отец найдёт тебя. А я покажу тебе, как быть бандитом по-настоящему. Я покажу тебе, как быть им — никого не убивая.       Стид нахмурился.       — И самое главное, — продолжил Эдвард. — Я избавлю тебя от Найджела. Потому что ты ни в чём не виноват. Ведь ещё никто не сказал тебе этого, верно?       Боннет покачал головой и вдруг до странного мягко посмотрел на него.       — И что же ты потребуешь взамен? — тихо спросил он.       Эдвард улыбнулся.       Как легко малыш принял свою судьбу. Это достойно особого восхищения.       Хотя ещё большего Эдвард, казалось, не способен испытать, чем в этот момент. Ведь он ещё никому вот так не предлагал свою помощь. Даже в обмен на что-то. Обычно он просто брал.       — Мне понадобится твоё умение быть человеком из высшего общества.       Он поднял ладонь с болтающимся на пальцах ключом от наручников перед лицом Боннета.       — Согласен?