Место у ног

— И что мы должны здесь делать? Разумеется, этот совершенно очевидный, плоский и бессмысленный в своей меткости вопрос пришёл на ум не только Люциусу. Просто мальчишка, как всегда, остался единственным, кто не видел нужды лишний раз держать язык за зубами. Страх сказать лишнее, нежелание ронять свой авторитет или показаться несведущим хоть в чём-то, с юных лет привитый всем гордым морякам, свойственен ему не был. Но затыкать его или насмехаться никто не стал. В конце концов, ни один из членов команды точно так же не имел ни малейшего понятия о том, чего им следовало ждать в этих Богом забытых водах. Залив был просторен и тих. Гольфстрим, проходящий в паре миль отсюда, срезал бушующие приливы, и до бухты, казалось, месяцами не дотягивались свойственные Атлантике штормы. Сюда не решались соваться пираты, этих мест намеренно избегали корсары и торговый флот. Сюда не посылали даже военные корабли, не желая лишний раз расшатывать осиное гнездо — воды, годами находящиеся под контролем Чёрной Бороды. Ближайший город был в милях дальше к северу, а вдоль побережья не виднелось дорог. В полукружье берега амфитеатром вздымался насыщено-изумрудный лес. Откос пляжа выглядел мягким, глиняно-илистым, и в черте залива нельзя было заметить ни единого зубчика подводных скал. Словом, место это было настолько же безопасным и тихим, насколько пустынным и скучным. Стид задумчиво поджал губы и, вздыбив спину, упёрся ладонями в фальшборт. — Боюсь, что не имею ни малейшего понятия, мой друг, — вздохнул он, пристальным взором впившись в непроглядную, лазурную темноту водного котла. — Я никогда не бывал здесь раньше, — Стид не успел даже договорить эти слова, когда весь экипаж, как и он сам, разом повернулись к застывшему на квартердеке Иззи. Впрочем, тот и сам не выглядел менее озадаченным. Обескураженный полным отсутствием каких-либо подсказок или знаков, диктующих дальнейшие действия, он уже несколько минут пялился на горизонт, всё сильнее и сильнее ощущая поднимающееся в груди раздражение. Всеобщее внимание, обратившееся к нему, Хэндс заметил не сразу, но, едва обернувшись, дёрнулся и, отшатнувшись назад, вскинул плечи. Выглядел он неожиданно беспокойным, вздыбленным, будто даже озлобленным. — Какого чёрта вы все смотрите на меня? — Ты служишь Эдварду уже много лет, — непринуждённо напомнил Стид. — Ты его старший помощник, и мы сейчас в его водах. Ты должен знать здесь всё. — Ну уж, блядь, нет, я тебе ничего не должен, — Хэндс огрызнулся и, придирчиво шмыгнув носом, с тревожной расторопностью спустился по лестнице на палубу. — Мы на побережье Северной Каролины. — Правда? — осклабился Иззи. — Ну спасибо, что сказал. Без тебя бы я ни за что этого не понял. — База Эдварда тут… — с каждой секундой Боннет всё сильнее и сильнее погружался в колючее смятение. Ему откровенно не нравилось то, в какое русло внезапно слились повадки Хэндса. Разумеется, он и раньше не был особенно учтивым, но, агрессивный и насмешливый, прежде он не казался, к тому же, столь взволнованным и дёрганым. Израэль словно был напуган. — Твоя база. — Позволь прояснить один момент, — Хэндс ощерился и демонстративно вскинул руки. — Северная Каролина — это не один ебучий портик, не городок, не деревенька. Это, мать твою, приморская губерния! Огромный шмат суши, которому и с неба края не увидеть. И никому из пиратов, даже Грайне О’Мэлли, не понадобилось бы столько воды в личное владение. Эдварду тем более, — Иззи вздёрнул подбородок и надменно фыркнул. — Я в жизни не бывал здесь, обычно мы плыли по Гольфстриму до Окракока и вставали на якорь там. Чинили корабли, оккупировали порт на неделю-другую… Но что мы могли забыть в этой бухточке, ради Бога? Грязь с берега? — резким движением кисти он указал в сторону суши. — Чёртовы папоротники? — Тогда почему Эдвард велел нам приплыть сюда? Стид хотел было опустить взгляд, поникший и растерянный, но вдруг увидел, как Хэндс содрогнулся, побледнев. Для него всё вдруг стало просто, логично и ошарашивающе ясно… И вместе с тем так тоскливо. Вероятно, все на борту были немного расстроены. Факт похищения Эдварда, практическая невозможность вернуть его невредимым, удушливой дымкой нависший над палубой шанс рано или поздно узнать, что он вовсе погиб, ощутимо убавляли экипажу бодрости духа. Но Иззи, вероятно, было значительно тяжелее, чем другим. Помимо того, что он побывал на каждой ступени падения Эдварда, выпустил его буквально из рук и, вероятно, в значительной мере винил себя в случившемся, он также неизбежно чувствовал ответственность за то, чтобы всё разрешилось как можно скорее и с минимальной кровью. До сих пор его обыкновенная душевная сила, привычная непокорность перед лицом судьбы, держались лишь на надежде. Что ж, надежда рассыпалась прахом при виде совершенно пустынного, тихого и издевательски спокойного залива, куда не заходил даже лишний ветер. В таком случае, стоило признать, у Хэндса было полное право трястись и огрызаться, вопить и изливать самую грязную из всей известной ему брани. Эдвард, чья смекалка никогда не подводила, завёл Месть в безмятежное ничто, а понять суть этого не смог даже тот, кто провёл с ним бок о бок многие годы. Страшная правда открылась в том, что на вопрос Стида ответа у Израэля не было. Он злился на Тича за его путаные загадки, на Хорниголда за то, что посмел отнять единственное, во что Хэндс когда-либо вкладывал смысл, и на себя за то, что не был способен ничего предпринять, как раньше, так и сейчас. — Почтить могилу, — в оцепенелой тишине раздался вдруг глухой, гудящий голос Баттонса. Привыкший к его причудам экипаж практически мгновенно переполошился, обратив всё своё внимание к левому борту. Натаниэль стоял у самых перил, ровный и неподвижный, пусто уставившийся в одну единственную точку на воде. — Чт-т… Что, прости? — промямлил Стид, но затем, опомнившись, сам бросился к релингу. Очевидно, Баттонс не собирался рассыпаться в объяснениях, но это и не требовалось. Теперь, когда он первым сосредоточил всеобщее внимание там, где было нужно, а экипаж принялся несмело подтягиваться к левому борту, все, кто был достаточно внимателен, вдруг стали замечать неровную, исполински огромную тень, залёгшую в туманном лоне залива. — Maldito sea, — выдохнули Джим. — Это мёртвая бухта, — пискнул Френчи. — Марианна, — догадался Стид. — И судно Вейна, — озадаченно добавил Хэндс. — Только мне кажется, будто наш корабль сейчас что-то проглотит? На этот раз вопрос Люциуса отнюдь не показался таким уж нелепым и бестолковым. Из-под плотной завесы воды на Месть разинул пасть скелет невиданного чудовища. Черты его едва можно было разглядеть, но тут и там виднелись клыки-мачты, а крупная, кривая, прогнившая и покрывшаяся илом деревянная голова скрывалась во мраке заводи. От подобного вида и впрямь становилось не по себе, хотя умом все, кто был на борту Мести, понимали, что им, как и кораблю, ничего не грозило. Залив оставался всё таким же тихим и безмятежным, только теперь в душах матросов зашевелилось неясное волнение. Стид почувствовал странную сухость во рту и внезапно накативший жар. Он понимал Хэндса, да и сам, наверное, хотел бы затеять склоку в попытке выпустить пар, если бы был хотя бы на толику жёстче характером. Но сейчас мог только стоять, вросший в палубу и изумлённо разомкнувший бледные губы. Зрелище, пускай горестное и неразборчивое, на удивление ужасало. Стид запоздало понял, что, на протяжении всего своего пути от Барбадоса, по-настоящему познавал Мир, в котором Эдвард существовал с ранних лет. Прежде втянув его в буржуазный круг и высокородные обычаи, Боннет считал, будто сам, назвавшись пиратом, уже давно побывал на месте Эда, но с каждым днём без него всё больше и больше убеждался в обратом. Всё это время он шёл за Тичем по шлейфу из кровавого прошлого, меняясь, приспосабливаясь и… Смиряясь. Трудное, утомительное для тела и болезненное для сердца путешествие, постепенно обрастая новыми открытиями и подробностями, набавляло на душе и без того тяжкий груз. — Так… А что дальше-то? — скрестив руки на груди, поинтересовался Роуч. — Если Эдвард хотел, чтобы мы осмотрели судно, он существенно переоценил нас и наши возможности. Там ярдов пять под воду, только чтобы до ближайшей мачты дотянуться. — Иззи замолк ненадолго, задумчиво поджав губы, но затем вдруг нахмурился и резко помрачнел, севшим голосом добавив: — Если только представить, что уловка Эдварда изначально была затеяна против Хорниголда. — Что ты такое говоришь? — насупился Стид. — Разумеется, против Хорниголда. Не с нами же ему бороться! Против кого ещё может действовать Эд? — Против здравого смысла, — без единой нотки насмешки или иронии заметил Хэндс. Впрочем, и у экипажа столь колкое замечание не вызвало даже призрака улыбки. Все знали, что старпом был предельно серьёзен. Парой к гениальности у Тича шло совершенно откровенное безумие, порой переходящее любые вразумительные границы. Славясь умением оценивать и предсказывать риски, Эдвард имел обыкновение собственные же прогнозы игнорировать, не особо привязанный к общепринятым в людской массе ценностям. По-своему воспринимая такие вещи, как боль, зло и жизнь, Тич попросту не был способен определять для них адекватный противовес. — Сука, я думал, он действительно приведёт нас к Хорниголду, или хотя бы к чему-то, что поможет нам с ним сладить! — вспылил Хэндс и, рванувшись вперёд, со всей силы ударил ладонями по релингу. Френчи и Люциус синхронно вздрогнули. — И где мы теперь? В поганой безветренной яме, где Эдвард, похоже, хоронит расход! Чёртов бестолковый придурок! — Иззи завыл, согнувшись и упёршись локтями в перила. Седая голова бессильно упала вперёд, между затравленно поджавшихся плеч. — Только не это, блядь, не это… — Не что? — Он же нас спрятал, — неожиданно жалостливым голосом просипел Хэндс. — Мы в его водах, но не на самой базе. Сюда не сунутся те, у кого не хватит духа сцепиться с Чёрной Бородой, а те, у кого хватит, поплывут аккурат в Окракок. — То есть… Ты хочешь сказать, что он нас спровадил? — глаза Стида округлились, а нутро похолодело. Его вдруг одолело странное, лёгкое, но ощутимо отвратительное головокружение. Как бы ни было страшно признавать это, Хэндс действительно мог оказаться прав. Увидев, какой опасности Стид подверг себя и экипаж, в последний раз появившись на Страннике, чтобы предпринять откровенно провальную попытку вытащить Эдварда, тот мог воспользоваться единственной возможностью, чтобы оградить их от очевидной опасности. Месть была не соперницей Страннику. С крохотным разномастным экипажем, едва ли способным долгое время продержаться в бою без непогрешимо умелого руководства, она неизбежно пала бы под напором Хорниголда едва ли не в считанные минуты. Стоило признать, внезапное откровенно трагическое предположение, снизошедшее на Хэндса, имело вес. И от этого Стиду с каждой секундой всё больше и больше становилось не по себе. Он не желал думать, что должно было случиться, окажись догадка Иззи истиной. В этом случае, конечно, Эдварда они больше никогда не увидят, у рифа Ларго собственноручно выпустив из рук последнюю возможность предпринять хоть что-то. Только это значило бы, что Боннет вновь проиграл кровожадной судьбе, в очередной раз сделав неверный выбор. Нет, с собственной причастностью к окончательной потере Эда мириться он не желал. Искать Странник и Бенджамина теперь, когда Месть доплыла сюда, было делом пропащим и бессмысленным, а потому Стид, не мудрствуя лукаво, должен был хотя бы попробовать располагать тем, что имел. Губы его решительно поджались, брови нахмурились, а тело напряглось в попытке усмирить бешено колотящееся сердце. Потянувшись к поясу, Боннет отстегнул портупею и, когда та с громким лязгом упала на палубу, принялся стягивать сапоги. — Нет. Ну уж нет. Ничего подобного. Он нас не прятал, мы пираты, гроза всех этих ваших проклятых морей, мы не нуждаемся в защите, и он прекрасно знает об этом. Должна быть другая причина, по которой Эдвард велел нам плыть сюда. Иначе он по… — слово застряло в горле, и Стид кашлянул, проглотив его. — Иначе он покроет позором меня и весь мой экипаж, а этого я не допущу. — Капитан? — недоумевающе позвал Пит, но Стид его будто бы не услышал. Стоящий позади Люциус, вздохнув, со скучающим видом приник бедром к релингу. — Ну всё, приплыли, он будет топиться. — Боннет, ты совсем опсихел? — с трудом выдавил Иззи, плавно проводив взглядом Стида, вцепившегося в ближайший канат такелажа и в одно резкое движение взобравшегося на перила фальшборта. — Куда ты лезешь? — Если над водой ничего не видать, проверю под ней, — решительно заявил Стид. — Пять ярдов, говоришь? Два моих роста, всего-то… — Почти три, придурок! — Уже не в силах сдерживаться, воскликнул Иззи. — Тебя водой придавит! Ты не вынырнешь! — Вот и узнаем. С коротким, шумным глотком Стид набрал в рот побольше воздуха, а затем спрыгнул с перил, прямиком за борт. Раздался всплеск, и команда в неверии сбилась у релинга, глядя на расходящиеся по воде круги и тонкую паутинку солёной пены. Только Иззи остался в стороне. Надувшись и скрестив руки на груди, он демонстративно поднял взгляд к небу, и без того по радостному галдежу команды поняв, когда золотистая макушка Боннета показалась над водой. Если бы Стид выслушал его, понял бы, что все потуги подобраться к Марианне поближе были абсолютно бессмысленны. До нужной грани вода, как знал Хэндс, упорно выталкивала особенно безрассудных ныряльщиков на поверхность. Чтобы пройти порог, за которым не пришлось бы постоянно трепыхаться, пытаясь уйти поглубже, следовало нырять с мачты, как Эдвард нырнул в Грейт Солт Понд. Вот только он, в отличие от Стида, умел правильно входить в воду и, как правило, обладал достаточной сноровкой, чтобы не оказаться слишком глубоко. Тех, кого морю не удавалось выплюнуть, оно, напротив, глотало, запирая в безвылазный, тёмный капкан небывалого веса. Стид хотел нырнуть на пять ярдов? Что ж, ему предстояло на собственной шкуре узнать, что ниже четырёх он не опустится, а, если опустится, уже не вынырнет. Но сколь бы сильно Иззи не желал понаблюдать за тем, как Боннет спустя минуту-другую всплывёт в прибое кверху брюхом и с полным ртом воды, собственные мысли казались куда более важны и занимательны. — Там один…! — раздался за бортом приглушённый волнами крик. — Один корабль нанизан на другой! С ума сойти! — Капитан, вылезай, там опасно! — выкрикнул Олу в ответ. — Убьёшься же! — вторил Джон. — Это бестолковое дело, Стид! — согласился Фэнг. — Оставьте его. Мы все вольные люди: хочет утонуть — пусть тонет, — проворчал Иззи, и, скрестив руки на груди, уселся на ближайшую бочку. Он скорее ощутил на себе колкий взгляд круглых зелёных глаз, чем действительно заметил его. Задумчиво прикусив нижнюю губу, Люциус вдруг выпрямился и, с напускной элегантностью одёрнув полы малиновой куртки, мягким шагом подкрался к Хэндсу сбоку, застыв всего в паре футов поодаль. — И что это с нами такое? — снизив голос до мягкого полушёпота, поинтересовался он. Израэль дёрнулся и, рыкнув, отвернул голову прочь от настырного мальчишки. Тот в ответ разве что хитро улыбнулся. — Дело не в Стиде, тебе плевать на Стида, а даже если нет, ясное же дело: он поныряет и вылезет, как надоест. Но ты… Ты действительно волнуешься, что Эдвард не вернётся, да? — Не припомню, чтобы разрешал тебе лезть ко мне в душу, — Хэндс презрительно фыркнул. — Ты можешь быть прав, я думаю, — пропустив его замечание мимо ушей, заметил Сприггс, и, неловко помявшись на месте пару мгновений, с болезненной медлительностью уселся на палубу рядом с бочкой, подогнув здоровую ногу и вытянув поверх неё больную, крест-накрест голенями. — В том, что Эдвард сослал нас сюда, чтобы защитить. Такое действительно могло случиться. Почему, собственно, нет? Он наглухо пришибленный, мог выкинуть и гораздо менее удачный план, — Люциус склонил голову, то ли понурившись, то ли желая скрыть отсвет горя, залёгший на круглом белом лице. — Но ведь мог и гораздо более удачный, верно? — У тебя нет более важных дел? — уже менее уверенно, но всё ещё ядовито поинтересовался Иззи. — Там твой капитан топится. — Вряд ли я могу ему чем-то помочь, пловец я менее чем заурядный, — Сприггс неловко хмыкнул. — Кроме того, это далеко не худшее, к чему в отчаянии может прийти человек его умственного склада. Словом, чем бы ни тешился, лишь бы не вешался. Думаю, ты понимаешь, о чём я говорю, верно? — Капитаны, — понуро буркнул Хэндс. — Капитаны, — согласился Люциус. — Вот только я думаю, Эдвард не стал бы идти на заклание ради мизерной возможности продлить на пару дней наши жизни, в его отсутствие практически наверняка обречённые. Если он действительно хочет сберечь Месть и экипаж, ему придётся остаться в живых. Поэтому единственный вопрос, которым тебе стоит задаваться сейчас, это доверяешь ли ты ему? — Я бы доверил ему свою жизнь, — неожиданно Иззи стал совершенно серьёзен, без рычания, оскалов и попыток уязвить. Черты его лица бессильно разгладились, а взгляд прояснился в пелене неуёмной тоски. — Но не его собственную. Ты видел, сколько замечательных кораблей он пустил прахом по одной только прихоти? И, поверь, у меня достаточно причин не быть уверенным, что к собственной шкуре он отнесётся с большей осторожностью. Эдвард ужасающе небрежен ко всему, чем владеет единолично. — Но ведь его жизнь принадлежит не ему, — отстранённо заметил Люциус, и Хэндс впервые за разговор обратил заинтересованный взгляд в сторону мальчишки. — Она принадлежит Стиду. Тебе. Команде. Если Эдварда не станет, не ему по себе тосковать, правда же? — Иногда кажется, будто ты действительно умный малый, — заметил Хэндс, но голос его на этих словах вдруг охрип, словно они дались ему через мучительное усилие. — Спасибо, — Люциус улыбнулся легко и доброжелательно, словно не заметив колючей формулировки и нелепого тона, с которым Иззи озвучил столь сомнительную похвалу. Это было уже значительно лучше, чем «шлюха в жилетке», и Сприггс был из тех, кто ценил по достоинству даже самый малый прогресс. — Словом, да, разумеется, ты можешь оказаться прав в том, что Эдварду вздумалось запрятать нас подальше, пока всё не уляжется. Но тебе самому, полагаю, как и всем на этом корабле, хотелось бы, чтобы ты ошибался. Эдвард ведь уже ни раз доказал, что достоин доверия, верно? — Почему он не всплывает?! — напуганный возглас Шведа прервал Иззи на вдохе, когда с его языка ещё не успел сорваться последний ответ. Несмотря на то, что Люциус и Хэндс стали единственными, кто отвлёкся от наблюдения за Стидом, им обоим практически мгновенно стало ясно, из-за чего вдруг переполошился весь остальной экипаж. Боннету стоило воздать по чести, судя по всему, нырнул он, наконец, успешно. Но, как изначально предвидел Иззи, с тем чтобы вынырнуть ожидались куда более значительные затруднения. Хэндс прекрасно знал это чувство, когда, достигнув прежде незнакомой глубины, впервые решаешься обратить взгляд наверх и вдруг понимаешь, что серебристое зеркало водной глади внезапно оказалось недосягаемо далеко. В голове начинает гудеть, во рту расцветает привкус крови, а воздух как по щелчку до последней капли пропадает из лёгких. И сложнее всего в этот момент — не поддаться панике. Даже самые умелые и ловкие из моряков в иной раз тонули, попросту переоценив свои силы при нырке. Выплыть самостоятельно они не могли, а помогать им на такой глубине никто не решался, вследствие чего человек, оказавшийся под толщей воды, оставался похоронен там навечно. В свою очередь Стид, раз решил, что нырять за останками потонувшего корабля — славная идея, явно был не из тех, кто прежде всерьёз пробовал свои силы в нырянии. После погружения под линию, где вес моря становился неподъёмен, у него не оставалось ни шанса на то, чтобы всплыть. Хэндс едва ли успел понять, чем руководствовался, когда резко вскочил с места и, сбросив жилет, кинулся к борту. Взбираться на релинг он не стал, вместо этого попросту перемахнув через него, оттолкнувшись от перил ладонями. Времени подготовиться к нырку не было. Иззи успел разве что выпрямиться, чтобы разом войти на достаточную глубину, и вдохнуть поглубже, прежде чем погрузиться в прохладные объятия моря. Раскрыть глаза удалось не сразу. Непозволительно долгий миг ушёл на то, чтобы вынудить себя перетерпеть излишне солёную влагу, пробившуюся между век, но Хэндс, тем не менее, практически сразу смог разглядеть то, ради чего сорвался в воду с палубы. Силуэт Стида в лазурной дымке выглядел размыто и неразборчиво, но, кроме того, подхваченный слабым прибрежным течением, он уходил всё глубже и глубже под воду, прямо в пасть дремлющего на неглубоком дне залива чудовища. Без бликов и зеркального отражения поверхности воды руины сцепившихся скелетами кораблей и впрямь удавалось рассмотреть гораздо более ясно и чётко, но вместе с этим более глубокой показалась тьма в прорехах изломанных корпусов и пустых глазницах пушечных окон. Суетливо дёрнувшись, Иззи развернулся и, преодолевая настойчивое сопротивление липкой подводной пелены, устремился вглубь залива так быстро, как мог. Тело Стида шло ко дну медленно, и Хэндсу не составило особого труда нагнать практически безжизненный поток течения, вот только самое страшное было ещё впереди. Ухватив Боннета за рукав, Иззи резким рывком потянул на себя обмякшее в бессознательности тело, но вместе с этим и сам подтянулся ещё на пару дюймов вглубь. А ведь непреодолимая черта и без того осталась слишком далеко наверху. Пускай от воздуха их со Стидом отделяло всего несколько ярдов, море смыкало пасть безжалостно и резво, едва ли желая отпускать подвернувшуюся добычу. Единственное, что Хэндс знал о том, как выбраться, это то, что не стоило экономить силы. Они были нужны лишь до тех пор, пока смертоносная граница оставалась не пройдённой, поэтому Иззи, левой рукой обвив Стида за спину и прижав к себе, рванулся вверх, стараясь двигаться широко и ровно. Дёрганные взмахи руками и беспорядочные трепыхания не возымели бы должного эффекта. За свою весьма длительную жизнь на открытом море Хэндс успел запомнить, что ритм и сила имели наиболее весомое значение в том, чтобы грести, но, даже зная это, он и без лишнего груза прежде неизменно опасался погружаться на подобную глубину. Тащить же к поверхности лишившегося чувств Стида оказалось в разы труднее, поэтому, как только Иззи почувствовал, что море больше не пытается утянуть его вниз, а, напротив, постепенно подхватывает, обволакивая нагретой солнцем поверхностной толщей, он расслабил перетрудившиеся конечности и, почти не чувствуя ног, сделал последний толчок. Свежий поток сладкого по сравнению с морем воздуха обжёг лицо. Хэндс вдохнул сразу, как дорвался до поверхности, и несколько тяжёлых солёных капель соскользнуло с губ в горло. Перед глазами сверкали разноцветные вспышки, но даже сквозь них Иззи усилием воли смог разглядеть канат, сброшенный с борта Мести в воду. Должно быть, экипаж своевременно предположил, что как минимум один из всплывших не сможет подняться без помощи. На конце верёвки, наполовину лежащей на воде, была завязана крупная петля. Без дальнейших промедлений Хэндс развернулся в воде боком и, одной рукой продолжая придерживать Стида, поплыл прямиком к Мести, откуда уже доносился беспокойный галдёж экипажа. Обнажённые пальцы остервенело впивались в чужую рубашку, меж тем, как привычная кожаная перчатка на правой кисти, промокнув, набрала воды и неприятно липла к остывшей ладони. — Босс, как вы там?! — свесившись через релинг, выкрикнул Айвен. Не без удовольствия Хэндс заметил, что верёвку держал именно он, а не кто-то из экипажа Мести. Сколь бы ни приходилось ему приноравливаться к быту и причудам этих невразумительных людей, Иззи придерживался мнения, что там, где не играла роль их собственная неуклюжесть, команду, набранную Боннетом, преследовала совершенно смехотворная неудачливость. — Нормально, Айвен, купаемся, — прохрипел Хэндс, прекрасно понимая, что на палубе его не услышат. Последнее усилие потребовалось на то, чтобы дотянуться до верёвки, а грести дальше Израэль уже не смог. Подобные заплывы, в самом деле, давным-давно стали ему не по возрасту, вот только беспутная судьба не давала морякам спуску. Перекинув петлю через голову, Хэндс провёл её у себя и Стида под руками, а затем, задрав подбородок, взглянул наверх, ожидая, когда можно будет выбираться. Высоко стоящее солнце засветило снующие вдоль фальшборта силуэты команды. Иззи сосредоточился на дыхании, стараясь не возвращаться к мыслям, от которых сумел сбежать, сиганув в воду за Боннетом. Ему хотелось подняться на борт и упасть на спину, прижавшись к тёплому настилу палубы, прогретому песчаной задрайкой. Верёвка заскрипела и выпрямилась, затянув обвившую Хэндса и Стида петлю. Фигура Айвена исчезла за чертой релинга, вероятно, вместе с Фэнгом и Джоном, судя по силе, с которой едва не утонувших капитана и старпома потащили из воды. Израэль с трудом успевал упираться ногами в борт, чтобы не удариться о него самому и попутно не расшибить Стида. Самого по себе его мало заботила сохранность этого бестолкового человека, особенно когда Боннет сам, осознанно и без какой-либо надобности положил на поверку собственную жизнь. Но на место отступившего в суматохе опасения больше никогда не увидеть Эдварда вернулась надежда, что его план окажется более продуманным, чем бессмысленная гибель во власти у стократно обруганного злейшего врага. А это значило, что жизнь Стида пока что стоило сохранить. Иззи вскарабкался на релинг с мыслью об этом, и, как только Боннета подхватил переполошившийся экипаж, рухнул ничком, отплёвываясь и тяжело дыша. Матросы галдели вокруг, но Хэндса это заботило слабо. Успев убедиться, что у дел, в первую очередь, Айвен, Роуч и Фэнг, он опустил руки, прекрасно зная, что лучше них на борту Мести помочь никто не сможет. Говоря откровенно, Хэндс надеялся отдохнуть, пока из Стида вытряхивали воду, но, стоило ему только прикрыть глаза, как пробивающийся сквозь дрожащие веки солнечный свет перекрыла человеческая фигура. Люциус, встав аккурат по левое плечо от Иззи, смотрел на него сверху вниз. Израэль нахмурился. По другую сторону от него раздался кашель, а затем — грохочущий звук падения. Суета и болтовня на палубе взвелись оглушительным набатом. — Это было… Красиво, — с ложной скромностью шаркнув больной ногой по палубе, признал Сприггс. Если бы Хэндс открыл глаза хоть на миг, он бы заметил, как мальчишка недвусмысленно оттянул уцелевшим указательным пальцем завязанный на шее платок. — Стид… О, кажется, его водой тошнит. М-да, — Люциус усмехнулся в смеси искренней тревоги и напускной неловкости. — Спасибо, что вытащил его. — Я действовал против своей воли. За такое не благодарят, — понуро сообщил Хэндс. — Честно, я в первый миг подумал, что за ним прыгнут Джим. — А прыгнул я, вот и всё, — Иззи всё же приоткрыл веки, сквозь опущенные ресницы глядя на мягкое лицо Сприггса, высвеченное яркой солнечной кромкой. Время близилось к полудню. — Лю… Люц-циус, — сквозь кашель позвал загибающийся на палубе Боннет, и мальчишка мигом сорвался с места, оставив Хэндса в долгожданном одиночестве. Тот вновь закрыл глаза, отчего-то почувствовав себя непривычно удручённым. Стоило только Сприггсу вклиниться в общий гвалт, как матросы вокруг неожиданно притихли и расступились. Стид сидел на коленях, склонившись вперёд, одной ладонью упёршись в палубный настил, а другую прижав к собственной груди. Лёгкие и горло полыхали огнём, во рту стоял тошнотворный привкус соли, в носу покалывало, глаза щипало, а голова гудела так, словно её сдавливали железными тисками. Если бы Боннет по своему обыкновению принялся выражаться мягко, он бы сказал, что в жизни у него случались деньки и получше. Страшнее боли и головокружения, казалось, было только то, что все его мучения и потуги оказались бессмысленны. В руинах потонувших кораблей и впрямь не удалось разглядеть ничего, что могло бы быть полезным для спасения Эдварда, и, раз Хэндс оказался прав в этом, он мог оказаться прав и во всём прочем, что успел сказать, прежде чем Стид самоотверженно ринулся за борт. Он и сам знал, сколь бестолковым, импульсивным и глупым был этот поступок. Знал с самого начала. Но отчаяние и страх всё же безвозвратно потерять Эдварда сыграли своё, ослепив до помутнения рассудка. Теперь Боннет был готов хвататься за любую возможность, лишь бы хоть на миг получить шанс развернуть всё в свою пользу, сыграть, наконец, значимую роль в том, чтобы починить что-то, а не разрушить. Раз Тич нуждался в нём, он сделал бы всё, чтобы помочь. — Я здесь, капитан, — обыкновенно игривый или даже язвительный голос прозвучал совсем рядом, ласково и умиротворяюще. Стид почувствовал, как на его спину, ровно между лопаток, невесомо легла ладонь Сприггса. — Сколько… М-мы можем не… Не пиратствовать? Сколько? — Не пиратствовать? — Люциус огляделся по сторонам, опешив в первый миг, но затем, запоздало опомнившись, вскинул бровки и растерянно предположил: — Дней… Пятнадцать? Без риска не успеть достать новую провизию и пресную воду. Я оставляю запас в полторы недели. Навскидку. — Отлично… — Стид хотел продолжить говорить, но прервался, склонившись к собственным коленям и закашлявшись совсем уж чудовищно. С отвращением он заметил, как по губам к подбородку стекла струйка горькой воды, но, не желая привлекать к собственному состоянию лишнее внимание со стороны экипажа, только и сделал, что утёр лицо насквозь мокрым рукавом. — Плывём в… Нассау. Сейчас. По рядам притихшей команды пробежался тревожный шёпоток. Внезапный приказ Стида показался таким же горячечным и рисковым, как и прыжок в воду, одним только чудом не забравший его жизнь. Но Стид не мог больше даже думать о том, чтобы сидеть на месте сложа руки и дожидаться, когда обыкновенно неприветливая с ним удача проявит хоть немного милосердия. Он уже ни раз упустил Эдварда, бездействуя. Довёл всё до нынешней точки, слушаясь собственной робости. Если, по мнению Эдварда, Хорниголд действительно был недостаточно смел, чтобы плыть к Северной Каролине, или недостаточно внимателен, чтобы не плыть в Окракок, Стид мог бы без лишних церемоний самостоятельно наведаться к нему. Пускай последний визит в Пиратскую Республику оказался мероприятием предельно неудачным, на этот раз Боннет не имел намерения развлекаться или пускать на слух собственное имя. Он чувствовал усталость, страх и неясное, будто бы совершенно интуитивное волнение. Это могло быть злой шуткой разума, но всё же Стид был уверен, что дела у Эдварда обстоят куда хуже даже самых страшных из всех его опасений. Только экипаж не спешил расходиться по постам и снимать корабль с едва брошенного якоря. Уставившись в пол, Стид видел их неподвижные тени, но никак не мог разглядеть Люциуса, в усмиряющем жесте вскинувшего свободную руку. Команда ждала, когда эффект первого шока пройдёт, и Боннет, мыслящий здраво, откажется от своей спонтанной и ничем не подкреплённой идеи лезть прямиком на висельный эшафот. Только Иззи, похоже, общего настроя не подхватил. Резко вскочив и в припадке накатившей горькой ярости топнув ногой, он сжал кулаки и выкрикнул: — Не смей уводить нас отсюда, чёрт возьми! — с рукавов рубашки вниз сорвалось несколько мелких капель. Хэндс шмыгнул носом и в одно движение рукой забрал назад растрепавшиеся мокрые волосы. — Эдвард велел нам быть здесь! — Эдвард мог сделать это, чтобы нас защитить! — выпрямившись и вскинув руки, воскликнул Стид в ответ. Он всё так же сидел на палубе, мокрый и растерянный, бледный, словно парусное полотно. Стиду хотелось плакать, но он полагал, что сдерживался, чудом не отличая морскую влагу, облепившую ресницы, от собственных слёз. — Ты прав! Не это ли ты хотел услышать?! Он… Он нас отвадил. — А если нет? — вышагнув вперёд, с беспокойством возразил Хэндс. — Может, мы не там ищем? Вдруг дело вообще не в кораблях? Вдруг он велел плыть именно к Марианне только потому, что не знал, как ещё указать нам нужное место? — А вдруг всё это — фарс, и он на самом деле попросту отогнал нас подальше, чтобы мы не попали в пекло? — голос Стида жалостливо сорвался. Израэль, всё это время постепенно приближавшийся к нему, крадучись, словно боясь спугнуть, вместо того чтобы протянуть Боннету руку и помочь подняться, внезапно резко осел на палубу напротив него, скрестив ноги. — Разве ты не можешь понять, что я чувствую? О чём думаю? Иззи, он же погибнет, пока мы держимся в стороне и ждём, что на нас свалится чудо. — Или он погибнет, если мы не послушаемся его и нарушим план, — парировал Хэндс. Голос его стих до едва различимого шёпота: — Я… Я вышел из себя, признаю. Я не должен был говорить так о своём капитане. И ты о нём так не говори. Стид будто бы начал успокаиваться, едва тон разговора понизился и сбросил панический накал. Экипаж, заметив это, то ли потерял к происходящему интерес, то ли демонстративно решил отстраниться от разговора капитана и старшего помощника. Вот только первым, на удивление, из общей массы выскользнул Люциус, прежде находящийся ближе всех к эпицентру неразрешимого до поры до времени конфликта. Стоило только Боннету и Израэлю перестать кричать, как мальчишка, внезапно будто приметив что-то, на удивление тихо ретировался к безлюдной теперь черте фальшборта и, положив ладони на релинг, вгляделся в тёмный силуэт руин под водой. Что-то незримое заныло в его сознании, вызывая на подкорке беспокойный зуд. Не пришедшая пока что в голову мысль раздражала, как бывало в иной раз с вертящимися на языке, не ко времени позабытыми словами. Сприггс застыл и на несколько мгновений будто бы полностью потерял слух, отрешившись от происходящего на палубе. Из раздумий его вырвала рука, приободряюще пристроившаяся поперёк лопаток. Люциус сглотнул и быстро проморгался, но оборачиваться не стал. Периферийным зрением он разглядел по правое плечо от себя знакомый силуэт. Разумеется, именно Пит стал первым, кто заметил, что со Сприггсом что-то было неладно. Но он не стал ни выливать на мальчика ведро суетных волнений, ни окружать несвоевременными вопросами. Вместо этого он только встал рядом на случай, если будет нужен, и уже в который раз Люциус возблагодарил небо за его ненамеренное, совершенно бесценное умение приходиться ко времени. — Ты никогда не рассказывал мне, как вы все на глаз навострились определять осадку у чужих кораблей, — приглушённым в размышлениях голосом заметил Люциус. — Плотники, построившие судно, могут сказать, какая часть корпуса находится за ватерлинией, но вы все каким-то чудом сразу понимаете, какое судно ложится поглубже, какое повыше… В Баратария-Бэй Эдвард ведь сразу рассчитал, в каком месте Странник сядет на мель, так? Сомневаюсь, что он просто вспомнил это спустя двадцать лет. — Ладонь на спине Сприггса проскользнула сверху вниз, невесомо поглаживая. Люциус бледно улыбнулся. — Да ему и не надо было это вспоминать. И считать, кстати, тоже. Всё проще, чем ты можешь прикинуть в своей умной голове, — Пит заискивающе сощурился. — Ватерлиния делит корпус пополам, всего и делов-то. — Серьёзно? — Сприггс вскинул брови, не отрывая глаз от тёмной лазури залива. — А чего тут мудрить? — Пит пожал плечами. — Вес осадки вымещает вес корпуса. Поэтому мы и держим в балластном отсеке мешки с песком — чтобы не шататься. — Хм… Странник выше Мести. — Да, ярдов на восемь, на вскидку, — непринуждённо согласился Пит. — Но он поуже будет. Не удивлюсь, если у него есть какое-нибудь затейливое рулевое пёрышко. Всё-таки интересно знать, как шлюп умудряется так быстро ходить. Ещё несколько растянувшихся в безмолвии секунд Люциус смотрел на воду. В голове у него постепенно становились по местам частички раскрошенной мозаики, и раздражающий зуд, наконец-то, стал отпускать. Сприггс уж точно никак не ждал стать тем, кто первым с толком разберётся в происходящем, но, в противовес этому, он привык разрешать спорные ситуации. Быть может, его привычка совать нос в чужие конфликты, которая, как правило, раздражала Хэндса, в очередной раз сыграла весомую и полезную роль. Изумлённо вдохнув, Сприггс развернулся через правое плечо и, встретившись с Питом носом к носу, прижался к его губам своими в полном торжества поцелуе. Пит не стал отстраняться, да и, кажется, не особо удивился, за время пребывания на Мести успев порядком привыкнуть к спонтанным порывам на близость, тут и там ударяющим Люциусу в голову. — Ты у меня гений, милый, — твёрдо заявил Сприггс, и, оставив Пита наедине со вспыхнувшим в нём ликованием, вскинул руку, привлекая к себе внимание экипажа. Стид и Хэндс обернулись последними, но именно им в первую очередь следовало услышать то, что он собирался сказать. — Я знаю, зачем Эдвард привёл нас сюда!