Пиратские радости

      Гвалт чаек в корабельном порту громок почти столь же, сколь и шторм в открытом море. Голоса людей, коих непривычно, волнительно много, смешиваются с ним, скрип снастей и шелест множества парусов, ржание лошадей и встревоженный лай собак дополняют матросский восторг, их долгожданную встречу берега, и высокие пальмы французской колонии приветливо шевелят листьями, и яркое солнце совсем не режет глаза. Наконец-то земля. И пусть Порт-о-Пренс не самый надежный, не самый ужасный и вообще, в принципе, «не самый» среди всех пиратских портов, он более чем сгодится, чтобы починить подбитый долгим странствием и англичанами корабль, накормить команду и, наверное, даже отдохнуть. Здесь, на Карибах, он умудрился сохранить те немногие остатки цивилизации, позволив ошиваться средь мощенных улочек как контрабандистам и разбойникам, так и французским, не столь многочисленным солдатам.       К тому же, Черную Бороду в лицо здесь почти никто не знает.       «Роял-Джеймс» полон энергии. Пока мистеры Хэндс и Баттонс швартуют корабль, обходя миниатюрные рыболовецкие лодочки, пиратская команда обнимает фальшборт, разглядывает городок, перекрикивается и тыкает пальцами, решая, кто, куда и с кем пойдет в первую очередь. Олуванде с сосредоточенным лицом делит награбленное минувшими днями меж товарищами, стойко продолжающими пытаться получить большую, чем иные, долю, Люциус под диктовку Тича записывает, что необходимо докупить, починить или заменить на корабле, а Стид старательно помажит отросшие волосы, подворачивает рукава рубашки, расчесывает бородку, критично вертясь пред скупой аудиторией. Они готовятся. И стоит «Роял-Джеймсу» мягко стукнуться о пирс, веревкам с шорохом броситься за борт, а качке, наконец, прекратиться – все с замершими сердцами разворачиваются к трапу.       Рабочие порта молча наблюдают за тем, как кутерьма неблагонадежных лиц, вероятнее всего являющихся морскими разбойниками, кучей вываливается с еще не закрепленного корабля, толкает друг друга, роняет кого-то в воду и, словно выпущенные с уроков дети, или из клетки псы, уносятся с пирса, игнорируя окрики, видимо, капитана.       – Ох, Господь милосердный… И где их потом искать? – озабоченно качает головой Стид, когда за складскими помещениями скрывается последний его матрос.       Эдвард, облокотившийся подле, легкомысленно фыркает, хлопая Боннета по спине, и оглядывается на Иззи, Баттонса и Ивана, кажется, не собирающихся в ближайшее время покидать палубу. Первому он, конечно, приказал следить за кораблем, а остальные… Хочется верить, что не у всех его правая рука вызывает тошноту и раздражение.       – Они не дети, приятель. Сами вернутся. Нам все равно само мало дня три стоять тут придется.       – Дня три?! – Стид изумленно поворачивается к со-капитану, отчего-то не догадавшийся спросить о времени их то ли вынужденного, то ли желанного простоя раньше. – Ох… Но это опасно, Эд. Ты ведь помнишь, что тебя разыскивают?       Тич невозмутимо усмехается, сбрасывая волосы с плеча, и тянет разволновавшегося Джентльмена-пирата к трапу, не собираясь продолжать этот разговор. Стид еще недолго сетует, тревожно оглядываясь по сторонам, но, когда ноги их наконец оказываются на земле, успокаивается, наполняясь присущей всякому моряку радостью долгожданного возвращения. Это странно, земля такая ровная, такая твердая, и их обоих качает, словно пьяных, ведь привыкли тела к вечной качке, и это забавно, пусть и совсем немного укачивает. Договорившись с ремонтниками, внеся плату за швартовку жадному до монет управляющему и оставив Хэндса за главного, капитаны под ручку уходят, провожаемые лишь криками чаек, руганью рабочих и сложными, громкими запахами портового города.       Эдвард Тич привык к одному лишь неизменному, удручающему плану посещений в любом пиратском порту: кабак, обязательно заканчивающийся пьяной дракой, бордель, обязательно заканчивающийся чешущимся членом, и собрание со всеми местными капитанами, узнавшими, что в их загаженный угол пожаловал сам Черная Борода. Заканчивающееся, обязательно, очередными крышесносными планами по захвату галеонов, разграблению портовых городов и заключению разрушительных альянсов, в которых лично Эд, честно говоря, все равно никогда не участвовал. Потому, стоит Стиду потащить того в первую очередь по магазинам, потом по рынку, потом по местным архитектурным потугам, Тич снова начинает ощущать себя тем самым неопытным, безобидным, восхищенным всякому мальчишкой, в коего Боннет его превращал в первые недели их знакомства. И пусть Порт-о-Пренс вовсе не богатый городок, пусть большинство торгашей в нем лживые скупцы и перекупщики, пусть красоту высоких пальм, теплых поветрий и лазурного прибоя скрывают обветренные застройки, капитан «Томас» все равно умудряется находить алый кашемир и нежный шелк средь гор льняного, пыльного тряпья, указывать Эду на колышущееся великолепие островных цветов, украшающих улочки, и отлично, мать его, проводить время в подлом прибежище бывших рабов и головорезов под ручку с Черной Бородой, грозой семи морей, кровожаднейшим пиратом из живущих. Некогда, по крайней мере.       И вот уже подле Тича вышагивает совсем не Стид Боннет, тот ряженный в совершенно непрактичные, но столь прелестные вещи денди, а настоящий белокурый пират, выкупивший по выгодной цене роскошную, широкополую шляпу с пушистым пером и стеганный златой камзол с крупными погонами на плечах. Даже Эду достаются обновки – излюбленный фиолетовый топ, лишенный жаркой кожаной куртки, вскоре переодевается в искусно вышитую, темно-бордовую рубаху, прекрасно севшую на широкие плечи капитана. Крупная, золотая серьга, приталенный вельветовый жилет с потайными карманами и новые, утянутые ремнями сапоги – стоит Эдварду отойти отлить, как Стид по возвращении вываливает в его руки целую кучу новых вещей, легкомысленно обозванных «подарком». Подарки. Тич совсем не часто получает подарки. Добровольные, разумеется, ведь если называть подарками все то, что ему нравилось у других людей и вскоре переходило в его собственность, то он… Не был бы морским разбойником. А тут сразу столько. Люциус назвал бы это… Как он там говорил? Ухаживания? Да, точно.       Подарки – это признак ухаживаний. Извинений.       Способ выражения любви.       – Эд?       Стид странно косится на погруженного в свои мысли, совершенно не заинтересованного выбором экзотических фруктов спутника, у которого отчего-то алеют скулы и, то и дело, мелко вздрагивает улыбка.       – Все хорошо, друг мой? Ты что-то примолк.       – М?       Эдвард моргает и торопливо кивает, украдкой косясь на Боннета, что в этой шляпе, с этой бородой и лаской в янтарном взгляде такой, мать его, горячий. И такой непривычный.       Разрази его гром, если они сейчас не похожи на парочку, закупающую еду на романтический ужин при свечах!       – Возьми вон ту хрень. Я ее пробовал, вкусная. И нам нужно мыло, приятель. – Тич нервно кивает на склад свеженьких личи и тут же отводит глаза, довольный, как кот, нализавшийся сметаны.       Стид усмехается, пожимая плечами, и согласно покупает тюк с красными плодами, снова забыв поторговаться с давящим лыбу купцом. Недалеко от их фруктового лотка с матом начинается очередная драка, и дамы в юбках брезгливо расходятся, а мужчины подключаются к куче мала. А это значит, что вскоре могут прибыть солдаты – пусть шанс и невелик, французам плевать на склоки местных, да и их здесь раз два и обчелся, Боннет и Тич все же отходят с рыночной площади, поправляя на плечах увесистые мешки с покупками.       Нет, Стиду явно нравится этот портовый городок. Колорит его грязной, темной стороны, спокойно соседствующий с невозмутимым течением мирской жизни горожан не может не восхищать – словно Тортуга, паразитом обросшая его родной Барбадос, пролившая реки крови на распускающиеся цветы и освободившая рабов, чахнувших во злате. Вот тебе прекрасная дама, торгующая фарфором, а чуть дальше – мелкие воришки, вылезающие из окна свечной лавки. Ну что за место!       – Как думаешь, здесь есть театры? – мечтательно вопрошает Стид, любуясь блюющим в переулке алкашом, окруженным лающими псами.       – Ммм… Вряд ли, дружище, – Эд провожает сомнительным взглядом убегающего от женщины с саблей полуголого мужика и усмехается, вспоминая позапрошлый вечер, – зачем нам театры? У нас есть мы. Помнишь, как мы делали сцену с погибающей русалкой?       Стид прыскает, тоже вспоминая вечернее шоу талантов, взбодрившее всю команду, давшее столько тем для разговоров каждому из них. В нем даже умудрился поучаствовать Иззи – пусть и не по своей воле. Как мудро тогда сказал Френчи: «Лучше всего играет заложника тот, кто связан и похищен по-настоящему!». Гениально.       – Нет-нет, Эд, мы никогда не сравнимся с Крошкой Джоном. Или со Шведом. Боги, у этого парня прирожденный талант к актерскому мастерству!       – У меня до сих пор болит копчик после их выхода.       – И не говори! Я думал, что поседею!       Капитаны снова начинают беззаботно смеяться, схватившись друг за друга, и солнце умильно заглядывает в туманный проулок, и плющ, обвивающий дома, обращается ласковой виноградной лозой. И в эти мгновения нет меж ними никаких недомолвок, нет придушенных обид и страхов, есть лишь карие глаза напротив, теплота чужой, сухой кожи и влюбленный блеск улыбок. До поры.       Пока не выбрасывают из ближайшего здания прямо им под ноги побитого мужика, поднявшего брызги из стылой лужи на земле и разом сбившего весь настрой. Стид тут же с причитаниями отскакивает, а Тич раздраженно переступает через бедолагу, присаживаясь на корточки около Боннета и принимаясь оттирать замызганный подол его камзола.       – Ох, Эд, брось. Я отдам парням, они отстирают. Что это за место?       – Тц. Понятия не имею. Не забивай голову. – Черная Борода хмурится, продолжая упорно тереть ткань, пока выброшенный мужик за ними поднимается на ноги и, бормоча под нос проклятия, неровным шагом уходит.       Стид заинтересованно всматривается в вывеску напротив, пытаясь одновременно поднять Эдварда на ноги и подойти поближе. Судя по запаху, доносящемуся из-за приоткрытой двери, шума голосов и уродливой мелодии, это кабак. И совсем не французский.       – «Подбитая Чайка»… Трактир? Ты там был, Эд?       – Был. Гнусное местечко, куча головорезов и воров. Пойдем обратно, м?       «Ох зря я это сказал», – обреченно понимает Тич, глядя, как зажигается в одно мгновение взгляд Джентльмена-пирата.       – Или пойдем туда… – уже тихо, под нос сетует он, со вздохом направляясь вслед за кинувшимся тут же к дверям товарищем.       В «Подбитой Чайке» всегда воняет. Будь это чья-то рвота, местное кислое пиво, стухшие рыбьи головы у входа или просто большое скопление грязных, замусленных говнюков – вонь всегда одинаковая и всегда стойко-невыветриваемая. Эдвард Тич был здесь, и был не раз. Можно сказать, что в каждое свое посещение Порт-о-Пренса он с командой наведывался в «Чайку». Зачем? Да хер морской его знает. Единственный кабак в порту, куда не сунется ни один солдат, горожанин или торгаш – сплошь пираты да наемники. А к своим всегда тянет. По крайней мере, тянуло раньше – сейчас Эд голову на отсечение готов дать, как не хочется ему снова возвращаться в эту атмосферу. Снова пить, держась за нож, снова презрительно щуриться, снова держать статус и меряться с другими ублюдками угрозами и галлонами пролитой крови. Лучше погуляли бы по берегу, заблудились бы в доках или, во имя Дэйви Джонса, хотя бы в бордель заглянули! Но сюда. Проклятье.       Хорошо одно лишь – в лицо Эдварда Тича, Черную Бороду воистину не знал здесь никто. А если кто и запомнил… Какой к черту Черная Борода без бороды?       – Как аутентично! – с нескрываемым восторгом делится Боннет, оглядывая внутреннее «убранство» кабака, по большей своей связанное с крюками, рыбацкими сетями, акульими скелетами и разными видами холодного оружия, вонзенного в стены.       – Да пиздец вообще, – скромно комментирует Тич, внимательно следя за реакцией и движениями местных.       Пусть кто-то хоть дернется в сторону Стида, хоть дыхнет. Но нет, кажется, всем плевать – болтают и смотрят, конечно, тут не обсуди позолоченного мужика, похожего на богатенького придворного с дорогущей шпагой на ремне, припершегося в сердце беззакония и крови. Эдвард на фоне своего спутника незаметен и сер, как сокрытый тенями гриф подле павлина. И пусть Боннет не столь броский сейчас, в отличии от своего первого посещения пиратского кабака вместе с Люциусом – его камзолу, эпатажной шляпе и звонким каблукам далеко до выбеленного наряда и захваченного английского солдата на веревке – он все равно производит впечатление. Все тоже впечатление, которое некогда привлекло к нему Эдварда Тича и скоропостижную почти-что-смерть на борту французов.       – Интересно, что у них в меню? Давненько я не вел переговоров с другими пиратами… – заговорщески шепчет Стид напряженному со-капитану и, дружелюбно улыбнувшись, храбро шагает к стойке, не обращая внимания на положившего руку на пистолет Тича.       За стойкой, помимо группы шрамированных, мрачных и пугающих личностей, стоит целых два трактирщика, совсем не похожих на Испанку Джеки. И пока Эд держится поодаль, выполняя одновременно роль личной охраны и максимально не желающего здесь находится человека, Стид собирает всю свою харизму в кулак и заговаривает с отъявленными головорезами.       – Доброго дня, господа. Что найдется у вас для соскучившегося по земле морского волка?       Лысый, крупный мужик с бутылкой в руках размашисто вытирает нос, пялясь на улыбающегося Стида. И… пожимает плечами, указывая кивком головы за спину.       – Что видишь. Из еды псовая похлебка и вяленое мясо. Деньги вперед.       Ого. Стид, оказывается, не так уж и плох. То ли борода и пиратский наряд, то ли заматеревший стиль речи, но Боннет похож на пирата, пусть и странного, и его принимают – грубо, негостеприимно и нахально, но принимают, также как и иных молокососов, только-только вставших под Веселого Роджера. Никто не плюется, никто не хрустит костяшками, никто не поднимает на смех. Это, очевидно, прогресс. И Джентльмен-пират радуется, охотно заказывая выпивку и суп, а потерявшие интерес посетители уже отводят глаза, возвращаясь к своим делам.       Черная Борода чуть-чуть расслабляется. Впрочем, он пока что все равно не может себе позволить и на шаг отойти от Стида.       – Благодарю премного, – уважительно склоняет голову Боннет, забирая выставленные бутылки, вызывая у одного трактирщика усмешку, а у второго глубокую задумчивость, и разворачивается к Эду, кивая к украшенной осминожьим чучелом стене. – Давай сядем там?       Тич молча кивает и отходит, Стид снимает шляпу, прижимая ту подмышкой, и тоже шагает прочь, как слух его вдруг выборочно улавливает обрывок фразы.       «…Черная Борода должен быть там. Все указывает на это. «Месть Королевы Анны» с его людьми…».       Коротко оглянувшись, Боннет встречается взглядом с темнокожей пираткой, и, поняв как плотоядно и подозрительно та щурится, спешит убраться с концами.       – Эд! – плюхнувшись за стол и едва не уронив бутылки, Стид склоняется к пытающемуся раскурить трубку товарищу и возбужденно улыбается, едва ли не ерзая на месте, – там говорят о тебе! Твои знакомые? Кажется, ищут Черную Бороду, хах, если ты понимаешь о чем я. И как они тебя не узнали?       Тич хмурится, затягиваясь горклым дымом, и невесело буравит взглядом группу пиратов у стойки. Воодушевление Стида, имеющее свойство передаваться всем и вся, только расстраивает здесь. Ведь то, что для Боннета новый мир, долгожданная свобода и приключения, для Черной Бороды остопиздевшая, ненавистная бытовуха, с которой поскорее хочется уйти «на пенсию».       И, к сожалению, так оно работает и ровно наоборот – где для Эдварда покой обычной, мирной жизни, складывание носков и семейный уют, для Стида удушающая клетка.       – Во-первых, я их не знаю, – скупо отвечает Тич, открывая бутылку хреновенького кальвадоса, – а во-вторых…       Оглядевшись, пират отточенным движением срывает со стены одну из многочисленных листовок и протягивает ее Боннету, который с нескрываемым интересом тянется вперед. На той изображен Черная Борода, разумеется, в самом фольклорном его виде из всех, с крупным носом, маленькими глазами, шевелящейся бородой и подожженными волосами – с кричащей надписью о баснословной награде за живую, либо мертвую голову для Короны.       – ..Разве я похож на это? – скептический тон Эда заставляет Стида смущенно кашлянуть, убрав листовку.       – Разумеется нет, друг мой. Глупый фанарт. Просто решил, что тебе будет интересно, ведь…       – Не будет. – Тич холодно отрезает, перебивая товарища, и Боннет неловко берется за бутылку, уставившись в сторону.       Они пьют молча. Эдвард пыхтит трубкой, добавляя в и без того прокуренное, дымное помещение кабака еще больше горечи, а Стид ковыряет принесенную густую, пресную похлебку и размышляет. Их никто не трогает. На них никто не смотрит. Боннет больше не Джентльмен-пират, схожий для иных разбойников с разодетым клоуном, ходячим, раздражающим кошельком с золотом, а Тич больше не Черная Борода, который вечно приковывает восхищенные взгляды фанатов и врагов, собирая вокруг себя толпу и внимание. Просто два неизвестных никому человека, безымянных пирата, обедающих у черта на куличиках. И если Эда это радует, даруя возлюбленный покой и единение с другом, то Стида… Ну, честно говоря, расстраивает, ведь он хочет заиметь себе новое имя, стать знаменитым пиратом во языцех. Да и то, что обсуждала компания за стойкой, теперь переместившаяся за неприметный столик в углу, нехило заинтересовало Боннета. Тайны, расследования, секреты… Разве не ради этого он бросил скучную, брачную жизнь? Да и если это связано с его драгоценным Эдом, он точно должен все знать!       А потому, стоит Тичу спустя час покойного времяпрепровождения наконец оттаять, рассказать пару шуток и, с довольством захмелевшего влюбленного уйти отливать на улицу, Стид тут же подрывается с места и, нахлобучив шляпу да придав видку побольше внушительности, направляется к тому самому «неприметному» столику. За которым смирно стихают все шепчущие разговоры, как только Боннет подходит ближе. И вот уже пялятся на него четыре пары глаз, дружелюбные, как поедающие потроха крысы.       – Прошу прощения, что побеспокоил вас и прервал разговор, господа и дама, но… – таинственно блеснув глазами из-под шляпы, Стид бесстрашно опирается о столешницу и подмигивает той самой темнокожей пиратке. – Я не мог не услышать, что вы обсуждаете Черную Бороду. Я обладаю специфическим интересом во всех вопросах, что касаются Эд… Этого феноменального пирата, а значит имею наглость просить присоединиться к вашей… Беседе.       Пираты переглядываются, даже не пытаясь скрывать изумления от столь открытой дерзости, а Стид же, пользуясь заминкой непонимания, изящно пододвигает свободный стул и присаживается к незнакомцам, сдувая спадающее на лицо перо. И только сейчас он слышит щелчок затвора пистолета, который женщина аккуратно кладет на колено, и тихий скрип, с которым втыкает кинжал рыжий пират в стол.       – Ты кем будешь, выродок? – сплевывает широкоплечий, высокий детина с шрамом через все лицо, и угрожающе наклоняется ближе, обдавая Боннета таким… сложно описуемым амбре, что у последнего начинает першить в горле.       – Кхм. Я капитан Томас, – не сдавая позиций, гордо отвечает Стид, задирая подбородок. – Прибыл со своей командой только сегодня.       Пираты снова обмениваются нечитаемыми взглядами, вероятно, пытаясь вспомнить слышали ли они о некоем капитане Томасе, но, судя по итоговой реакции, не слышал никто. Но все же лица их смягчаются, а вожак и вовсе фыркает, гадко ухмыляясь.       – Капитан То-омас… Ясно. И что же тебя, капитан Томас, интересует в Черной Бороде?       Стид сосредотачивается. Этот момент он еще не придумал, учитывая, что Черная Борода писает на клумбу в этот же момент прямо за окошком.       – Ммм… Очевидно, то же, что и вас, господа.       – Награда? – в этот раз фыркает уже дамочка, и голос у нее такой скрипучий и хриплый, что можно перепутать со сломанным колесом.       – Конечно! – Стид расплывается в улыбке, схватившись за догадку, и вновь таинственно наклоняется вперед, играя бровями, – она… огромная. А деньги всем нужны, я прав?       Пираты снова грубо посмеиваются, но руки с оружия убирают, не видя опасности в незнакомце. И Боннет, наблюдающий за ними, вдруг понимает очень простую, и очень пугающую истину. Они ищут Черную Бороду ради награды – и, судя по всему, они знают, где корабль Эда.       – Скажи-ка, капитан Томас. Сколько людей у тебя в команде? – вожак хищно лыбится, щурясь, и Стид легкомысленно пожимает плечами, вспоминая, как надо правильно врать.       Не задумываясь.       – Около пяти десятков голов. Было больше, но наткнулись на англичан в одной бухте. Им, впрочем, повезло меньше.       Пираты чуть затихают. Поверили. Они хмурятся и щурятся, как принюхивающиеся псы, и пары переглядок им хватает. Они почуяли улов.       – Что же тогда, дружище, ты не сказал сразу. Будем знакомы. Я капитан Франк. Это – Череп, Холо аль-Виб и Визави. Мы капитаны четырех пиратских команд, которые крайне заинтересованы в поимке Черной Бороды.       Головорезы по-гиеньи ухмыляются, пуская Стиду мурашки по спине, и тот чуть выпрямляется, сглатывая.       – Ммм… Со всем уважением, друзья мои, но вы осилите? Черная Борода, насколько я знаю, непобедим.       – Ешо как победим! – арабского вида пират с таким же арабским акцентом, чьи волосы стянуты в толстые, бренчащие украшениями дреды, угрожающе ударяет кулаком по столу, едва не уронив стоящие на том кружки. – Чорная Борода залег на дно, ты что, не слышол? Зализывает раны. Он подался к Короне, ослаб, а патом сбежал как трус и пропал. Сейшас наилучшое время.       – Да. О нем нет ни слуху ни духу уже пару недель. Старик потерял хватку.       «Старик?..» - Стид моргает, задумываясь, а видели ли эти пираты Эда вообще хоть раз.       – Мы знаем, где он сейчас, – дождавшись, пока товарищи успокоятся, торжественно шепчет капитан Франк, и Боннет не может не выгнуть саркастично бровь. – Мы знаем, где его корабль, дружище. Ютится, аки трюмная крыса, в водах Окракока. Так что… Если хочешь часть доли, капитан Томас, мы сможем договориться. Дополнительные пять десятков клинков лишними не будут.       Стид тупо моргает. Пираты пялятся на него, дожидаясь ответа, и он чувствует себя бескрылой чайкой под шакальими взглядами дворовых псов. Их глаза… Матерь Божья, глупо и полагать, что он им нужен – плотоядные ухмылки, хитрые прищуры, сжатые кулаки – эта свора и друг другу-то не доверяет. Они уже мысленно разделили всю награду. И она досталась в полной мере каждому из них. Они нужны друг другу лишь ради достижения цели, ради поимки, или смерти Черной Бороды – а потом можно порезать и некогда товарищеские глотки. Вот отчего эти капитаны так быстро его приняли – Стид не выглядит опасным. Его убить легче остальных, а значит его доля уже сразу, по умолчанию считается общей.       Эд не врал, когда говорил, что это гнусное место, полное подонков и предателей. Как же все-таки аутентично!       – Альянс? – Боннет не показывает пробежавшего по хребту страха и откидывается на стуле, мельком оглядывая кабак.       «Эд, ну где же ты?..»       – Альянс, капитан Томас, – рыжий пират с татуировкой Черепа на лице и глупым, одноименным прозвищем, приобнимает напрягшегося Стида за плечо, и последний не видит, но знает, что в рукаве того прячется кинжал.       – По рукам? – Франк тянет свою пятерню, лишенную мизинца, вперед, и остальные капитаны за столом угрожающе сощуриваются, намекая, что выбор у новичка, в целом, очень ограничен.       – Ну, погодите господа, дайте мне минутку… Давайте-ка еще раз обговорим все условия, м? – Стид тянет время, и тянется то, аки плотная патока, липнущая к пальцам.       Рыжий Череп сжимает «объятия» сильнее, пугающе, Франк мрачнеет, и атмосфера за их угловым столиком клубится темными тучами, кислым душком скорой расправы. Твою же… Зачем он вообще сюда полез? Хватило ума представиться своим новым прозвищем, что ему теперь, действительно заключать альянс? Против Эдварда?!       Короткий, быстрый скрип дерева, едва уловимый порыв воздуха и хватка на плече Стида исчезает – с протяжным стоном и внушительным грохотом оказывается Череп на полу, сдернутый за шиворот, как дрянной пес, и теперь прижатый к доскам сапогом, давящим на грудь.       – Еще хоть раз прикоснешься к нему, падаль, и будешь жрать свои кривые пальцы, – вкрадчиво шепчет Тич, вдавливая ощерившегося пирата в пол, и капитаны за столом тут же подрываются с мест, хватаясь за оружие.       Стид даже не успевает обрадоваться возвращению Эдварда, как тут же бледнеет от ужаса – не хватало еще перестрелки в этом кабаке! Поднявшись следом, он кидается к Тичу и оттаскивает того в сторону, закрывая собой от яростных взглядов пиратов. Все в «Чайке» оглядываются, затыкаются, трактирщики неодобрительно кладут руки на ружья.       – Стойте, стойте! Все хорошо, нет нужды драться! – Боннет вымученно улыбается, показывая, что сам безоружен, но дула пистолетов не сводятся с его груди.       – Стид… – недовольно шепчет сзади Эдвард, но блондин пихает его, даже не желая слушать.       – Это че за хрен такой?! – Франк угрожающе обходит стол, указывая пушкой на презрительно смотрящего исподлобья Тича, отчего-то вселяющего непонятную тревогу и страх этим взглядом в самую подкорку сердца.       – Это… – Стид теряется, быстро перебирая в голове все возможные варианты: «старпом, квартирмейстер, телохранитель, друг»… Все не то!       – Я его мателот, – хрипло шипит Эд, пока Череп отползает из под их ног.       Пираты в кабаке начинают шептаться, трактирщики тут же понимающе переглядываются. Мателотаж – слово, знакомое всякому пирату. Слово уважаемое, увесистое, серьезное. И капитаны не могут с ним не считаться. Франк, сплюнув, опускает пушку, и, словно по команде, остальные пираты тоже. Стид изумленно оглядывается, не понимая, отчего все поутихли – что такое мателот? Какой-то пиратский термин объявления мира?       – Это не дает тебе права так себя вести, – фыркает рыжий, садясь обратно за стол, но, словив вспыхнувший взгляд Тича, тут же испуганно отворачивается.       – В следующий раз мы вас обоих разделаем, капитан Томас, – также вернувшись на место, внушительно обещает капитан Визави, и Стид согласно кивает, чуть пятясь.       – Второго раза не будет, господа. Спасибо за разумность.       Развернувшись, он вытаскивает Эдварда по направлению к выходу, и все же ловит в спину грубое, краткое напоминание, пустившее мурашки по спине:       – Мы будем ждать ответа, капитан Томас!       Выскочив на свежий воздух, Боннет измотанно опирается о деревянный столб, обмахиваясь шляпой. Тич мрачно останавливается подле. Он буравит своего со-капитана недобрым, угрюмым взглядом, но потом словно вспоминает о чем-то и, как по щелчку, меняется. Приподнимаются брови и пролегает на смуглом лице заботливая тревога, коей ничего, кроме Стида, неважно.       – Ты в порядке?       Стид поднимает глаза на прикоснувшегося к его плечу Эда. Чуть улыбнувшись, кивает, и натягивает шляпу обратно, возвращая себе гонор. Кризис пройден, все миновало. Зато сколько полезной информации он добыл!       – Ох… Да, я в порядке, друг мой. Благодаря тебе. Еще немного, и они бы меня совсем прижали!       – Да.       Взгляд Тича снова темнеет, и он отворачивается, складывая руки на груди. Что-то подсказывает Стиду, что Эд расстроен. И, кажется, из-за него.       – Пошли. Я нашел нам ночлежку.       Не дав Боннету шанса и прикоснуться к себе, пират стремительно направляется дальше по переулку и, тяжело вздыхая, капитану Томасу только и остается, что преследовать того, в надежде догнать быстрый шаг.       – Эд! Слушай, Эд… Что за мателот? – тяжело дыша, равняется с Черной Бородой Стид, придерживая увесистый мешок закупленного, и слово это, кажется, работает лучше окликов – Эд скашивает на него взгляд и хмыкает.       – Потом расскажу.       – О! Ладно… Слушай, я столько узнал! Думаю, тебе будет интересно послушать.       – Не будет, Стид. Я уже говорил.       – Нет, там не просто слухи! Ты послушай, друг. Это же целый пиратский альянс против тебя, они…       – Стид! – Эдвард останавливается посреди улицы, раздраженно, агрессивно уставившись на затормозившего, удивленного пирата, и снова складывает руки на груди, хмурясь. – Хватит. Я не хочу лезть в это. Мне плевать, ясно? Мы можем… просто отдохнуть здесь? Без всяких, блядь, заговоров и расследований.       Он буравит Боннета черным, клубящимся штормовыми небесами взглядом, и вздыхает, с усилием отпуская свою злость. Он должен научиться ее контролировать. Нельзя срываться на Стида. Он не заслужил – просто пытался помочь.       – Эд…       – Пожалуйста, приятель. Давай просто отдохнем? – пират тоскливо опускает глаза, прикасаясь к напряженным рукам Боннета, и тот, поняв безмолвную просьбу, ласково тянет Эдварда на себя, обнимая.       Тич закрывает глаза, позволяя себе раствориться в мягкости этих объятий, в кольце горячих рук и в теплоте любимого тела. Запах Стида, его присутствие, его голос. Все хорошо. Ему нет нужды злиться. Он здесь и никуда не денется, не бросится пиратствовать вместо Черной Бороды, не потащит за собой туда, куда Тич не хочет, не пойдет снова у себя на поводу. Они договорились прислушиваться друг к другу. Все хорошо.       – Они знают про Окракок… Это название говорит тебе о чем-нибудь? – тихо шепчет за ухом Эда терпкий голос, и того словно прошибает током.       Остров Окракок, сокрытый среди наводных скал и рифов. Он отправил туда Льюиса с «Королевой Анной» и еще пару захваченных шлюпов, приказав дожидаться его возвращения в местных водах. Почти вся его переваливающая за сотню голов команда обитает там уже какой месяц. Ждет его. А он... И не планирует возвращаться.       – Это… Откуда они знают? – побледнев, Эдвард отстраняется, нервно сжимая камзол Стида и кусая губы.       – Это правда? Твой корабль там, Эд?       – Корабли.       – У тебя несколько кораблей?! – Стид выпучивает глаза, отпуская Тича, и тот тут же ощеривается, отступая на шаг.       – Твою мать… Сука! Я просил не лезть в это, Стид! Я не хочу туда возвращаться, я не… Я, блядь, больше не тот Черная Борода!       Стид растерянно хмурит брови, сжимая кулаки, а потом отрицательно качает головой, шагая к беснующемуся, разволновавшемуся пирату.       – Эд, Черная Борода только один, ты не можешь быть «не тем». Мы найдем «Месть Королевы Анны» быстрее, чем они, не переживай. Ты ведь не один. Все будет хоро…       – НИХЕРА НЕ БУДЕТ ХОРОШО, СТИД!       Тич отбивает протянутую к нему руку и отходит, с ненавистью сбрасывая мешок с плеч. Сука. Его команда, на которую он срать хотел, в настоящей опасности, и Стида это ебет. Ебет больше, чем желание Эда. Блядь. А он сам? Бессовестный ублюдок, так легко бросил своих и забыл о них. Они знали, на что шли. Стид так не поступает, он за свою команду в пекло готов полезть. Это другое. Это тоже самое. Он туда не вернется. Ни за что.       – Эд…       – Я же просил тебя, Стид! Ну нахера ты… Хочешь на Окракок? Впередь, блядь! Я никуда не поплыву!       – Эд, успокойся! – Боннет снова кидается вперед, испуганный столь резкой переменой настроения, столь яркой вспышкой ярости, но Тич отталкивает его и, бросив горький, полный сомнений и злости взгляд, разворачивается в другую сторону.       – Отвали, Боннет! Делай, сука, что хочешь!       И уходит, хорошенько так пнув по дороге бочку с водой. А Стид остается стоять – и это его очередная, повторяющаяся уже дважды ошибка. Он не бежит следом, не останавливает. Он стоит и смотрит, сжимая кулаки.       Пока фигура Тича не скрывается за ближайшим углом и он снова не остается один.