Неправильно

Очнулся от ощущения, что мокрая тряпка, будто намеренно плохо выжатая, шлепнулась на раскаленный лоб. Все тело горело, ныло, словно в лихорадке. Сколько времени прошло с того момента, как его втащили к лекарю, как скрутили по рукам и ногам, как влили что-то горькое в рот?.. Вэй Усянь с трудом перевел глаза с потолка чуть в сторону, где находилось в супружеских покоях окно. Давно стемнело. Значит, успокаивающие травы (а судя по эффекту, это были именно они) погрузили его в беспамятство как минимум на полдня. Очередные благие намерения клана Лань. — Как ты, Вэй-сюн? — лукавый голос раздался сбоку, заставляя сердце на мгновение даже замереть. — Очнулся? Чертов Не Хуайсан. Как бы ни чувствовал, что разрывается на куски от внутренней боли, Вэй Усянь схватил за запястье проворную маленькую ручонку, которую омега занес снова, чтобы протереть лоб больного. В висках застучало воспоминание о его «Я убью тебя, Вэй-сюн, если ты навредишь Лань Сичэню». — Что ты здесь делаешь? — прошипел сквозь зубы, хмурясь от болезненных ощущений. — Как посмел войти в мой дом? Но трогательно миловидное личико омеги из Цинхэ мгновенно исказилось в обиде: — Вэй-сюн, что ты? Тебе стало плохо на улице, я вот помогаю лекарям приводить тебя в чувства… Не Хуайсан — прекрасный актер. Делая вид, будто слаб и безобиден, он, однозначно, вел свою игру. Крайне опасную для Вэй Усяня. Задушить бы его, да мешает боль и живот, лишивший начисто всякой ловкости. — Я был в порядке, пока ты не заорал, что у меня горячка!.. Юноша часто-часто заморгал, будто сдерживал слезы, и поджал нижнюю подрагивающую губу. Он даже не пытался сопротивляться, вырываться. Наоборот, выглядел как и вправду несправделиво обвиненный: — Нет-нет, ты что-то путаешь!.. Ты так разволновался из-за наказания Второго молодого господина Лань, что тебе стало плохо!.. Перед глазами мгновенно возникли картины белого снега, окроплённого кровью, взгляд медовых глаз, пропитанный волнением за него, оголенная широкая спина, испещренная паутиной следов от кнута… При виде этого действительно могло стать дурно, но Вэй Усянь хорошо помнил, что оставался в сознании в тот момент. Его раздирала боль в груди, но он до последнего мгновения смотрел на Лань Ванцзи, рухнувшего на землю, кричал, звал его, надеясь, что тот сможет хотя бы поднять на него свои прекрасные глаза… — А потом ты услышал, что Мэн Яо мертв, и совсем перестал реагировать на свет, — продолжил оправдываться Не Хуайсан, щебеча своим тонковатым голоском. Что? Даже слезы перестали наворачиваться от резкой смены информации. Погруженный в свои воспоминания, Вэй Усянь не сразу осознал, что услышал. Мэн Яо мертв? Невольно округлил глаза, уставившись на своего собеседника. Правильно догадавшись, что омега не помнит этих событий, Не Хуайсан снова запричитал, тяжело вздыхая: — Да, да! Такая потеря! Начались внезапно роды у Мэн Яо, лекари не смогли спасти ни его, ни ребенка!.. Как ужасен этот мир! А Лань Сичэнь улетел в Нечистую Юдоль, беспокоясь, чтобы в его отсутствии не случился переворот власти, ведь теперь он и там останется правителем, когда наш брак будет заключен … Он что-то еще вдохновенно рассказывал, активно жестикулируя, но Вэй Усянь его уже не слушал. Мэн Яо мертв. Наследник Цинхэ Не мертв. Теперь клан Не принадлежит Не Хуайсану. Фактически — Лань Сичэню как единственному альфе в новой семье. Мэн Яо хотел обойти Не Хуайсана, зачав ребенка от Лань Сичэня, избавиться от всех наследников, но… его опередили. Вэй Усянь уже по-новому взглянул, чуть прищурившись, на вдруг пустившего слезу невзрачного омежку, сидевшего на краю его постели. Выглядывающего из-за широких спин своих альф подростка никто не воспринимал всерьез, опасаясь омеги из клана Цзинь. А это чудовище в обличие ребенка, пожалуй, куда страшнее улыбчивого Мэн Яо. Кто еще встанет на его пути к власти, отправится к праотцам — теперь это ясно. Если уж умелого в интригах Мэн Яо он сумел победить, то с беспомощным Вэй Усянем и вовсе не станет церемониться. — Вэй-сюн, — невинно улыбнулся Не Хуайсан, протягивая ему чашу, которую поднял с пола, — может, еще отвар? Из его рук даже брать что-либо опасно, не то, что пить. Кто знает, отчего вдруг начались преждевременные роды Мэн Яо. Молча отрицательно покачал головой, делая вид, что еще не совсем пришел в себя, а на деле судорожно соображая, что ему теперь делать. Союз с Мэн Яо больше невозможен, прикрыть его некому. Если будет мешаться под ногами, тоже будет устранен. Но, впрочем, какие у них общие интересы?.. Вэй Усянь носит под сердцем дитя Лань Ванцзи — уже не сомневался, что Не Хуайсану это известно, — а значит, это второй наследник. Точнее… С ужасом схватился за живот и попятился назад на постели, внезапно осознав беду. Не Хуайсан еще небеременный. Наследник клана Гусу Лань сейчас один: это сын Вэй Усяня. — Что за отвар вы в меня вливали? — боясь, что сорвется на крик, попытался встать на ноги на кровати, постоянно ощупывая свой живот, пытаясь понять, жив ли еще плод внутри. Как назло, малыш, видимо, спал и не пинался, хотя ближе к вечеру, особенно без отца, начинал мучить своего папу. А ведь Не Хуайсан тогда встречался с его лекарем, обсуждал что-то, мог выспросить, как долго еще до родов, не могут ли они начаться преждевременно!.. А что, если Не Минцзюэ вовсе не Мэн Яо убил?! В момент начали припоминаться все разговоры с Не Хуайсаном: и как он жаловался, что Мэн Яо отобрал у него брата, и что они с братом делили ложе, несмотря на запреты… Что, если Не Хуайсан не способен был разделить ни с кем своё? Он уничтожил от ревности сначала собственного брата, затем его любовника, ребенка? Что, если он уже знает и про то, что Мэн Яо нажил дитя от его будущего мужа? Тогда в опасности и Лань Сичэнь тоже! — Братец Вэй, да что с тобой?! — Не Хуайсан наблюдал за тем, как лицо Вэй Усянь все больше и больше начинало бледнеть, и искренне выглядел непонимающим. — Это обычный успокаивающий отвар, в чем ты таком меня подозреваешь?.. Но Вэй Усянь уже не мог успокоиться. Его уже не на шутку лихорадило от внезапного осознания происходящего. Если его опоили, вызвали роды, то он потеряет дитя, скорее всего, тоже умрет в родах. Лань Ванцзи, избитый до изнеможения, без должного ухода погибнет, если слуги будут подкуплены. Всё. Не Хуайсан предусмотрел идеальное стечение обстоятельств, расчистив себе путь к власти. Ошарашенно осмотрелся вокруг себя, уже плохо соображая. Надо найти острый предмет. Убить его прежде, чем он добился своего. Пусть Лань Сичэнь оплачет еще одного близкого человека, но зато останется жив, как и, возможно, все остальные. — Братец Вэй… — Не Хуайсан, будто почуяв неладное, бросил чашу на пол и ретировался к выходу, зовя слуг на помощь уже практически в распахнутые двери. — Супругу Учителя дурно! Разумеется, по одному его зову в покои прибежали люди, удержали за руки с обеих сторон, насильно уложили в постель, стараясь не касаться живота, но Вэй Усянь успешно брыкался, не позволяя поднести к себе никакой отвар до тех пор, пока не явился обеспокоенный Лань Цижэнь в сопровождении лекаря. — Такое случается у омег, — покачала головой девушка, усаживаясь рядом с Вэй Усянем. — Наступает некое помешательство перед родами из-за страха потерять дитя, особенно после таких-то новостей. Она это больше произносила для Учителя, который стоял у постели больного верным супругом и сочувственно хмурился, но сама четко и спокойно действовала: распахнула ханьфу беременного и, несмотря на его крики, чтобы она не смела его касаться, стала ощупывать живот со знанием дела. — Все в порядке, успокойтесь, господин Вэй, дитя живо, — только после этих слов наконец, пусть и с недоверием, Вэй Усянь позволил ей осмотреть его, нехотя согнув ноги в коленях. Девушка с улыбкой практически безмятежного небожителя грубо засунула в лоно вымытые тщательно пальцы, сделала немного больно где-то внутри, но в итоге снова заговорила мягко. — Ваш сын в порядке. Ему ничего не угрожает. — Боги к нам благосклонны, — Лань Цижэнь облегченно выдохнул и молитвенно сложил руки, и за ним последовали все, кроме Вэй Усяня, спешно прячущего под одеждами свой живот и следящего за реакцией Не Хуайсана, который молился о здоровье будущего альфы даже усерднее других. Притворная тварь. — Боги к нам благосклонны, — подтвердила лекарь, отирая руки, и уже тверже заявила. — Чем ближе роды, тем больше будет беспокоиться омега. Учитель, прошу Вас: не позволяйте господину Вэю ночевать одному. Сейчас Вы ему очень нужны. Ваши феромоны успокоят его куда лучше трав. Он должен чувствовать Вашу защиту. Регулярная близость ему сейчас показана как никогда. Впервые видел, чтобы кто-то смел раздавать рекомендации строгому Лань Цижэню, да еще в таком тоне, однако же тот с видом послушного ученика выслушал все советы и даже кивнул, заведя руки за спину. — Благодарю. Вэй Ин? Ты слышал? Никаких ночных прогулок. — Слышал. Ребенку нужен отец, — хмыкнул омега, сторонясь всех этих внимательных взглядов. И раз уж муж знает, чей сын у него под сердцем, ни к чему миндальничать. — Проводить ночи должен с отцом ребенка. Казалось, что Лань Цижэнь убьет его на месте одним взглядом, но он, выдержав некую паузу, с трудом перевел глаза на лекаршу и кивнул ей: — Завтра прошу его также осмотреть. Только после этих слов, наконец-то все посторонние, кроме слуг, покинули покои супругов, вверяя заботу о беспокойном будущем отце его мужу. Не Хуайсан было сунулся перед уходом что-то пролепетать про то, что он не знает, почему братец Вэй так зол, но наткнулся на вежливо-решительный жест Учителя, просящий оставить их. Только это своевременное исчезновение, пожалуй, спасло жизнь этой мерзкой крысе из Цинхэ Не: сам Вэй Усянь был куда категоричнее настроен и даже крикнул вслед уходящему, чтобы не смел больше пересекать порог его дома. Лишь отдышавшись, омега задумался, что, возможно, себе на беду был резок. Настоящие хитрецы так прямо не действуют, не раскрываются, а прячутся в тени своих альф, умело скрывая за доброжелательной улыбкой жажду крови. Ни Госпожа Юй не вела открытой войны с матерью Вэй Усяня, выжидая удобного случая для мести, ни Мэн Яо не обозначал своих интересов, ни эта мелкая вошь Не Хуайсан прежде не представляла угрозы. Надо было схватить его где-нибудь из-за угла за шиворот, пару раз приложить об стену затылком, чтобы не лез, куда не просят. Вэй Усяня не влечет трон Гусу Лань, он не собирается править. Даже не хотел бы облекать Лань Ванцзи властью: ему это не к каменно-прекрасному лицу. Ему достаточно было бы благополучия со Вторым Нефритом и безопасности для себя и своего ребенка, коль уж так случилось. Только поэтому он вообще ввязался в эти сговоры с чертовым Мэн Яо… Вляпался же! Кстати, Мэн Яо. Пока слуги спешно готовили свежую постель на семейном ложе, а муж медитировал, Вэй Усянь попытался вспомнить, действительно ли он слышал о смерти своего бывшего союзника и потому окончательно утратил самообладание, как сказал этот коротконогий мерзавец. На площади, во время наказания Лань Ванцзи, никто тему гибели регента трона Цинхэ Не никто не поднимал. Его притащили домой, попытались уложить в кровать, насильно опоили какой-то гадостью, по запаху схожей с тем, что пытался предложить Не Хуайсан утром. Нахмурившись, напряг все свои ресурсы, чтобы восстановить в память мгновение, когда потолок перед глазами поплыл. В ушах фантомно предстало суматошное бормотание встревоженной прислуги, взгляд бегло и размыто исследовал все вокруг: стены, потолок, шкаф со свитками, напряженное лицо Лань Цижэня, поглаживающего свою бородку, заинтересованную крысиную мордочку с мелкими глазами Не Хуайсана. Затем наступила темнота. Видимо, в этот момент он потерял сознание. Дальше было что-либо вспоминать невозможно: его преследовали лишь полубредовые картинки из прошлого, обрывки воспоминаний вперемешку с беспросветной чернотой. Но в один момент вдруг он где-то вдалеке будто уловил знакомый тихий, но вовсе уже не наигранно боязливый голос: «Мэн Яо мертв. Давай дружить, Вэй-сюн». Всего передернуло. И стало только хуже, когда, заметив его смятенное состояние, приблизился супруг, несколько вальяжно касаясь ниже поясницы, что, видимо, означало приглашением к близости. Теперь совет Мэн Яо не высовываться и ждать развязки был неактуален, так что бесцеремонно смахнул его руку с себя и фыркнул: — Забыл, муженек, что я знаю о твоем секрете? — брезгливо сморщив нос, отодвинулся от него. — Я же не твой брат, какого черта у тебя на меня встает? Слышно скрипнули зубы, скользнув друг по другу от злости. Благообразное же лицо Учителя почти не дернулось, выдерживая непоколебимое выражение, и достойно выдало: — Ты тоже делил ложе с братом. Чем же мы отличаемся друг от друга? Наоборот, грехи стоит замаливать вместе, — и прежде чем Вэй Усянь открыл рот, чтобы возразить, внушительно произнес. — И собой не пятнать непорочное и прекрасное. Это он о Лань Ванцзи. Невинная душа, которая пострадала от обоих. Не будь Вэй Усяня, Второй Нефрит смиренно бы продолжил свой род с Су Шэ, завел ребенка, признаваемого всеми. Не будь Вэй Усяня, дяде не пришлось бы избить своего племянника до полусмерти. Вспомнив о том, как окровавленное тело падает в снег, омега невольно болезненно нахмурился. Интересно, как там Лань Чжань … — Идем в постель, — мягко, но настойчиво озвучил свое пожелание Лань Цижэнь, вновь укладывая руку на спину супруга. — Ты слышал лекаря: тебе для восстановления нужен альфа. От касания захотелось мгновенно обхватить свой живот, защищая от посягательств. Сколько же зла вокруг этого еще не рожденного альфы! Сколько интриг в этом мире! Как этому малышу не сгинуть и не пропасть, если взрослому-то трудно разобраться, как выжить! Одно ясно: за себя надо бороться, даже несмотря на то, что Мэн Яо, обещавшего позаботиться, больше нет. — Мне рекомендовано возлежать с отцом ребенка, — невозмутимо напомнил Вэй Усянь, оберегая себя от нежелательной близости. — А он сейчас восстанавливается после избиения. Теперь уж чего скрывать. Но Учитель удивил: спокойно проследовал к постели один, а затем начал медленно раздеваться, соблюдая бережное отношение к белоснежной одежде с расшитыми облаками. Не ожидая такой реакции, омега настороженно прищурился и недоверчиво скрестил руки на груди: почему это его не пытаются принудить, как обычно? На совесть и понимание же явно нельзя было рассчитывать. Однако Лань Цижэнь будто не замечал вопросительных взглядов, а был целиком и полностью поглощен в церемонию раздевания, как вдруг заговорил, будто сам с собой: — О том, что он был неосторожен, знаю только я. Ему хватило ума не заявлять о содеянном преступлении даже брату, — почему-то пояс Учитель долгое время никак не мог скрутить аккуратно, раз за разом нервно разматывал и сматывал его обратно. — Так что ты можешь продолжать говорить о его отцовстве всем подряд, тем самым сделав из него преступника. Тогда его вынуждены будут казнить. Последнее слово было произнесено тверже других и практически в самые серые глаза, которые, разумеется, взглядом дрогнули, часто-часто заморгав от неожиданности. — Тебе…следует быть мне благодарным, что я объявил старейшинам, будто он желает уйти из клана, влюбившись в какую-то омежку из Цайи, дерзит старшим и совершает регулярные побеги по ночам. И после этих слов Лань Цижэнь, явно ощутив свое превосходство, высокомерно приподнял бровь, а затем, вдруг выронив один конец пояса на пол, освободившейся рукой спустил свои нижние штаны вниз. Вэй Усянь, наморщив нос, молча сглотнул, увидев, как вздернулся вверх наполненной жаждой его тела корень ян альфы. — Благодари, — повторил уже властнее Лань Цижэнь, не терпя бездействие супруга. Какая низость. Какая низость использовать свое высокое положение, чтобы подчинить слабого и принудить его к мерзкому. С ненавидящим взором подошел и опустился на колени. Не дурак же: понял, что от него требуется. Ради Лань Ванцзи, конечно, такое унижение потерпеть — сущая ерунда, но внутреннее «я» в очередной раз почувствовало себя растоптанным. Удивительно, кстати, что это самоуважение в принципе еще было живо при подобной жизни. Стараться даже не стал. Взял в рот лениво, без заигрываний, безразлично отвел взгляд в сторону, даже когда его лицо приподняли, чтобы усилить накал страсти от зрительного контакта. Не попытался доставить удовольствие, еле-еле шевеля языком и губами, но Лань Цижэнь не оценил попытки отлынить от исполнения супружеских обязанностей, а потому грубо схватил одной рукой за хвост, а другой — за подбородок и начал двигаться, не давая вырваться несмотря на то, что захлебывался от недостатка воздуха. Как мантру повторял себе в эти мгновения, что это все ради Лань Ванцзи, и особенно — в мгновения, когда супруг потерял интерес к такому варианту насилия, поднял его и, уложив на бок на постели, стал усердно брать, не забывая оставлять омерзительные поцелуи на шее, после которых омега каждый раз брезгливо вытирал кожу. Его, дорогого благоверного, в это время хотелось убить неимоверно. Даже больше, чем Не Хуайсана с его опасной игрой. От ярости придумывались все более страшные варианты, пока все тело терпело неописуемую моральную и физическую муку. Отрезать член? Да, пожалуй. Отрезать и порубить на мелкие куски у него же на глазах. Отомстить за себя, за бедного Лань Чжаня. Невольно улыбнулся от представленного кровавого зрелища, и это движение было расценено как одобрение происходящего: Лань Цижэнь, едва увидев расцветшее лицо, повернул к себе его и утянул в мягкий, практически влюбленный поцелуй, пока расслабленно изливался внутрь, шепча между касаниями губ, что сейчас ему, омежке, будет хорошо. И действительно, от семени, насыщенного альфьими феромонами, внутри стало чуть легче, но это было кратковременным эффектом: альфа же не тот. Зато после того, как наконец муж удовлетворил свои низменные потребности, опустило по-настоящему: его оставили в покое, предоставив возможность поспать, крепко обняв со спины. Но Вэй Усянь такой нежности не оценил, лягнул больно в колено своего благоверного и удалился в личные покои, несмотря на все протесты супруга.

***

На утро, которое вновь началось с осмотра, вынужденных медитаций в воде, на которые согласился только для того, чтобы от него все отстали, Вэй Усянь, злой на весь белый свет, вышел на улицу, уже собравшись навестить Лань Ванцзи открыто, и увидел, что его практически у крыльца ожидает… Не Хуайсан, притворно улыбчиво машущий рукой. Он даже не скрывал, что целью его визита является здоровье беременного омеги, и начал разговор первым, не реагируя на скривившееся от ненависти лицо «братца»: — Как же хорошо, что дитя в порядке, Вэй-сюн, я уже слышал об этом, — он снова приветливо помахал широкими рукавами серого цвета, под которыми были заметны, будто ненароком торчащие нижние белые одежды клана Лань. — О чем еще ты слышал? — не церемонясь, фыркнул Вэй Усянь, остановившись чуть в стороне от омеги Лань Сичэня. Расценив этот вопрос как предложение к диалогу, Не Хуайсан развернулся и сам последовал по направлению к дому Второго Нефрита, нисколько, видимо, не сомневаясь в планах своего собеседника. Но выглядело это все с невинным выражением лица коварного омеги будто абсолютное стечение обстоятельств, не зависящее от него: — Вэй-сюн, многое! — юноша засмеялся, пряча свои мелкие зубки за веером, таким странным зимой. — И о том, что сегодня подают в трапезной совсем не вкусный рис, и о том, что стражник сегодня чуть не уснул на воротах… Вэй Усянь недовольно скривился и отвел взгляд, потеряв желание слушать пустой треп. Не Хуайсан явно не желал открывать все карты, как истинный интриган, умеючи запутывая и отвлекая от самого важного, и тараторил всякие глупости с одинаковым упоением практически до самого дома Лань Ванцзи, как вдруг тем же тоном и с той же улыбкой, что и остальную чушь, произнес: — И про то, что твой отец шлет тебе привет.