Похититель душ 春江花月夜 Китай

…Печаль меня охватила, нет радости и в помине… Цюй Юань (340?-278 до н. э.)

Выздоровление Ван Цзыцзиня заняло почти две недели. Несмотря ни на что, это были счастливые дни для него. Мужчина много спал, ни о чём не заботился и частенько проводил время с Фейсяо в праздных беседах за поеданием курицы и вином. Но иногда, глядя на алые лепестки цветущей сливы мейхуа на фоне белого снега, он чувствовал, что одним счастливым днём в его жизни стало меньше. Конечно, Цзыцзинь не раз интересовался у Лиса, почему тот ранил его, но в ответ получал только шуточки. Наконец, Фейсяо со вздохом сказал: — Не спрашивай больше! Это мой последний подарок тебе. Ты позже всё поймёшь. Мужчина перестал к нему приставать, но понять, что же это за подарок такой — глубокие шрамы на спине и груди — так и не смог. Однако он слишком доверял Фейсяо, чтобы усомниться, хотя тот частенько вёл себя странно. — Цзыцзинь, с тобой последнее время ничего необычного не происходило? — задал он вопрос одним ясным утром. Мужчина задумался, потом отрицательно покачал головой: — Вроде бы нет. Всё как всегда, даже сны перестали сниться, кошмары не мучают. Фейсяо направил на него палец, намекая, что на это как раз и стоит обратить внимание. Цзыцзинь наморщил лоб, размышляя, и до него вроде бы дошло: — Река полностью замёрзла? Дни были такими мирными и счастливыми, что мужчине хотелось, чтобы эта зима никогда не заканчивалась. — Правильно! Реку сковал лёд! — Лис поднял чашу. — Давай выпьем за это! Но что же дальше? Жизнь так устроена, что весна всё равно наступит. И что будет потом? В глубине души беспокойство грызло Ван Цзыцзиня, но он загонял его ещё глубже, чтобы не расстраивать Фейсяо, и не расстраиваться самому. Отбросив заботы, они вдвоём целый день пили вино, и Цзыцзинь чувствовал себя счастливым. Он оставил позади всех этих речных богов, водяных монстров и прочих. Он больше не думал о них. В настоящем у него были хорошее вино и вкусная еда на столе, и Фейсяо за столом и в его сердце. Словно они вернулись в дни его юности, когда оба были веселы и беспечны. Зимой рано темнеет, и вот уже синие сумерки окутали округу и скрыли цветущие мейхуа. — Давай завтра снова выпьем и поедим курицы? — слегка заплетающимся языком проговорил Цзыцзинь. — Конечно, — согласился Лис. — Если увижу тебя завтра, обязательно повторим. — Хорошо, — глуповато улыбнулся пьяненький Цзыцзинь. — А почему «если»? Лис стоял, смотрел вслед мужчине и думал, что это смешно, но, похоже, тот и через десять лет останется всё таким же добродушным недалёким чудаком. Ван Цзыцзинь пошатываясь скрылся в своей комнате, и ответная улыбка на лице Фейсяо застыла и растаяла. Через десять лет… и ещё через десять… он лишь надеялся, что сможет увидеть его снова. Белая фигура медленно повернулась, однако, не возвратилась к столу, а направилась к воротам. Мужчина крепко спал на своей кровати, и ему опять снилась дорога с цветами на обочинах, и девушка в красном платье вдалеке. Он приблизился к ней и спросил: — Чэнь Син, почему ты решила ждать меня здесь? Почему не уходишь на новый круг перерождений? Она не отвечала, закрыв лицо руками, а между пальцев сочились прозрачные слёзы. — Что случилось? — забеспокоился Цзыцзинь. — Я одновременно и счастлива, и печальна, — отвечала девушка. — Радуюсь, что молодой господин пойдёт со мной, но грущу, что его крайний срок приближается. — Какой ещё срок? — удивился мужчина. — Разве со мной не всё благополучно? Я вполне здоров и вне опасности… — Господин Ван точно в порядке? — глаза Чэнь Син были полны слёз. — Да! — заверил её Цзыцзинь. — Сегодня днём мы выпивали с Фейсяо, этой маленькой белой лисой. — Но, как же так? — засомневалась девушка. — Это весьма странно. Молодой господин уже должен приближаться к порогу жизни и смерти… И тут Цзыцзинь ощутил: действительно, что-то тут было странным. И эта фраза Лиса при прощании, и его лицо… Может, он что-то скрывал? Придя в крайнее волнение, мужчина громко позвал: — Фейсяо! И тут же проснулся. Вокруг было темно и тихо. Вероятно было уже далеко за полночь. Нашарив свечу, Цзыцзинь зажег её и встал с кровати. Ему необходимо было срочно увидеть Лиса. Он и сам не мог понять, зачем, но знал, что не успокоится, пока не убедится, что его страхи беспочвенны. Освещая себе путь, он дошёл до комнаты Лиса и на мгновение застыл. Огонёк свечи трепетал, совсем как сердце в груди мужчины. Что ему сказать о цели бесцеремонного ночного визита? Спросить, почему Чэнь Син убеждена в его скорой смерти? Узнать, есть ли у Фейсяо план действий? Проверить, всё ли с Лисом в порядке? Ничего не придумав, Цзыцзинь толкнул двери и огляделся. В красивой комнате было пусто. Шёлковые стёганые одеяла на кровати лежали расправленными, без всякого сомнения никто там не спал этой ночью. — Фейсяо, что происходит? — в отчаяньи воскликнул Цзыцзинь. Он обошёл по кругу всё помещение, осветил каждый уголок в тщетной надежде и, наконец, остановился в центре комнаты. Осознание ударило его как молот. Фейсяо ушёл. Как и пять лет назад, он исчез ночью, не попрощавшись. Глаза мужчины наполнились слезами. Почему? Почему он снова ушёл? Разве они не договорились завтра выпить и поесть курицы? Почему он опять нарушил обещание? Внезапно его осенило. Цзыцзинь бросился назад, в свою комнату и отпер шкаф. Длинный трёхфутовый меч уже пять лет ждал своего часа. Осторожно вынув оружие, мужчина полюбовался на холодный блеск лезвия. — Я приготовил тебя уже давно, и сегодня ты мне пригодишься, — пробормотал он. Цзыцзинь пристегнул ножны к поясу и вышел из дома. В сером небе порхали снежинки и ложились на землю, скрывая все следы. По свежему снегу мужчина пошагал к воротам. Тонкую фигуру, закутанную в плащ, он заметил сразу. Алая ткань, казалось, светилась в ночи. Цзыцзинь рванулся было вперёд, но понял, что это не Фейсяо, а Лю-эр ждёт у ворот. — Уже так поздно, куда ты направляешься? — спросила она. — Я ненадолго, скоро вернусь, — Цзыцзинь почувствовал себя виноватым перед ней. — Ты выглядишь вот так, — женщина указала на меч, висящий на талии мужа. — Разве я могу не беспокоиться? — Лю-эр, мне очень жаль, прости! — мужчина взял её руки в свои. — Я всегда занимала в твоём сердце гораздо меньше места, чем он… — Это разные вещи! — горячо возразил Цзыцзинь. — Это невозможно сравнивать… — Я пять лет была рядом, но это для тебя не стоит тех нескольких дней, что он провёл с тобой! — заплакала Лю-эр. Сердце Цзызциня разрывалось от жалости, и он тоже заплакал: — Фейсяо пошёл умереть за меня, — проговорил он. — Разве я могу просто сидеть сложа руки? — Это правда? — подняла залитое слезами лицо Лю-эр. — Да, — кивнул мужчина и обнял её. — Милая, возможно, я уже не смогу вернуться… Я… я… Он помотал головой не в силах продолжать. — Просто скажи уже всё! — воскликнула Лю-эр. — Говори! Я не буду тебя винить. Зажмурившись, Цзыцзинь признался: — Я женился на тебе потому, что ты похожа на Фейсяо. Я виноват перед тобой. Заплакав ещё сильнее, Лю-эр посмотрела на него: — Продолжай. — Я был плохим мужем. Я был глупым бездельником и ничего не добился за эти пять лет. — Ты был таким, когда я тебя встретила, — рассмеялась сквозь слёзы Лю-эр. — Ты не открыл мне ничего нового. Обняв её ещё крепче, Цзыцзинь закончил: — Если я не возвращусь и оставлю тебя одну с двумя детьми, пожалуйста, не ненавидь меня! Лю-эр замотала головой: — Нет, нет! Ты вернёшься. Я буду ждать тебя, слышишь? Я буду ждать. Не верю, что ты можешь бросить нас, так что ты обязательно должен вернуться домой. Цзыцзинь взял её опухшее от слёз лицо в ладони. — Я не могу обещать. Это моя судьба. Всё, что задолжал тебе в этой жизни, я клянусь вернуть в следующей! Сказав так, он отпустил женщину и пошёл прочь, глядя прямо перед собой. Вслед ему донёсся крик: — Я буду ждать! Всё, что ты должен мне, я получу! В этой жизни! Голос унесло порывом ветра и заглушило падающим снегом. Вскоре Цзыцзинь слышал только поскрипывание снега под своими ногами. Лю-эр смотрела, как белая пелена скрывает от неё синий плащ мужа, растворяя его в ночи. — Посмотри на меня! Хотя бы раз! — с болью воскликнула она. Но мужчина ушёл ни разу не оглянувшись. Колени Лю-эр подломились, и она с рыданиями осела на землю. Алый шёлк плаща растёкся вокруг её фигуры, словно свежая кровь на нетронутом белом снегу.