Неправильно

Лань Ванцзи в своей позе олицетворял сейчас и сам Стену Послушания: основательный, словно вросший в землю под гнетом множества правил. Однако Вэй Усянь был практически уверен, что где-то глубоко под слоем земли этот столп праведности подтачивается червями, кротами и даже мышами, которых в горах водилось предостаточно. И даже если их зубы и плоские рты не способны были справиться с твердью камня, то, несомненно, на это хватало сил у Времени. Оно уничтожает медленно, но верно даже то, что кажется вечным. Лань Ванцзи, как живой человек, также должен пройти этот путь: от слепой веры в непоколебимость традиций и справедливости решений своего клана до грызущих душу сомнений. Они изъедают его изнутри, расшатывая уверенность в завтрашнем дне. И хотя внешне это был все еще хорошо знакомый Второй Нефрит, омега чувствовал, как зарождается глубоко внутри чувство несоответствия между строками из постулатов и реальностью. Он буквально прочел это в дрогнувшем взгляде медовых глаз: лишь на миг Лань Ванцзи отвлекся от Стены, заметив приблизившегося человека, но затем, судорожно сглотнув, вперился глазами в камень напротив с усиленным вниманием. — Гэгэ, — улыбнулся Вэй Усянь, уловив интерес к нему. — За что же тебя так? Ответ был очевидный: официально — за то, что проявил несдержанность, схватился за меч, фактически — за то, что посягнул на чужое. Губы, плотно сомкнутые, сжались до единой полоски. Всякому наказанному адепту запрещалось вступать с кем-либо в беседы. Но и Вэй Усянь отказался от своих планов не только ради любопытства, так что с удобством устроился прямо напротив молчаливого собеседника, усевшись прямо на землю, слегка припорошенную снегом, который вдруг огорошил наступившей ночью. — Холодно, — коротко констатировал Лань Ванцзи, стараясь смотреть поверх его головы на высеченные правила. Вэй Усянь улыбнулся: получилось сковырнуть печать немоты. И куда легче, чем думал. — Ты тоже мерзнешь, — он кивнул на самого молодого наставника, уже не один час стоявшего на коленях. — Разделю с тобой эту участь. Я же виноват в твоем наказании. — Я привык, — без хвастовства парировал тот, отвечая намеренно быстро, видимо, в надежде, что омега поскорее уйдет. Вряд ли он в действительности привык к такому способу восстановления доброго имени перед дядей/отцом. Вообще сомнительно, чтобы прежде, до появления Вэй Усяня, его кто-то наказывал. — Тогда я все равно посижу с тобой, гэгэ, — юноша с игривой улыбкой попытался ловить взор Лань Ванцзи, всячески старавшегося смотреть не на него, а на Стену. В конце концов ему пришлось бы сдвинуться с места, что не допустимо, и он смиренно замер, тяжело вздохнув, а затем прикрыл веки, видимо, про себя повторяя и так зазубренные правила. Этот расклад Вэй Усяня тоже вполне устраивал. Хитро хмыкнув, он осмотрелся и убедился, что рядом никого из стражников не было. Похоже, что адепты считали низким не доверять самому Второму Нефриту. Тогда он поднялся и задул оба факела, освещавшие скромную площадку около Стены. Теперь издалека их двоих, скрывшихся под покровом темной ночи с мелким, рябившим в глазах снегом, было не разглядеть. — Зачем ты… — возмутился Лань Ванцзи, который мгновенно распахнул глаза от неожиданности. Но ответом ему последовали губы, прильнувшие к его губам. Холодный ветер с гор закружил снежную карусель вокруг них. Оба продрогли от такой свирепой погоды, от такой жизни, а потому прижались горячими телами, словно они единственное спасение друг для друга. Понадобилось долгое мгновение, чтобы осознать, что происходит. — Ты!.. — выдыхая, опомнился было праведный юноша и попытался отпрянуть. Но его возмущение было перехвачено чужими губами, поймано и возвращено ему же: Вэй Усянь не желал более уступать в своих намерениях, особенно теперь, когда ощутил вкус украденного поцелуя. Коварный, он и прежде промышлял подобным, прокрадываясь в покои брата, а сейчас, представляя, насколько каждое действие все глубже уничтожает моральные устои Гусу Лань и привлекает прекрасного альфу в самом расцвете сил, не мог уже остановиться вовсе. — Ты!.. — уже не так яростно, но все же попытался сопротивляться Лань Ванцзи, руки которого, противореча словам, обхватывали только сильнее за хрупкую талию. — Уйди! Конечно, он уже и сам не в силах был разойтись с Вэй Усянем, однако признать это было нелегко. Он и вправду не мог сопротивляться буйству стихии, которая накрыла его с головой и утопила под своим гнетом. Жадно ловя каждый вздох человека, чье имя было под запретом для сердца, Лань Ванцзи непозволительно быстро сдавался натиску чувств. Ему следовало бороться, взывать к смирению, не нарушать границы отношений наставника и ученика, дяди и племянника. Но вместо этого открылся настежь новым терзающим душу ощущениям сладости, после которой непременно придет горечь. Вэй Усянь, понимая, что победил не только скромность, но и праведность Лань Ванцзи, торжествующе принялся искать руками доступ к воспаленному желанием телу. Он попытался было нырнуть ловкими пальцами за ворот, сжать крепкую грудь, но его перехватил за запястье альфа, видимо, борясь за последний оплот своей чести. Омега ядовито улыбнулся в губы в ответ и лишь усилил атаку, схватив другой рукой кончик ленты, мгновенно накрутив ее на палец, словно игрушку, и потянув чуть за нее. И его серым глазам открылся чудесный вид на обнаженную шею, которую следовало укусить. В назидание самому обладателю и Су Шэ, который наверняка найдет эту отметину и будет страдать. Лань Ванцзи обмер, наблюдая, как нежно прильнул к нему юноша и как нарочито бережно коснулся кожи под подбородком, а затем скользнул кончиком языка от уха вниз, до самых ключиц. Это была нестерпимая мука. Лучше стоять в снег и град на коленях перед Стеной ночами и днями, нежели испытать хоть один подобный момент, когда даже перестаешь помнить о своей ране, недавно нывшей и не дававшей спать. Пришлось стиснуть зубы до скрежета. Уступит сейчас — пропадет окончательно. Поразившись стойкости своего наставника, не откликнувшегося на ласку, Вэй Усянь оскорбился было недооцененностью своих умений, как вдруг увидел, что альфа, на самом деле, изо всех сил сдерживается: лицо скривилось от боли, глаза и губы плотно сомкнуты, а дыхание стало еще тяжелее и труднее. Казалось: коснись его в запретном месте — произойдёт взрыв. Омега плутовато ухмыльнулся. Нанести фатальный удар нужно грамотно. — Я ждал тебя, гэгэ, — Вэй Усянь нежно коснулся губами запястья, что оковами удерживало от проникновения под одежду. — Я представлял много раз, как ты вернешься домой ко мне… Тот отрывисто выдохнул, едва не моля о пощаде. Похоже, что фантазии у них и вправду были общие. Что ж, значит, действительно Лань Ванцзи у него практически в кулаке, как послушная кукла. Тем лучше. Чем быстрее альфа встанет на его сторону, тем проще станет жизнь семейная: при помощи Мэн Яо, быть может, и правда удастся устроиться счастливо. Нужно только помочь скромному молодому мужчине сделать финальный шаг к далекому прекрасному будущему. — Позволь мне касаться тебя, — как истинный инкуб, зашептал омега, словами поддевая последний засов двери, за которой стоял срыв с петель всех устоев. — Ночь скроет всё. Темнота вокруг и вправду стояла глухая. Ни один адепт так и не приблизился, чтобы вернуть свет факелов. Все складывалось, будто по нотам. И черт его знает, будет ли еще такой шанс провернуть подобную авантюру практически на глазах всего ордена? Даже если сейчас их поймают за поцелуями, то Вэй Усянь не боялся последствий. Что может быть хуже того существования, которое он уже имеет? Благодаря несчастному браку достигнуто полное унижение его как личности, если вообще кто-то еще помнил о том, что у каждого омеги есть чувство собственного достоинства. Лань Ванцзи, закусив губу, будто боялся, что выронит хоть слово и это будет принято за поражение, еще сильнее нахмурился. Омега самодовольно хмыкнул, а затем прошелся поцелуями по глазам, щекам, очерчивая каждую прекрасную линию пальцами. Во истину, Второй Нефрит был произведением искусства, жаль только что созданным отвратительным мастером. Пожалуй, он мог бы без оглядки влюбиться в эти лунные глаза, холодные и строгие. Без привязанности омежьей из-за беременности мог бы желать проверить, так ли одарен размером идеальный во всем Лань Ванцзи. Но жизнь покатилась по такой наклонной, что не оставляла ни единой возможности сохранить собственные желания. Рассыпанный на осколки, Вэй Усянь рушил свою жизнь с каждым принятым решением и взялся за чужую с большим садистским удовольствием. — Не буду тебе мешать, гэгэ, — ласково улыбнулся омега и неожиданно опустился ниже, практически ложась на землю. Второй Нефрит облегченно выдохнул, ловя секунды ослабления натиска на его больные душевные мозоли. Но, разумеется, ход был заранее просчитанный. Тут, внизу, открывался прекрасный вид на внушительный корень ян, что невольно натягивал ткань штанов, как ни прикрывался широкими рукавами молодой наставник, который изо всех дел делал вид, что твердит правила своего ордена про себя. Соблазнение, доведение его до исступления будет карой для Лань Цижэня и знаком для самого Лань Ванцзи, что настало время перемен. Пусть тоже взбунтуется, завоюет им право быть свободными в своем выборе спутника жизни. Плевать, хочет он этого или нет по-настоящему. И почему он вечно толкает своих партнеров бороться за него?.. Злость и жажда мести рукой Вэй Усяня сдернула со Второго Нефрита штаны. Ошалелый от такой дерзости, тот округлил в возмущении глаза и зашелся в безмолвном недовольстве, однако его личный демон-искуситель кокетливо улыбнулся, мгновенно остудив пыл: — Я не буду мешать тебе, гэгэ, клянусь, — и ринулся на штурм неприступной крепости, рукой обхватив обнаруженный внушительных размеров член. И вправду, фамильно немало одарен. — Ты!.. — слабое сопротивление было подавлено касанием языка самой чувствительной головки. — Тшш, гэгэ, — мстить супругу с таким чудесным любовником было в радость. — Не отвлекайся. Ты ведь наказан, и тебе нельзя говорить со мной. Захотелось даже съязвить, что наказан из-за него, Вэй Усяня, потому что так нарушил запрет влюбляться в чужого омегу. Но почему-то произнести этого не смог, с истинным наслаждением лаская его член. Может быть, альфьи феромоны так действовали, что медленно, но верно стремление к ехидству нейтрализовалось нарастающим возбуждением. А может быть… Ему действительно хотелось забить ужас близости с мужем чем-то новым, вкусным, где ему отдана первая роль, роль коварного соблазнителя? Но что поделать с дурной омежьей природой? Она сделала штаны влажными, едва Лань Ванцзи, не выдержав, сдавленно простонал от блаженства. Живот скрутило от желания, причем такой силы, какой прежде и не ощущал. Наверное, всему виной та же чертова беременность. Но и плевать. Если от процесса унижения супруга еще и испытает наслаждение, то тем вдвойне лучше. — Ах, гэгэ, — голос стал слаще, противнее, в какой каждый раз превращался, когда натура брала свое. — Прошу: не отвлекайся, читай свои правила… Однако Лань Ванцзи внезапно ясным взглядом посмотрел на юношу из-под ресниц, словно оценивая его поступок, а затем схватил Вэй Усяня за запястье и отстранил от себя. В глазах очевидно было внутреннее сгорание от жажды. Но увидев, что тот зазывно улыбается, крепкими пальцами мягко отпустил руку юноши, однако лишь на мгновение: не дав ей коснуться члена, они снова схватили ее и с силой положили омеге на грудь. Вэй Усянь шутливо нахмурился, недовольный, что альфа не позволяет действовать по своему плану: — Гэгэ, позволь мне… «Гэгэ» не позволил. Вэй Усянь и осознать не успел, как с него самого сорвали штаны. Он было возмущенно завозился, пытаясь вернуть одежду на место, но в следующий же миг его развернули лицом к Стене Послушания, заставив избежать столкновения с ней лбом только благодаря вовремя вскинутым рукам, которыми уперся в камень: — Гэгэ, зачем ты?! — теперь пришла его очередь вопрошать. В ответ — такое же молчание, лишь тяжелое сопение, которое ощущалось ровно позади, над ухом. Твердая и уверенная ладонь легла ему на живот, бережно охраняя, а другая нежно приласкала влажное лоно настолько решительным и умелым движением, что Вэй Усянь невольно охнул от удовольствия. Он и не представлял, что этот строгий неопытный юнец так умеет. — Посмотри… — сдавленно произнес Лань Ванцзи, вместе с юношей глядя на вековой камень, — сколько всего я нарушил… Послушно подняв взгляд, Вэй Усянь и вправду прочитал правила, которые запрещали даже и касаться чужой омеги. Хитрая улыбка растянула его губы, пока лукавый взор обернулся назад: — Ты совсем пропал, гэгэ. Что же теперь тебе делать? Вопрос был глупый и, скорее, риторический, ведь было теперь абсолютно понятно, что делать с разнеженным омегой, который стоит перед тобой на коленях без нижних одежд. Но ведь в любой момент могут прийти, увидеть, наказать изгнанием из клана. Именно на это намекали выпытывающе смотревшие серые глаза. «Ты испугался, А-Чэн», — когда-то сказал он своему брату, оказавшемуся в подобной ситуации риска получить любимого человека или сберечь безукоризненную репутацию. Лань Ванцзи же ничего не ответил. Он вошел в Вэй Усяня и прижал к себе освободившейся рукой, которая обхватила грудь омеги. Точно так же альфа поступил тогда на источнике, будто все, чего он хотел, — это ощутить мгновение полного обладания. Кажется, теперь было заметно, что он сын своего отца: в тихом омуте водятся такие черти, которые способны уничтожить одним появлением. Тисками правил гусуланьцы сдавливают свои головы, а затем страдают от головных болей. Не прошло и мгновения, как в этот раз Второй Нефрит задвигался с неистовой скоростью. Омега, осознав, что проникновение случилось, опасался, что и сейчас, как бывало с мужем, его свернет от боли, однако неожиданно корень ян молодого наставника, крепкий и могучий, прекрасно подошел ему. К своему радостному удивлению, он не только не чувствовал боли от движения, а даже улавливал высокие нотки удовольствия, когда Лань Ванцзи неожиданно толкался глубже и задевал какую-то черту внутри, после которой дискомфорт от трения забывался моментально. Может быть, беременность сделала его таким податливым и приспособила именно для этого альфы, но сейчас, едва ли не впервые за долгое время, Вэй Усянь позволил себе постанывать в такт, ничуть не стесняясь того, что его услышат и поймут, что ему хорошо. Да, черт возьми, пусть все Облачные Глубины узнают, как нужно трахать его: хватать за волосы, целовать трепещущую венку на шее, покусывать оголившиеся плечи, но с любовью придерживать за живот, боясь даже лишний раз на него надавить! — Гэгэ, ах, мой гэгэ, кто бы мог подумать, как ты умеешь любить меня! Ах, как бездарно мы потратили столько времени!.. — намеренно громко простонал омега, и тут же его рот был прикрыт широкой ладонью. — Бесстыдник! — Лань Ванцзи рассерженно прикусил его мочку уха, и тот только расхохотался, но более старался не выдавать их общего секрета. Кто из них еще больший бесстыдник — вопрос спорный, однако однозначно можно заявить, что оба, как ни позорно звучит, чувствовали себя везучими ворами, укравшими себе частичку давно им обещанного счастья, и абсолютно не раскаивались в содеянном.