Похититель душ 春江花月夜 Китай

…Тропа шириною в полшага. Заросли моха — В плотных длинных тенях. Только для гостя Тропу расчищает слуга… Ван Вэй (701 — 761)

— Могу я спросить, куда мы направляемся? — Ван Цзыцзинь давно потерял все ориентиры, следуя за мальчиком-слугой по петляющим коридорам. Они поворачивали то влево, то вправо, спускались и поднимались по лестницам. Юноша уже и не пытался запомнить дорогу. — Мы идём на склад за свечами, — ответил мальчик, не оборачиваясь. — Возьмём несколько, и я сразу провожу вас в комнату. Внезапно он толкнул створки какой-то двери, и в затхлую атмосферу коридора ворвался прохладный ночной ветерок. Перед Ван Цзыцзинем шелестел листвой тот самый лес, что он ранее наблюдал из своего окна. Стволы стояли столь часто, что кроны не пропускали вниз лунный свет, и от этого лес казался мрачным и зловещим. Ничего общего с тем мирным пейзажем, каким он казался на расстоянии. Слуга уверенно шагал вперёд, и Цзыцзиню ничего не оставалось, как идти за ним, хотя он и ощущал, как тьма словно наваливается на него, грозя раздавить. Стоило ему замешкаться, как мальчик обернулся, приподнимая фонарь: — Господин, идёмте! Скудный свет озарил узенькую тропу из серо-голубых плит, что по-змеиному извивалась между деревьями, уводя в чащу, а Цзыцзиню совершенно не хотелось в неё углубляться. — А нам точно туда? Почему ваш склад расположен в таком месте? — невольно пятясь, пробормотал он. Не отвечая, мальчик-слуга развернулся и пошёл по тропе, освещая себе путь фонарём. Цзыцзинь оглянулся. Позади была непроглядная тьма, и возвращаться одному не было никакой возможности. Юноша моментально заблудился бы. Фигурка маленького слуги уже скрылась за поворотом тропы, и только красный фонарик просвечивал между стволами. Ещё чуть-чуть, и он тоже пропадёт из вида. Перепугавшись, Цзыцзинь подобрал полы одежды и припустил вдогонку с криками: — Эй! Подожди! Эгей! Еще около десяти долгих минут они вдвоём шли по извилистой тропинке, пока лес не расступился, и на маленькой поляне перед ними не оказалось строение. — Вот и склад, — сообщил мальчик. Ван Цзыцзинь с удивлением оглядел покосившуюся хибару. Даже в скудном свете луны, еле пробивавшемся сквозь кроны деревьев, были видны заросшие лишайником и паутиной стены, и расползающаяся соломенная крыша. Дом выглядел так, будто готов развалиться в любой момент. В животе у Цзыцзиня похолодело. Им овладело неприятное предчувствие, хоть он и попытался утешить себя тем, что это мрачный лес порождает чувство страха, а на самом деле всё не так уж и плохо. Тем более, что мальчик-слуга не колеблясь подошёл к дверям, полностью покрытым слоем пыли и паутины и уверенно растворил их. — Это точно ваш склад? — с изумлением поинтересовался Цзыцзинь, разглядывая облупившуюся краску на дверях. — Эта развалюха как-то не соответствует такому богатому Постоялому двору. Да и маловата она для хранилища… — Дорогой гость, не удивляйтесь! Конечно, у нас есть большое хранилище поближе к гостинице. Но ни одна свеча с того склада не зажглась, поэтому я и привёл вас сюда, посмотреть, есть ли ещё свечи. Он, пригнувшись, шагнул в тёмный и низкий дверной проем, но Ван Цзыцзинь не смог заставить себя войти внутрь. От каждого движения в воздух взлетали клубы пыли, и юноше пришлось закрыть нос рукавом. Этот так называемый склад производил впечатление давно заброшенного. Словно им не пользовались лет сто или больше. — Можно я здесь тебя подожду? — пропыхтел вслед мальчику Цзыцзинь. Он остался стоять возле дверей, один среди жутковатых лесных шорохов. Всё вокруг казалось таинственным и страшным, но юноша надеялся, что вскоре слуга выйдет со свечами, и они вдвоём мигом возвратятся под надежный кров Постоялого двора. Легкомысленный Цзыцзинь уже позабыл, что совсем недавно он пережил немало жутких минут в этой гостинице. Ожидание затягивалось. Прохладный ветерок усилился, стволы деревьев ходили ходуном, ветки постукивали друг о друга. Цзыцзинь весь продрог и уже почти решился войти в двери и позвать мальчика, как услышал неподалёку какие-то шорохи и треск. Это походило на звук шагов, будто кто-то шёл напролом через заросли. От любопытства Цзыцзинь даже позабыл о страхе. Он повертел головой, определяя, с какой стороны слышал звук, и устремился туда. Буквально через пару шагов он увидел в просвете между деревьев тощий силуэт. Одежды и головной убор указывали на принадлежность к учёной братии. Не тот ли это призрак, который явился под окно комнаты? Что-то в очертаниях фигуры было знакомым. Неужели это всё-таки Бао Цай вернулся, чтобы помочь? Однако, Бао Цай в воспоминаниях Цзыцзиня не был таким худым… Вот если бы взглянуть в лицо. Словно услышав, призрачная фигура застыла и медленно развернулась. Лунный свет упал на впалые щёки, обрамлённые всклокоченными прядями, выбившимися из причёски, и отразился в глубоких глазах. Ван Цзыцзинь оторопел. Двое стояли друг напротив друга, встретившись взглядами, и ночной ветер играл подолами их одинаковых одежд. Юноша словно смотрелся в зеркало. Это лицо он столько раз видел в отражении, что не мог ошибиться. Но как такое могло случиться? Кто это?! Что это?! Пожалуй, вещи страшнее с Цзыцзинем ещё не случалось… Неужто он уже умер, и его душа блуждает вне тела? Ночной ветерок охладил вспотевший лоб, и какая-то смутная догадка шевельнулась в голове, но от страха Цзыцзинь потерял всякую способность связно мыслить. Сначала нефть на окне, теперь двойник… Возможно, в нормальном состоянии он бы как-то сопоставил эти факты, но, как назло, сейчас юноша был не в силах вообще думать. Не помня себя от ужаса, Цзыцзинь развернулся и побежал обратно к хижине, вереща как резаный. Продолжая вопить, он влетел в двери, чуть не снеся ветхие створки. В нос ему ударили затхлые запахи плесени, пыли и ещё чего-то земляного и противного. В кромешной темноте, несколько раз обо что-то споткнувшись, Цзыцзинь был вынужден остановиться. Он поискал глазами огонёк красного фонаря, но не увидел. — Эй, братишка, где ты? — робким тихим голосом позвал Цзыцзинь мальчика-слугу. Никто не откликался. Ни одного шороха не достигало его слуха. По крайней мере, это означало, что тот двойник Цзыцзиня не последовал за ним. Юноша решил найти слугу, чтобы вместе вернуться, но, сделав несколько шагов, снова встал на месте. Под ногами валялись какие-то предметы, сильно мешавшие передвижению. Глаза уже немного привыкли к темноте, и Цзыцзинь смог различить заполненные чем-то длинные полки и стоящие под ними пузатые кувшины. Похоже, это и правда был склад. Однако, куда здесь мог спрятаться мальчик? Цзыцзинь решил самостоятельно отыскать свечи, зажечь, и при свете осмотреть помещение. Поблизости он обнаружил сосуд, заполненный какими-то продолговатыми предметами. Толком было не разобрать, что это, но Цзыцзинь предположил, что это либо длинные свечи, либо свитки (1). Он без особой опаски схватил один из них и вытащил из кувшина. Предмет был твёрдый и холодный. — Что это за палка? — с недоумением пробормотал Цзыцзинь, вертя вещь в руках. Пытаясь хоть как-то рассмотреть непонятную штуковину, он вынес её к дверям, туда, где было немного светлее от луны, и вдруг заметил на полу рядом со своей тенью ещё одну — маленькую и тонкую. Он тотчас узнал мальчика-слугу и радостно воскликнул: — Вот и ты! Цзыцзинь испытал неимоверное облегчение от того, что парнишка нашелся. Ему очень хотелось кому-то рассказать о своём недавнем поразительном опыте, но не успел он рта раскрыть, как маленький слуга хмуро произнёс: — Гость, у тебя в руке человеческая кость! — Что?! — взвизгнул Ван Цзыцзинь и резво отбросил предмет прочь. — Откуда здесь это? Что это за жуткое место? — А ты что за человек такой? Почему свеча, привлекающая душу, рядом с тобой не хочет гореть? У тебя нет души? С каждым словом мальчик делал шаг. Чем ближе он подходил к Цзыцзиню, тем больше изменялось выражение его лица. Он словно становился другим человеком — ничего похожего на прежнего покорного и забитого малыша в нём не осталось. На Цзыцзиня снова нахлынул ужас. — Я просто обычный студент. Я приехал в столицу сдавать кэцзюй, — залепетал он заплетающимся языком. — Какая ещё свеча, привлекающая душу? Ничего не понимаю… Слуга наступал на него, он отступал, пока не споткнулся обо что-то. Ноги его обмякли, и юноша плюхнулся на пол. Теперь, в лунном свете Цзыцзинь мог видеть, что те пузатые кувшины были забиты торчащими костями, а то, обо что он запнулся — белый человеческий череп. Еще несколько валялись тут и там. — Неважно, кто ты, сначала съем тебя, потом разберусь! — рявкнул маленький слуга, грозно нависнув над Ван Цзыцзинем. После этих слов тело его стало расширяться и покрываться чёрными волосами, за спиной выросло несколько огромных членистых ног, и буквально на глазах ошеломленного Цзыцзиня мальчик превратился в громадного омерзительного паука с парой фасеточных глаз размером с таз для умывания (2). В темноте паучье туловище мерцало жутким зеленоватым светом. Страшное приключение с двойником померкло перед кошмаром этого перевоплощения. Когда паук схватил Цзыцзиня двумя передними лапами и потащил себе в рот, юноша от шока даже не сопротивлялся. Хватка паучьих лап была столь крепкой, у него всё равно не было шансов вырваться. Цзыцзинь мог лишь смотреть, как неуклонно приближается огромная пасть. Непрерывным потоком из неё стекала зловонная слюна, а по бокам шевелились усики, словно пучки живых змей. В последний момент Цзыцзинь опомнился и завопил так громко, как только мог: — Фейсяо, Фейсяо, спаси меня! Фейсяо! Но было поздно. Паук сомкнул челюсти на его голове. Раздался громкий чавкающий звук, и вдруг паук застыл. Вместо разодранной живой плоти он ощутил на зубах лишь вкус бумаги. Да и человек, которого он сжимал в лапах, пропал. Вместо него осталась лишь порванная бумажная фигурка. Её клочки, кружась, медленно опустились на землю. — Иллюзия! Магия марионетки! — зашипел Паук, кружась на месте и испуганно озираясь. Кто же, чёрт подери, мог провернуть такое? Кто он? Откуда на этом тёмном складе взялся получеловек? ПРИМЕЧАНИЯ: (1) Бумажные свитки  — первым великим изобретением древнего Китая считается БУМАГА. Согласно китайским летописям бумагу изобрел придворный евнух династии Хань — Цай Лун в 105 году н.э. В глубокой древности, в Китае, до появления бумаги, для записей использовали полоски из бамбука, полотна шёлка, деревянные и глиняные таблички. Бумагу сначала делали из шёлка, который изготавливали из бракованных коконов шелкопряда, а позже стали использовать пеньку. Цай Лунь (50–121), китайский сановник династии Хань, изобрёл бумагу. Для начала он растолок волокна шелковицы, древесную золу, тряпки и пеньку. После смешивания с водой образовалась масса, которую он выложил на форму (деревянная рама и сито из бамбука). После сушки на солнце эту массу разглаживали с помощью камней. Так получались прочные листы бумаги. За это изобретение император пожаловал Цай Луню высокий титул и солидное вознаграждение. После этого изобретения начался процесс совершенствования производства бумаги в Китае. Для повышения прочности стали добавлять крахмал, естественные красители и т. д. Разработанная Цай Лунем технология производства бумаги состояла в следующем: кипящая смесь из пеньки, коры тутового дерева, старых рыболовных сетей и тканей превращалась в пульпу, после чего ее растирали до пастообразного однородного состояния и смешивали с водой. В смесь погружали сито в деревянной раме из тростника, вычерпывали ситом массу и встряхивали, чтобы жидкость стекла. При этом в сите образовывался тонкий и ровный слой волокнистой массы. Эту массу затем опрокидывали на гладкие доски. Доски с отливками клали одна на другую. Связывали стопку и укладывали сверху груз. Затем затвердевшие и окрепшие под прессом листы снимались с досок и сушились. Изготовленный по такой технологии бумажный лист получался лёгким, ровным, прочным, менее жёлтым и более удобным для письма. Первой печатной книгой считается сделанная во время династии Тан (618–907) Алмазная сутра. Она состоит из свитков длиной 5,18 м. (2) Чаша (таз) для умывания  — появление таких чаш тесно связано с природой. Самыми первыми служили камни, в углублении которых после дождей скапливалась вода. Позже китайцы научились создавать уникальные чаши из самых разных материалов. В самые древние периоды — это были керамика, камень и бронза. Позже к ним добавился фарфор. Рисунки и орнаменты, украшающие чаши, передают представления древних жителей Китая об устройстве мира и вселенной. Здесь можно встретить и образы животных, символы стихий и различные геометрические орнаменты, также имеющие сакральное значение. Иногда, чашам придавалась форма диковинных фантастических чудовищ (рыб, драконов, хищников) с выступающими над поверхностью стенок лапами, хвостами, рогами, оскалившимися пастями, гребнями и чешуёй. Это, по мнению древних китайцев, наделяло такие предметы особыми магическими свойствами.