***
Если днем Мондштадт живой, яркий и прекрасный, то ночью он сумбурный, сбивающий с толку и шумный, но именно такой гул любит Ху Тао. И определенно должно быть что-то еще в Мондштадте, из-за чего, возможно, все здесь кажется маленьким и уютным по сравнению с Ли Юэ. Ли Юэ — о вершинах, холмах, лунном свете и туманных оранжевых улицах ночью. Мондштадт — о людях, напитках, болтовне за бокалом холодного вина, которое искрится в горле и заставляет всех улыбаться. По крайней мере, это видела Ху Тао до сих пор, и ей это нравится. Особенно когда люди смотрят на нее с широко раскрытыми и любопытными глазами. — …И вот так я провела свою первую церемонию! Захватывающе, да? — она взбалтывает стакан с виноградным соком. – Огонь перестает беспокоить со временем. Немного покалывает, но… Я никогда не боялась играть с огнем. Ага, в отпуске я даже немного скучаю по жару. — Барбатос, кто бы мог подумать, что такая молодая девушка будет смотреть на вещи так, как я? Такая милая малышка, — смотрит на нее Лиза мягким взглядом. — Ребенок с взглядами, как у тебя, вызывает беспокойство, Лиза, — говорит Розария после большого глотка вина из одуванчиков. — Я все еще думаю, что с вашей стороны немного глупо впускать в таверну работника похоронного бюро, мастер Дилюк. — Она заплатила и за свой, и за твой напиток, сестра Розария. Думаю, она заслужила остаться, — усмехается Дилюк, протирая бокалы. — Не волнуйтесь, ребята, вам нечего бояться! Я здесь не по работе. И я директор, а не какой-то работник! — кивнув, смеется Ху Тао. — Без разницы, если спросите меня, — ворчит монахиня. — И перестань так на меня смотреть. У меня что-то на лице? Ху Тао вскакивает со стула и осматривает Розарию со спины и сбоку. — У тебя прямая осанка, мягкие и сияющие волосы… Однако я хочу спросить, есть ли в вашей семье наследственное кожное заболевание? Ты такая бледная… как говорится, никогда не знаешь, когда на пути случатся несчастья! Считай это дружеским советом. — Эта малышка вызывает у меня холодок по коже. У меня. Барбара сбежала бы в тот же миг, — смеется Лиза, в то время как реакция Розарии гораздо менее теплая. — Она серьёзно относится к своему делу. Мы могли бы поучиться у нее, — качает головой Джинн, а из-за барной стойки Дилюк усмехается, почти мрачно. — Хотите что-то добавить, мастер Дилюк? — Ох, не обращай на меня внимание. Рыцари Ордо Фавониус ничего не поняли бы, — Розария усмехается, а Джинн недовольно смотрит на него, прежде чем сделать глоток. — Если не возражаешь, я спрошу: Ху Тао, ты одна проделала весь этот путь? — Хороший вопрос. Я как раз собиралась спросить, куда делся твой телохранитель, — также обращается к Ху Тао действующий магистр. — Пфф, он бы ни за что не пришел в такое шумное место, полное алкоголя. Он пугается, как маленький хилличурл. Наверное, болтается на крыше или ругается на собственную тень, — с улыбкой качает головой Ху Тао. — Я удивлен, что такая юная леди может так говорить о своем страже, — глаза Дилюка расширяются. — Ты не видел, как они сражаются. Они другие, нам не дано понять их, — объясняет Джинн, и Ху Тао смеется над ее словами. — Расскажи о нем побольше. Он застенчивый? — подмигивает Лиза девушке, когда улыбка на лице Ху Тао задерживается, а щеки розовеют. Хм… Собственно, какой он? Конечно, он сдержанный и тихий, немного задумчивый и жестокий, когда враг маячит на горизонте. Тем не менее было бы неправильным сказать, что он не заботится о каких-то своих мелочах или что он не самое милое существо в Тейвате, когда его не преследует карма. Она не знает, свободен ли он от страданий сейчас, но часть ее жаждет освобождения для него. Ах, какой сложный вопрос. Как описать такого Яксу, как Сяо? — Ай-яй-яй, Сяо, стесняется? Я не знаю, если честно, — тем не менее ее сердце трепещет от нежности. — Он уникальный. В хорошем смысле. — Он не кажется общительным, — комментирует Розария, — или очень дружелюбным. — О нет, нет-нет-нет! Сяо может проявить немного дружелюбия. С ним трудно работать, но ни один директор ритуального бюро не отступает перед трудностями! — Ху Тао гордо усмехается. — Или от потенциального особого клиента. В будущем, конечно. Далеком будущем. Ху Тао не упускает из виду, как Джинн бросает короткий взгляд на Дилюка, который, извинившись, уходит обслуживать другой столик. Рыцарь вздыхает. — Мужчины иногда такие упрямые, как мулы, но никогда не бывает лишним проявить к ним немного тепла. — Ооох, Джинн, что ты знаешь о теплом отношении к мужчинам? — щеки Джинн вспыхивают. — Лиза. — Я не против советов, — отсмеявшись, говорит Ху Тао. — Я хочу, чтобы этот глупый парень немного повеселился, — задумчиво хмыкая, она делает глоток из стакана. — Ему было бы интересно здесь, с нами, но убедить его попробовать — совсем другая история… — Почему бы не позвать нашего здешнего барда? — оживляется Лиза. — Барда? — Мондштадт — дом для лучшего барда во всем Тейвате. Он немного скуп на цены и пьян большую часть времени — на самом деле я видела его пьяным чаще, чем за работой, — Лиза лукаво улыбается. — Если бы Барбатос увидел его… Архонт, помилуй. Хм, Барды? Ху Тао никогда не видела бардов в Ли Юэ, да и она не совсем уверена, что один из них сумеет привлечь Сяо к ней, но Мондштадт отличается от остального мира. Возможно, это сработает. — Насколько хороший напиток ему нужен? А если я дам несколько своих стихов, чтобы он использовал их для песни? Это снизит цену? — она ахает. — Или, или! Если он так много пьет, ему точно понадобится купон от моего бюро! Никогда не знаешь, когда подобное пригодится! — Уверяю, Венти они не понадобятся, — с губ Джинн срывается смешок. – Но принести ему вина — неплохая идея. Видишь того маленького парня в углу с бутылкой вина? Это наш бард. В углу таверны сидит мальчик, навалившись на стол. Если бы на него указала не Джинн, Ху Тао бы подумала, что он просто еще один забавный парень. Кажется, он не в настроении думать о своей судьбе в этом мире. Значит, пойдет выпивка! Прежде чем Ху Тао успевает подойти к барду, Лиза подзывает ее ближе. Она пишет что-то на уголке газеты и отрывает исписанный край с хитрой ухмылкой, которая вызывает у Ху Тао одновременно и страх, и интерес. — Если нужен совет, иди по этому адресу, — говорит Лиза, протягивая сложенный листок. Ху Тао убирает его в карман. – Угости Венти выпивкой, и он, возможно, поможет завоевать твоего мужчину. Ах, думаю, мне нужно выпить еще. Чарльз, будь душкой! Ху Тао с любопытством приближается к мальчику. Он в красивой зелено-голубой накидке хнычет на столе с пустой бутылкой вина. — Ехе? Что милая леди делает здесь? Я не нанимал флориста... ик! — оборачивается мальчик, услышав ее шаги. Сказать, что он пьян, было бы преуменьшением. Увы, этого недостаточного, чтобы пробудить ее профессиональный интерес. — Привет, пьяный бард. Ветер сказал мне, что ты хорошо играешь, не так ли? — Сколько платите? — его щеки румяные. — Целых две бутылки сладкого вина из одуванчиков! И, если захочешь, скидку на похоронные услуги для друга, которого сможешь привести! Что скажешь? Договорились? Бард сразу же трезвеет. Из воздуха появляется лира, и он спрыгивает со стола быстрее ветра, полный энергии. — Бард Венти к вашим услугам! Если составите компанию на улице, я сыграю лучшую мелодию, которые вы когда-либо слышали! Могли бы вы станцевать, мисс? — Погоди, станцевать? Я не танцовщица, я... эээй! Венти хватает ее за запястье и выводит на улицу. Увидев его, посетители начинают аплодировать, когда он со смехом склоняет голову. Этот парень был пьян секунду назад! Как может человек так быстро оправиться от опьянения? Может быть, алкоголь и пьяницы — не самый лучший источник клиентов… Слишком ненадежный! — Внимание, — машет толпе бард, — я сыграю серенаду вашим душам и заставлю ноги пуститься в пляс. Пусть Мондштадт танцует, как одуванчики на ветру! — Ху Тао охает, когда он указывает на нее. — Полюбуйтесь на мою сегодняшнюю партнершу... эм, мисс, ваше имя? — Ху Тао, — шепчет она сквозь зубы. — Я Ху Тао, но я не... — Поаплодируйте мисс Ху Тао! — первые восхитительные звуки срываются со струн лиры, заставляя ее сердце трепетать. Когда окружающие начинают хлопать, бард подталкивает ее локтем. — Позвольте своим ногам двигаться, мисс. Дайте им волю! Как только Венти снова играет на лире, что-то внутри нее звенит, как шелест лепестков цветка. Он поет о ветре, о свободе, о цветах, прошлой истории королей и о мире, а толпа подпевает, в то время как ее ноги двигаются сами по себе и заставляют кружиться в такт пению. Внезапно Ху Тао чувствует пристальный взгляд сверху, как будто на нее смотрит сама луна, и, утопая в запахе алкоголя и суете ликующей толпы, она замечает одинокую тень на крыше таверны. Ху Тао хихикает про себя. Ее сердце воспаряет, ветер развевает волосы. Позволяя своему телу отдаться во власть ритма, она запрыгивает на табурет, затем на пустой стол, пока люди подбадривают ее хлопками. От ее шагов стол скрипит, а дерево стонет, но Венти продолжает петь, а ее тело кружиться, прыгать. Ее смертность теряется в бессмертной песне, сотрясающей неувядающий дух девуши подобно шторму, поражающему ее в самое сердце. Люди начинают вставать, собираясь вокруг нее, приглашая партнеров на танец. Ее ладонь перехватывают и ей помогают спуститься со стола нежные руки женщины со светлыми волосами и яркими глазами. Они кружатся вокруг друг друга, расходясь в танце, Беннет подхватывает Ху Тао, хлопая вместе с ней в такт ритму, пока его не уводит блондинка. Она смотрит на далекую крышу. Глупый Сяо, если бы ты только знал. Ху Тао усмехается. О, если бы ты только был... Крепкие руки подхватывают ее на полуобороте. Здесь. — Ты здесь! — задыхаясь, Ху Тао сияет. — Действительно, я здесь. Такая толпа может быть опасна. — Я не помню, чтобы звала тебя, о мой могучий страж. Думаю, я прекрасно справлюсь с толпой, — ухмыляется она, а глаза Сяо расширяются. С дьявольской усмешкой она прислоняется к нему. Он цокает языком и не отпускает ее. — Хм. Никакого уважения к адептам, как всегда, — когда он наконец выучит новую коронную фразу для ответа ей, когда она уличает его во лжи? С ее губ срывается смех. — У вас, смертных, странная манера танцевать. Ху Тао, в порыве храбрости и веселья, перехватывает его руку и помогает кружиться. Он вздрагивает. — Ты никогда раньше не танцевал? — Мой род — не танцоры. Моя работа — наносить удары из тени ночи и уничтожать зло, а не танцевать, — и тем не менее он здесь, не отходит далеко, не отпускает ее, даже когда люди вокруг меняют партнеров. — Я не совсем уверен, как это делается. Кажется, в твоих движениях нет особого смысла. — В этом все веселье. Тебе не нужно много думать! — она говорит, прекрасно осознавая, что сейчас танцует под незнакомую песню, но когда она хлопает вместе с толпой, то чувствует, что это естественно. — Ты не хочешь потанцевать, Сяо? Ее вопрос, кажется, ошеломляет его. Он смотрит на нее так, будто не может понять смысл ее слов. — Ты пригашаешь меня потанцевать? — Ты не ответил на вопрос, о мой могучий страж, — тянет Ху Тао. Она хватает его за запястье и снова кружит. Каждый раз, когда она так делает, он мило краснеет. Это заставляет ее чувствовать себя немного выше, но, когда его глаза фокусируются на ее, противоположные чувства охватывают Ху Тао, в хорошем смысле. Сяо на мгновение запинается, но затем его взгляд становится уверенным. Его руки находят ее талию, помогая ей раскачиваться в такт. — Да, я хочу потанцевать. С искренней широкой улыбкой она наблюдает, как он повторяет каждое ее движение со взглядом, сосредоточенным на каждой частичке ее тела. — Просто позволь своему телу вести, Сяо. — Позволить телу вести меня? —Мхм. Впитай музыку, позволь песни увлечь себя, позволь ветру направлять ноги, — она закрывает глаза. — Не обращай внимание на людей вокруг. Танцуй под мелодию. Позволь мыслям улететь и бризу захватить твое сердце. — Ты же понимаешь, что такие эмоции ускользают от меня, не так ли? — Сяо выглядит сконфуженным. — Неважно, как давно это было, уверена, ты помнишь свою юность, — отвечает Ху Тао, представляя себе юного беззаботного Сяо, который улыбается луне и гоняется за бабочками ночью. — Я уверена, что ты помнишь, как бегал по лесу и танцевал под стрёкот светлячков. Я верю в тебя, Сяо. Резкая вспышка эмоций в его глазах разбивает привычное нейтральное выражение лица. В его глазах она видит воспоминания, возможно, о том времени, когда он мог бежать навстречу ветру, дождю свободный, как утренняя роса. Сяо был свободен однажды. И на мгновение он, кажется, вспоминает об этом. Внезапно он кружит ее под звуки лиры Венти. Она визжит и придерживает шляпу, пока он возвращает ее обратно в свои руки. — Вот так? — на его губах играет слабая ухмылка. И на этот раз она не колеблется. — Да! У тебя прекрасная улыбка, когда ты расслаблен, о мой могучий страж. — Ваши смертные традиции иногда забавны, — он качает головой. — Каким-то образом с тобой они становятся приемлемыми, даже если условия... неидеальные и излишне шумные. Ох, как легко этот человек лжет самому себе. Ху Тао ухмыляется. — Айя, не стесняйся! Признай это. Уверена, что атмосфера была неотразимой. Тебе не кажется, что музыка и люди делают все более приятным? — Мое присутствие имеет мало общего с этими людьми или атмосферой танца, — отвечает Сяо, снова отводя обеспокоенный взгляд. Его иногда так трудно понять… Ху Тао чувствует интерес. — Тогда почему ты здесь? Его пристальный и немигающий взгляд устремляется на нее, как будто он держит что-то тяжелое. На секунду она чувствует себя маленьким камушком, который кружится в буре его глаз, и внезапно обнаруживает, что голова пустеет. Музыка неуверенно останавливается. Оглушительный взрыв сотрясает воздух. Люди начинают кричать и разбегаться. Земля дрожит. Мгновенно она оказывается в объятиях своего любимого Якса. Ее тело окружено им, руки прижимают ее голову к груди. Сердце трепещет не только от его близости, но и опасности. Белый шум очередного взрыва сотрясает ее до глубины души, и, несмотря на крепкие объятия, ей неспокойно. Все разбегаются в разные стороны, спеша к домам, как муравьи в лавине. Двери таверны с грохотом распахиваются. Когда Сяо отпускает ее, он оглядывается по сторонам, как волк, ищущий добычу. Ху Тао делает глубокий успокаивающий вдох, держа руку на шляпе. Она гладит Сяо по руке, пытаясь успокоить. Ху Тао поворачивается к Джинн, чей меч уже наготове. — Что это было? — Мы… Мы понятия не имеем, — она подзывает библиотекаря. — Лиза, идем со мной. Нужно немедленно найти преступников, которые подняли такой шум! — Не думаю, что в этом есть необходимость! Появляется сгусток темной энергии. Сяо мгновенно вытаскивает копье, тут же приготовившись, и Ху Тао тоже призывает посох. — Бездна, — рычит Дилюк. Маг, окруженный огненным пузырем, хихикает. Зрелище настолько знакомое, что сердце Ху Тао замирает. Маги в катакомбах Храма Тысячи ветров… она стискивает зубы. — Глупые людишки, отвлеклись и даже не заметили, как мы крадемся внутрь! Вот, что бывает, когда ленишься целую неделю! Вы теряете нечто дорогое! — Что вы задумали?! — делает шаг вперед Джинн. — Почему бы вам не поучаствовать в нашем маленьком ритуале в Соборе? Чуточка темной алхимии, щепотка запретных искусств, немного злых духов… И у нас есть прекрасные существа, ползающие по вашему маленькому зданию! Приди сюда, чтобы узреть рождение зла, Мондштадт! Маг Бездны исчезает. Лиза поворачивается к Дилюку, ее глаза свирепы и дики. Ее Глаз Бога пульсирует. — Собор? Я правильно услышала? Сяо поворачивается к Ху Тао, осматривая ее с головы до ног, и исчезает в облаке теней. Все внутри нее сжимается. Она уже собирается пойти за ним в собор, как Джинн останавливает ее обеспокоенный взглядом. — Оставь это мне, — затем ее клинок окутывает энергия анемо. — Им не сойдет это с рук! Действующий магистр исчезает на улицах, в спешке расталкивая толпу. Дилюк зовет ее, но она не слышит. Стискивая зубы, он вызывает клеймор и поворачивается к Лизе: — Эвакуируйте мирных жителей. Я иду за Джинн и мальчишкой. Убедись, что никто не пострадает. — Конечно, мастер Дилюк. Предоставь это мне, — кивает Лиза, а ее руки дергаются от энергии Электро. — Я иду с тобой, — хмуро крутит посох Ху Тао. — Это опасно, — отвечает бармен, как будто он сам глава рыцарей! — Лучше оставайся здесь и… — И ничего не делать, валяя дурака, как последняя девица в беде?! Еще чего! – взволнованная стремлением помочь, она обволакивает свой посох обжигающим огнем. — Хорошая ночь, чтобы научиться хоронить тела Бездны. Я иду с тобой! Обменявшись взглядами, Ху Тао и Дилюк бросаются по темным улицам Мондштадта. Если она сосредоточится, то сможет услышать пульсацию энергии Анемо, проносящуюся по крышам города, перепрыгивающую с места на место, стремящуюся к площади у собора. Если Бездна там, Сяо, несомненно, тоже, и есть вероятность, что он уже позаботился о ней. Наверняка Орден Безды пришел подготовленным. Если Сяо зайдет слишком далеко, Ху Тао не знает, что случится с ним и его кармическим долгом. Если его поймают в момент слабости, тогда… — Нам туда, быстрее! — прикусив губу и покачав головой, направляет Ху Тао. Дилюк кивает, двигаясь быстрее. — Если мы оставим Джинн одну, она будет сражаться до самой смерти, чтобы защитить Мондштадт. Груз ее обязанностей... просто непосильный. — Оооо, так у вас есть общая история, да? – не тревожась о раскаянии и отчаянии в его голосе, спрашивает Ху Тао и хихикает из-за изумленного лица бизнесмена. Они взлетают по лестнице. – Я расспрошу ее обо всех деталях позже. — Это не имеет значения, — быстро отвечает Дилюк. – Мы почти на месте, готовься! Вместе они пересекают площадь, как пылающие огненые вихри, и, врываясь в двери здания, обнаруживают, что, возможно, немного опоздали. Джинн стоит позади, тяжело дыша, крепко сжимая меч. Сяо выглядит расслабленным, вращая свое копье, пока подходит к магу Бездны. Его шаги окрашены багряным цветом, а с бока исчезла маска – значит, он надел ее. Это место пахнет жутко знакомым злом – как и его тело, окутанное черно-зеленым туманом. — О-отойди, мальчишка! Если коснешься меня, я нацелюсь на твой дом и разнесу его на куски! А потом мы возьмемся за тех, кого ты любишь больше всего! — маг визжит, когда копье Сяо угрожающе сияет ярко-зеленым. — Отойди от меня! — Ты смеешь призывать темные искусства и навлекать гнев стража, ожидая, что я не остановлю это безумие? — его голос звучит по-другому, грубее. – Я предлагаю тебе бежать. Давай посмотрим, кто быстрее: ты или мое копье. Вперед. Беги! Маг Бездны беспомощно оглядывается по сторонам. Ху Тао не может оторвать взгляд от спокойной бурлящей ауры Сяо. — Что произошло? — затаив дыхание, поворачивается она к Джинн, которую поддерживает Дилюк. — Я… Я не знаю, — с дрожью произносит она. — Когда я прибежала, он уже позаботился о демонах и духах. Он выплеснул всю тьму, которую я не смогла поймать. Дилюк просто наблюдает, держа оружие наготове. Ху Тао делает глубокий вдох и неуверенными шагами направляется к Сяо. — Ты пожалеешь об этом! Я разрушу весь Собор и уничтожу тебя за то, что ты испортил мои планы! — перестав отступать, угрожает маг Бездны. — Ты сам попал в мои руки. Твои мольбы о помощи и прощении не услышит твое неизвестно какое божество. — Сяо, думаю, этого достаточно. Позволь помочь, — обволакивая свой посох огнем, просит Ху Тао. Якса оглядывается через плечо, бездушные глаза смотрят на нее. Действительно в маске. Ее спина покрывается мурашками. — Отойди, Ху Тао. — Если ты думаешь, что я позволю тебе одному позаботиться об этом забавном парне, то ты смертельно ошибаешься, мистер, — дуется Ху Тао и игриво вертит посохом. — Не думаю, что мы устраиваем похороны для магов Бездны, но… поговорим об этом позже. Как говорится, мы хороним труп, когда он умирает. — Ты несешь чушь, — рычит он, сжимая руки в кулаки. — Уходи отсюда и возвращайся в гостиницу. Я не задержусь надолго. Ху Тао с вызовом смотрит на него, совершенно не собираясь уходить. Его бессердечный яркий взгляд не пугает ее – не больше, чем его кармический долг. Его плечи трясутся. Это не может быть хорошим знаком. Он молча выдерживает ее пристальный взгляд. Маг Бездны крутится с усмешкой. — Охо-хо, что я вижу. Это та девушка, да? — Тебе лучше бежать, пока есть шансы. Сделай шаг в нашу сторону, и ты умрешь, сброд, — выпрямляется Сяо. — Думаешь? Еще посмотрим! Маг сияет ярко-оранжевым светом почти таким же ослепительным, как солнце. Время замедляется. Сяо выплевывает проклятье, которое она слышит слишком поздно, потому что свет ослепляет и парализует ее прежде, чем она успевает увернуться. Он поворачивается к ней и валит на землю, закрывая своим телом и руками. Яркий взрыв затмевает мир вокруг нее. Голова наполняется шумом и белым светом. Земля трясется, высокий потолок трескается, и на них осыпаются мелкие камни. Сгустки пыли наполняют воздух и оседают на одежду, когда Собор погружается в неестественную угрожающую тишину. Звон наполняет уши. Она слышит паникующие шаги, врывающиеся в Собор. Ее зрение проясняется очень медленно, и она не сразу замечает Сяо, который склонился над ней, слегка задыхаясь. Его маска исчезла с лица. Ху Тао вздрагивает. — Сяо, ты в... — Ты в порядке? — опережает он. Он помогает ей сесть. Ее голова кружится. Возможно, она ударилась об пол слишком сильно, но ничего страшного – она выживет, как всегда. — Ничего не сломано, о мой могучий страж. Просто царапина. — Хорошо, — он кивает. — Нам... Нам нужно вернуться в гостиницу, пока... аргх! Ху Тао выкрикивает его имя, когда он оседает на пол, кашляя и корчась от боли. Его тело окутано черной аурой, от которой у нее холодеют кончики пальцев, а сердце сжимается от неприятного удара. Не зная, что делать, она отступает, руки безвольно замирают в воздухе. Ладони дергаются, желая схватить его, выдавить боль из него, но на мгновение она замирает, просто наблюдая. Джинн говорит что-то и уходит, кажется, что-то про доктора и Дилюка. Рыцари Фавония следуют за ней, и девушка со светлыми волосами подходит к Ху Тао, спрашивая что-то о лечении ран Сяо. Вопреки собственному суждению и опыту, она не слушает — она знает, что это такое, и обычные врачи не смогут помочь — даже сама Ху Тао не должна находиться здесь. Ху Тао делает глубокий вдох, собираясь с силами, и поднимает его за талию. Неожиданно она чувствует себя очень уставшей, как будто из нее выкачивают энергию. Зрение плывет, но она видит, куда нужно идти. Пока она может стоят, она сможет нести его. Девушку, что обращалась к ней ранее, окрикивают за пределами Собора, позволяя Ху Тао начать ее путь в гостиницу. Сяо с рычанием хватается за грудь. — Отпусти меня. — Ни за что, — шипит она, обхватывая его руку на своем плече. Ее тело не пострадало, но его энергия, она такая… — Ритуальное бюро «Ваншэн» не… оставляет потенциальных клиентов на холоде. Ни людей. Ни Адептов. — Не будь идиоткой. Я причиняю тебе боль. Отпусти меня прямо сейчас, Ху Тао. — Нет, не причиняешь, — лжет она, как лгала, когда болел порез, и она не хотела, чтобы дедушка беспокоился. — Так что идем со мной.***
Первое, что она делает, добравшись до гостиницы, — укладывает Сяо на кровать и спешит в ванную. Она ищет все, что может помочь, любое лекарство, любую пустышку, что угодно, даже если знает, что ничего не поможет, потому что он — Адепт, его боль — то, что она никогда не сможет себе представить, она — человек, и ее руки трясутся так сильно, что сам Рекс Ляпис посмотрел бы на нее с презрением. Директор ритуального бюро боится последствий пролитой крови человеком, рожденным проливать кровь! Директор ритуального бюро потрясена от страха, ведь человек, дарующий смерть, столкнулся с грузом жизни, которую он проживает! Ху Тао стискивает зубы. Она смотрит на свои бледные дрожащие руки. Кожа стала фиолетовой, а некоторые пятна превращаются в волдыри и начинают лопаться. Она знает, что Пиро Глаз Бога делает со слабым телом, и она ни в коем случае не слабая. Это не ее рук дело. Дыхание подводит ее. Она сжимает свою униформу. Сяо никогда так не страдал. Он никогда не бывает таким. Неужели он так страдает молча? Как? И почему он никогда не говорил, что ему так больно? Она слышит, как Сяо стонет в одеяло. Ху Тао снова распахивает дверь в ванную комнату. Его стоны становятся пугающе тихими, похожими на стоны человека, медленно умирающего глубоко внутри. Его плечи трясутся, лицо скрыто в одеяле, но она слышит кашель и слабые стоны. Ху Тао чувствует его боль, как собственную, разрывающую мышцы и бьющую по голове, как молот. И все же, ничто не причиняет ей больше боли, чем вид Сяо, сдержанного и осторожного Адепта, которого она обожает, корчащегося в агонии прямо на ее глазах. Ху Тао беспокоится. Ее руки сжимаются и разжимаются, в этом хаосе ей хочется схватить посох и избавиться от его проблем, потому что, как часто говорил Чжун Ли, иногда сила — решение проблем, которые мы не можем понять. Но как она может применить силу к человеку, страдающему от того, что она не в силах понять? Как она может помочь? Что она может сделать? — Сяо? — нерешительно подходит к нему Ху Тао. — Держись подальше, — рычит он в неуместном гневе. — Отойди от меня. — Я не уйду, — отвечает она, руки зависают над ним. Он не произносит ни равнодушных комментариев, ни оскорблений, отчего ее желудок скручивается. — Скажи, как мне помочь тебе. Пожалуйста. — Кто-то вроде тебя не сможет нанести смертельный удар Адепту. Даже ты не сможешь, — у нее перехватывает дыхание. Всхлип срывается с ее губ. — Уходи, Ху Тао. Чем больше он говорит ей уйти, тем больше растет ее желание остаться. И поэтому она остается, упрямо стоя в комнате, как статуя. — Нет. — Ху Тао... — Я не уйду, слышишь? Я никуда не пойду, — нерешительно, Ху Тао ставит колено на кровать. Боль плещется во всем его естестве, как бушующее море. Она морщится. — Я привыкла к злым духам и огню. Я не собираюсь избегать тебя сейчас, Сяо. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — мрачно усмехается Якса. — Понимаю, — ее голос мягкий, как дождь, и осторожный. – Я ясно видела боль в твоих глазах каждый раз, когда мы сражались вместе… Я не знала, что делать. Но я могу помочь сейчас, если ты позволишь. Позволь помочь тебе. Пожалуйста, — Ху Тао улавливает отчаянье в собственном голосе и невесело усмехается. — Айя, посмотрите на меня, я умоляю Адепта. Забавно, как устроена жизнь, правда? Сяо молчит, и Ху Тао впервые не уверена, что делать, должна ли она отступить из уважения, как раньше, или вторгнуться в его личные границы, как делает сейчас на ежедневной основе. Она задается вопросом, обидится ли он на нее за то, что она видит его боль, уйдет ли он, как только наступит завтра, и никогда больше не покажется на глаза. Но Ху Тао это не волнует. Нет, она не может волноваться об этом. Не сейчас. У нее будет целая жизнь, чтобы погрязнуть в жалости к себе. Нерешительно она кладет руки ему на плечи, кончики ее пальцев становятся невыносимо горячими. Затем она передвигает его голову, и ее ногти словно отрывают от кожи. Она проводит рукой по взъерошенным волосами, зажмурившись, и кладет его голову себе на грудь. Она опускается перед ним на колени на кровати. — Я не оставлю тебя одного. — Мне нужно быть одному, — хмыкает он в ее униформу. Голос человека, истерзанного кармой и невыносимой болью. — Я делаю тебе больно. Я причиняю тебе боль, Ху Тао. Это не так, повторяет она про себя, это не так. Его кармический долг причиняет боль. Он не создан только из кармического долга, несправедливого прошлого, и, если бы Ху Тао сказала, что сочувствует ему – его ошибкам, его прошлому, его одиночеству, – исправило ли бы это что-нибудь? Залатало ли бы это зияющую дыру в его душе, истерзанной болью и непреодолимой тяжестью бессмертия. Он не делает ей больно. Он бы никогда не посмел причинить ей боль, и она прекрасно это знает. — Ты не делаешь мне больно, — говорит она тихим голосом. Если заговорит громче, он может услышать боль. — Расскажи мне, каково это, Сяо. Просто… поговори со мной. Поговори со мной. Его руки впиваются в одеяло. — Это мое бремя. Оно не имеет к тебе никакого отношения, Ху Тао. — Мне все равно. Если тебе так больно, я хочу быть здесь, — ее дыхание сбивается, когда его тело дрожит в ее руках. Боль усиливается, вонзаясь ей в кожу, как иглы. — Я не оставлю тебя. — Оставишь, в конце концов, — бормочет он в ответ дрожащим низким голосом после секунды молчания. Ее сердце разрывается. Разочарованно фыркнув, Ху Тао хватает его за щеки и поднимает его лицо, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. — Мое время уходить еще не пришло, только если весь Ли Юэ не обрушится на меня и мир не загорится. Я собираюсь жить полной жизнью, и ты тоже, — она чувствует ту страстность, которую передает ее собственная хватка. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, даже если ты Якса, даже если ты веками изгонял демонов. Что бы ты ни говорил, ты заслуживаешь счастья. Так что мне все равно. Я не уйду. — Ты не понимаешь, — его глаза расширяются в нескрываемом удивлении, брови дрожат. — Нет, не понимаю, но тебе больно, и для меня этого достаточно. Я больше не хочу, чтобы ты терпел боль в одиночку, — она снова настойчиво обнимает его. — Я останусь с тобой до самого конца. Обещаю. Ты не должен взваливать на себя этот груз один. Я здесь ради тебя, Сяо. И всегда буду. Да и разве могло быть по-другому? Как директор ритуального бюро, Ху Тао слишком много раз видела боль, страдания и смерть во множестве разных форм. Ни одна из них ее не пугает, но она знает, что это такое. Она знает, что все это предполагает просто… перестать существовать. Она чувствовала мягкое прикосновение смерти на дальних участках Границы, где на мимолетное мгновение она не помнила, кто она, куда должна идти, что должна делать. На Границе бывают моменты, когда Ху Тао не знает, где находится дом, когда она не знает, что значит быть живой, — и она не хочет забыть это снова. И она никогда больше не хочет видеть, как Сяо проходит через это в одиночку. Поэтому, когда плечи Сяо расслабляются, она волнуется. Она волнуется, когда он перестает дрожать, она волнуется, когда зовет его по имени, а он молчит, но когда она делает вдох много, много времени спустя, то понимает, что больше не чувствует боли. Остается только приглушенное жжение. Сяо вдыхает сквозь ее форму. Его руки поднимаются. Пальцы цепляются сзади ее пиджака. — Больно. Карма причиняла боль так долго, но… В последнее время боль переносится намного легче, — его лицо зарывается глубже. – На протяжении тысячелетий я чувствовал тяжесть кармического долга в своем сердце… и все же, на какое-то мимолетное время, казалось, что я могу им управлять. — Я говорила, что новое место может помочь, — облегченно улыбается Ху Тао. — Нет. Здесь нет ничего общего с Мондштадтом, — его руки крепче обвивают ее. — Эти демоны пробудили мой кармический долг. Обычно я хорошо контролирую его, но сейчас меня поймали врасплох, – тело Сяо вздрагивает. — Якса застигнут врасплох… Позор. Ох, этот глупый человек. Этот бедный, глупый человек и горд собой, и также в ужасе от самого себя. Она улыбается. — Это по-человечески — быть застигнутым врасплох, когда счастлив, Сяо. — Я не смертный, и я не заслуживаю счастья или доброты этого мира. — Нет, я не это имела в виду, — она нежно поглаживает его голову. – Смертные проводят жизнь, делая что взбредет в голову, переходят с одного места на другое… Они живут своей жизнью. Их застигают врасплох горе, гнев или суровый удар смерти. Это тернистый путь для каждого, будь то Архонт, Адепт или смертный, — она помнит, как он улыбался у Дионы, мягкость его голоса… — Ни один Якса или смертный не может быть на страже вечно, глупый Якса. Сяо ничего не отвечает, он такой вялый и неподвижный, что кажется, будто он уснул. Понимая, что это не так, Ху Тао продолжает: — Ты заслуживаешь счастья, — заключает она. – В книгах Адепты и боги в прошлом отправлялись на землю и жили со смертными. Гань Юй тоже Адепт, но посмотрите на нее, она весело живет в Ли Юэ. И, уверена, Рекс Ляпис где-то там как простой смертный тратит свое состояние на вино и красивые камни. Конечно, твое прошлое… Эм, немного темнее, но… — она крепче прижимает его к себе. – Ты заслуживаешь счастья. Если я могу помочь и облегчить твое бремя, я хочу, чтобы ты сказал мне об этом. Несколько минут они просто лежат вот так, наслаждаясь стрекотом сверчков в тишине Мондштадта. Пыль на улицах после недавних потрясений улеглась, и, кажется, буря в ее объятиях успокаивается тоже. — Ты забавная смертная, Ху Тао, — голос у него тихий и уставший. – Я не понимаю твоих мотивов, твоих чувств. Ху Тао держится очень тихо, не зная, что сказать. Как ей объяснить, что подарить ему секунды радости сделало бы ее самой счастливой? Будет ли он насмехаться над мыслью, что человек питает к нему такую глубокую привязанность? Но она ощущает яростную хватку его рук, нежную близость его лица, прижатого к ее телу, и понимает, что отныне все не так уж и просто. — Время жить — живи, пора умирать — умирай. Дело человека — следовать за сердцем. Прекрасные слова, правда? Даже моя поэзия не смогла бы передать такую идею, — легкая ностальгическая улыбка появляется у нее на лице, когда она произносит эти слова. Его тело содрогается от смеха. Он не двигается, уткнувшись лицом в ее руки и вцепившись сзади в ее униформу. — Твое сердце следовало пути, что привел ко мне. Возможно, не самая мудрая идея. — Я никогда не заботилась о мудрости, и тем более я не забочусь о благоразумии, когда мой любимый Адепт страдает, — Ху Тао тихо вздыхает. — Я буду счастлива, если останусь рядом с тобой и буду нежиться в нашей обычной тишине. С домашним миндальным тофу, если будешь любезен! — Это… правда? — О могучий Якса, точно так же же, как ты говоришь звать тебя по имени, если нужна помощь, ты можешь делать то же самое. Попроси о чем-нибудь, и я сделаю все, что в моих силах! Гарантия ритуального бюро «Ваншэн», — ласково согласно качает головой Ху Тао. После нескольких минут неуравновешенного молчания и невысказанной неуверенности он вздыхает. — Тогда… будь рядом, — говорит он. В его голосе слышится знакомая серьезность, но также и нежная уязвимость, которая заставляет ее сердце дрогнуть. — И продолжай говорить. Твой тон голоса немного успокаивает. — Ай-яй-яй, как я могу сказать «нет», когда ты просишь? Глупый ты Якса, — она радостно проводит пальцами по его взъерошенным волосам. — Хм, что сказать, что сказать… О! На прошлой неделе я получила письмо от Путешественника! Он приехал на этот моднявый фестиваль в Инадзуме. Сказал, что Паймон съела целый киоск данго за один присест! Есть такую пищу, должно быть, опасно… Возможно, Инадзума открылась бы для того, чтобы «Ваншэн» провел расширение бизнеса на их территории. В конце концов, я слышала, что за их данго можно умереть! Продолжая лежать на ней, Сяо качает головой, но ничего не говорит. Он по-прежнему прижат к ней. Его глаза закрываются напротив ключицы, и если бы она не придумала ничего лучше, она бы замолчала и позволила бы ему насладиться новообретенноым спокойствием. — И ты не поверишь! Этот парень, Дилюк – враг Дионы номер один, да? Я уверена, что он влюбился по полной программе в действующего магистра. Только представь, такая уединенная душа, как этот мужчина, увлечен этой нежной, утонченной женщиной… Я могу написать историю любви, когда вернусь в Ли Юэ. Я скучаю по холмам там, — она смотрит в окно. – Присоединяйся ко мне в следующий раз, когда я пойду писать, хорошо? И если что-то беспокоит, я буду рада послушать о всех горестях, терзающих твое сердце. Сяо вздыхает. Не так резко, как обычно. — Со мной все будет в порядке. Но… Я подумаю, раз ты предложила. Как Адепту, мне не пристало жаловаться на страдания Якса смертному. — Думаю, что-то остается по-прежнему, — хихикает Ху Тао. — У тебя сонный голос. Почему бы не попытаться заснуть? — Мне не нужен сон. — Я останусь рядом, если хочешь. Ближе, чем чернила и бумага, — Ху Тао осторожно пододвигает его к подушкам. Она не уверена, нужно ли накрыться одеялом — Мондштадт теплый, и Сяо тоже. — Я буду здесь, когда ты проснешься, о могучий Якса. Я присмотрю за тобой сегодня ночью. Прежде чем ее глаза закрываются, прекрасное зрелище короткой улыбки Сяо благословляет ее. Сердце замирает. Его руки остаются обвитыми вокруг нее. — Спасибо тебе, Ху Тао. Ветер доносит издалека печальную мелодию арфы, облака плывут по сверкающему небу, а трепещущие занавески их спальни колышутся под тихим звездным бризом.