Похититель душ 春江花月夜 Китай

…И за десять тысяч веков, и поныне одинаковы те печали… Лю Юйси (772 — 842) — Братец Ван, как тебе вон та гостиница? Выглядит неплохо! — Ху Фейсяо указал на ворота, которые роскошью и величием не уступали «Постоялому двору Великой удачи». Бросив быстрый взгляд на вывеску с золотыми письменами Ван Цзыцзинь взвесил в руке свой кошелёк и с сомнением покачал головой: — По-моему, нам лучше забыть об этом. Брат Ху, мы же простые студенты, не стоит попусту разбрасываться деньгами. — Как это забыть? — возразил тот. — Если уж ночевать, то на мягкой ароматной постели, застеленной шёлковым бельём! (1) Фыркнув, Ху Фейсяо решительно взмахнул веером и гордой походкой направился внутрь. Поняв, что последнее слово осталось не за ним, Ван Цзыцзинь потащился следом. В этой гостинице в комнатах на кроватях действительно были расшитые атласные простыни. Увидев, что всё здесь, как он и хотел, Ху Фейсяо расплылся от довольства. Глядя на его сияющее лицо, Ван Цзыцзинь тоже не смог сдержать улыбки. Сняв комнату, они обосновались каждый по-своему — студент Ван зажёг фонари и углубился в занятия, а молодой господин Ху разлёгся на кровати. Спустя какое-то время стук в дверь заставил Ван Цзыцзиня очнуться. Пока он был погружён в учебу, уже наступил поздний вечер. Ху Фейсяо бросился открывать и вскоре вернулся в комнату с жареной курицей в листьях лотоса (2) и кувшинами с рисовым вином (3). Еда источала соблазнительный аромат, но Ван Цзыцзинь хотел самоотверженно вернуться к своему эссе. — Брат Ван! — позвал его Ху Фейсяо, отрывая куриную ножку и вгрызаясь в неё белыми зубами. — Ну что за жизнь без удовольствий? Зачем себя ограничивать и отказываться от наслаждения? — он аппетитно хрустнул хрящиком. Сглотнув слюну, Ван Цзыцзинь подумал, что вряд ли сегодня сможет снова сосредоточиться на занятиях. Ху Фейсяо увлечённо расправлялся с курицей, не замечая его колебаний. — Ты ведь выпускник прославленной Шэньянской академии, не поможешь младшему ученику с его эссе? Ван Цзыцзинь протянул Ху Фейсяо исписанный лист. Тот схватил его и принялся читать, не отрываясь от еды. На белой бумаге расплылись большие жирные пятна от пальцев. У Ван Цзыцзиня нервно дернулся уголок рта. — Хм… — Ху Фейсяо откусил ещё мяса. — Оставляет желать лучшего. Переборщил с цветистостью речи и получилось слишком пафосно, — он продолжал жевать. — Из-за этого сочинение кажется неискренним. — Но… брат Ху… — жалко выдавил Ван Цзыцзинь. — Считаешь, что я придираюсь? — Ху Фейсяо взмахнул листком, едва не обмакнув его в жир, натекший с курицы. — Нет-нет, ты всё верно сказал, — затараторил Ван Цзыцзинь, протягивая руки, чтобы отобрать свое бедное сочинение. — Тебе, конечно, виднее… Но брат Ху! — изловчившись, он выдернул бумагу из сальных пальцев. — Оно же всё испачкано! Ху Фейсяо проглотил очередной кусок курицы и пожал плечами: — Ой, брат Ван, не зацикливайся на мелочах. Эссе ещё вполне можно прочитать. И он спокойно вернулся к еде, а Ван Цзыцзинь горестно вздохнул. Как можно называть такое мелочью? Настроение заниматься безвозвратно ушло. Лучше уж было присоединиться к трапезе, пока Ху Фейсяо в одиночку не прикончил всю курицу. Вкусное рисовое вино способствовало сближению. Оба молодых человека разговорились за чаркой и не заметили, как время перевалило за полночь. Ху Фейсяо оказался большим любителем курятины, и ещё дважды заказывал это блюдо. Но вот за окном раздался крик караульного, возвещавшего начало четвёртой стражи (4). Ху Фейсяо поднялся на нетвёрдые ноги, спотыкаясь добрёл до кровати, повалился на неё и тут же крепко заснул. «Ну, что за слабак, совершенно не умеет пить!» — подумал Ван Цзыцзинь и снисходительно усмехнулся. Сам он держался вполне неплохо. Сходил умыться, вернулся в комнату, и уже собирался улечься в постель, как бросил взгляд на кровать соседа, да так и застыл. Куда тот мог деться? Парчовое одеяло скомкалось, и под ним никак не мог бы поместиться взрослый мужчина. Ничего не понимая, Ван Цзыцзинь подошел ближе и осторожно приподнял одеяло. Он обнаружил кучку одежды, которая выглядела очень знакомо. Несомненно, это были вещи Ху Фейсяо. Куда же он сам пошел в чём мать родила? Что ещё за странные причуды? Едва Ван Цзыцзинь подумал об этом, как под одеждой что-то шевельнулось. От страха он чуть не сел на пол. Уговаривая себя не паниковать, он на дрожащих ногах сходил за свечой и вернулся обратно. Приготовившись чуть что броситься наутёк, Ван Цзыцзинь потянул за край одежды. Ткань соскользнула и взгляду открылось что-то пушистое. Это было какое-то животное, спавшее, свернувшись кольцом. В неровном свете свечи взволнованному студенту оно показалось весьма немалых размеров. Тут уж Ван Цзыцзинь не сдержался и вскрикнул от испуга. Рука его задрожала, и капли воска со свечи пролились вниз. Не обращая на это внимание, молодой человек бросился к двери, завывая: — Хозяин! Хозяин! Ваша, ваше… Как ваш питомец оказался в кровати гостя?! Ответом ему была тишина. Не дождавшись никакой реакции, Ван Цзыцзинь со страхом повернулся и снова чуть не завопил — на постели сидел абсолютно голый человек. Это был Ху Фейсяо. Его распущенные волосы достигали поясницы, а прекрасные глаза феникса (5), пленившие Ван Цзыцзиня, когда он ещё думал, что перед ним девушка, смотрели с улыбкой. Невольное смущение заставило было Ван Цзыцзиня отвести взгляд, но напомнил себе, что они оба мужчины. Отбросив лишние мысли, он взволнованно воскликнул: — Брат Ху! Осторожно! Там большая собака! Он даже схватил Ху Фейсяо за руку, чтобы сдёрнуть с кровати, но пальцы соскользнули по ещё не до конца высохшему свечному воску. Тут даже глупец догадался бы в чём дело. Ноги Ван Цзыцзиня всё-таки подкосились, и он кулем осел на пол. — Ты… — он едва справлялся с дрожью в голосе. — Ты человек или злой дух? Я же в этой жизни никогда не грешил… Пошарив на постели, Ху Фейсяо вытащил халат, натянул его прямо на голое тело и сделал шаг к Ван Цзыцзиню. Тот испуганно отполз ещё на несколько чи (1 чи = 0.33м). На его лице явно читалось, что он мысленно прощается с жизнью. Ху Фейсяо присел и заглянул ему в глаза. — Похоже, ты совсем меня не помнишь… — тихо сказал он. — Всегда был таким жадным — даже зелье забвения выпил сверх меры… Ван Цзыцзинь из его слов понял только то, что смерть ему пока не грозит, и немного воспрял духом. — Так ты не причинишь мне вреда? — на всякий случай уточнил он. — Это долгая история, — вздохнул Ху Фейсяо. — Когда-то я был маленьким лисом, и тысячу лет назад ты спас меня от погибели. Однако потом, все свои предыдущие семь жизней, ты умирал насильственной смертью раньше срока. Если ты и в этой жизни плохо кончишь, боюсь, ты больше не сможешь переродиться. Он говорил столь серьёзно, что Ван Цзыцзинь вдруг по-настоящему поверил в то, что он нагадал ему по лицу и восьми знакам рождения. — Что же мне делать? — пролепетал бедный студент. — В прошлой жизни ты нёс меня до самой своей погибели. Теперь же моя очередь защищать тебя до самого конца. «За кроху проявленной доброты, будешь воздавать сторицей»… И Ху Фейсяо с громким стуком упал на колени. — Ну что ты, брат Ху! — растерявшись, Ван Цзыцзинь бросился его поднимать. — Не стоит быть чересчур учтивым! Давай же, вставай скорее! Мне, право, неловко! — Цзыцзинь, зови меня просто Фейсяо! Не нравится мне моя фамилия (6). Станем как братья обращаться друг к другу по имени, хорошо? — Как скажешь, — не стал возражать Ван Цзыцзинь. — Но твоё имя больше подходит женщине (7). Может быть… Тут он заметил, как глаза товарища нехорошо сузились и лицо заледенело, и остаток фразы застрял у Цзыцзиня в горле. Откуда ему было знать, что давным-давно маленький лисёнок, оцепенев от ужаса, сквозь переплёт бамбуковой корзинки смотрел, как алые ручейки текли по земле. Кровь смешивалась с дождевой водой, превращаясь в извилистую реку, так похожую на обронённый кем-то красный шёлковый шарф… Забыть эту горестную картину было так же невозможно, как вычеркнуть из сердца душевную боль, которую она причиняла. ПРИМЕЧАНИЯ: (1) «Если уж ночевать, то на мягкой ароматной постели, застеленной шёлковым бельём!» В 5-м тысячелетии до нашей эры в Китае начало зарождаться шелкопрядение. Именно тогда в Китае научились выращивать самые качественные шёлковые нити, из которых производились ткани высшего качества. Шёлковое постельное бельё прекрасно освежало, особенно в жаркие летние дни. Кожа, соприкасаясь с шёлком, словно получала глоток свежего воздуха. Внешний вид тоже был немаловажен. Шёлковое постельное бельё имеет приятный блеск, а также высокую прочность, которая позволяет сохраниться изделию в течение долгих лет. Для приятного сна около постели зачастую размещали благовония. (2) Жареная курица в листьях лотоса Визитная карточка Прибрежной кухни, а если уж совсем точнее, то города Ханчжоу, известного своими утончёнными кулинарными традициями. Его готовят весьма любопытным способом — тушку курицы маринуют в традиционных китайских специях и приправах (имбирь, зеленый лук, соевый соус, шаосинское рисовое вино, ферментированные соевые бобы), затем заворачивают в лист лотоса, обмазывают глиной и запекают. С готовой курицы снимают глиняную оболочку и подают блюдо на стол. Курица, приготовленная таким способом, получается очень сочная и ароматная. Древняя легенда гласит: Шестой император династии Цин Цяньлун был большой любитель путешествовать инкогнито. Однажды, во время очередного своего путешествия набрёл император на костёр, у которого сидел бедный бродяга. Некоторое время до этого события нищий поймал курицу, но у бродяги не было ни котелка, ни другой посуды, только соль. К тому же он боялся, что его поймают. Изобретательный нищий выпотрошил птицу, но перья оставил, посолил изнутри и обмазал глиной, затем выкопал ямку, положил туда глиняный шар и развел сверху костер. Так курица и приготовилась. Нищий вытащил глиняный шар из костра, и в этот момент к костру и подошёл переодетый император. Подойдя ближе, Цяньлун спросил, а что это такое любопытное делает этот человек. Нищему ничего не оставалось, как поделиться своим угощением со своим новым знакомым. Курица понравилась императору, и он спросил, как её приготовил бедняк. За угощение и рецепт нищий получил несколько монет, к тому же он смекнул, кто угощался его курицей. Возвратясь во дворец, император приказал приготовить дворцовому повару курицу по этому рецепту. (3) Рисовое вино В историческом сочинении «Чжаньго цэ» изобретателем вина называется И-ди, один из министров мифического императора Юя, который преподнёс созданный им напиток своему повелителю. Юй испробовал вино, нашел его приятным, но произнес: «Между последующими поколениями непременно явятся люди, которые благодаря вину потеряют их царства». Всё вино изготавливалось из риса, проса и других видов зерна. Сначала китайское вино из злаков представляло собой слабый напиток, но затем китайцы овладели технологией, позволившей им получать более крепкий вариант (к зерну добавляли плесневелый грибок; до сих пор именно так делают японское саке). Даже в XIII веке, когда китайцам уже было известно виноградное вино, вино из злаков оставалось более распространённым. Марко Поло в своих заметках отмечал: «Весь почти народ в области Катай пьёт вот какое вино: приготовляют его из риса с другими хорошими пряностями, и питьё выходит лучше всякого другого вина: и чисто, и вкусно; вино горячее, и пьянеешь от него скорее, нежели от другого». Вино из риса, проса или других злаков (хуанцзю, 黄酒) и сейчас популярно в Китае. Появились вина с разнообразными добавками. Такими как, например, цветы османтуса в вине Гуйхуацзю (桂花酒), которое традиционно пили на Праздник середины осени. (4) «Начало третьей стражи» В Древнем Китае было пять ночных «страж» (кит. трад. 更) по два часа каждая, с 19:00 до 5:00. То есть «третья стража» — это время с одиннадцати до часу ночи. Каждые два часа караульные обходили ночные улицы, возвещая о начале новой «стражи». (5) «Прекрасные глаза феникса» Древние ученые пытались определить по лицу то, что изначально предначертано человеку судьбой и какие существуют связи между его внешним обликом и внутренним миром. Наивысшее развитие физиогномика как наука получила на Востоке. Китайцы на протяжении многих веков разрабатывали свои методы изучения лица человека и научились это делать без типичных ошибок и погрешностей. Один из самых важных разделов данной науки — форма глаз и их характеристики. Традиционно для образного описания использовались наименования животных и фантастических существ. Самым благоприятным знаком считались «глаза дракона». «Глаза феникса» — женский вариант «глаз дракона». Легендарный, таинственный феникс символизирует женскую силу и власть, и весьма любопытно, что автор использует именно это определение для описания глаз нашего героя)) Глаза «феникса» — большие, круглые, с двойными веками, нижнее хорошо очерчено. Зрачки глаз «феникса» обычно большие, занимают более двух третей радужной оболочки глаза. Женщины с глазами «феникса» отличаются добротой и благородством, они богаты, известны, любимы и обладают большой властью. (6) «Не нравится мне моя фамилия» В современном Китае список фамилий очень ограничен. Он не выходит за рамки таблицы «Байцясин», что в переводе означает «Сто фамилий» (хотя их на самом деле больше, чем сто, но всё же не так много). Китайские фамилии, как правило, имеют один слог. На письме они выглядят как один иероглиф. Их происхождение различное. Так, некоторые пошли от вида деятельности (например, Тао — гончар), другие — от названий государств, которые легли в основу современного Китая (например, Юань). А вот всех чужеземцев называли Ху. Примечательно, что иероглиф 狐 (лиса) читается также, как и фамилия нашего героя, т.е. Ху hú. (7) «Но твоё имя больше подходит женщине». Фейсяо (绯绡) переводится как «красный (пурпурный) шёлк». К тому же, в нём используется китайское имяобразующее ~сяо, которое считается женским и переводится как «младший, маленький».