Ром с привкусом безумия

      — Стид, пожалуйста…       Люциус опустился на колени рядом с кроватью, но Стид не отреагировал на слова, сказанные с щемящей мольбой.       С того момента, как Люциус нашёл его в вип-комнате, прошла почти неделя, и за всё это время Стид не произнёс ни слова. Лежа на кровати, он походил на мёртвого, почти не шевелясь. Пальцами сжимал одеяло и, практически не моргая, пялился в стену.       Люциуса до сих пор потряхивало от воспоминаний. Перед глазами всё ещё лежал Стид, каким он увидел его на полу. Тот потерял сознание, как только Люциус перевернул его на спину, и сильнее всего он боялся, что Стид больше не откроет глаз. Стид оказался слишком тяжёлым, поднять его почти не представлялось возможным. В панике, толком не понимая, что делать, Люциус дрожащими руками достал телефон, дважды выронив его, пока пытался набрать Бонни. Она успела уехать из клуба, но, как только Люциус истошно завопил, тут же сбросила звонок. Всё то время, что она ехала обратно, Люциус держал голову Стида на своих коленях, постоянно склоняясь над ним и проверяя, дышит ли он. Стид дышал. Медленно, рвано. Но совсем не шевелился. Люциус паниковал так сильно, что почти не выпускал его холодные руки, постоянно прощупывая пульс. Быстрый настолько, что казалось, вот-вот, ещё секунда — и он остановится, и Стид обмякнет в его руках.       Бонни ошеломлённо остановилась в дверях, прижавшись спиной к проёму, как только вошла в вип-комнату. За это время Люциус успел накрыть Стида своим плащом, на миг обрадовавшись тому, что он длинный. Одежда Стида валялась рядом, но оказалась разодранной так, что надеть её не представлялось возможным. Дрожа и бледнея, Бонни помогла Люциусу поднять Стида. Тащить его по клубу вдвоём оказалось не менее тяжело, чем одному, но Люциус из последних сил прижал Стида к себе, закинув его руки на свои плечи. Благо, что на пути им не попался никто из работников. А после они бесконечно долго ждали, когда приедет такси.       Ехать на нём было истинной пыткой. Больше всего Люциус надеялся, что водитель, постоянно бросающий в зеркало заднего вида любопытный взгляд, не решит, что со Стидом это сделали именно они, и не отвезёт их в полицию вместо дома. Но он не задал ни единого вопроса.       Криминальный район… Криминальный клуб…       Любой таксист знал об этом и не задавал вопросов. На мгновение внутри Люциуса поднялась дикая ярость, как только он понял, что никто в этом месте не поможет, даже если кто-то будет умирать прямо на улице. Пройдёт мимо. Промолчит, отведя взгляд.       Им едва удалось дотащить Стида до нужного этажа из-за вечно неработающего лифта. А после Люциус с трудом уложил Стида в ванную и почти насильно выволок из неё трясущуюся Бонни, которая приросла к месту, остекленело глядя на Стида.       Хлопнув дверью, Люциус взял себя в руки, пытаясь собраться с мыслями и отбросить ненужную панику. Ему нельзя паниковать и впадать в ступор. Нужно помочь Стиду.       Собственное бессилие выводило из себя. Люциус прекрасно понимал, что даже скорую не может вызвать. Потому что она будет задавать вопросы… потому что это криминал, а к клубу нельзя привлекать внимание закона.       Люциус дрожал, не зная, как правильно поступить — всю дорогу в такси, всё то время, что ждал в клубе Бонни. В конце концов, окончательно решив, что всё придётся делать самому.       От горячей воды бессознательного Стида, наконец, перестало потряхивать, и Люциус осторожно снял с него промокший плащ. Его тело, такое напряжённое, довольно быстро расслабилось и согрелось. Пульс стал медленнее, дыхание выровнялось. А через какое-то время он пришёл в себя. Посмотрел на Люциуса из-под ресниц и тут же закрыл глаза, не ответив ни на один судорожно заданный вопрос.       Люциус закусил губу. Он и без уточняющих ответов всё прекрасно понял. Благодаря парочке собственных неудачных опытов, он знал, что именно нужно сделать. Как немного ослабить боль. Но понятия не имел, как вернуть Стида в сознание, что делать, когда Стид выглядит так… словно собрался на тот свет.       Стид повис на нём, слабо обхватив руками за шею, когда Люциус помог ему выбраться из ванны. Придя в сознание, он будто всё ещё был не в себе. Как неживой. Просто пялился в одну точку и ничего не говорил.       Люциус уложил его на кровать, укрыл одеялом, и Стид моментально уснул.       Бонни обняла Люциуса, в ужасе спрашивая о происходящем, но он не знал, что ей сказать. Просто обнял в ответ и увёл подальше от кровати Стида.       В ту ночь они оба не сомкнули глаз, боясь, что ему станет хуже.       Хуже не стало.       Но наутро Стид, проснувшись, игнорировал их. Как Бонни ни пыталась разговаривать с ним, умоляла хотя бы глотнуть воды — он не отвечал. Просто продолжал лежать. Забывался беспокойным сном, тихо постанывая и терзая одеяло, но, как только просыпался, сжимался в комок и молчал, пялясь в стену.       На третий день Люциусу удалось уговорить его выпить немного воды. Когда Стид глотнул, он посмотрел куда-то сквозь него, как будто находился не здесь. А где-то в совершенно другом месте. Потом его стошнило.       Но вечером Стиду удалось нормально попить.       Уже седьмой день Стид лежал, смотря в одну точку, не разговаривал и единственное, что делал — только пил воду. И то не сам. Люциусу приходилось держать его за голову, а другой рукой придерживать чашку. Почему-то воду из бутылки Стид напрочь отказывался пить, в ужасе выбивая её из рук Люциуса.       Но не говорил при этом ни слова. Почти не шевелился. А когда спал, плакал и стонал от боли. Каждый раз, когда Стид просыпался, Люциус надеялся, что он заговорит, заметит, что находится дома, расскажет, что случилось, и он зацепится хоть за что-то, чтобы понять, чем может помочь. Но, просыпаясь, Стид как будто забывал, что способен плакать.       — Может, ты хотя бы немного поешь? — Люциус сел на край кровати, осторожно дотронувшись до его плеча.       Стид никак не отреагировал. Даже не моргнул, продолжая пялиться в одну точку.       Из угла комнаты на него посмотрела Бонни. Её глаза уже несколько дней как были опухшими от слёз. Она не могла успокоиться, постоянно впадая в истерику. Один раз она накричала на Стида, и Люциусу едва удалось её угомонить.       Но Стид вновь не отреагировал, как будто не слышал её.       — Может… — Люциус в растерянности посмотрел на собственные ладони. — Может, ты хочешь чего-то?       Один раз Люциус заметил, как Стид корчится от боли. Но стоило ему предложить таблетку обезболивающего, Стид шарахнулся от неё в таком же ужасе, как и от бутылки с обычной водой. Больше Люциус предлагать не стал. Побоялся.       Он сам находился на шаткой грани истерики, не зная, как помочь. Совершенно не понимал, что сделать.       Первой мыслью было попросить помощи у Тича. Но потом вдруг он побоялся — а вдруг именно Эдвард сделал это со Стидом?.. Люциус понятия не имел, в каких они отношениях, почему так часто общаются и иногда исчезают вместе. А Стид… Он никогда не рассказывал. Не пускал никого в свою жизнь и свой мир. Теперь закрывшись окончательно, не оставив никакого шанса на собственное спасение.       У Люциуса даже не было знакомых, которых он мог попросить о помощи или хотя бы спросить совета. Весь его круг общения ограничивался Стидом и Бонни. И ещё когда-то Питом. Бонни оказалась совершенно бесполезной, её как будто саму триггерило от каждого взгляда на Стида, и она, сидя в своём углу, только плакала и не могла ничего сделать. А Пит… через силу поборов все свои чувства, Люциус позвонил ему. Только Пит не ответил.       А с каждой минутой, смотря на Стида, Люциус готов был сойти с ума.       От безысходности. От собственной никчёмности. От невозможности помочь и простого незнания.       Раньше Люциус не понимал, как тяжко смотреть на страдания близких людей. Как самому оказывается больно от того, что нельзя эту боль разделить, забрать её часть себе.       Ему с трудом удалось заставить Бонни вернуться в клуб. Работать, делая вид, что ничего не произошло. Мало ли, что может заподозрить или сделать Чёрная Борода, если это именно он — причина такого состояния Стида. Нет, необходимо продолжать работать. Не нужно показывать ничего.       Но на собственные смены Люциус забил. Тичу всегда было глубоко плевать, работает он или нет, за ним всегда следил Стид.       И он боялся оставить его одного.       Вечером, когда Бонни ушла на смену, Люциус вернулся из ванной и застал Стида, сидящего на кровати. Его глаза бегали по комнате, словно что-то высматривая. Вправо. Влево. Надолго задержались на кухонном столе. А потом Стид уставился перед собой, но… как будто смотрел куда-то вглубь себя.       Ровно через секунду Стид закрыл уши ладонями, крепко зажмурившись. Люциус бросился к нему, обнял, упав рядом. Он услышал, как Стид плачет. Тихо, почти неслышно. Притянул его к себе, и Стид доверчиво прижался к его плечу.       — Я рядом, Стид, я рядом… — прошептал Люциус, рассеянно погладив его по волосам. — Ты дома, в безопасности, тебя никто не тронет.       Но Стид будто не услышал его, находясь глубоко в своём собственном мире, проникнуть в который не мог абсолютно никто.       Через какое-то время он успокоился и заснул прямо в объятиях друга. Люциус содрогнулся, осознавая, что совершенно бессилен.       Наутро Стиду как будто полегчало. Он проснулся, сел в кровати. И его взгляд снова повторил тот же путь, что и вечером. Люциусу стало дурно. Он присел рядом и взял Стида за плечи.       — Стид, пожалуйста, поговори со мной.       Стид посмотрел на него. А потом его взгляд сместился за его левое плечо, и Люциуса всего передёрнуло.       Стид помотал головой, зажмурился и закрыл лицо ладонями. Люциус его обнял.       И тем не менее… это уже хоть какой-то прогресс.       С этого дня Стид начал сидеть на постели. Он по-прежнему смотрел в никуда, но хотя бы не отказывался больше от еды. Ел совсем мало, но достаточно, чтобы Люциус перестал бояться, как бы Стид не умер от голода. Ведь на одной воде не прожить.       Вечером Бонни резко вскинула голову, как только раздался громкий стук в дверь.       — Стид!       Люциус подскочил, невольно закрыв Стида собой:       — Бонни!..       — Я всё время повторяла ему, что Стид приболел, как ты мне и говорил, — попыталась оправдаться она.       Люциус схватил за плечи удивлённого Стида и заставил посмотреть на себя.       — Стид, это важно! — шикнул он, и Стид сфокусировал на нём взгляд. — Просто скажи — это он сделал с тобой или нет?! Он может помочь тебе выйти из этого состояния, или, наоборот, его нельзя сюда пускать?       — Боннет, я знаю, что ты дома!       Стид ошалело моргнул, как будто не понимал, где находится, а после вновь посмотрел за левое плечо Люциуса.       — Нет… — испуганно прошептал он, вжавшись в кровать. — Нет, прошу тебя, он не должен меня видеть!..       Люциус в непонимании моргнул. Нахмурился. Он ничего не понял.       — Пожалуйста, скажи ему, что меня здесь нет… — Стид схватил его за локоть, глядя блестящими широко раскрытыми глазами. — Соври, скажи, что меня нет, я исчез, уехал, соври, что угодно, но не позволяй ему видеть меня.       — Так это его рук дело?..       — Люциус, пожалуйста! — Стид посмотрел на него умоляюще, но Люциус вдруг осознал, что впервые за всё время Стид по-настоящему пришёл в себя.       Если Эдвард так действует на него, возможно, он сумеет помочь?       Люциус закусил губу. Ну, а вдруг это Эдвард с ним сотворил?..       — Чёрт, Бонни! — Люциус вырвался из рук Стида, схватил Бонни за локоть и потащил к двери. — Его здесь нет, ты поняла? — Бонни закивала. — Только не упади в обморок, ничего он тебе не сделает. Приди в себя уже, наконец!       Чёрная Борода смерил его яростным взглядом, как только открылась дверь. Люциус встал в проёме, активно показывая, что не пропустит его внутрь даже ценой собственной жизни. Он прижал к себе Бонни, обняв за талию, в надежде, что она не выдаст Стида.       — Где он?! — прорычал Тич, по виду готовый наброситься на Люциуса прямо в этот момент. — Его неделю нет в клубе! Он не отвечает на звонки!       Люциус призвал на помощь всё своё самообладание. А он, как правило, этим вообще не отличался. Но перед глазами до сих пор стоял испуг в блестящих глазах. Стид, распластанный на полу тёмной комнаты.       — Его здесь нет, — Люциус посмотрел на Тича, и во взгляде его загорелась рассеянность. — Он уехал несколько дней назад.       Тич отступил на шаг.       — Но как?.. — его гнев так быстро сменился удивлением, что Люциус нахмурился.       Неужели так легко поверил?       — Он не сказал нам, куда. — Люциус прижал к себе Бонни, чувствуя, как быстро бьётся её сердце. — Стид вообще никогда ничего не говорил. Просто в один из вечеров вернулся домой, напуганный до ужаса, собрал вещи и уехал.       — Напуганный?.. — Эдвард отступил ещё, и его гнев пропал совсем. Плечи опустились, взгляд потух, и он растерянно посмотрел на Люциуса.       Он развернулся, больше ничего не спрашивая.       И ушёл.       Люциус недоумённо посмотрел ему вслед. Выпустил Бонни. Та выдохнула и метнулась в квартиру. Закрыв дверь, Люциус задумчиво посмотрел перед собой.       — Стид… — Он опустился на кровать. Стид испуганно смотрел в сторону двери, сжимая одеяло пальцами и бегая взглядом по квартире. — Это ведь не Эдвард, верно? С тобой это сделал кто-то другой?       Глаза Стида, и так опухшие и покрасневшие, медленно наполнились слезами.       — Стид, послушай, он — единственное, на что ты среагировал за всё это время. Ни я, ни Бонни. Ни на что. Прошу, давай, я дам ему вернуться, и он поможет тебе?       Но Стид в ужасе замотал головой.       — Нет, нет! Он не должен видеть меня! Больше никогда… — он почти задохнулся собственными словами. — Таким… я не хочу, чтобы он видел меня таким… он не должен…       Люциус удивлённо выдохнул.       — Но Стид, если он действительно может помочь…       — Нет!       Стид забился в угол, закрыл лицо ладонями и тихо заплакал. Люциус в панике посмотрел на него. В нём боролось дикое желание вернуться за Эдвардом. Показать, что стало со Стидом. Вдруг он… поможет?       Но что, если он сделает хуже? У Стида началась истерика, как только он подумал о том, что Эдвард окажется рядом. Мало ли что случится, если это станет реальностью. Ему ведь только полегчало.       И Люциус решил… не возвращаться за Тичем.       Стид проплакал всю оставшуюся ночь. Заснул только под утро. Проспал весь день. А вечером, проснувшись, вдруг резко стал вновь похож на себя. Только взгляд его… так и остался устремлён куда-то внутрь.       — Мне нужен телефон, — произнёс Стид бесцветным голосом, сжимая одеяло до побеления пальцев.       — Стид, ты уверен, что?..       — Мне нужен телефон, — повторил Стид, устремив на него взгляд.       По телу Люциуса поползла волна мурашек от этой безжизненности. От глаз, похожих на стекло. Он кивнул. Принёс Стиду свой телефон. Взяв его, Стид направился в ванную и не выходил оттуда на протяжении целого часа. За всё это время Люциус успел проклясть собственную бесхребетность и свойство потакать чужим привычкам, а не отстаивать личное мнение. Он слишком поздно понял, что оставлять Стида одного запертым в ванной — опасно. Что Стид, такой нестабильный, прямо сейчас может наложить на себя руки.       Но ровно через час Стид вышел из ванной, и не успел Люциус облегчённо выдохнуть, принялся одеваться.       — Стид, ты пугаешь меня! — воскликнул Люциус, схватив его за плечи и заставив посмотреть на себя, когда Стид надевал любимую лавандовую куртку. — Ты пугаешь меня, ты пугаешь Бонни. Мы не понимаем, что с тобой происходит, не знаем, как помочь, а я только смутно имею представление о том, что с тобой случилось! Если бы ты хотя бы позволил Эдварду…       Стид положил ладони поверх его. Сбросил их с себя. И надел куртку, застегнув пуговицы.       — Спасибо тебе за всё, Люциус, — произнёс он всё таким же напрочь лишённым эмоций голосом. — Ты очень хороший друг.       От этих слов Люциуса прошибла волна страха. Он захотел вцепиться в Стида, остановить его. Это было похоже на прощание, но Стид не собирал вещей, чтобы уехать. Он просто оделся, словно хотел пойти на прогулку. А от этого становилось ещё страшнее, ведь в голову закрадывались ужаснейшие мысли.       В уголках глаз невольно выступили слёзы, и Люциус только успел раскрыть рот, как в дверь настойчиво постучали. Он испуганно обернулся, глядя на дверь, но Стид отступил от него, будто растеряв весь интерес. Посмотрел за его левое плечо. Закусил губу, нахмурившись. И подошёл к двери, открыв её.       В проёме стоял человек в чёрном классическом костюме и тёмных очках. Он скрестил руки на груди и кивнул Стиду, как только тот показался на пороге. Люциус со страхом увидел на его поясе пистолет.       Стид прошёл мимо, словно не замечая, вышел из квартиры и даже не обернулся, когда Люциус окликнул его.       Человек захлопнул дверь, и Люциус остался совсем один, растерянно стоя посреди комнаты.       С того момента, как Стид вышел из ванной и начал одеваться, прошло всего лишь жалких двадцать минут.

***

      Стид не появлялся на работе третий день. Сперва, когда Эдвард вернулся утром в клуб и не увидел его, он подумал, что у Боннета выдалась тяжёлая смена, поэтому решил не трогать его. Возможно, Стиду нужно время отоспаться, и ведь он забывчивый, вполне мог и не оставить хоть какое-то напоминание. Пусть в душе скреблось странное подозрение о том, что Боннет исчез из поля зрения именно в тот момент, когда Эдвард предложил вместе уехать, он усиленно гнал из головы негативные мысли.       Он всё понимал. Предложение было спонтанным, Боннет всегда отличался нестабильностью и непредсказуемостью. Он имел право подумать. Но когда Стид прильнул к нему в кабинете, перед тем, как Эдвард уехал, ему и в голову не пришло, что в этом существе ещё оставались сомнения. Стид выглядел настолько воодушевлённым, каким Эдвард не видел его никогда.       Но когда от Стида не пришло никакого оповещения и на пятый день, Эдвард запаниковал. По-настоящему.       Время поджимало, уезжать было уже необходимо, а Стид обещал, что всё приготовит. Единственное, что он отвечал на все вопросы, так это то, что просто ждёт, когда Эдвард завершит свои дела. Он не говорил, что ему нужно время. Не высказывал никаких сомнений. Смотрел этим взглядом, который Эдвард был не в состоянии нормально и спокойно воспринимать. Так что же могло пойти не так?..       Иззи скупо пожал плечами, сказав, что не видел Боннета с того самого вечера, как Эдвард обнимался с ним в кабинете.       Конечно, откуда Иззи знать, где он. Его никогда не волновал Боннет. Ему нужен был совершенно другой…       Выловив в толпе танцующих девчонку, которая жила со Стидом, Тич начал допрашивать её. Та испуганно уронила поднос, как только он сжал её плечо, и пролепетала, что Стид заболел.       Заболел и даже не сказал ему?       Эдвард звонил ему, писал смс. Но Стид не отвечал, как будто не хотел его слышать. А мальчишка, который постоянно шлялся за ним по пятам, боясь отойти на полшага, и, как и глупая девчонка, жил вместе с ним, не появлялся в клубе.       С каждым днём сомнения и волнения в душе Эдварда крепчали всё сильнее, не находя себе места.       Через неделю Эдвард всё же не выдержал этой пытки и поехал к нему в дом. Даже если Стид заболел настолько сильно, что не может взять в руки телефон и ответить, ведь он нужен ему? Должен быть рядом в трудную минуту, чтобы хотя бы взять за руку если он… решился признаться ему в своих чувствах.       Эдварда сковало странное подозрение. Необоснованная паника. Подсознательный страх.       Нет, что-то точно не так. В том, что Боннет словно сквозь землю провалился на целую неделю, в том, что никто не открывал дверь всё то время, что Эдвард стоял под ней. А потом Люциус, этот чёртов мальчишка, встал на пороге. С таким видом будто ничего не произошло, показательно обнял девчонку, словно обвиняя его в том, что он помешал чему-то интимному.       И сказал, что Стид просто… уехал.       Внутри Эдварда что-то оборвалось.       Уехал?..       Он не мог… не мог уехать без него, ведь у них были планы… Они хотели уехать вместе.       Только они вдвоём.       В новый мир. В новую жизнь.       Вернувшись в клуб, Эдвард заперся в своём кабинете. Не слыша ничего, что ему говорили сотрудники, пока он направлялся к кабинету, не видя ничего перед собой, когда ушёл в себя. Он открыл шкафчик с алкоголем и достал самый крепкий виски, что у него был. Немного подумал, покачал головой, отложил его обратно и взял ром.       Выпивая его прямо из горла жадными крупными глотками, Эдвард не понимал, что пошло не так, почему Стид просто уехал, ничего ему не сказав. Что произошло за то небольшое время, пока его не было рядом?..       Когда рома в бутылке осталось на дне, Эдвард упал лицом на собственный стол, забывшись крепким сном.       Наутро, проснувшись, Эдвард посмотрел в телефон. Голова гудела после столь огромного количества алкоголя, и хотелось выпить ещё, чтобы это ощущение, наконец, прошло.       Ни одного звонка. Ни одной смс.       Никакого признака того, что между ним и Боннетом существовал хоть какой-то намёк на общение.       Эдвард просидел за столом практически недвижимо весь день, молча пялясь перед собой. В душе поднимались странные чувства, названия которым он совсем не понимал. И в его голове эхом отзывалось одно только имя.       Вечером, когда Иззи предложил съездить на дело, Эдвард отказался. И весь последующий его день прошёл абсолютно так же — почти недвижимо, с новой бутылкой в руке, в плывущем сознании, опустошении и непонимании. С именем Боннета на устах, тихо произносимого каждый раз, когда Эдвард отвергал очередную догадку, всплывающую в мыслях.       Когда Иззи с осуждением вновь заглянул к нему в кабинет, Эдвард, посмотрев на телефон, понял, что с момента, как он побывал в доме Стида, прошло целых три дня. Как же незаметно и бессмысленно утекало время, когда в его прохождении не возникало никакого смысла.       В этот раз Эдвард вновь отказался куда-либо ехать. Но теперь, совсем едва придя в себя, он отодвинул очередную опустевшую бутылку и включил компьютер, незряче пялясь в монитор. Новости мелькали пёстрыми картинками, но Эдвард не смотрел на них, бессмысленно крутя колёсико мышки. Текст и вовсе плыл перед глазами, не неся для Эдварда никакой информации.       Всё было зря.       Ничто теперь не имело смысла.       Где-то Эдвард облажался, но, скорее всего, никто не укажет ему, где именно, так и оставив в неведении и опустошении.       Дверь осторожно и тихо скрипнула, так знакомо, что Эдвард резко вскинул на неё полный глупой и позорной надежды взгляд.       Но это оказался всего лишь Люциус. Тупоголовый мальчишка.       — Я хочу уволиться, — осторожно произнёс он, встав посреди кабинета.       Эдвард устало моргнул. Это совсем не волновало его. Ни мальчишка, ни клуб. Ни собственная жизнь.       — У тебя резко стало много денег?       — Я устал от этой работы, — сказал Люциус, подходя к его столу с такой осторожностью, будто Эдвард мог в любой момент достать из-за пояса пистолет и застрелить его. Всё ближе и ближе.       Эдвард не возражал. Ему наплевать. Пусть подходит, если так хочет. Может, действительно устал от того, что его постоянно жамкают незнакомцы.       Люциус замялся, как будто хотел сказать что-то ещё. Что-то чрезмерно важное для него. Или для Эдварда. Самое важное, что мог, он Эдварду уже сказал. Остановился совсем рядом. Раскрыл рот. И снова закрыл.       — Да, устал, — выдохнул он, забегав взглядом по кабинету. — Я могу уйти прямо сегодня?       Эдвард хотел кивнуть. Мальчишка ему не нужен. Абсолютно без надобности. Единственный, кто хоть как-то переживал о его существовании — Боннет. А Боннет… уехал. Даже в мыслях повторять чертовски больно. А самому Эдварду никогда нет дела до этого пустого места.       Взгляд Люциуса случайно упал на монитор, как только он встал совсем рядом, и Люциус раскрыл рот, слишком испуганно выдохнув. Эдвард без особого интереса перевёл взгляд на экран.       И застыл, мгновенно выпрямившись в кресле.       Свежая новость. Только от сегодняшнего утра. Фотография на весь экран. Но первым делом Эдвард зацепился взглядом за текст.       «Возвращение пропавшего наследника. Стид Боннет, который уже давно считается мёртвым…»       И только после этого Эдвард уставился на фотографию. Фотографию, на которой возвышался около огромного особняка Боннет во всей своей сияющей красе.       Стид стоял рядом со своей законной женой и двумя детьми.       Его детьми. В зачатии которых он участвовал.       Которых ненавидел и которых никогда не хотел.       Мэри…       Не то, чтобы очень красивая. Даже счастья нет никакого в глазах от осознания, что возлюбленный не только не оказался мёртвым, но ещё и вернулся домой. Плотно сжатые губы и недовольный взгляд, устремлённый на руки, которыми Стид прижимал к себе невысокую дочь, так сильно похожую на него. Он не смотрел в камеру. Его лицо с трудом различалось, так как фотография явно была сделана неофициально.       Взгляд Эдварда потемнел.       Бросил.       Он его бросил.       После всех обещаний, после открытия, после того, что Эдвард сказал ему… После того, как собрал все силы для того, чтобы раскрыть свои чувства, долго спящие до того момента, как он встретил чёртового Боннета, извивающегося на сцене. После всех его ответных слов и объятий.       Он посмел оставить одного.       Отвергнуть его предложение…       — Вы признаётесь в том, что совершили?       — Нет. И я устал это повторять. Его убил не я.       Выбрать не Эдварда. А свою ненавистную семью.       — Правду говорят, что ты убил собственного отца? — Иззи с интересом посмотрел на него, не испытывая даже толики того страха, что и все остальные дети приюта.       — Нет. Сколько можно повторять? Это был не я! Это сделал человек по имени Кракен. Но на моих глазах.       Ненависть тугими щупальцами поднималась к сердцу, обхватывая со всех сторон, сжимая до хруста. Медленно выдавливая остатки былых чувств, которые Эдвард так усиленно прятал под слоями выверенного с годами безразличия, боясь вновь обжечься.       — Я верю тебе. Ты не похож на того, кто мог это сделать. Не похож на психопата.       Эдвард натянуто улыбнулся.       Чёрная Борода встал со стула.       В тебе как будто два разных человека…       Люциус громко и испуганно вскрикнул, когда он резко схватил его за шею и притянул к себе, больно упирая поясницей в угол стола.       Я готов признать, что Чёрная Борода жесток и коварен. О нём ходят легенды, одна страшнее другой. Но когда я смотрю на тебя, я этого не вижу. Ты — просто Эд. Самый обыкновенный живой человек. В котором совершенно нет жестокости.       — Любимая игрушка Боннета, — с ненавистью прошептал Тич, вглядываясь в стремительно бледнеющее лицо.       Люциус захрипел, не в состоянии ответить. Только беспомощно и слишком слабо заскрёб ногтями по пальцам, жёстко сдавливающим трахею до жалобного хруста.       Ты не такой плохой, каким тебя все считают. Во всяком случае… я тебя таким не считаю.       Со стола, разлетевшись вдребезги, упал монитор, за который Люциус попытался схватиться, как только его оттащили в сторону. Вырвавшись из крепкой хватки, Люциус упал на пол, и Тич медленно наклонился к нему, скручивая руки. Он брыкался и с криками пытался вырваться, когда Чёрная Борода потащил его по кабинету, волоча по полу вместе с остатками разбившегося стекла.       Подняв его на ноги за шиворот, он с огромной силой ударил Люциуса затылком о дверной проём и поволок в коридор.       Мне нравится то, что я вижу. И это далеко не то, что ты демонстрируешь всем остальным.       Люциус схватился за голову и обессиленно обмяк в его хватке. Перестал кричать, позволяя тащить его, словно куклу. Только несколько раз отчаянно и беспомощно попытался зацепиться ногтями за стены, срывая с них краску.       — …а я бы сказал, что, когда ты рядом, мне становится спокойнее.       Но против силы Чёрной Бороды это ему не помогло.       — Тогда я хочу. Чего-то… чего угодно. Но с тобой.       Иззи, сидящий за барной стойкой, удивлённо выпрямился и резво отставил бокал, как только тень Чёрной Бороды выросла над ним, держа за горло слабо трепыхающегося Люциуса.       — Он твой.       Чёрная Борода толкнул его к Иззи, и Люциус бы повалился на пол, если бы Иззи в эту же секунду его не подхватил.       Он с готовностью обнял его, моментально прижав к себе.       — Делай что хочешь, — ответил Тич на немой вопрос и развернулся, мгновенно растворяясь в огромной танцующей толпе.       Люциус поднял на Иззи слабый умоляющий взгляд, в котором ещё не успела потухнуть надежда.       Губы Иззи медленно разъехались в холодной улыбке.